Мнимое зеркало

К своему стыду, прополку грядок Сахароза оттягивала до последнего.

Муторное, грязное, а главное, скучное занятие – и если первые полчаса она ещё пыталась себя развлечь, вспоминая все факты, что знала, о посаженных цветка-сахарках, то после мысли сменяла вата сосредоточения, вязкая и противная. Но… Сколько людей, столько и мнений.

Иногда к ней присоединялся Альбедо. Надевал простую, немаркую одежду, забирал светлые волосы под косынку и выдёргивал вместе с ней траву-светяшку и одуванчики. Методично, молча и почти не прерываясь. Его это успокаивало. Ни рисование, ни путешествия – некоторые алхимические ингредиенты находились весьма далеко – порой не могли справиться с роем гудящих мыслей. Только целительная сила земли. Только прополка грядок под пекущим голову солнцем или в удушающей влажности теплицы. Только перерывы на ромашковый чай и, как выражалась леди Алиса, тотальная перезагрузка.

Но даже это сегодня не помогло. Лицо Альбедо всё так же оставалось бесстрастным, пальцы в когтистых перчатках всё так же выдёргивали щирицу, вот только… От грозовой тучи молчания у Сахарозы к голове прижимались уши. Разрядить бы её и желательно не в себя.

Сорняки летели в жестяное ведро, Сахароза подбирала слова. Спрашивать в лоб, наверное, будет не слишком вежливо, лучше сначала завести ни к чему не обязывающий разговор.

– У вас отличные перчатки. Ими очень удобно рыхлить землю, и… Думаю, мне стоит заказать себе такие же.

Альбедо замер. Сахароза ожидала, что он вновь напомнит «мы почти ровесники» – ну не могла она к своему учителю обращаться иначе! – но тот неожиданно бросил.

– Это и не перчатки. Последствие неудачных экспериментов.

Приглядевшись, Сахароза поняла: то, что она приняла за чёрную, плотно прилегающую к предплечьям кожу, оказалось чешуёй с ровным краем. По форме как щитки у черепах, только меньше и почти плоские. Бездна, ей определённо нужно быть внимательнее. Или новые очки. Или всё вместе. Но куда важнее…

– Вы обращались к Барбаре? – Сахароза не представляла, чем и как лечить подобное поражение кожи, но помогла же ей целительница, когда её саму мучил бесконтрольный смех? Значит, и в этот раз поможет!

Альбедо вяло кивнул.

– Она спела очень поддерживающую песню. Не переживай, по моим расчётам, через три недели эффект полностью спадёт, вот только… Результат должен был быть совершенно иным.

Архонты свидетели, как же знакомо. «Результат должен был быть совершенно иным», – ворчала Сахароза всякий раз, когда зелье взрывалось в колбе. Первые шаги в алхимии сопровождались звоном стекол.

Результат должен был быть совершенно иным – новый сорт цветков-сахарков не желал подниматься в воздух. Шелестел листьями, перемигивался лепестками – белый, голубой, нежно-розовый, белый, голубой, нежно-розовый, – но не взлетал. Приговором стало «не годен».

Результат должен был быть совершенно иным – спрей, который в лаборатории сохранял свежесть закатников, на жаре и в холоде быстро портился. Посыпались жалобы торговцев, обвинения в шарлатанстве. Она вернула всю выручку с продаж, рассыпалась в извинениях, несколько месяцев разрабатывала новый вариант, и первую его партию всё-таки раскупили. Правда, через месяц и благодаря протекции Альбедо. Зато следующая разлетелась, как горячие пирожки.

Зато следующая…

– Зато в следующий раз у вас непременно получится, – Сахароза тепло улыбнулась. Жаль, Альбедо улыбка не особо согрела.

– Спасибо, что в меня веришь, – он опустил голову. Над ведром уже образовалась горка. Задребезжала ручка, Альбедо хотел было вытряхнуть его в яму с компостом – левый угол отведённого Орденом участка, – как в спину врезалось тихое:

– А п-почему вы в себя не верите?

Сахароза ожидала, что Альбедо промолчит. Проглотит вопрос, сделает вид, что не расслышал, как всегда делают люди, когда всплывает тема, на которую тревожно говорить. Но вместо этого он произнёс:

– Потому что истина, которую я ищу, всеобъемлюща. Потому что объём исследований, который мне необходимо провести, расширяется с каждым днём, и сумерцы лишь знают числа, которым можно его охарактеризовать. Потому что моё время ограничено. Да, чисто гипотетически, я проживу дольше, чем прочие люди, но даже так… Вряд ли мне хватит времени.

Сахароза сглотнула. Резвился ветер, где-то вдалеке раздавались зычные окрики – новобранцев тренировал капитан кавалерии, – но здесь, среди опытных грядок царила давящая тишина откровений. Здесь Альбедо, помутнели озёра глаз, от углов их бессонница прочертила борозды. Разочарование осело на узких плечах грузом. Сахароза будто смотрелась в мнимое зеркало.

Вряд ли ей хватит времени, чтобы воплотить свои грёзы. Вмешивалась погода, вмешивалась природа – два поколения, и цветки-сахарки перестают плодоносить, – вмешивалась собственная рассеянность и косность мышления. У неё опускались руки. Она плакала, глядя на выжженные солнцем всходы ветряных астр и затопленные дождями грядки пылающих цветков. Ворочалась в постели долгими зимними ночами, сомнения сдавливали грудь. И всё же…

Ей есть, что сказать своему «отражению».

– М-меня… Меня успокаивает мысль о том, путь важнее результата, – Альбедо вскинул бровь в немом интересе, а Сахароза… Сахароза словно рыбкой нырнула в студёную прорубь, откровенность в ответ на откровенность. – Т-только не смейтесь, но я… Я хочу создать свою Страну чудес, рай с волшебными созданиями, в котором, мне, наверное, было бы невероятно скучно. – Сахароза грустно усмехнулась. – Вы же знаете, я и дня без экспериментов не могу просидеть. Но сейчас мне не скучно. Я узнаю новое, знакомлюсь с интересными людьми, ставлю успешные опыты и чувствую себя счастливой. Не всегда, конечно, но тем счастье ценнее, верно? И это важней. В конце концов, и Страну чудес я выдумала, чтобы чувствовать себя счастливее.

Под конец речи Сахароза прикрыла глаза. Она себя знала. Пять минут, и в голову полезут неловкость и сожаления. Она подхватит ведро, неделю будет избегать внимательного учительского взгляда, раз за разом мысленно переигрывая произошедшее. Но ничего из этого так и не произошло.

– Звучит очень мудро. Я… Я попробую так думать.

Похоже, Сахароза сделала поспешный вывод. Ей придётся метнуться на другой конец участка: смущение кололо щёки.