Настоящая псина (не сутулая)

Может быть в момент его рождения среди звёзд произошла своя космическая авария, и они прописали персонально для Фэн Синя вечный ретроградный Меркурий. 

Может быть любители помолиться правы, и он отрабатывал очень большие грехи (в прошлой жизни убивал? предавал? заделал ребенка и не женился?!), раз на его жизненном пути появился и скривил недовольную морду лица он — Му Цин.

Му Цин, вокруг которого расцвела капуста. Не в прямом смысле конечно и не совсем та капуста, которая с кочаном, но когда этот мудак улыбался, вокруг действительно начинали мерцать блёстки, странные сверкающие огоньки и как будто распускались цветы — самые пышные пафосные цветы в мире, из тех, что фургонами вываливали на суперзвёзд и красные дорожки (не то чтоб Фэн Синь смотрел какие-нибудь Met Gala, но это смутное сравнение было зашифровано на уровне ДНК каждого, кто способен залипать в соцсетях на ночь глядя, хотя Фэн Синь был не такой — он, между прочим, за здоровый сон!). 

И вместо того, чтобы прекратить это безумие, Му Цин прямо сейчас смел тянуть свою нежную улыбку — фу, с каких пор он так научился? — и… гладить его по голове… и, прости господи, не только по голове, но и по заднице.

И это в общественном месте! На виду у всех! В кафе!

Ханжа, недотрога, колючка Му Цин, сладко улыбаясь, гладил его задницу, задницу Фэн Синя!

Держа при этом на своих коленях (с каких пор они ощущались не как две тощие палки, а как что-то такое… теплое… приятное… аппетитное… хотелось куснуть).

Фэн Синю хотелось тихонько скулить, сгрести Му Цина за воротник и потрясти, уткнуться в красивую длинную шею и облизать за вкусно пахнущим ухом.

Но была проблема. Очень большая проблема — и это не считая Му Цина, который творил такое при всем честном народе кафе, бесстыже в свете дня! 

Му Цина, который улыбался!..

Так вот, о проблеме.

Фэн Синь был собакой. 

В смысле — пародией на нормальную псину.

То есть Фэн Синь правда был собакой, из тех, кого за собак нормальные люди не считают… Но, во-первых, Му Цин никогда не был нормальным человечным человеком, а, во-вторых, как вообще до всего этого дошло?

Что ж.

Во всем был виноват — кто бы мог подумать! — Му Цин. 

История стара как мир: есть три друга, один умный (Се Лянь мог сколько угодно подписываться на странные акции за природу и свободу, но дураком точно не был, у него был приличный бицепс и хорошо поставленный удар!), второй средний (Фэн Синь был достаточно скромным, чтобы не считать себя умнее всех на свете), а третий — Му Цин — дурак дураком! И такой обидчивый, что аж жуть брала, чем это ему так жизнь не угодила, что он не мог открыть рот для того, чтобы не осмеять кого-то другого?!

В детстве Фэн Синь от чужой вредности отмахивался: Му Цин был бледной недовольной молью и постоянно казалось, что это временно. Что именно: бытие Му Цина молью, их склоки или само наличие Му Цина как друга Се Ляня, Фэн Синь никогда не уточнял.

В конце концов он был молод, его организм не был потрепан недосыпом, сессиями, подработками и… всем прочим.

А ещё он тогда не качал активно бицухху и не догонял, что настоящая жизнь, она там — в спортзале, на любимом тренажере, когда тело ломит после тренировки, когда мышцы — ух!..

А когда весь этот букет пришел в его жизнь, Му Цин тоже остался, но уже не бледной молью, а просто говнюком с тонкими губами и вечной драмой в голове. Он ведь даже квартиру с Фэн Синем и Се Лянем не снимал, быстро махнул хвостом куда-то не туда, а все равно его присутствие и их обоюдное гавканье как будто были круглые сутки.

Может это и хорошо, что они не жили вместе. У Фэн Синя был план не стать лысым к сорока, а этого сложно избежать, когда кое-кто выбешивает до такого зубовного скрежета, что хочется рвать на себе волосы (чужие патлы было чуточку жаль, очень уж они были блестящими и длинными, Му Цин как девчонка пользовался десятком бальзамов и прочей непонятной ерундой… Чем ему не угодил удобный «три в одном» Фэн Синь так и не понял, но среди всех странностей Му Цина его ухоженные блестящие патлы до задницы были самой понятной). 

А потом Му Цин взял — и устроился работать ветеринаром! Да это вообще как?!

Конечно Фэн Синь, в отличие от некоторых, не дурак, и прекрасно знал, что Му Цин поступил на медицинский. И учит медицину. И будет работать с медициной. Вообще его выбор изначально выглядел сомнительным: по мировоззрению Фэн Синя врачи, они ведь про человеколюбие? Клятва Гиппократа, помощь ближнему… Даже в фентезийных книжках самыми ласковыми, нежными и добрыми были милые целительницы в светлых балахонах и с длинными ушами!

Все это совсем не вязалось с Му Цином. Ласковый, сострадающий — такие слова и рядом не стояли. Что вообще мог любить Му Цин? Прицельно плеваться ядом на любое нормальное слово? Смотреть как на кусок жвачки, прилипший к подошве? Американо, чёрный, как его душонка? Безупречный порядок на кухне, глядя на который скорее поверишь, что Му Цин перешел на питание солнечным светом, ведь ножи и сковородки выглядят так, словно их вчера купили, а сегодня выставили как на витрине музея.

