Запах дождя

«Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие не одного ножа.»

В.В. Маяковский «Лиличка!»

В полупустом зале мерно раздавался голос правой руки Императора. Он говорил о каких-то важных вещах, которые заботили корейских воинов. Но у правителя голова шла кругом, а слов помощника он давно не различал — все один сплошной звук, здесь нет ни членораздельных предложений, ни слов, ни букв…абсолютно ничего из этого, лишь звук. Подпирая тяжелую голову обратной стороной ладони, увешанную серебряными браслетами, Император закрывает покрасневшие из-за долгой работы при плохом освещении глаза. Глубокий вдох и выдох, какая-то болтовня на заднем фоне, снова вдох и выдох — и так по кругу, пока в висках не запульсирует с утроенной силой, пока кровь не отойдет от лица и не сделает его бледнее, пока руки и ноги не замерзнут. И в этот самый момент правитель убирает руку, громко звеня драгоценностями, поднимает голову и из-под лба смотрит на министра военных дел, который никак не может умолкнуть. Все что-то говорит без конца и края — один сплошной звук.

      — Хосок, давай на этом закончим, а завтра продолжим, — и в голосе вселенская усталость, будто правитель не спал последние три дня. Названный смотрит в темные глаза Императора, пытается что-то в них найти, но там нет ничего, только усталость.

      — Хорошо, Господин Мин. Желаю Вам приятных снов, — искренне улыбается, низко кланяется и покидает залу, без лишних вопросов. Император порой рад видеть Хосока, потому что он один из самых честных и преданных людей, которые его окружают. Однако его дотошность и излишний перфекционизм временами раздражают правителя, но он уважает его и в этом. Таких замечательных людей, как Хосок, еще нужно поискать.

      В конце зала глухо закрылась дверь. В подсвечниках испуганно дрогнул огонек, а Мин Юнги с места так и не тронулся. Он все сидел на неудобном троне, откинув голову на резную из золота спинку и смотрел на узорчатый потолок, украшенный разнообразными фресками и кое-где барельефами с изображениями богов. Император вновь вздохнул, в нос ударил запах горящего фитиля и какой-то еще, еле ощутимый, но приятный до дрожи в костях. Выдох. Он поднимается с места, опираясь рукой о подлокотник, драгоценности на бледных запястьях вновь звенят, отзываясь эхом в полутемном зале, и идет куда-то во мрак давно знакомого помещения. Без проблем находит «черный выход» и покидает зал, тихо притворяя за собой дверь.

      Коридор встречает прохладой, доносящейся из приоткрытого окна за которым во всю разыгрался дождь, нещадно бьющий по стеклам и стенам красно-золотого дворца. Именно этот запах ощущал правитель. Император мельком глянул в окно: все во дворце спит, кроме него, стражников и пары ночных слуг. Он уверен, что как только время перевалит за полночь, «ночные» — так он называл тех, кто ходит и тушит свечи во дворце — зайдут в тронный зал, погасят несчастные двадцать свечей, парочку из них заменят на новые и уйдут на кухню, где до утра будут обсуждать все происходящее в стране и за ее пределами.

      Откуда-то справа послышалось легкое шарканье обуви об ковры, Юнги поспешил скрыться из виду. Ему не сильно хотелось попадаться слугам на глаза, бесконечная усталость залегла в чертах его лица, покоилась где-то на дне глаз и заполняла собой все его тело. «Только бы дойти до покоев», — набатом звучит в голове, импульсами отдается в затылок и стекает по шее куда-то вниз по позвоночнику. По-хорошему Император никогда не ложился спать не помывшись, но ничего не хочется, только спать, только в тепло, которое окутает и не будет отпускать до самого утра, а может и весь день.

      Юнги и сам не понял как дошел до покоев, весь путь смазался, а в голове пустота. Он вновь вздыхает и улавливает кончиком носа запах дождя…Но не того дождя, идущего за окном и несущего холод и влажность; а его личного Дождика — такого яркого, теплого и доброго, который светиться изнутри и дарит самые сладкие улыбки абсолютно всем, даже хмурому и усталому Императору. Встряхнув чернильной головой, на которой громоздились изящные украшения, Мин легонько отворяет дверь и входит в полутемную комнату.

      Дождик не спит, он сидит, подогнув одну ногу под себя, а другую прижав к груди и положив голову на острую коленку, скрытую легкой тканью светлых штанов, на резном деревянном стуле и смотрит в окно. Правитель может поклясться, что омега наблюдает за дорожками влаги, стекающей по стеклу, или за каплями, бьющимися о прозрачную поверхность. Длинные серебристые волосы плавно стекают по хрупким плечам и касаются пола, легонько крутясь на месте. На звук закрывающейся двери, он оборачивается и дарит Юнги одну из самых теплых и успокаивающих улыбок. И вселенская усталость ушла с бледного лица, и легкий румянец окрасил худые щеки, и внутри что-то упало и с громким хлопком взорвалось. Император искренне надеется, что не умрет в свои тридцать лет из-за любви к самому прекрасному человеку на свете.

      — Чимин, ты почему еще не спишь? — хрипота льется из голоса против воли, вместе с бесконечной нежностью к названному, который поднимается со стула и подходит к правителю. Черные глаза сияют в полумраке комнаты тысячью огнями и Юнги готов поклясться, что перед ним самое настоящее Солнце, хотя в народе мужа Императора называют Луной из-за цвета волос и татуировок лунных фаз, растянутых по всему позвоночнику, которые видела только семья бывшего Пака.

      — Я услышал дождь и мне захотелось посмотреть на него. А еще я тебя ждал, — улыбается и делает еще один шаг, чтобы поцеловать мужа в щеку. Юнги в ответ чмокает омегу в кончик носа и проводит широкой ладонью по длинным волосам, наслаждаясь их мягкостью. — Садись, я помогу тебя снять украшения, — отстраняясь, произносит и смущенно отводит взгляд, а Юнги видит яркий румянец на щеках и то, как муж мило зашевелил носиком. Чимин подходит к большому шкафу, стоящему в дальнем углу комнаты, достает зеркало в серебряной оправе и ставит на стол, а Мин глаз оторвать не может. Он наблюдает за каждым движением омеги, смотрит как качаются свободные штаны на округлых бедрах, как черная рубашка повторяет движения хозяина и оттеняет персиково-розовый цвет кожи. Все это завораживало и пленяло, хотелось одного — крепко обнять. Однако альфа не делает этого.

      Хоть они и в браке около трех лет, Мин все еще боится, что напугает Чимина, как это было в начале.

***

      Будущему Императору Мин Юнги минуло двадцать семь лет. За спиной большой опыт в ведение военных действий и выполненных реформ для улучшения жизни народа. Самый заядлый жених среди дворянских и заграничных семей, но и прослывший своей жестокостью во время войн. Однако, даже такой человек хотел любви, мечтал о ласке, искренних словах и действиях, о долгих и трепетных разговорах по вечерам на веранде или в саду, в кроне цветущих деревьев, о совместном воспитании будущих детей, которые бы росли в любви и ласке и не знали ругани. Юнги мечтал о простом, но для родителей это было невозможным. Никто из посещающих императорский двор не был люб ему. Отчаявшись, Император Мин и его жена решились созвать на смотрины дворян со всей страны и пригласили некоторые семьи из заграницы.

