Утро Юнги начинается с мелодичного пения. То есть, что мелодичное пение, что рингтон будильника — для сонных ушей Мина разницы особо и нету. Но, стоило ему приоткрыть один глаз, как перед ним оказался — непростительно близко оказался! — довольный Гук, а затем и торт с зажжёнными свечами.
— С днём рождения, котик, с днём рожденья тебя! — смеётся Чонгук. Из-за штор пробивается солнечный свет, сияет он и в ресницах Чона, и Юнги не может сдержать довольной улыбки, которую, правда, привычно прячет за зевком:
— Какой я тебе котик? Тебе повезло, что ты — мой альфа, иначе бы в стенку отлетел.
— Прямо-таки отлетел, — дразнит, но, когда Юнги садится по-турецки, протягивает небольшой шоколадный торт. Чонгук очень вкусно готовит, так что наверняка у него получилось, как обычно, чудесно. — Задувай свечи!
Юнги послушно набирает в лёгкие побольше воздуха, испуская его на трепещущий огонёк, но ничего не загадывает. Просто ему нравится ведь удовлетворенную белозубую улыбку, а так бы и про эту традицию забыл.
— Говорю же, котик! Какие щёчки!
Омега возит руками по кровати, в попытках найти подушку, и с прощальным вздохом вытаскивает одну из двух — потому что чем больше подушек, тем слаще спится! — из-под головы, чтобы швырнуть со всей силы в Гука. Та, правда, катится парню под ноги, но дело сделано.
— Я мог и торт уронить! — Чонгук торопливо ставит конструкцию на табуретку, зная, что потом Мин будет и есть, и восхищаться себе под нос. Может, пока ему трудно полностью демонстрировать свои чувства, но они есть, что главное. И этого обоим вполне достаточно. — Котёнок! — хмыкает довольно, замечая быструю улыбку.
Ни за что не признается в этом ни себе, ни кому бы то ни было, но все эти дурацкие прозвища Юнги нравятся. И, что самое забавное, Чон это понимает. Он никогда бы не стал нарочно действовать на нервы парня.
— А ты тогда зайчик, — язвит в ответ. Первое, что просыпается вместе с ним по утрам (помимо Чонгука) — гениальный защитный механизм, то есть сарказм.
— Что-что? Тебе больше не нравится «котёнок»? Слишком сухо, да? — Мин деланно недовольно морщится. — «Котёночек»? Ты ж мой сладенький, крошечный, булочный, маленький… — уже не сдерживает смеха, когда Юнги начинает изображать рвотные позывы, слегка повернув голову на подушке, чтобы выглядело естественнее.
— Стоп!
— Ну вот и доброе утро! А теперь к делу: как будем проводить день рождения такого очаровательного кота?
— Я хочу спать! — неожиданно обиженно восклицает омега, жмурясь. Таким, кривляющимся и открытым, он нравится Гуку куда больше. И всё же — не любить этого кота просто-напросто невозможно, даже если он снова закроется, как при их знакомстве. Потому что искорки в глубине хитрых глаз выдают его с потрохами. — Пожалуйста, Чонгук, я не могу вставать с рассветом!
— Уже девять, Юнги~я!..
— Полчасика! Надо отоспаться сегодня!
— Разве ты не делаешь это каждый день? — но Чон уже плюхается рядом, прямо в одежде, грабастая Мина в объятия и утыкаясь носом в пахнущую мятой макушку.
— Интересно, а меня кто-нибудь целовать в мой праздник вообще будет? — бурчит Юнги, отстраняясь — ему нравится, когда Чонгук рядом, но он не «ручной». По крайней мере, хочет так думать.
— Вот встанешь с постели — и зацелую.
— Сам же сказал, что я выбираю, как проведу день. Я и хочу, чтобы ты меня целовал. И пиццу. И мятные конфеты. Много мятных конфет.
И это звучит как план.
— Но второй пункт был добавлен только для тебя, — не может не прояснить.