В общем, разве это вина Фэн Синя, что он искренне считал, что Му Цин учится на кого-то вроде патологоанатома? Эта колючка же даже не поделилась, не рассказывала ничего: только бросала едкое, что анатомию за него бицепсы Фэн Синя не сдадут, и вообще хватит делать вид, что тому это интересно…

Му Цин и милосердие? Смешно. 

А потом Му Цин стал врачом, настоящим, в настоящей клинике с этими белыми халатами — которые, кстати, своей стерильностью ему идеально шли.

И Му Цин лечил зверушек. Всяких там хомячков школьниц младших классов, пушистых толстых котов милых семейных пар, сторожевых собак и лысеющих попугаев…

Окей, животные — не немощные старушки и плачущие в платочки дамочки, но Му Цина все еще проще было представить в морге, цинично пьющего кофе, пока на чужом окоченевшем пальце качается бирка…

Животные — это больше по Се Ляню, который тащил в больницы, приюты и свой дом всех страдающих тварей округи: у него на подушке спала белая змея Жое, в бассейне плавал аллигатор Эмин, а в паспорте был штамп о браке с Хуа Чэном (последнее иногда казалось дурным сном).

— В смысле, ты серьезно лечишь даже такую дрожащую крысу?

Фэн Синь искренне недоумевал, глядя на маленькое недоразумение с  дрожащими лапами. Что там можно лечить? Эта жертва селекции выглядела так, словно откинется, если на нее просто пристально смотреть. И глаза красные, слезливые, фе… А чего они выкатились, как шары? Нет, Фэн Синь точно ей польстил: даже обычные домашние крысы выглядели здоровее!

На лице Му Цина застыло вежливое выражение, то самое Вы-Ко-Мне-Придраться-Не-Можете-Но-Очевидно-Что-Я-Думаю-О-Вас-Жалкие-Вы-Смерды. Уж Фэн Синь за столько лет сразу все понял!

— Прошу его простить, — ровно таким же тоном обратился он к мужчине неясного возраста с очевидно отсутствующим вкусом на собак. — На него роняют тренажер каждую неделю. Это печально сказалось на когнитивных способностях — и в том числе на зрении. 

Какой же. Му Цин. Мудак. 

Фыркнув, Фэн Синь покинул ветеринарку и решил дождаться ужасного Му Цина на улице. Он, между прочим, специально сразу к нему на работу заехал, чтобы вытащить эту тощую моль с Се Лянем нормально поесть! Нормально, а не посидеть в очередном рассаднике вредных жиров, простых углеводов и тонн сахара!

И потом, что плохого в его удивлении? В приёмной действительно стояла крыса болезного вида со слезящимися глазами навыкате — назвать такое собакой, значит оскорбить нормальных, которые произошли от волков, а не от местных грызунов! 

Но нет, кое-кому обязательно надо ляпнуть что-нибудь про тренажеры. Между прочим, он Му Цина звал в свой спортзал — и не раз! Движение — жизнь, а ещё там были отличные ребята. Глядишь, перешёл бы со змеиного языка на человеческий… И наконец-то, моль бледная, начал пить нормальную омегу по ценной рекомендации, а не абы что.  Хорошо хоть сладкое не любит — только презрительно кривит рожу, когда Се Лянь покупает себе совершенно ужасные коктейли с тонной сиропа и сливок. 

Насупленный Фэн Синь не сразу понял, что за спиной хлопнула дверь, но когда дёрнулся, рядом уже стоял тот самый владелец с дурным вкусом на собак — или, ладно, очень хорошим, если дело касалось ущербных и больных. 

Эта, кстати, уже сидела на его руках в белой шлейке с бантиком. Вот Фэн Синь такое на свою собаку ни в жизни не напялил бы! Только суровый строгий ошейник. подчеркивающий мощные лапищи и крепкую грудь! И приводил бы к Му Цину на все осмотры и прививки… Пусть хоть почувствует настоящее удовольствие от лечения нормальной собаки…

— О. Молодой человек с бицепсами, который назвал мою собаку крысой.

На миг Фэн Синю стало неловко — но только на миг! Он не сказал ничего такого, чего не мог бы повторить. Как Му Цину — мудак есть мудак!

— Я не считаю вот это собакой, — прямо сказал он, глядя в чужое лицо. Серьезно, сколько этому человеку лет? Двадцать или сорок? Может быть он, раз так выглядит, кое-что знает о здоровье и как минимум пьёт качественные пищевые добавки? — Собака — это… да любая дворовая будет ею, но никак не это трясущееся нечто. Жертва селекции. 

Может быть он был бы мягче, но подзаебался: Му Цин мудак, в зале сегодня один из новеньких чуть не довыпендривался до вывиха плеча, а теперь еще этот, с отсутствующим вкусом, пришёл предъявлять за чистую правду. Да что с людьми не так?!

Фэн Синь, по крайней мере, был честен. Он не стал бы мило улыбаться в лицо, а потом говорить по факту за спиной!

Владелец ручной крысы слегка наклонил голову — и длинные серьги качнулись с мелодичным звяком.

— О. Я вижу, что ты человек честный и прямой. Откровенно тупоголовый. И твоя упёртость приведёт тебя к большим жизненным проблемам, вроде ненужного брака, ненужного ребенка, упущенной любви. А всё потому что ты не очень умный.

От таких заявлений Фэн Синь опешил. Нет, всякое в жизни бывало: и драки, и оскорбления, и Му Цин, но это-то сейчас что?

— В общем, довольно тривиальная судьба, сейчас подобное у каждого второго, — меж тем продолжил хозяин крысы, у которого явно были не все дома.