      Смотрины начались через неделю. Мин Юнги лично выбирал себе будущую пару, но все было не то. Альфа не сказал бы, что все невесты и женихи были страшные, просто не было в них чего-то, а чего именно он и сам не знал. Так в два дня он просмотрел около ста претендентов и претенденток. Настал третий день смотрин. Еще десять человек были ему не по нраву. Одиннадцатой вышла к нему девушка из семьи знатных купцов, а за ней стоял юноша, низко опустивший голову, и держал длинную мантию черного цвета, которая путалась в ногах. Юнги внимательно осмотрел ее: носик с еле заметной горбинкой, чуть похожий на картошку, круглое и полное личико сияло здоровым румянцем, а зеленые глаза блестели и лихорадочно бегали из стороны в сторону. Он попросил подойти девушку поближе, чтобы поговорить на несколько тем и, как бы это странно не звучало, почувствовать ее запах. Плавными шажками она подплыла к нему и Юнги завел с ней беседу вполголоса о разных вещах: политика, каким должно быть воспитание детей, любимая литература и так далее. И параллельно с этим оценивал ее запах и ответы. Она пахла жасминами, но что-то еще он чувствовал в воздухе, какой-то другой запах…А может ему кажется. Он еще раз проскользил глазами по ее полному телу, слушая ответ на заданный вопрос, связанный с нововведениями в стране. Юнги выслушал ее, понял, что у них одинаковые взгляды на определенные вещи, и решил занести ее в список людей, которые пришлись ему по вкусу, но и из них нужно будет выбрать того или ту единственную. Он доброжелательно улыбнулся девушке и вежливо сказал ей, что поговорит с ней позже. Она легонечко приподняла уголки губ и развернулась, чтобы уже спуститься с невысокой лестницы, как юноша за ней поднял голову и встретился взглядами с будущим Императором.

      Юнги поразила глубина чужих черный глаз, а длинные серебристые волосы, убранные в высокую шишку и заколотые черными с висюльками состоящих из прекрасных сапфиров, сочетались с темно-синим ханбоком с незамысловатым узором сиреневых лилий. Округлое личико, пухлые кубы цвета вишни, тонкие темные брови изломившиеся домиков от осознания ошибки…

      — Юноша, подойди сюда, — и в голосе слышалась мольба. Что-то у Юнги внутри навернулось, как раскаты грома посреди ночи, что-то сдавило горло, а в ушах зазвенело. А парнишка резко опустил голову.

      — Ваше Величество, я не участвую в смотринах. Я не имею право. — Вежливо с глубоким поклоном зазвенел чужой голос, а Мину показалось, что летний дождик пошел. Он в упор смотрел на юношу и одним движением бровей намекал на то, что ему нужно объяснить причину.

      — Ваше Величество, он мой младший брат. В нашей семье принято выходить замуж с двадцати, а он младше положенного возраста, — вмешалась в разговор девушка. Она с укором смотрела на брата и, казалось, что разорвет его на куски, стоит им покинуть зал. Император перевел на нее хмурый взгляд.

      — Я могу и подождать положенного возраста, — сурово и серьезно ответил, как отрезал. Девушка вспыхнула, но с места не ушла, а встала рядом с братом и наблюдала. — Подойди, юноша, — вновь невиданная ласка в голосе и желание поговорить с парнем. Он опустил ткань мантии, которая слегка намокла в его крошечных ладошках. — Как тебя зовут?

      — Пак Чимин — купеческий сын, Ваше Величество, — тихо произносит мальчишка, а Юнги улавливает то, что чувствовал в запахе его сестры — аромат теплого летнего дождя, в котором затерялась радуга.

      — Сколько тебе лет? Когда у тебя день рождения? — полной грудью дышит альфа, наслаждается и специально медленно задает вопросы.

      — Девятнадцать, Ваше Величество. Я родился в октябре на тринадцатый день, — зачем-то поднимает глаза и красные пятна рассыпаются по миловидному лицу и тонкой шее.

      После этого Император задает еще несколько вопросов Чимину и отпускает его. Он поспешно подбирает мантию сестры и они удаляются из зала. Как только за их спинами закрывается дверь к Юнги обращается Хосок — его лучший друг — с вопросом: «Звать ли следующую партию?».

      — Нет, Хосок. Я сделал свой выбор, — говорит и упирается локтями в коленки, устраивая голову на сложенных ладонях. «Так тебе через три месяца двадцать, Пак Чимин — купеческий сын. Хорошо, я подожду тебя.»

      В этот же день Император объявил о прекращении смотрин, а ко двору призвали семью Пак, живущей в пригороде столицы. Отец семейства возрадовался, что, наконец-то, выдал старшего ребенка замуж, но его огорошили тем, что Мин Юнги выбрал не ее. Пак старший не пытался препятствовать женитьбе младшего ребенка. Ему напрочь отшибло память о том, что в их семье существует закон о «женитьбе с двадцати лет», таковых размеров была его радость. Однако, забирая Чимина из родительского дома, Мин обещался соблюдать законы семейства Пак.

  И слово он сдержал. Юнги пытался найти общий язык с омегой, задабривал его различными подарками, начиная от безделушек и заканчивая диковинными игрушками, но все было бесполезно. Пак его дичился, даров не принимал, боялся сесть за один стол, даже в одной комнате находиться. Так продолжалось все три месяца, который для Мина был адом. Как только он не пытался выяснить причину такого поведения, Чимин не говорил ему, а при виде него дрожал, подобно камышу на ветру, и чуть ли не рычал на альфу. В конце концов Юнги за это время так и не смог поладить с будущим мужем. А зародившееся чувство росло с каждым днем и крепче пускало корни в сердце Мина. Свадьбу назначили на 14 октября.

      С приходом дня рождения Пак закрылся в собственной комнате и никого не пускал, даже слуг, приносящих ему еду. Юнги не злился на юношу, отчасти понимал, что тому страшно, но успокоить Чимина было невозможно. Дверь он так и не открыл, а Юнги каждый час ходил проведывать его и ждать хоть каких-то объяснений.

      В назначенный день омега был смертельно бледным и ходил хмурой черной тучей. Опухшие красные глаза, раздраженная кожа под носом и искусанные в кровь губы — все это говорило о том, что вчера происходило за закрытой дверью. Сердце Мина болезненно сжалось, когда Пак поднял на него глаза у алтаря. Боль, страх — на этом все. К всеобщему удивлению Чимин отказался целовать мужа в храме. Он грустно улыбнулся и оправдался тем, что очень сильно стесняется. Эта правда для гостей, но ложь для них двоих. В такой день любая омега должна быть счастлива, но не он, который все смотрел на время и боялся прихода ночи. Но она пришла, а бывшего Пака бросало то в жар, то в холод.