🍬 🍬 🍬
Поначалу отношения у Юнги и Гука однозначно не складывались. Первый был необщительным и неэмоциональным, второй — весёлым, ищущим внимания. Их качества не накладывались друг на друга, получался просто-напросто конфликт. Но с каждой секундой Чон узнавал о Мине больше, и через какое-то количество встреч молчание показалось ему не недружелюбным, а доверчивым и уютным — так оно и было. Когда омеге нечего сказать, он просто замолкает, и это вовсе не значит, что он не испытывает никаких эмоций к собеседнику. Он лишь считает молчание частичкой себя, которой сразу, буквально без раздумий, поделился.
Предыдущие отношения Юнги были не слишком здоровыми, и о них он говорил лишь однажды, и то коротко, после чего оставшуюся прогулку смотрел в землю; поэтому у кота иногда появляются два состояния, и сменяются они хаотично: безэмоциональный и со всем согласный, кивающий, будто кукла — вверх-вниз, вверх-вниз, или недоверчивый, ранимый и вспыльчивый. Чаще всего таким он становится во время споров — серьёзных споров, когда с кем-то полностью расходится во мнении, а не шуточных перепалок, — а в любое другое время Юнги — просто Юнги. Мин, который прячет шрамы на теле и на душе и улыбается, потому что хочет, чтобы Чонгук улыбнулся в ответ — потому что ему нужна ответная улыбка, но он не признаётся. Который кривляется, говорит, что никакой не котик (как это — не котик?!) и швыряется подушками. Который прикусывает щёки, когда нервничает. Который больше жизни любит леденцы, особенно мятные.
Однажды Мин сам признался, что воспоминания не дают ему спокойной жизни и что он не хочет разочаровывать Чона. Но он не догадывается, что никогда не сможет разочаровать Гука как минимум потому, что любой его минус — маленький бонус для альфы. В конце концов, все они живые люди, и Юнги, когда является сам собой, влюбляет в себя куда больше, чем при любом другом поведении.
Привычки кота стали Чонгуку известны лучше, чем собственные. Он знал, что теперь конфликта их качеств не происходит. Как бы сопливо это не звучало, иногда он представляет себя и Юнги инь-янем — недостатки и плюсы одного уравновешивают недостатки и плюсы другого. Вроде как, за такими отношениями все гонятся, верно? А даже если нет; как будто бы это изменит мнение Гука. Когда Мин грустит, он смотрит вбок и поджимает губы. Когда злится, отводит взгляд вниз и оттягивает свои рукава. Если он хочет спать, то никакое препятствие не помешает ему плюхнуться на кровать. Он низко опускает капюшон, потому что так чувствует себя в безопасности.
Но не сейчас. Несмотря на то, что Юнги довольно неуверенный на улице, он сегодня куда веселее и общительней, чем обычно.
— Котёнок.
— А?
Чонгук хитро улыбается, дожидаясь, пока в глазах Мина зажжётся искорка понимания, а затем возмущения.
— Придурочные шутки. Закрыто? — разочарованно вздыхает, перечитывая вывеску на двери.
— «Работает по будням с одиннадцати до восьми», — перечитывает он, но уже вслух. — Разве магазин не должен был открыться раньше?
Омега расстроенно молчит.
— Перейдём к пиццерии? А потом по плану или как успеем.
Оказывается, Юнги обладает удивительным сонным свойством, благодаря которому в пиццерию они отправляются лишь к трём часам дня. Каждый час он просил полежать ещё пять минут, и в итоге полностью проснуться альфа смог лишь к двенадцати (утра, конечно). Поэтому немного странно, что конфетный магазин ещё закрыт. Зато Мин доволен, а это какой-никакой плюс.
— А мы пойдём в ту, в которой можно самому набрать ингредиенты для пиццы?
— В ту, где ты ел пиццу с мандаринами, — поправляет Гук. — Ужас… Меня аж передёргивает.
— Что-то не так? — и вздёргивает бровь так, как только он умеет. В такие моменты начинаешь бояться с виду невинного котёнка. На самом деле, несмотря на неудачный опыт отношений, сломать омегу, к счастью, невозможно. Характер у Мина воистину взрывной — и милый он только с Чонгуком, и то не всегда.