Как только эта идея пришла в голову Фэн Синя, ему тут же полегчало: и правда, разве будет человек в здравом уме и не жена какого-нибудь богатея на полном серьёзе владеть пародией на собаку?

— Но ты назвал мою собаку не собакой. Я учитель, и в мое время столь глупого ученика забили бы бамбуковыми палками, но нынешнее законодательство породило таких нерадивых… жертв селекции. Поэтому, — глаза сумасшедшего надменно блеснули — и стали внезапно высоко-высоко над Фен Синем, как и его лицо, как и он сам, словно ненормальный в один миг стал великаном и подпер собой небо… или Фэн Синь стал меньше ребенка, — побудь-ка настоящей собакой. 

Небо заволокли тучи — грянул дождь. Вдалеке глухо прозвучал раскат грома.

В луже посреди пустой улицы стоял маленький корги с маленькими лапами, большой пушистой попой и нехарактерно раскрытой для собаки челюстью.

Собственно, вот так Фэн Синь и оказался ни больше, ни меньше, а собакой — средь бела дня, в двадцать первом веке приличного мира, полном машин, технологий и протеина на полках магазина, но никак не магией и колдунами!

Может быть это звучало бы задорно для фильма — такое развлекательное кинцо на один вечер, который они могли бы посмотреть втроем с Се Лянем и Му Цином. И Фэн Синь может быть бы посмеялся над бедолагой на коротких лапках с перевешивающей попой, который бегает по мокрым улицам равнодушного города, зовет на помощь, но вместо помощи его почему-то находит служба отлова беспризорных животных. И может быть Фэн Синь даже отметил, как мужественно вела себя эта мелкая недособака, когда гордо удирала от не очень умных людишек с сетками, которые совсем не могли войти в её положение! И он бы оценил, как проворно были укушены чужие пятки, каким дерзким был прыжок через декоративный забор, как умно было отступление за мусорный бак, где сыро, грязно, холодно и жутко одиноко…

Но всё это происходило с Фэн Синем, и ему было совершенно не смешно. Язык вывалился наружу — унизительно, в таком положении он почти касался лап, маленьких и неудобных, — было холодно, что-то болело, но он понятия не имел, что именно, ведь его тело было непередаваемо, катастрофически нелепым и неуклюжим! Куда, спрашивается, делись его плечи, его руки, плод стольких часов тренировок и правильного режима жизни? 

И как найти того сумасшедшего, который сотворил с ним такое? И что делать?!

Фэн Синь мог бы выжить в лесу, но все опыты походов в горы оказались бесполезными перед забившейся в угол грязной собакой нехороших пропорций. 

Послышался шорох — и Фэн Синь конечно был готов обороняться! Он же вам не это, он вам не того, может у него теперь бесполезное тело, но всё ещё остался его несломленный дух! Кто бы там к нему не подкрадывался — злодей, уличная собака, глупец из службы отлова, он отобьётся ото всех! А потом что-нибудь придумает, факт!

— Ты… что ты такое? Боже… грязный и ноющий. Ну хоть не младенец, только криминала тут не хватало… — пробормотал над ним подозрительно знакомый голос.

Фэн Синь открыл глаза (когда только успел зажмуриться?) и обомлел. Прямо перед ним, в мягких, таких домашних штанах, с недоумённой — с недовольной! — мордой стоял Му Цин! 

…боже, всё-таки удача была на стороне Фэн Синя! Му Цин ведь — ну, не всегда и не везде! — но умный! Он же сразу поймет, правда?

…и будет смеяться над Фэн Синем ближайшую вечность, но ладно уж, что делать, если нет у Му Цина других радостей, кроме плевков ядом и смеха над чужими бедами. Над Фэн Синем. 

…но если это цена за возвращения своего нормального тела, то так и быть, он готов заплатить!

— Вроде не бешеный… Чёрт, вот и вышел выбросить мусор…

Знакомое до последней чёрточки, до самого кончика длиннющих ресниц лицо скривилось, и Фэн Синь обнаружил, что его ни больше, ни меньше, а берут на руки — немного брезгливо, держа на расстоянии от даже на вид мягкой свободной футболки, но берут же!

«Му Цин, мог бы и не таскать, я сам отлично хожу!» — хотел рявкнуть Фэн Синь, но вместо этого получилось щенячье тявканье вперемешку со скулежом. Очередной позор в копилку, ужас…

Его придирчиво осмотрели, невразумительно хмыкнули под нос.

— Ну и времена. Даже корги выбрасывают на помойку. 

…сладкие розовые мечты Фэн Синя об уме Му Цина разбились вдребезги. Как любимое зеркало в его спортзале на прошлой неделе…

В глазах Му Цина он был каким-то корги с непропорциональной смешной попой и достающим до крошечных лап языком. Просто собакой, которую он подобрал под дождём за мусорным ведром. Кто бы мог подумать, что Му Цин, холодный и язвительный, всегда критикующий доброту Се Ляня, притащит в свой дом грязную собаку? 

И впервые за всё время этот дом показался не холодным и стериально идеальным, а тёплым и светлым. Гостеприимным. Наверное всё дело было в каких-то собачьих рецепторах.

А может в том, что Му Цин его осмотрел, бормоча под нос что-то про чудеса отсутствия блох и хорошее питание, и искупал — после холода подворотен тёплая вода оказалась не данностью, а благословением жизни. Му Цин уверенно намыливал его мех, неожиданно твёрдой рукой не давал скромно забиться в угол ванны и отвернуться. Это все было неловко! Он не просил, чтобы Му Цин его мыл, мех был паршивой заменой одежды!