      Они переступили порог их новой, красивой и комфортной спальни. Чимин прошел на середину комнаты, держа руки на груди — под темно-синим ханбоком сердце билось с невероятной скоростью, а пульс стучал в висках. Он чувствовал на себе чужой теплый взгляд и дрожал. Юнги подошел к нему со спины, прикоснулся к распущенным серебристым волосам, взял небольшой локон и легонько дотронулся до него губами, а потом отпустил. Запахло дождем и лесом.

      — Я не буду к тебе прикасаться, пока ты этого не захочешь. Я искренне не понимаю, почему ты меня боишься. Думаю, настало время рассказать, ты ведь так не думаешь Чимин-а? — Юнги отошел от юноши и сел на кровать, упираясь руками за спиной и закидывая голову назад.

      — В-вы пахните лесом? — голос немного подрагивал, ком в горле давил, но внутри, что-то успокоилось, какая-то одна из бурь, наконец-то, закончилась.

      — Во-первых, можно на «ты», а во вторых, да, я пахну лесом, — тихое и усталое.

      — А зачем скрывал? — неуверенно обращается, разворачивается в сторону мужа и непонимающе смотрит на легкую полуулыбку и прикрытые глаза.

      — Я не очень люблю, когда мой запах ощущают посторонние. Но тебе я не давал его почувствовать, потому что ты и так меня боялся. Я думал, тебя запах напугает, а потом ты совсем ко мне не привыкнешь и будешь диким зверьком жить во дворце, — Юнги улыбается шире и открывает глаза. Омега ловит в чужих зрачках бескрайнюю нежность и спокойствие, но также и какие-то грустные нотки. — Так расскажешь? — наклоняет голову набок, продолжая улыбаться, и хлопает большой ладонью с длинными узловатыми пальцами по мягкому матрасу рядом. Чимин маленькими шажочками подходит к мужу и присаживается рядом, сводя коленки вместе и держа миниатюрные руки с пухленькими пальчиками на них.

      — Вам…Ой, то есть тебе всю правду рассказывать? — слегка краснеет, опуская глаза обрамленные длинными, прямыми и пушистыми ресницами.

      —Конечно, я люблю прямолинейность в людях, — Мин скидывает с ног обувь и садится по-турецки. Все его внимание было приковано к скромно сидящей на краю кровати хрупкой фигуре. Он еще раз пробежался взглядом по омеге, но уже не оценивающе, как в первую их встречу, а с каким-то детским любопытством.

      — Что же, — глубокий вдох и плавный выдох, — Я боялся тебя, потому что ты силком заставил меня выйти за Вас, — пылко начал Чимин, не заметив, что вновь перешел на «Вы». — Я знаю, что очень привлекательный, Вы не первый, кто просит моей руки, но я не хочу, чтобы меня оценивали по внешней красоте. Я хочу, чтобы любили мою внутреннюю красоту. Это одна из причины. — Чимин перевел взгляд в сторону выхода из спальни. — Я думал, Вы меня будете насиловать ежедневно, если не ежесекундно, как только моя нога вступит во дворец. Но Вы, — разворачивает голову в сторону мужа, видит на его лице спокойствие удава и продолжает, глядя прямо в глаза, — оказались благородней, чем я представлял. Вы сдержали слово, данное отцу, но моего страха это не убавило. Я по-настоящему боялся влюбиться в Вас, отдать Вам всего себя и обнажить душу, потому что…вдруг, в один прекрасный день Вы оставите меня и найдете кого-нибудь более занимательного, — тут он замолчал, видя нарастающий гнев Императора, но глаз не отвел.

      — Теперь понятно. Спасибо, что рассказал, Чимин, — действительно, в глазах плескался гнев, но на кого? Даже Юнги не знает ответа. Он продолжает играть с Чимином в гляделки и потихоньку успокаивается. — Хочу тебя успокоить. Я искал пару на всю жизнь и не собирался менять партнеров, как перчатки. Теперь я понимаю причину твоих страхов и очень признателен в том, что ты рассказал мне все. Действительно, мне стоило поступить по-другому, а не насильно оставлять во дворце и ждать твоего двадцатилетия. Я признаю, что допустил ошибку, поэтому, — тут неожиданно для младшего Юнги слезает с кровати и встает на колени прямо перед ним, — я прошу у тебя прощения. Давай впредь мы будем высказывать друг другу свои мысли, переживания, страхи, проблемы, в общем, абсолютно все? — у Императора в глазах горят тысяча звезд.

      — Боже, встаньте с колен, прошу Вас! Господин Мин, поднимитесь! — покрываясь румянцем с головы до ног лепечет Чимин, пытаясь слезть с кровати и поставить Юнги на ноги.

      — Для тебя, Чимин-а, я — Юнги, это во-первых, а, во-вторых, обращайся ко мне на «ты», — ласково улыбается и слегка прикасается к пухленьким пальчикам, что вцепились в ткань ханбока. Чимин вздрагивает, непонимающе смотрит на красивое лицо мужа и что-то внутри падает, ударяясь об пол.

      — Так что: ты согласен? — приподнимает бровь и хитро смотрит.

      — Да-а, согласен.

      Последовала пауза. Она была неловкой, но не напряженной и не давящей, а скорее до дрожи в нутре смущающей. Император поднялся с колен, хрустя суставами на всю комнату и уселся на кровать, ласково глядя на мужа, который сверлил взглядом то место, где только что сидел Мин.

      — А еще, Чимин-а, меня пленила твоя внутренняя и внешняя красота: твой голос, звучащий, как стук дождя по крыше, твои теплые и добрые глаза, в которых купался свет от горящих свечей, твой развитый ум и замечательная логика. А еще твоя улыбка…— Мин замолчал, наблюдая за омегой, который повернул голову в его сторону, поджал полные губы и заглянул в глубь чужих зрачков, — У меня землю из-под ног вышибло. Я очень сильно хотел получить твою улыбку. Я завидовал горничной, чтоб ты знал! — усмехается и закрывает лицо ладонями. — Боже мой, я чувствую себя мелким пацаном, который не может совладать с чувствами. — Юнги опускает ладони и широко улыбается, обнажая десны. В этот момент Чимину показалось, что он смотрит на Полярную звезду.

      — В-вы говорите такие смущающие вещи, — смотрит на медальон, спокойно колеблющееся на шее мужа. — Я очень признателен Вам, но…А вдруг у меня не возникнут к Вам чувства? — спрашивает, не отводя глаз от украшения.

      — Чимин, если такое произойдет, то я тебя отпущу, — ласково произносит Император, а у омеги сердце рухнуло куда-то вниз.