Но он всё равно солнышко — просто может обжечь, если слишком сильно приблизиться. Не Гука, опять же, а незнакомых людей. Ладно, возможно, стоило бы признать, что это звучит довольно сомнительно, но какая разница, как это звучит?
— Пицца с мандаринами — очень даже ничего для меня, — добавляет Юнги, смягчив тон.
— С мандаринами — значит, с мандаринами, — легко соглашается Чон, еле сдерживая смех. — А потом за мятными леденцами.
— Я бы хотел большую банку.
— Найдём!
— И обычную мандаринку. В смысле, без пиццы.
— Принято!
Мин тоже смеётся, кутаясь в толстовку.
Правда, на пути к той пиццерии собираются тёмные тучи. Юнги радостно улыбается — наверное, он единственный кот, который любит дождь и грозу. «Мне кажется иногда, что мы с дождём похожи». Только чем — он никогда не объясняет, а догадаться довольно трудно. Раздаются первые раскаты грома, ветра почти нет, редкие, но тяжёлые капли падают с неба.
— Я чувствую, сейчас польёт, — довольно сообщает Мин. Обычно его ощущения не подводят.
Чонгук с настоящим отчаянием смотрит на, к сожалению, довольно далёкую дверь пиццерии с кусочком колбасы, нарисованным на ней, и надписью: «Путь к сердцу лежит через пиццу». Довольно нетипичный слоган.
— Юнги~я, путь к твоему сердцу случайно не лежит через пиццу?
— Как это? — омега прикусывает щёки, и только потом замечает улыбку. Значит, нет повода переживать. — Нет.
— Тогда через мятные леденцы, правильно? Как же так! — и наигранно возводит глаза к серому небу. — Как я мог так просчитаться!.. Давай представим, что путь к твоему сердцу всё-таки через пиццу.
— Ладно, — непонимающе пожимает плечами Юнги.
— Спасибо! — Чонгук делает нарочито благодарный поклон.
— А что? — слабый порыв тёплого ветерка треплет мятные волосы, а неподдельный интерес на открытом лице вызывает то ли пищание, то ли мычание. В каких целях Мин ведёт себя так мило? Он хочет, чтобы у Чонгука сердце разорвалось? — Твои «смешные» шутки, — догадывается он. — Будто ты не ходишь ко мне в сердце, как к себе домой… Ой, — Юнги морщится. Ему не нравится то, как слащаво звучат его слова. Но он замечает улыбку Гука, а, наверное, только ради этого стоит потерпеть собственную неприязнь к излишне чувственным речам. В конце концов, иногда альфе важно это услышать, Мин знает. И поэтому говорит едва ли не регулярно, но разными интонациями и формулировками, всё ведь одно — «я тебя люблю». Как угодно, но не напрямую, в смысле. Будто бы если он так скажет, станет окончательно зависеть от Чонгука. Будто его чувства уже не зависят от него — хотелось бы так думать, да.
Как только Чон приоткрывает дверь пиццерии, словно по щелчку пальцев начинается дождь, который, правда, за считанные секунды перерастает в ливень. Туча становится чернее некуда, а гром — внушительней. И тут уж ему становится страшно, потому что молний Гук боится, ничего не сказать. К счастью, они хотя бы в безопасном месте.
Юнги предлагает занять столик у окна — не потому, что он хочет ещё больше напугать видом молний, если он будет, альфу, а потому, что все остальные заняты — не они одни пришли переждать дождь.
Пока Чонгук делает заказ, за окном мелькает яркая вспышка — молния; дождь усиливается, барабанит по стеклу, а альфа ёжится до тех пор, пока не чувствует объятия. Мин редко обнимает его сам, вообще чрезмерный тактильный контакт не любит, но, видимо, не в этот раз.
— Сильно льёт! — только и говорит он, отстраняясь.