Быть с Му Цином в одной ванне — не то, к чему его готовила жизнь.

Не то, о чём он думал — или теперь мог обдумать за короткий срок. 

А потом его закутали в огромное пушистое полотенце нежно-зеленого цвета и унесли в комнату. Фэн Синь чувствовал себя внутри облака и это всё больше походило на сон.

Если так подумать, превращение в собаку и добрый Му Цин действительно тянули лишь на затянувшееся сновидение?

— Спать будешь здесь, — Му Цин говорил строго, но собачье зрение продолжало творить чудеса: его обычно постная морда лица совсем не выглядела суровой. Наоборот, казалось, что сейчас, если Фэн Синь вздумает прыгнуть на кровать мокрыми лапами, его очень сильно осудят, но не вышвырнут из окна…

Чудеса. Как будто в этом сне Му Цин всё-таки оказался в одной линейке с теми милосердными эльфийскими целительницами… 

Засыпая в теплом мягком кресле, Фэн Синь на миг ощутил укол жалости, что это лишь сон: он бы, на самом деле, не отказался смотреть на такого добренького Му Цина в жизни. И побывать в его квартире не пробегом, недоумевая, как жилище живого человека может выглядеть так витринно, словно хоть сейчас выставляй на продажу, а с уютом и откровением: Му Цин, чей белый халат всегда идеально выглажен, может ходить в примявшейся футболке… 

Утро встретило приятным неизведанно-цветочным запахом, ароматом кофе и собственным неловким желанием вывалить язык. Утро встретило Фэн Синя недобрым фактом: это всё совсем не сон, и теперь он обязан взять всё в свои крошечные лапы.

…ладно, спустя несколько дней стоило признать, что в воображении Фэн Синя всё выглядело гораздо проще. Да, Му Цин почему-то ничего не понял, но Фэн Синь всегда был к нему великодушен: подумаешь, умник оказался не таким уж и умным! Ничего, он сам справится и легко покажет, что тут вовсе не корги путается в лапах и смотрит на утренние кружки («вёдра, — осуждающе скулил Фэн Синь, — ты, дурак, пьешь вёдра, подумай о своем сердце!») кофе. 

В конце концов он пересмотрел кучу фильмов про катастрофы, спасение на дрейфующей палке от огромной акулы, побег от кровожадных каннибалов! С таким бэкграундом очевидно, что первым делом нужно выложить послание: свое имя, SOS, краткое описание ситуации… Особенно хорошо, если это послание поджечь, дым всегда привлекает внимание, даже если ты на отдалённом диком острове!

…всё пошло не по плану.

У корги были маленькие лапки, настолько неуклюжие, что пару раз Фэн Синь оступался на полу и пропахивал носом мягкий ворс ковра, после чего долго и отчаянно чихал. Такими ужасными конечностями сложно было выложить или написать послание.

Да и нечем. У чистюли Му Цина не валялось ни веток, ни карандашей, ни хотя бы ленты для упражнений даже в дальнем углу под кроватью (Фэн Синь проверял — и застрял. Очередной круг унижения, когда его выуживали из под кровати, ехидно посмеиваясь над бедой…).

Вылаять «Фэн Синь» оказалось тоже проблематично — за серию натужных «тяф-тяф» Фэн Синь был шлепнут по попе и поднят на руки.

Это вообще было за гранью добра и зла: Му Цин вместо того, чтобы вышвырнуть его в собачий приют или вовсе усыпить (с него бы сталось, да? Так же поступают с ненужными бесхозными собаками?) сначала утащил к себе на работу, где осмотрел, потрогал за разные места, уколол чем-то подозрительным, а потом оставил у себя дома, где при любой неудобной ситуации хватал Фэн Синя на руки и тискал, наглаживал, трепал!  Да у них за всё время знакомства не набралось и половины такого количества прикосновений, не говоря уже о таких, где Му Цин прижимает к своей груди и смеётся, когда Фэн Синь начинает (грозно и осуждающе, между прочим) скулить!

Но когда Му Цин смеялся, глупое собачье сердце сжималось и дрожало. Наверное бестолковые корги живут очень мало и проблемы со здоровьем уже были не за горами… Отстой. 

К слову о здоровье…

Жизнь Фэнь Синя не готовила ни к знакомству с лотком (но после оглушительного позора на улице, после которого Фэн Синь забился под кровать и хотел похоронить там себя на весь остаток псиной доли, он с лотком смирился и проникнулся долей горькой, вынужденной любви), ни к тому, что его будут часами таскать по магазинам, чтобы выбрать шлейку, ошейник, игрушки… Разве это было в духе Му Цина — таскаться по таким мелочам, если он фыркал, когда Се Лянь советовался по поводу бассейна для своего бешеного аллигатора?! И с каких пор у Му Цина был настолько плохой вкус: вместо нормальных мужских строгих поводков он выбирал крошечные ремешки развеселых розовых, жёлтых и сиреневых цветов! 

Но даже это оказалось не самым большим потрясением.

Возвращаясь к вопросу о здоровье…

В их компании Фэн Синь может и не был самым умным, но по теме здоровья и тренировок был лучшим. Се Лянь являлся его непроходящей болью: сколько они знакомы, столько тот и ел всякое пищевое дерьмо. То, что он еще не умер, было исключительной заслугой предков, соорудивших Се Ляню крепкое здоровье!