***

      Юнги усаживается на стул, на котором до него сидел муж, и облокачивается на обитую бархатом спинку. Чимин мягко прикасается к плечам, плавными движениями массируя их. Он слышит облегченный выдох, а затем переходит к шее, аккуратно разминая ее. Мин сидит и мычит от удовольствия, чувствуя как теплые пальчики напрягаются и как мышцы хоть на чуть-чуть расслабляются. Носить громадные канзаши увешанные драгоценностями довольно трудно, Юнги не представляет, как его отец столько лет проносил их, а смотря на корону матери, еще более громоздкую и более богатую, ему становится жаль шею мужа. Поэтому он попросил его надевать ее только на очень официальные мероприятия, а так он приказал лучшим кузнецам Кореи отлить небольшую диадему, которая сейчас хранится в сокровищнице.

      Закончив массировать шею, Чимин тянет руки к украшениям, аккуратно снимая их и складывая на столик рядом с зеркалом, чуть позже он их уберет в выдвижной ящик стола. Он бережно распутывает черные волосы мужа, которые решили небольшим колтуном запутаться возле короны, и убирает их на плечи, чтобы не мешали. Вскоре омега заканчивает с этим и берет золотой гребешок, прочесывает сначала концы, а потом плавно поднимается все выше и выше по длине волос. Чимин чувствует как Юнги все больше и больше расслабляется, как его голова двигается вслед за его руками.

      —Юнги-я, я уже закончил, — полушепотом произносит над самым ухом, слегка хлопая по широким плечам. Чимин собирает драгоценности и укладывает их в выдвижной ящик.

      — Можно я тебя причешу? — слышится в спину сиплый голос. Омега не отвечает. Он возвращается к столу и усаживается на соседний стул.

      Юнги поднимается со своего места берет в руки гребень и аккуратно проводит им по волосам. Он наблюдает за блеском серебристых волос, переливающихся в свете свечей, слышит стук дождя за окном, чувствует запах своего Дождика и улыбается. Он — самый счастливый человек на этой планете.

      — М-м, Юнги, — зовет муж, оборачиваясь и смотря прямо на названного. Мин лишь слегка кивает головой и поднимает глаза, встречаясь с родными горящими зрачками. — Давай займемся любовью?

      И вместе с эти у Юнги вышибло землю из-под ног. Щеки вмиг обдало жаром, внутри все загрохотало, что-то опрокинулось с громким гулом. В глазах напротив он наблюдал лишь спокойствие и ожидание. Юнги моргает раз, моргает два и не верит. Он так до конца и не привык к чиминовой прямолинейности. И не как не ожидал что-то подобное услышать. Радовало ли его это? Безусловно, да.

      — А ты действительно этого хочешь? — смотрит прямо в глаза, наблюдая за реакцией.

      — Да, — честное, прямое, непоколебимое.

      — И что ты хочешь? Расскажи мне, Дождик, — Юнги кладет гребень и опускается на колени перед любимым.

      — Я…я хочу в воде, — произносит и краснеет еще сильнее, но не закрывает лицо, а продолжает держать зрительный контакт.

      — Хорошо, я сейчас скажу ночным, — улыбается Мин, целует руки мужа, встает и покидает покои.

      Он находит ночных слуг быстро. Приказывает приготовить императорскую купальню и возвращается в спальню. Чимин уже приготовил сменную одежду для себя и Юнги и сидит перед зеркалом, заплетая волосы в косу. Мин подходит к нему сзади, кладет большие ладони на плечи и мягко целует в макушку. Из-под лба смотрит в отражение, все еще видя румянец, все еще то спокойствие, все еще то ожидание и мягкую улыбку.

      — Можно я тебя поцелую в губы? — шепотом на ухо, будто боится, что спугнет. В ответ лишь уверенный кивок головы. И Юнги склоняется над лицом мужа, мягко прикасаясь своими губами к его. Затем он отстраняется, смотрит из-под ресниц на Чимина, который обхватывает ладошками щеки Мина, мягко поглаживая острые скулы, и тянет на себя, прося еще поцелуй. И Юнги дарит, но уже не такой легкий, а более напористый и страстный. Он аккуратно сминает родные пухлые губы, поочередно покусывая то верхнюю, то нижнюю, и слышит томный вздох от омеги. Альфа внутри воет от радости. Юнги отстраняется, одаривая поцелуями щеки Чимина, усыпанные еле заметными веснушками, и улыбается. Тот тоже дарит улыбку в ответ, закрывая глаза от удовольствия. Легкий стук в дверь и глухой голос нарушает идиллию: «Все готова, Господин Мин».

      Купальня встречает Чимина запахом лаванды и теплым паром поднимающимся от большой мраморной ванны. Омега быстро скидывает с себя одежду, бросая ту на деревянную лавочку, и опускается в воду. Тепло воды приносит удовольствие, он блаженно прикрывает глаза, откидывая голову на бортик. Чимин находится в томительном ожидании, скоро должен прийти Юнги…Его это будоражит до дрожи в костях, но в тоже время он немного побаивается грядущего секса. От одной из старших сестер он слышал, что это довольно неприятный процесс. Однако, Чимин уверен, что Юнги не сделает ему больно. Это он не раз успешно доказывал. И не раз уже показывал свои чувства к омеге. Тоже самое касается и Чимина. Примерно, через год после свадьбы, он осознал свои чувства к Императору, а еще через месяц нашел в себе силы признаться в этом. И только спустя два года решился на секс. Чимин тут же вспоминает как проводил течки в присутствие Юнги, но тот лишь дарил ему тепло и успокаивал запахом, даже пальцем не тронул. Вспоминает как Мин проводил гон в одиночестве, потому что боялся, что не сдержится и сделает своему Дождику больно. От этих воспоминаний Чимин улыбается, смотря на водную гладь, от которой поднимается пар.

Дверь слабо скрипнула, в комнату вошел альфа. Омега не обернулся. Вода колыхнулась. Тело в двое больше чиминова опустилось рядом. Мин смотрит на омежье личико, покрывшееся румянцем и капельками испарины, стекающей по вискам, по тонкой светлой шее, по хрупки плечам…

      — Какой же ты у меня красивый, — заправляет серебристые волосы, выбившиеся из косы, за острое ушко, мягко касается шеи, ведет рукой вниз к плечам, касается подушечками пальцев ключиц и следит за реакцией мужа.

      — Я не знаю, что нужно делать, — поворачивает голову в сторону Юнги. Прижимает колени к груди, укладывая на них голову и смотрит в темные омуты напротив. Чимин смущается и альфа это чувствует.

      — Поверь, малыш, я сейчас тоже не понимаю, что нужно делать. Давай сначала поласкаем друг друга? — по-доброму усмехается и вновь тянет руку к серебристым волосам, гладит по голове, а потом подушечками пальцев невесомом проводит по щеке.