Вскоре приходит пицца с ананасами — всё по ужасающим Гука вкусам Юнги. Но тот сразу тянется к кусочку, расслабленно жуя. В любом случае, ананасы Чон снимает, прежде чем тоже приступает к поеданию.
— Почему ты не захотел пиццу с мандаринами? Тебе понравилась в прошлый раз!
— А тебе нет, ты сам сказал. Тебе нравится с ананасами? — какое-то время Чонгук молчит — это очень заботливо со стороны Мина, запоминать его предпочтения и искать вкус, который нравится обоим.
— Не очень, — честно признаёт альфа. — Но я снимаю их, так что всё отлично. Я больше люблю «четыре сыра». Но здесь такую пиццу не найдёшь — зато «фруктовый микс пицца» — ешьте на здоровье! Я действительно опасаюсь за наше здоровье после такой странной еды.
Юнги тяжело вздыхает — вкусы в еде у них однозначно разные, ничего уж с этим не поделать.
— Что насчёт сладкой пиццы? Помнишь, мы пробовали тут. Шоколад вместо сыра, это… М-м-м, как по мне, довольно-таки отвратительно, — Чонгук просто не может даже немного приукрасить правду, глядя в любопытные тёмные глаза. — С другой стороны, от пиццы там только тесто, так что — к ней я отнёсся бы нейтрально.
— Даже не знаю… Я ел оттуда только клубнику. Ну и, одно дело — экзотическая пицца с фруктами, а совсем другое — пицца-десерт. Дикость какая. Вообще пиццерия странная.
— Ты сам сюда хотел!
— Я и рад, что мы пришли. Но это не отменяет её странности.
Снова громыхает молния, Чонгук вздрагивает, прижимаясь к Юнги. Мальчик за соседним столом, уплетавший до этого картофель, с интересом смотрит на него большими и тёмными глазами. Наверное, он здесь один — вышел погулять, а потом начался дождь, вот и пришлось отсиживаться. Когда инцидент повторяется, а Юнги засовывает кусок пиццы в рот, мальчишка подхватывает картофелину (причём безумно горячую!) и бросает прямо в лицо Гуку с любопытной улыбкой. Это так неожиданно, что в первые секунды реакции даже нет.
— Ты боишься, что ли? — бестактно интересуется он. Альфа удивлённо поворачивается.
— Э-э-э… Привет.
— Трус, да? — хмыкает, кидая ещё одну картошку; та скатывается по лицу и падает под стол. — Боишься-боишься, как девчонка.
Чон предпочитает промолчать. А Юнги — нет. В его взгляде зажигается недобрый огонёк, вытесняя и доброжелательность, и слабую улыбку.
— Как тебя зовут, мальчик? — легко интересуется он, даже с урчанием. Но Чонгук знает, что такое урчание ничего хорошего не значит. — Ну? — торопит.
— Ёнгхо.
— Вот и послушай, Ёнгхо, — Мин наконец поворачивается к мальчику, а затем негромко рычит: — Только т-р-ронь ещё р-р-раз моего альфу! Не смей пор-р-р-тить ни ему, ни мне наст-р-роение!..
С этим надо что-то делать, пока Юнги не разозлился так, что остановить его будет затруднительно.
— Юнги~я, — просит его по природе неконфликтный Чон. — Пожалуйста, не надо. Я наверняка выгляжу смешно, так что здесь нет ничего удивительного! Надо мне меньше трусить, Ёнгхо прав.
Мальчик уже улыбается и хочет согласиться, что — да, очень забавно выглядит этот альфа, но встречает вызов во взгляде омеги: «Одно неугодное словно — и я тебе язык вырву»; и неожиданно тяжело сглатывает, хотя тот уже принялся собирать картофель с пола. А затем спешит ретироваться в туалет.
— Зачем ты его напугал? — расстроенно спрашивает Гук.
— Я никому не позволю тебя обижать! — возмущается Юнги. — Да как он мог! Мелкий проныра! Швыряется своей гадкой, полугнилой… Ну, ладно, картошка вкусно пахнет, вряд ли гнилая. Всё равно гадёныш! Пускай отсидится, иначе я-то ему руки поотрываю!