Вот Му Цин (пусть даже Фэн Синь ни за что не признался бы в этом вслух), был молодцом — когда Се Лянь заказывал в своей любимой «Полуденной смерти» очередную диабетную жижу с литрами сиропа и уходящей в космос шапкой взбитых сливок, он показательно морщился, отворачивался и заказывал себе капучино без сахара! И, пусть он упирался и не хотел показать свои анализы, за него Фэн Синь был спокоен: холестерин и сахар этого вечно недовольного в порядке. 

Так вот. 

Жизнь не готовила Фэн Синя к тому, что он своими глазами увидит, как поздно вечером — почти ночью! — Му Цин сладко потянется, откроет прикроватную тумбочку — и достанет оттуда пакет.

Пакет, полный сладостей.

Не сушеного манго, а самых что ни есть шоколадных шоколадок.

И на глазах обомлевшего Фэн Синя устроит себе пир всего самого ужасного, что только может бросить человек в свое тело.

Вот же… предатель! Коварный обманщик! Дурак, полный дурак!

Задыхаясь от возмущения, влетев носом в кровать, Фэн Синь пытался отобрать пакет из ада, но был за это лишь щёлкнут по носу и затискан — снова.

В тот чёрный день рухнула его вера во что-то доброе и полезное, а Му Цин был мысленно закинут на полку позора к Се Ляню.

Вот как только он станет человеком… как только вернётся в свой зал… Как только так сразу возьмется за этих двоих! И за Му Цина, который облизывал испачканные пальцы, посмеивался над собачьим горем и улыбался, особенно! 

Затем выяснилось, что Му Цин совсем не живет как сыч. К Му Цину — с его едкими насмешками и высокомерным лицом! — приходят люди. Люди, которые выглядели нормальными, а не копиями самого Му Цина. Черт, да Фэн Синь в жизни бы не поверил, что Му Цин может пустить к себе на порог Ши Цинсюаня!

Тот как будто не просто переступил порог — влетел, принеся с собой букет неведомых цветочных запахов, гроздь блесток, опавших с лица и рук прямо на собачий мех и звонкий восторг:

— Оооо, я всегда говорил, что наличие домашнего любимца облагораживает и дом, и душу! 

Не успел Фэн Синь совершить стратегическое отступление под стол, как был нахально подхвачен под подмышки (у собак вообще они есть?), прижат к чужой — не Му Циновой! — груди! Какой кошмар, в этом доме кто-нибудь вообще знает о личном пространстве? То, что Фэн Синь собака не означает, что он хочет быть затисканным на чужих коленях! Он пёс, он нормальный суровый пёс, почти бойцовская порода! В его лице корги вышли на новый уровень эволюции!

Но Цинсюань вместо того, чтобы понять и проникнуться чужими терзаниями, упал вместе с увесистым корги в кресло, продолжая щебетать:

— Вот, например, когда Хэ-сюн завел себе рыбок, стал гораздо счастливее и спокойнее!

— Это ты купил тех рыб, — заметил Му Цин, бессердечно игнорируя, как Фэн Синь при нем затискан и — о боже! — поглажен по животу!

— Я их выбрал, — ничуть не смутился Цинсюань, щекоча несчастное собачье ухо, — оплатил их Хэ-сюн, живут они тоже у него. Так что от уюта ему никуда не деться!

Му Цин вздохнул и сел напротив них, даже не думая вызволить несчастного Фэн Синя. Свет лампы упал на его лица — и Фэн Синь увидел, как на бледные щеки падают слабые тени темных ресниц. Черт, какие они длиннющие… и как Му Цин их такими отрастил? И почему Фэн Синь их не разглядел раньше?..

Так Фэн Синь стал обладателем розовой шлейки (Цинсюань был ужасен, но еще хуже был Му Цин, который даже не подумал скривить свою красивую морду лица и просто поблагодарил за подарок, заверив, что опробует его в ближайшее же время!) и знания, что у ужасного Му Цина ресницы — длинные. 

И гости ужасные. 

А вышеназванный Хэ-сюн — Хэ Сюань тоже однажды появился, и снова Му Цин не скорчил свою недовольную рожу, а просто принял букет с собачьими вкусняшками.

— Цинсюань теперь хочет собаку, — протянул Хэ-сюань, даже не переступив порог квартиры. На Фэн Синя он посмотрел по касательной, но этот парень всегда был странным: он из фитнес зала уходил прямиком в ближайшую фастфудную. Это же изврат!

— Соболезную, — абсолютно фальшиво посочувствовал Му Цин и закрыл дверь.

Вкусняшки, кстати, оказались вкусными. 

А когда в гости пришёл Се Лянь, Фэн Синь почему-то на миг испугался — Се Лянь же умный, Се Лянь поймет… А потом сам не понял, почему это не вызвало первым делом радость. Если кто-то его узнает, то значит и решить проблему сможет?

Хотя как расколдовывать людей в двадцать первом веке Фэн Синь не знал. Люди ближе к жизни на Марсе, а не магии и Хогвартсу, разве не так?

Не Се Лянь только посмотрел на него, тепло улыбнулся — и достал из кармана собачий корм. Никакого узнавания. 

— Он действительно хорошенький. И такой пушистый! Можно погладить?

Му Цин хмыкнул и скрестил руки с независимой самодовольной рожей, будто пушистость Фэн Синя была его личным достижением.

— Да хоть тискай, ему-то что. Только не на пороге, я не собираюсь торчать в коридоре вечность. 

Фэн Синь возмущенно тявкнул — Му Цин, опять выпендриваешься! Но оказался снова позорно предан: Се Лянь мягко рассмеялся и подхватил его на руки, игнорируя уверенную стойку на всех четырех лапах!