      Чимин млеет от ласки и охотно откликается на нее: вслед за ладонью мужа поднимает голову, все еще прижимаясь к ней щекой. Мягко улыбается, прикрывая глаза, и, набираясь смелости, двигается ближе к альфе. Он касается острыми коленками бедра, а руки укладывает на широкие плечи, слегка сжимая кожу и царапая ту короткими ноготками. Он тянется к тонким губам, прикрывая глаза. Припадает к ним и прижимается всем телом насколько это возможно. Поцелуй выходит долгим и тягучим. Чимин Зарывается пальчиками в черные волосы старшего, притягивая того еще ближе. Сам от себя такого не ожидая, он из сидячего положения переходит на колени, нависая над альфой и целует с большим напором. Окольцовывает руками голову Юнги, сокращая расстояние до жалких сантиметров. Альфа же улыбается в поцелуй, руки опускает на талию, притягивает к себе и несильно сжимает бока.

      Губы уже нещадно опухли, слюна стекает по подбородкам и капает в теплую воду, а они все еще не могут насытиться этими сладостными ощущениями. Запах лаванды перемешивается с ароматом леса и дождя — это все кружит голову и будоражит нутро. Юнги чувствует, что мужу неудобно стоять на коленках, поэтому он перекидывает чиминову ногу через свою и усаживает его на бедра, разрывая поцелуй на несколько секунд.

      Чимин слегка виляет тазом, чувствуя чужое возбуждение, упирающееся ему в гладкую кожу, и сладко улыбается, двигаясь ближе и касаясь членом напряженного живота Мина, отчего издает слабый стон. Наблюдая за действиями, омеги Юнги задерживает дыхание, любуясь покрасневшими и опухшими губами, румяными щеками, блестящими от возбуждения глазами, кудрявыми завитками волос, выбившихся из косы, которая уже наполовину вымокла и липла к позвоночнику.

      Не сдержавшись, Мин проводит рукой вдоль позвоночника, останавливаясь на пояснице и чуть надавливая на нее, чтобы младший прогнулся. И последний повинуется властным движениям, хотя чувствует и свою власть над альфой. И они оба это знаю, и Юнги совсем не против этого могущества над собой, он уж очень сильно любит Чимина.

      — Малыш, не пугайся, — шепчет альфа, поглаживая по пояснице и смотря прямо в глаза. — я растяну тебя, но, если будешь ощущать дискомфорт, скажешь, хорошо? — целует в щеку. Чимин лишь угукает в ответ, закусывая губу и закрывая глаза от нахлынувшего возбуждения.

      Он чувствует как низ живота напрягается, сладкая нега импульсами отдает в член и сжимающийся в нетерпении сфинктер. А когда миновы пальцы дотрагиваются до ануса, то омега тяжело вздыхает и слегка напрягается.

      — Тише-тише, кроха, я только прикоснулся, — поцелуй в ушную раковину. Омега порывисто выдыхает, открывает глаза и смотрит прямо и томно. на дне зрачков плещется нетерпение вперемешку с боязнью, все же слова сестрицы никуда не ушли из головы. — Дождик, — сипит Мин над ухом, а младшего пробирает дрожь до звона в голове. Как же ему нравится когда, Юнги называет его так.

      — Юнги. Юнги-я, я...немного побаиваюсь, — шепчет, обнимая альфу за плечи и прижимаясь всем телом. Поцелуй в шею, линию челюсти, скулу, носик — все это осыпается на Чимина с такой нежностью, что у него начинает кружится голова.

      — Давай сменим положение? Я знаю, что омегам лучше проводить первый раз в кровати, лежа на спине, а под поясницей должны лежать несколько подушек, — Мин гладит омегу по щекам, наблюдая за искрами, горящих в глазах. Это так восхищает.

      — Мне известно про это. но...Я хочу в воде, мне так спокойней, правда, — небольшая улыбка украшает румяное от жары и возбуждения лицо. — Я готов, Дорогой.

      И у Юнги вышибает весь дух. Дорогой... Чимин никогда его так не называл. В голове мигом всплывают все те эпизоде, где омега мог бы назвать старшего дорогим, но то ли боялся, то ли стеснялся, то ли для него это слово имеет какое-то особое значение, которое предназначалось кому-то особенному — Юнги.

      — Кроха, — растягивает губы в счастливой и довольной улыбке, — Не бойся, я сделаю все аккуратно. Ты только расслабься и наслаждайся. — Ведет носом вниз к яремной впадинке, вдыхая самый дорогой запах на свете, который усилился с нахлынувшим возбуждением.

      У Мина чешутся клыки. Ему хочется поставить своему Дождику метку, но он не посмеет этого сделать без согласия омеги. Юнги будет предано ждать этого дня, а пока он тянет пальцы к пульсирующему сфинктеру. Оглаживает периодически сжимающиеся и разжимающиеся мышцы и слегка надавливает на анус. Чимин дергается и издает то ли полуписк, толи полустон. Альфа чувствует, что напряжение из мягкого и хрупкого тела не ушло, поэтому одной рукой он продолжает слегка надавливать на колечко мышц, а другой оглаживает правую ягодицу, поднимаясь выше к пояснице и выше по позвоночнику, зарываясь пальцами в серебристые волосы и массируя кожу головы. Тем временем на чиминову грудь бабочками оседают горячие поцелуи. Юнги не оставляет ни одного места не зацелованным — каждый сантиметр ощутил на себе мягкость его губ. Чувствует, что нужно Чимину нужно еще больше ощущений. Начинает оставлять небольшие розоватые засосы. Однако у основания шеи оставляет парочку багряных отметин. Младший давится стоном, откидывая голову назад, и чувствует как палец Мина аккуратно, миллиметр за миллиметром погружается в проход. Внизу живота усилилась пульсация, а уже давно затвердевший член сочился предэякулятом, который растворялся в уже немного подостывшей воде. Вдох-выдох, Чимин кладет руки альфе на плечи, смотрит снизу в вверх и тянет на себя, чтобы поцеловать в опухшие и покрасневшие губы.

      Все глубже и глубже, Чимин уже не напрягается, а, наоборот, расслабляется, чувствуя в себе всю фалангу. Юнги отрывается от губ, чтобы примкнуть к зацелованной шее, оставляя засосы, и вместе с этим вытаскивает палец из прохода, параллельно слыша сдавленный выдох. Младший виляет тазом, безмолвно прося еще. И Мин дает — вновь погружает средний палец и начинает двигать им, растягивая тугие стенки ануса.

      — Ах, Юнги-и, — громкий шепот разрезает тишину купальни. Вода слабо ударяется о бортики ванны, а Чимин подается спиной назад, сильнее прогибаясь в пояснице, чтобы еще сильнее почувствовать минов палец, который с каждым разом все больше и больше давит на стенки.

      — Кроха, чего еще ты хочешь? — смотрит прямо на красное лицо омеги, в черные глаза, томно смотрящие на мужа, на алые губы, на бледную шею, усыпанную засосами. Смотрит на возбужденного Чимина, которого никогда еще не видел.