При этом он выглядит так забавно, зло жуя ананасы с пиццы, которые Чон отложил, что не рассмеяться невозможно.
— Опять твои дурацкие шутки?
— Нет, просто ты очень грозный котёночек.
Мин недобро смотрит на Чонгука, сгребая остатки ананаса в сторону.
Через пару минут ливень, кажется, постепенно сходит на нет, и грома уже не слышно, а туча не в такой степени чёрная. По окну стекают теперь одинокие и редкие капельки дождя. Омега деловито вытирает рот салфеткой, продолжая смотреть на Гука.
Как бы ему ненадолго исчезнуть? Можно и без сюрприза, но так скучно. Нужно поймать момент и всё подготовить.
— Я ненадолго выйду, как получится, но постараюсь побыстрее. А потом вернусь и пойдём за леденцами, если не передумаешь, — неожиданно говорит он, отведя взгляд.
— А ты куда? — с улыбкой спрашивает, широко и доверчиво открыв глаза.
— Надо… Кое-что сделать. Проветриться. Я что-то засиделся, хочу побыть один, помолчать, ну, наедине с… — Чонгук прикусывает язык, видя, как сползает улыбка с лица Мина. Никогда не умел красиво лгать, никогда.
Юнги грустно смотрит на него. Видимо, он напрочь забыл про свой день рождения и про то, что Чон ещё не подарил свой подарок. А Гук — про чувство меры. Что-то он окончательно заврался, теперь и расстроил празднующего. Но иначе ему не успеть за подарком.
— Наедине с кем-то, но без меня, — расстроенно подводит итог. — На ровном месте. Это потому, что я надоедаю? Я обещаю, я не буду мешать! Потому, что я говорю больше обычного, да? Я могу и тихо сидеть, — но в глазах всё равно почти детская обида, несмотря на серьёзное выражение лица.
— Ты меня пугаешь! Чтобы ты когда-нибудь мне мешал? Это уж скорее наоборот! Я рад, что ты сегодня в настроении!
Молчание. Юнги явно ему не верит. Наконец он вздыхает:
— Почему я не могу подождать тебя на улице? Куда бы ты ни пошёл. Мне не будет холодно.
— Я не хочу, чтобы ты простыл, — честно говорит Чон.
— Ты придёшь меньше, чем через час? — сдаётся.
— Хочешь ещё пиццы? — Гук явно уклоняется от ответа.
— Нет.
— Ну вот и всё. Я сейчас буду. Я люблю тебя, котё…
— Ой, да не надо, — фыркает Юнги обиженно.
— Полчаса — максимум.
— Угу…
Альфа всё равно чмокает Мина в нос, зная, что это всегда вгоняет его в краску, и торопливо покидает пиццерию, оставляя «кота» хмуриться в одиночестве. Он втыкает зубочистку в пиццу, чувствуя через стекло взволнованный взгляд Гука с улицы, но не поднимая глаз.
Ещё немного моросит, но Чонгук старается бежать быстрее, чтобы Юнги не успел заскучать. Конечно, ему жаль, что он расстроил омегу, но тот просто ещё не всё понял. И, к тому же — ну с кем наедине может проводить время Чон? Он отправляется в маленькую квартирку к старшей сестре, где лежит аккуратно запакованные подарки от Гука — шарф и целая банка мятных леденцов. Он купил это ещё с неделю назад, но, так как любопытный кот имел обыкновение ходить по квартире и заглядывать в каждый уголок, надеясь увидеть что-то новое, пришлось всё унести. К тому же, в кондитерской уже готово пирожное на заказ, а если пролежит ещё дольше, станет невкусным — может, уже стало.
Юнги тем временем продолжает ковырять пиццу, уже не пытаясь прекратить шмыгать носом. Вроде бы и причина бредовая, да и он не из ревнивых, но грустно и жутко обидно за себя — его альфа гуляет с кем-то наедине, отказавшись от его компании. Приставучий. Скучный.