— Кажется, Цоцо согласен с тобой.

Фэн Синь взвыл — от позорного имени (очередной страшный факт о Му Цине: он не умеет выбирать нормальные имена и свою назвал в честь цоканья когтей по паркету), от того, как Се Лянь сейчас ошибается!..

Но над его страданиями снова лишь посмеялись. Это вообще было неожиданным открытием, как часто оказывается мог смеяться Му Цин — над страданиями своей собаки, да, но…

Но раньше Фэнь Синь не знал, что тот так умеет. И что глаза зажмуривает, и что плечи дрожат, и что сияет от радости — так…

— Ты будешь развешивать объявления? — озабоченно спросил Се Лянь, присев на корточки, чтобы аккуратно отпустить Фэн Синя и сразу же погладить между плюшевых ушей. 

Ну, Се Лянь же отличный человек, поэтому Фэн Синь не стал скалиться и очень степенно позволил себя погладить, украдкой глотая разочарование: всё-таки не узнал.

А ведь Се Лянь любит животных! Мог бы понять, что этот корги не такой бестолковый и неуклюжий и вообще — слишком крутой. А Фэн Синь уже сколько дней на горизонте не появляется? Неужели никто не может об этом задуматься и сложить два плюс два?..

От тревожных мыслей стало очень неприятно, но долго барахтаться в липком чувстве не удалось, ведь Му Цин снова открыл рот:

— С чего бы это, — фыркнул он, скрестив руки. — я лечу это недоразумение, покупаю ему лежанку и игрушки, у меня достаточно дел, чтобы ещё заниматься благотворительностью. Корги — примечательная порода, и нормальный хозяин уже давно бы нашёлся или сам развесил объявления. А так — ни ошейника с адресом, ни клейма, ни чипа!

Фэн Синь посмотрел на него со всем доступным ему осуждением. Вообще-то это было неправильно! Если собаку потеряли, нужно сделать всё, чтобы её смогли найти: и объявления развесить, и знакомым написать, и вообще! Вот повезло этому Му Цину, что у него живёт Фэн Синь. А если бы это была другая, обычная, ничем не примечательная собака? 

Фэн Синь был абсолютно прав, но почему-то гадкое чувство только усилилось. То есть получается, что Му Цин может подобрать на улице любую недособаку, отмыть её, тискать за щеки, гладить, нежно улыбаться, держать на коленях, когда как Фэн Синю без смешного хвоста-обрубка и огромных ушей достаются только подколки и закатывания глаз? Разве это справедливо?

Но справедливости в этом мире не было, как и понимания: Фэн Синь потрусил за парой своих неудачливых друзей в гостинную только затем, чтобы растеряться еще больше. Он что-то не мог вспомнить, чтобы Му Цин и Се Лянь собирались вместе… так. Так расслабленно. 

— Только не говори, что ты что-то приготовил, — проворчал Му Цин, носком голой стопы подкидывая напряженно наблюдающему Фэн Синю мячик. — Я лучше убью себя и свою собаку, чем снова тебе доверюсь. 

Но Се Лянь только рассмеялся, вальяжно утопая в мягком кресле, в котором, вообще-то, любил развалиться сам Фэн Синь. Лучше было только на коленях Му Цина: тот то ли домашние штаны из какой-то выпендрежной мягкой ткани носил, то ли гель для душа использовал такой вкусный…

А потом — потом Фэн Синю только и осталось, что лежать на ковре (ковёр был мягким, но неудобным: в его ворсе короткие лапки буквально тонули!) и осуждающе смотреть, как эти двое сначала заказывают три килограмма роллов (на ночь глядя, вот заболит у Му Цина живот, кто ему таблетку даст и объяснит, что так делать нельзя, если Фэн Синь сейчас только тяфкать и умеет?), потом, хихикая, начинают… сплетничать. 

Какое падение нравов прямо перед его носом! Но он правда совсем не знал, что эти двое могу вот так, хихикая, абсолютно бесстыже, перемывать кости всем. 

Ладно, может быть Му Цин… у него всегда был очень злой язык, но Се Лянь?! При нем он такого никогда не говорил!

Но теперь Фэнь Синь не был уверен, что хотел бы слышать планы о семейном отпуске друга в таком контексте:

— …потому что там я смогу практически постоянно видеть Хуа Чена абсолютно без одежды, — довольно, абсолютно бесстыже закончил Се Лянь. 

И, боже, Фэн Синь очень хотел бы зажать себе уши, но лапы были коротки. Он не хотел это слышать, это представлять, с каких пор Се Лянь может говорить такое.

— Боже, — прошипел Му Цин, и Фэн Синь был солидарен с ним как никогда, — я хочу стереть себе память! Это… Се Лянь!

Но тот только безмятежно пожал плечами.

— Говорить прямо о том, чего хочешь, очень облегчает жизнь. Вот если бы ты попробовал, то давно бы пригласил Фэн Синя на свидание и успокоился, но я же тебя не осуждаю… слишком громко и часто.

Что.

Что?

Фэнь Синь аж выронил мяч изо рта, который хотел принести Му Цину, чтобы тот отвлёкся и перестал выглядеть так, будто ему нужно срочно вызвать скорую помощь (или полицию нравов…).

— Фэн Синь безнадёжен, — фыркнул Му Цин, понятия не имеющий, что безнадежный Фэн Сэнь вообще-то хотел о нем позаботиться. — Ума нет — считай калека, только плечи как у шкафа и заимел. 

