Чес стоит на маленькой засранной кухне трейлера и варит кофе. Турка старинная, кажется, он привёз её из какого-то путешествия. Или с фестиваля. Может, Чес телепортировался куда-то на юг и одолжил эту турку у древнего индуса, который научил его готовить кофе. Ди не уточнял.
Он подпёр голову руками, на автомате перебирая кудрявые спутанные волосы. Ди не особо любил ходить с гнездом на голове, но сейчас, рано-рано утром, когда Хэви ещё видел сны о начищенной им под звуки сабатонов<footnote>Sabaton</footnote> морде Суслика, мог себе позволить. Тем более Чес иногда косил на него невозможные карие глаза, мгновенно путающиеся в кудряшках.
Сам Чес был без привычной банданы, неровные пряди падали ему на нос и щеки вместе с осторожным заспанным солнцем. Так он был похож на божество даже больше обычного.
— Моя слабость кудрявые мальчики… — промурлыкал он грубоватым шершавым голосом будто бы в никуда. Будто бы Чес просто смотрит, как поднимается кипящая пенка кофе, прогоняя приставший мотив.
— Серьезно? Алёна Швец? — Ди усмехается и пытается скрыть смущение, пряча голову в руки.
— Чува-ак, это же гимн твоего поколения, как никак, — Чес убирает кофе с плиты и разливает его по причудливым маленьким чашечкам.
— Я бы предпочел, чтобы гимном было что-то вроде системы<footnote>System Of A Down</footnote>, а не псевдо-инди с идиотскими текстами, — Ди привычно ворчит, прикрыв глаза, и чувствует разливающийся по комнате запах кофе, который Чес неизменно где-то выискивает. Папа пытался выпытать, где именно, но он отшутился «секретом фирмы». А потом подмигнул и сказал, что Ди и Хэви перестанут к нему приходить, если он поделится своим кофейным барыгой.
Можно подумать Ди ночует у него только из-за черного кофе.
— Про тексты эт-ты зря-я-я, порой весьма неплохо, — причудливая чашечка оказывается между рук Ди и упирается своей чернотой ему прямо в глаза. Чес плюхается на обтянутую бархатной тканью табуретку совсем рядом с Ди.
— Тебе просто понравилась фраза про кудряшки, — Ди сразу жалеет, что сказал это и от безысходности делает глоток. Кофе обжигает язык и горло, глаза распахиваются от приятной горечи. Во рту остаётся только фантом, ощущение лета и сухой пустыни.
Чес усмехается и отпивает, дурашливо оттопыривая мизинец, жмурится:
— Не отрицаю, совсем не отрицаю, — он продолжает что-то неразборчиво бормотать, наматывая прядь чужих волос на палец. Чес смотрит на Ди почти не мигая, улыбаясь так, как будто бы только что ему предложили целую гору травки даром. Или что-то ещё безумно приятное и ценное.
Они молча пьют кофе. За это время солнце окончательно просыпается и раскидывает себя по всем углам, начиная лезть в глаза и на плечи.
Но Ди от него защищает чуть сгорбленная спина Чеса. Он за это время придвинул свою бархатную табуретку едва ли не вплотную Ди. Чес невесомо положил голову на его плечо, и теперь ластится, как солнце, и слегка приобнимет.
Чес полностью пропах своим кофе, югом и чем-то неуловимым, как послевкусие первого глотка. Ди глубоко вдыхает, стараясь запомнить это ощущение. Целостное: тихое летнее утро, тёплый, весь в солнце, лыбящийся Чес.
Ди аккуратно, немного педантично, отставляет чашку в сторону, ставит локти на стол и целует Чеса в шершавую щеку. Тот довольно подставляется и следующее касание приходится на правое веко, потом на переносицу.
Кудряшки Ди щекочут шею, Чес сгребает их и убирает, открывая веснушчатое лицо. Смотрит пару секунд с ленивым прищуром, и Ди целует его уже в губы. Поцелуй выходит детским, чуть смешным.
— Значит, у меня тоже будут веснушки, — протягивает Чес и делает последний глоток.
Ди смотрит на него как на дурака, наклоняя голову.
— Это ещё почему? Никогда же не было.
— Ну как же… Меня зацеловало солнце.