— П-прикоснись к члену, пожалуйста, — сладко тянет, а сам опускает руки на крепкую грудь, заходящуюся в тяжелом дыхании. Пальчиками тянется к темным ореолам сосков, прикасается к ним и надавливает. Юнги рычит. утробно с вибрацией, доходящей до тела омеги. Старший доволен желаниями своего Дождика. Уголок губ дергается и альфа готов сделать все ради удовольствия любимого.

      Свободной рукой он касается небольшой головки, обхватывает ствол, делая пару движений вниз-вверх, и кидает взгляд на омегу. Тот приоткрыл губы в немом стоне, закрыл глаза, запрокинул голову назад и крепко вцепляется в широкие плечи. Мин не останавливается, водит круговыми движениями рукой по члену и продолжает шевелить пальцем в заднем проходе, чувствуя, что нужно уже добавить второй.

      — Малыш, пора добавить еще палец, чтобы лучше растянуть тебя, — сипит, вожделенно смотря на извивающегося Чимина. Омега давится воздухом, стараясь не застонать слишком громко, а от слов юнги где-то внизу живота заныло предвкушение. Он слабо кивает головой.

      Юнги вытаскивает палец на половину, чтобы добавить указательный и сантиметр за сантиметром погружать в податливое тело. Чимин громко ахает, дрожь пробивает тело, по спине бегут мурашки, а в глазах блещут искры, когда старший начинает двигать пальцами на манер ножниц. Мин обращается к Дождику, видя как он хмурится и закусывает губу, чтобы не застонать слишком громко:

      — Малыш, стони сколько хочешь и как хочешь. Не закрывайся, я хочу слышать тебя, кроха. — Голос садится, пальцы все глубже и глубже, а Чимин слушается мужа. Приоткрывает рот, громко дыша и лишь изредка Юнги слышит слабые стоны, до тех пор, пока не задевает простату пластиной ногтя. Звонкий голос прорезает пространство комнаты, рассекая воздух подобно мечу, Мин улыбается в тридцать два, а Чимин становится красным еще сильнее и виляет бедрами, прося еще, и еще, и еще. — Да, кроха, вот так. Мне так нравится твой голос.

      — Юнги-я, я хочу еще, — он крепко обнимает мужа, забывая о том, что рука все еще стимулирует член, аккуратно поглаживая головку и щекоча уретру. — Мне-мне кажется, я готов, Дорогой, — отстраняется и смотри в глаза, в которых готов утонуть, в груди разливается тепло, возбуждение достигло пика.

      Чимин хочет больше. Он хочет Юнги в себе, прямо сейчас. Сладкий минов шепот — "хорошо, кроха" — и в задний проход еще пару раз погружаются пальцы, чтобы удостоверится в хорошей растяжке, а потом юнги добавляет еще один, чтобы уж точно быть уверенным в подготовленности младшего. Омега, как и попросил его муж, не сдерживается, стонет так как позволяет голос. Он тонет в удовольствии и старается уделять внимание и телу альфы, целуя в шею, скулы, губы, оглаживая и сжимая соски, но из-за миновых рук, творящий какое-то безумие с его телом, он часто отстраняется, прижимается к шее и дышит лесом. Юнги вытаскивает пальцы. Убирает руку с члена, уже каменного и больно пульсирующего от каждого движения и прикосновения.

      — Я скоро кончу, ты даже не успеешь в меня войти, — слабый шепот с нотками какой-то вины, которую сразу же пересекает Мин:

      — Первый раз всегда быстрый. Здесь ничего такого нет. У нас будет очень много дней, чтобы насладиться друг другом. Не переживай сейчас, кроха, все хорошо, — гладит по спине, успокаивающе шепча на ухо, прикусывая мочку. Чимина снова прошибает током, он слишком разнежен, напряжение в члене и пульсация в анусе туманят разум, даже запахи дурманят.

      — Хорошо, Юнги-я, я готов, Милый, — теперь уже прошибает Мина, но он ласково улыбается, поднимая голову сладшего за подбородок и аккуратно целуя в алые губы. Мнет их, касается языком нижней, проводит по двум передним зубкам и прикусывает верхнюю.

      Чимин отвечает тем же: кусает, лижет, прижимается еще ближе, хотя расстояние между телами измеряется в ничтожных нано-миллиметрах, но омеге хочется быть еще ближе. Тем временем Юнги слегка приподнимает мужа за бедра и приставляет член к пульсирующему сфинктеру. Чимин вздыхает, но утопает в поцелуях, прижимается к минову крепкому телу, зарывается в длинные шелковистые волосы. Старший осторожно опускает младшего на член. Омега стонет в поцелуй, шепчет имя любимого, хватается за все подряд и, самое главное, не испытывает боли. Ее просто нет, только блаженство и бескрайняя нега. Он чувствует головку, потом половину ствола, а затем уже полностью член.

      Они сидят так небольшое количество времени, чтобы Чимин привык к полноте, которая доставляет сплошное удовольствие. Он на пробу виляет бедрами, юнги рычит над ухом, впиваясь пальцами в талию мужа. Альфа шепчет его имя, так сладко растягивая по слогам, что омегу бьет дрожью. Младший задыхается от чувств, переполняющих сердце, от самого любимого запаха, который уже проник в каждую клеточку тела и от утробного рычания и хриплого голоса возлюбленного. Он хочет еще и вновь двигает бедрами, прижимая собственный член к напряженному животу Юнги— теперь Чимин задыхается еще сильнее.

      — Чимин-а, ты самый-самый, — как будто в бреду хрипит юнги, опуская руки на округлые ягодицы. — Я помогу тебе, хорошо? — целует в висок и глубоко дышит. Все же запахи смешались на столько, что Юнги уже не может отличить где его, а где Чимина.

      Младший лишь согласно кивает и вновь двигает бедрами. С опухших губ срывается тихий стон, Юнги снова рычит и в такт движениям мужа приподнимает его за ягодицы и опускает. Чимин чувствует как член слегка двигается в нем, ощущает как головка врезается в тонкий эпителий. Полутеплая вода плещет в разные стороны, бьет омегу по спине, капельки попадают на плечи и локти. Чимину показалось, что жидкость выплеснулась на пол, растекаясь лужей под ванной. Сквозь плеск он слышит как сбивается дыхание у Юнги, как тот продолжает утробно рычать, а также улавливает собственные тихие стоны, которые он старательно сдерживает, не смотря на просьбу мужа, чтобы не потревожить других людей в дворце.

      Юнги помогает двигаться еще быстрее, сжимая упругую кожу и прижимая Чимина к себе. Омежий член трется о животы, и младший старается не кончить, а продлить как можно дольше этот сладкий момент. Вдруг старший попадает по простате. Вскрик удовольствия наполняет комнату. Чимин вцепляется в крепкие плечи еще сильнее, боясь рухнуть в темноту, промелькнувшую перед глазами. Он давится воздухом, прижимается к телу альфы, обхватывает руками шею и целует губы. Младший встает на колени, слезая с члена. Он нависает над Юнги, гладит по голове и целует, глубоко и сладко.