И Се Лянь — Се Лянь! — вместо того, чтобы встать грудью на сторону безвинно угнетенного Фэн Синя, посмеиваясь, отправил огромный ролл целиком себе в рот..

— Звучит как уже стандартная отговорка. Тебе нравится, что он шкаф и… добрый. 

Фэнь Синь застыл замер, профессионально сливаясь с тенью стола и жадно прислушиваясь.

— Ой, отстань, — отмахнулся Му Цин, и рожу свою красивую скривил так! —  Я не собираюсь тратить время на бесполезные вещи, и свидание с этим — одно из них. Ты вообще Фэн Синя видел? У него на лбу написано «я не очень умный, но добрый, поэтому вот-вот женюсь на какой-нибудь Цзянь Лань из своего клуба, заведу с ней спиногрыза и буду жить свою скучную жизнь в обнимку с банкой протеина». 

Что — в смысле, что?! Это с каких пор он должен жениться на Цзянь Лань, которая да, отлично тренировалась и с ней было здорово, и витамины они могли обсудить! Она была нормальная девчонка, нормальная, но — что значит жениться и завести детей? За кого вообще его Му Цин принимал?!

Се Лянь — снова предательство! — не выглядел ни удивленным, не впечатленным, как будто сама идея, что Фэн Синь пойдёт под венец с какой-то Цзянь Лань, не казалась ему странной. 

— Они даже не встречаются, а ты уже им и свадьбу, и детей шьешь, — Се Лянь ткнул палочками в кусочек угря. — Разве это справедливо?

— Фэнь Синь вряд ли в курсе, что такое свидание, если это только не встреча у тренажера. Дурак вроде него не умрёт одиноким хотя бы из-за своего глупого характера и проработанных плеч. С него станется завести детей по доброте душевной, с мотивацией «у Цзянь Лань такой присед, пусть это передастся детям».

Се Лянь рассмеялся в голос, а Фэн Синь… У Фэн Синя просто не было слов. Он так и сидел рядом с упавшим мячиком и смотрел на ужасного Му Цина, который говорил такие глупые вещи своим глупым ртом!

Не зря говорят, что человек может быть или красивым, или умным. Му Цин, со своими патлами, губами и ногами мог сколько угодно строить из себя великого гения, но прямо сейчас он позорно показал свою истинную суть! Может поэтому Се Лянь всегда был так снисходителен к его ехидным фразочкам?

Нет, ну подумать только, ожидать, что Фэн Синь женится на Цзянь Лань! 

Хотеть позвать на свидание и не позвать!

Разве нормальные люди так поступают? Нет, вот Фэн Синь бы просто…

Му Цин бросил на него взгляд — острый, светлый, все еще хранящий в себе недовольство Се Лянем, собой и всем окружающим миром, — и сладко, нежно улыбнулся, подцепив тонким пальцем блестящую черную прядь.

И Фэн Синь подавился любыми своими мыслями. 

Остаток вечера он был очень («Подозрительно», — как отметил Му Цин) тихим. Только уши напряженно торчали: не обсудят ли ещё чего-то важное? Но нет, больше шокирующих объяснений не было, Се Лянь только в очередной раз рассказал, какой расчудесный Хуа Чэн (Му Цин был не согласен, и Фэн Синь с ним солидарен), что-то про здоровье своего водяного динозавра (Фэн Синь не понимал, почему Се Лянь так любит усложнять себе жизнь и завел не котика, а крокодила) и что-то на совсем другом языке про экологию, экономику и их связь.

В общем, новой информации не поступило, но и той, что была, хватило с головой. Поэтому позже, своей коргиевской волей, Фэн Синь очень серьёзно свернулся в кресле, чтобы устроить себе важный мозговой штурм. 

Но думать Фэн Синь не любил…

Нет, не так. 

Фэн Синь не любил загоняться. Переливать мысли из пустого в порожнее, страдать из-за каких-то там идей в голове, воображать все проблемы мира — ну разве это не тупо? Делай что нужно, делай что хочешь — и будет тебе счастье. 

Вот в патлатой голове Му Цина постоянно роились мысли, и к чему это его, такого умного и выпендрёжного привело? К тому, что он вообразил, будто Фэн Синь на ком-то там женится, заведет спиногрызов и вообще дурак! Да Му Цин сам всю жизнь был дураком, кто с этим поспорит? Только дурак бы плевался ядом и недовольно смотрел, вместо того, чтобы просто пригласить на свидание. Просто пригласить посмотреть кино, в парке совместную утреннюю пробежку совершить, да хоть полезные бургеры съесть в отличной здоровой забегаловке!

Но нет, Му Цин надумал, Му Цин загнался, Му Цин идиот!

Недовольно (и очень грозно, между прочим! Сурово так, по-мужски) рыкнув, Фэн Синь недовольно уселся на мягкий коврик перед кроватью и уставился на спящего Му Цина. 

Ну хоть во сне тот не кривил недовольные рожи и не строил из себя эдакую умную снежинку-недотрогу. Он просто выглядел очень уставшим и очень красивым, даже с наметившимися тенями под глазами. Что за дурак! Все знают, как важен полноценный сон, а этот только дай волю — засидится допоздна за компьютером или очередной супер умной книгой, которая конечно же важнее, чем собственное самочувствие. Да если бы Фэн Синь не наступал на свою гордость и не тащил зубами за штанину в кровать, этот дурак высокомерный так бы и сидел на диване в не полезном свете ночной лампы. 