«Да кому ты вообще такой нужен?» — вспоминается ядовитый голос. — «Только мне. Так что сиди нормально и хватит ныть».
Может, он действительно нужен только Бэкхёну…
Нет. Чонгук просто погуляет наедине с собой. Он ведь любит Мина, сам сказал. Просто это довольно странный и неожиданный порыв. А до этого парень заглянул в телефон. Наверное, его новый омега попросил встретиться… Так! Что он клевещет на Гука? Он не такой. Юнги знает. Уверен. Ну, почти.
Сил сидеть в пиццерии больше нет, и он, самостоятельно за всё расплатившись, выходит на холод, обняв себя руками. Теперь покрасневший нос и искусанные губы выглядят куда естественней — может, ему просто очень холодно. Может, губы потрескались.
Рука тянется к телефону, но омега даже не думает писать Чону: где бы и с кем бы он ни был, вторгаться в личное пространство Юнги ненавидит. Снова жалобно шмыгает. Раз его теперь бросят, раз…
Но он чувствует знакомый запах, а затем видит высокую фигуру с чем-то квадратным в руках, и тут же торопливо вытирает ледяные слёзы, делая непроницаемое лицо.
— Ты чего на улице? Не холодно?
— Нет. Не холодно, — сухо отвечает Мин. — Я вот что хотел сказать: знаешь, — прыгает с места в карьер, — Я благодарен, что ты согласился провести со мной день рождения, но я тоже хочу побыть один. И не нужны мне твои леденцы, — звучит предательски неуверенно и по-детски. — Можешь дальше гулять, я не буду обузой.
Чонгук чуть коробку не роняет. Парень выглядит расстроенным, и переживание растёт:
— Что случилось? Тебя что-то расстроило? — но, увидев как остервенело кусает губы Юнги, почувствовав горчинку в запахе омеги, догадывается. — Я? Я тебя обидел, да?
Юнги зло мотает головой, потому что чувствует, что если что-то скажет, колючий комок поднимется выше, и он расплачется.
— Н-неужели с-со мной н-настолько с-скучно? Я бы н-не об-биделся, ес-если б-бы ты с-сказал н-напрямую, — дрожащим голосом шепчет он наконец. — Раньше т-тебе н-нравилось в-вместе…
Он стыдливо прикрывает лицо руками, словно от яркого света. Инциденты, когда Мин плакал, можно на пальцах пересчитать. Он ранимый, но редко показывает эмоции. И сейчас у Гука в сердце будто нож прокручивают, вот только эта гадкая коробка не позволяет нормально обнять омегу.
— Но, Юнги~я! Я ходил за подарком. Подарок. У тебя ведь день рождения, а я так ничего и не подарил. Не знал, какой повод придумать.
— Не было у нас дома никакого подарка, — всхлипывает Юнги, делая шаг назад. Он бы заметил. — Я не настолько дурак.
— Не было, потому что я оставил его у Наён, котёнок.
Мин, кажется, начинает понимать ситуацию и розовеет, пока Чонгук вытирает дорожки слёз с холодных щёк.
— Ч-чтобы я не нашёл?
— Откроешь сейчас? — вместо ответа улыбается Чон. — Или дома?
Вместо этого Юнги крепко обнимает его сбоку, игнорируя острый уголок коробки под рёбрами, утыкаясь красным шмыгающим носиком в шею, и жмурится от стыда и от облегчения одновременно. Настолько сильно накручивает он себя редко. Может, дело в том, что за весь день Мин не съел ни мандаринки, ни мятного леденца — настроение у кого угодно опустится ниже нуля.
— Извини. Я не должен был устраивать всё это… — бурчит он едва слышно, но достаточно, чтобы заставить альфу негромко засмеяться. — Я расплатился за пиццу, если что, — делает деловой вид, но любопытство сильнее. — А что за подарок?
И Чонгук понимает, что хочет подарить Юнги ещё так много всего. Потому что этот котёнок заслужил все мятные леденцы в мире.