      — Хочу еще, — шепчет в губы и опускается на миновы бедра, рукой тянется за спину, обхватывает член, пару раз проводит вверх-вниз и приставляет к пульсирующему сфинктеру. — Юнги-я, сделай так еще раз, — просит, смотря в темные омуты на против, переводит взгляд на блестящие в слегка тусклом освещении губы и тянется к ним параллельно опускаясь на член.

      Мин же замер в этот момент и наблюдал за действиями мужа, давая ему волю делать, что его душе угодно. На просьбу «еще раз» попасть по простате Мин лишь хитро улыбается и отвечает на поцелуй. Не отстраняясь друг от друга, Чимин начал медленно двигаться вверх и вниз, Юнги помогает ему приподнимая за ягодицы. Вдруг Мин убрал руку с левой половинки и переместил ее между их телами, обхватывая омежий член и массируя головку. Омега взвыл, отстраняясь от губ, откинул голову назад и выгнулся в спине до громкого хруста, меняя угол входа члена, и продолжил двигаться, наращивая темп. Юнги припал к его груди, покусывая и посасывая соски по очереди, доставляя мужу еще больше удовольствия. Член еще раз попал по простате, и Чимин кончил, громко произнеся имя старшего. Он опустил голову на плечо Юнги и загнанно дышал. Мин еще не кончил, он очень сильно хотел сам сделать пару толчков, но ждал когда Чимин отдышится и посмотрит на него.

      — Юнги, — на усталый шепот названный повернул голову, — я хочу сделать тебе минет. — Чимин тянется к мужу, целует его в ухо, все еще тяжело дыша. — Можно? — Юнги удивленно соглашается с желанием омеги. — Садись на бортик, Дорогой, — томный голос, выбивает из Мина весь дух. Младший слезает с члена и немного отодвигается, давая Юнги пространство, чтобы сесть на крепкий и толстый бортик мраморной ванны. — Постели полотенце под свой шикарный зад, — хихикает омега, а Мин лишается дара речи. Его дождик так разговаривает впервые. Выполнив указ мужа, Юнги садится, раздвигая ноги пошире, чтобы Чимин удобно устроился между крепких бедер.

      Внутри у омеги все бурлит и кипит, будто вода в гейзере. Первый раз в жизни делает минет. Это вызывает в нем дикий восторг, но в тоже время он испытывает волнение прикрытое азартным блеском в глазах, легкими прикосновениями к фарфоровой коже мужа и сладкой улыбкой. Дрожащими пальцами Чимин обхватывает ствол у основания и тянется к красной головке, из которой вытекает предэякулят и капает ему на руку. Секунду спустя он целует головку, языком щекоча уретру и опускается чуть ниже, вбирая полностью головку. Юнгиева плоть очень горячая, она почти обжигает язык и внутреннюю сторону щеки, когда Чимин двигает головой еще ниже. Половину члена он точно вбирает в рот и не испытывает дискомфорта. Младший выпускает пенис изо рта, когда слышит сдавленный, хриплый стон мужа. Омега смотрит снизу вверх на румянец, расцветающей на бледной коже старшего, на мутные глаза, на приоткрытые тонкие губы и на сильные руки, мертвой хваткой вцепившиеся в бортик ванны. Он наблюдает за сеточкой вен на предплечьях и тянется к ним. Пальчиками проводит по синим нитям и придвигается ближе, щекой упирается в член и смотрит. Пронзительно. С глубокой нежностью и небольшим волнением вперемешку.

      — Какой же ты красивый, Дорогой, — хрипло тянет и целует головку, а после вбирает член наполовину, не давая Мину и шанса на ответ. Он хочет еще раз услышать стон, осевший где-то глубоко в сердце, поэтому продолжает ритмично двигать головой, цепляясь одной рукой за бедро, а другой продолжая держать у основания.

      А вот у Юнги гейзер давно прорвал, извергнув всю воду из-под земли. Каждое движение, каждое прикосновение языка вызывают внутри него дрожь и заставляют мурашки бегать по коже. Он откидывает голову назад, закусывает губу, но стон все равно рвется наружу. Мину только что показалось, что Чимин улыбнулся. Старший потерялся в этой реальности. Каждую клеточку тела обжигает, словно огнем. Мозг давно отключился и перестает думать, только подсознание помогает Юнги держаться и не сойти с ума. Хотя сложно не лишиться ума, когда между ног сидит дорогой человек и делает минет. От это картины у Мина кружится голова, он сам не заметил, как запустил руки в серебристые волосы, слегка сжимая их на затылке и двигая в такт чиминовым движениям. С каждым разом он брал все больше и больше, пока губы не коснулись основания. Лишь мимолетное прикосновение, а у Юнги в душе все перевернулось. В ушах раздался гул.

Чимин высовывает член изо рта, обхватывая рукой недалеко от головки, и парочку раз бьет ей об язык, смотря прямо в глаза альфе. Снова щекочет уретру и опять вбирает половину, втягивая щеки. Гладкий эпителий давит на головку. Юнги уже на пределе, тугой узел развязывается вместе с утробным рыком. Омега еще пару раз двигает головой и резко отстраняется. Семя попадает ему на губы, немного на подбородок и на линию челюсти, а остатки капают в остывшую воду.

      — Мой милый Дождик, иди ко мне, — Юнги еле-еле отцепляется от борта и раскидывает руки, приглашая Чимина в объятия. Последний долго не медлит. Резко поднимается с колен, на мгновение теряя равновесия, и падает в руки возлюбленного. — Тебе было хорошо? — целует в ухо, гладя по голове. Чимин не отвечает, лишь согласно кивает и еще сильнее стискивает Юнги.

      — А тебе, Юнги-я, было хорошо?

      — Да, Дождик.

      Оба улыбаются, делятся друг с другом искрами, мерцающими на дне зрачков. Обмениваются теплыми, легкими поцелуями и Юнги просит мужа подняться, чтобы он смог вылезти из воды. Мин берет с лавочки, стоящей недалеко от ванны, полотенце и отдает Чимину, чтобы тот замотал волосы в тюрбан, а потом помогает выйти ему из воды и надеть атласный халат светло-сиреневого цвета с узором лилий на подоле. Он усаживает омегу на лавочку, спрашивает не беспокоит ли его что-нибудь и, получив отрицательный ответ, Мин накидывает себе на плечи шелковый черный халат, на котором золотом вышиты драконы, а волосы закутывает в такой же забавный тюрбан.

      Все же Юнги не поверил словам мужа, когда они переступили порог купальни. Чимин хмурил тонкие чернявые брови и прикусывал внутреннюю сторону щеки. Мин не стал спрашивать, все равно получит один и тот же ответ: «Со мной все хорошо, Юнги-я», поэтому аккуратно поднял мужа на руки. Не смотря на всю осторожность в движениях, Чимин все равно болезненно ойкнул и обвил руками в шею Юнги, прижимаясь щекой к халату. Они направились в сторону покоев, по пути встретив ночную слугу, которая поинтересовалась у Императора нужна ли еще купальня. Получив отрицательный ответ, слуга глубоко поклонилась и ушла наводить порядок в ванной комнате. Чимин же в это мгновение горел со стыда, хотя нет ничего постыдно в занятии сексом, но омега раскраснелся.