За режимом не следит, на свидание позвать и не подумал… Да Фэн Синь, между прочим, был бы не против! Ну и что, что особо не думал о такой возможности раньше? Ему некогда было, коварный Му Цин просто не давал до этого додуматься, вечно отвлекая своими ехидными подколками и насмешками! Да с института невозможно было выдохнуть от его ехидных комментариев в день этого, как там его, Валентина! Вот кто бы догадался, что Му Цин не против? 

Фэн Синь сурово дернул своим хвостом — обрубок обрубком, но уж что есть! — осуждающе глядя на спящую язву-недотрогу, которая даже не намекнула языком нормального человека, что с ней можно, ну, погулять!

Фэн Синь тогда мог бы его и в свой спортзал привезти, и комплекс упражнений для спины и плеч прописать, он же видит, как Му Цин иногда потягивается и хмурит брови! И проверить, правда ли он может эту талию безнадежно тонкую руками обхватить, и удостовериться, что Му Цин не шпала безвольная, а просто, ну, весь такой гибкий сам из себя! И волосы эти блестящие потрогать… Он теперь знал: они пахнут очень вкусно, в них щекотно, но очень приятно зарываться носом.

Особенно когда Му Цин фыркает — тихо так, ласково, — и обнимает, недовольно ворча, что он вообще-то не собачья лежанка и занят, но совсем беззлобно и больше для вида — наверное, и с собакой навоображал себе ерунды в голове, раз не может сразу, как нормальный человек, не делать вид, что он против и вообще выше всяких там нежностей. 

Снова захотелось ощутить это, гладкость волос, ненавязчивый запах, будоражащее чувство уюта и желание свернуться как можно ближе к голой коже, чтобы ухо щекотало чужое дыхание… Фэн Синь торопливо подскочил и, приноровился, смог с первого раза запрыгнуть на постель! Он был правда крут: не упал меховым кулем на пол, как в прошлый раз, а сразу протопал на неуклюжих лапах к Му Цину и закружился возле его подушки, пытаясь примоститься так, чтобы было близко, но и не отдавить эти блестящие патлы, которые, между прочим, стоило на ночь собирать в легкую косу!

Но Му Цин дернулся, недовольно заворочался и повернулся, находя Фэн Синя недовольным светлым взглядом.

— Совсем дурной… Ляг смирно или уходи на лежанку

И прохладной рукой мягко погладил между ушей, нежно так, что совсем не вязалось с сонным недовольством в голосе. И гладил, между прочим, очень приятно! Лучше, чем Цинсюань, и пах тоже лучше, и вообще…

Это же Му Цин. Хоть и дурак. 

А Фэн Синь остается Фэн Синем, даже если он — маленький корги с непропорциональной пушистой попой. Черт, да он даже будучи мелкой собакой может быть крутым, как те, нормальные, настоящие собаки, которые точно крупнее крыс для сумок!

И он всё ещё может присматривать за Му Цином. Заставлять его ложиться вовремя, требовать своих почесушек, сидеть на его коленях и — и смотреть, как красиво эта зараза, оказывается, умеет улыбаться.  И смеяться. И смотреть так — всегда высокомерно, но по-особенному, не выбешивая, а наоборот — вызывая желание подойти ближе и доверчиво ткнуться носом в холодную ладонь.

Фэн Синь все еще скучал по своим здоровым завтракам (как, будучи собакой, объяснить Му Цину, что пить столько кофе — не здорово?), нормальным плечам, но… Но если он корги, то самый крутой на свете. Он точно сможет проверить, что Му Цин наконец-то меньше думает и больше делает — полезного, разумеется, а не как обычно.

Фэн Синь фыркнул, потоптался передними лапами, пытаясь как-то устроиться, и ткнулся носом в чужую руку, чтобы…

Что?

Не было никаких волшебных блёсток или хотя бы грома за окном. Просто Му Цин неожиданно стал мельче, кровать прогнулась под весом двух взрослых мужчин, а Фэн Синь осознал, что теперь, если вытащить язык, он не будет доставать до лапок.

Да и лапок у него больше не осталось. 

И времени тоже, ведь Му Цин, чью талию снова было легко обхватить руками, уже открыл рот, а это всегда было не к добру, по крайней мере пока Фэн Синь снова не стал собакой. 

Но Фэн Синь за эти дни не только внимательно наблюдал. Фэнь Синь, можно сказать, познал истину этой вселенной: как вообще общаться с этой безнадежной язвой, чтобы после не хотелось ни его выбросить из окна, ни самому в приступе праведного гнева туда вылететь. 

— ТЫ! — выпалил Фэн Синь прямо в лицо ошарашенному Му Цину. Между прочим, быть таким ему шло гораздо больше, чем привычно кривить губы! — Ты пойдешь со мной на свидание! Отказы от твоей рожи ужасной отвратительной красивой не принимаются! И если ты ещё раз скажешь, что я женюсь на Цзян Лань, то я… то я заставлю тебя взять за все ответственность! Ты дебил!

В светлой радужке глаз плескалось так много эмоций, и это было так отвратительно красиво, что Фэн Синь в очередной раз задержал дыхание, засмотревшись. Сердце опять сжалось и задрожало — видимо, надо к кардиологу…

Хорошо, что он натренировался, пока был корги — самым суровым корги в мире!

Впереди было много дел: вытащить Му Цина на свидание (потом на второе, третье — и дальше), уломать его на совместное проживание, проследить, чтобы он не угробил себя своими шоколадными запасами…

Но у Фэн Синя снова были его плечи — широкие, проработанные родные плечи.

И на них он мог вынести все.