      — Чего уши покраснели? Засмущался, кроха? — по-доброму ухмыляется Юнги.

      — Да, я бы не хотел, чтобы твои люди меня видели в подобном виде, — тараторит Чимин куда-то в ткань халата.

      — Но ты же знаешь, что они ничего тебе не сделают? Ни одна сплетня не поползет про тебя по двору, я верю своим людям, — успокаивающий и твердый в своей правоте голос проникал в каждую глубину души и оставался там, вселяя такую же непоколебимую уверенность в слуг и в слова старшего.

      — Я верю тебе, Дорогой, — Юнги вновь почувствовал рокот внутри себя и приливающую к лицу краску. Дальше их короткий путь прошел в молчании, расстояние от купальни до спальни было небольшим, поэтому затянувшаяся пауза сразу же была нарушена когда Мин переступил порог спальни.

— Дождик, можно я расчешу твои волосы? — усаживая мужа на кровать, вопрошает Император. Его так и манит с этим серебристым волосам.

      — Тебе можно все, Юнги-я, — и вновь эта сладкая улыбка от уха до уха, прищуренные глазки и легкий румянец на щеках. До чего же он прекрасен.

      Чимин стягивает полотенце с влажных волос и разворачивается спиной к краю кровати, по-турецки скрещивая ноги. Он параллельно распутывает косичку, заплетенную раннее, и пыхтит, потому что влажные волосы абсолютно не хотят слушаться хозяина и путаются между собой. Юнги забирает из пухленьких пальцев толстую косу, сам садится за любимым устраиваясь поудобнее, быстро и ловко, распутывает волосы и расплетает косу. Он аккуратно расчесывает кончики, поднимаясь по длине все выше и выше. Каждое движение и прикосновение проникнуто нежностью и бесконечной любовью. Юнги с большим любованием разглядывает серебристые волосы, парочку завитков на шее и спускается взглядом все ниже и ниже к вороту халата, сползшего с левого плеча, обнажая светлую кожу, покрытую засосами и мелкими следами от укусов. Взгляд скользит еще ниже, замечая край татуировки, про которую Мин уже слышал, но ни разу не видел.

      — Чимин, ты…ты можешь показать тату? — названный поворачивается, ловя на родном лице румянец, а Юнги замечает в глазах напротив неприкрытое удивление. — Но, если не хочешь, не показывай, понял, Дождик? — Быстро спохватывается Мин, чешет рукой затылок и уводит взгляд в сторону, кусая губу.

      — А ты...ты покажешь мне свою? — в ответ получает энергичные согласные кивки.

      Юнги счастлив. На его лице сияет улыбка в тридцать два зуба, румянец так и не сходит, а Чимин млеет. Он видел такого Юнги не раз, но каждый как первый и неповторимый. Мин в ускоренном темпе заканчивает расчесывает волосы мужа, но в тоже время его действия были бережными. Он в мгновение ока заплетает омеге косу, целует в макушку и слышит тихое хихиканье. Чимин смотрит на Юнги немигающим взглядом, следит за реакцией пока расслабляет пояс от халата и оголяет сначала плечи, а потом и спину, обтянутую персиково-розовой кожей, на которой строго вдоль позвоночника изображены фазы луны: начиная от растущей под седьмым шейным позвонком и заканчивая убывающей не доходя до поясницы. Юнги заворожен и обезоружен перед его красотой, сочащейся не только снаружи, но и изнутри.

      — Тебе нравится, Дорогой? — поднимает тонкие брови, округляя пухлые губы на последнем слове. Вместо ответа Мин целует его в полную луну, так мягко и так аккуратно, будто хрусталь в руках держит. Чимин смеется, потому что щекотно, потому что это так необыкновенно для него. Все детство, слушая рассказы старших сестер, думал, что альфы не способны на проявление чувств, что они холодны ко всему живому. Однако оказалось, что сестрам не повезло с партнерами. А Чимину повезло, он выиграл эту жизнь.

      — Мне все в тебе нравится, — отстраняясь от спины, шепчет, обдавая кожу горячим дыханием. Чимин пыхтит, хватаясь за край своего халата, мнет ткань, а на Мина, который быстро сменил местоположение, укладывая голову на мягкие бедра мужа, не смотрит. Юнги смеется, — Я тебя засмущал, Дождик?

      Омега согласно кивает, все-таки бросая взгляд, ловя в родных черных глазах бесконечную любовь к себе, и вновь краснеет, становясь ярче помидора. А в следующую секунду чуть ли не роняет челюсть — Юнги подрывается с места и разворачивается к нему спиной, стягивая с плеч халат. Черный дракон украшает крепкую широкую спину. Голова животного расположилась точно между лопаток. Тело существа настолько длинное, что закручено в несколько спиралей, а кончик хвоста скрывается за тканью, прикрывающей ягодицы. Острые когти и зубы, пугают и восхищают одновременно, а глаза…Они притягивают своей глубизной, своей хорошо раскрашенной зеленой радужкой с вкраплениями черного цвета. Омега не сдерживается, дотрагивается до рисунка и ведет пальчиками по завиткам драконьих волос, очерчивает гибкое тело, спускаясь ниже до препятствия в виде халата. Чимин замечает напряженную спину мужа, плечи вздрагивают от каждого прикосновения. Это заводит. Он обнимает Юнги со спины, прижимаясь к нему и укладывая голову на правое плечо. Грудь альфы ходит ходуном.

      — Юнги-я, что с тобой? Ты так напряжен, возбудился? — шепот на ухо, а следом поцелуй в набухшую венку на шее и улыбка в тридцать два зуба. Юнги не увидел ее, но почувствовал.

Запах леса усилился.

      — Ты даже не представляешь какую власть надо мной имеешь, Дождик, — слова идут из глубины души. Они проникают во все существо Чимина и остаются на нем в виде мягких поцелуев, багряных засосов и небольших укусов. Младший теряется, когда Юнги опрокидывает его на кровать и глубоко целует. — Хочешь еще, кроха? — наклоняет голову в бок, улыбаясь своей фирменной улыбкой, обнажая розовые десна.

      — Хочу.

Твердо и уверенно.

      И Юнги готов, подарить своему Дождику то, что он хочет. Готов отдавать ему всю ту любовь, которая зарождается в нем, и получать взамен только искренность и такую же бесконечную по размерам любовь. С глубоким поцелуем за окном прекращается дождь, и из-за черных курчавых облаков выходит Луна, освещая двух влюбленных, которые будут наслаждаться друг другом остаток ночи. А потом таких ночей будет все больше и больше, и в воздухе будет витать аромат леса после дождя.