Jealous

<...>I'm a jealous, jealous, jealous girl

Я ревнивая, ревнивая, ревнивая девушка.


If I can't have you baby, if I can't have you baby

Если я не могу обладать тобой...


Jealous, jealous, jealous girl

Ревнивая, ревнивая, ревнивая девушка.


If I can't have you baby, no one else in this world can

Если я не могу быть с тобой, малыш, значит, никто не сможет.<...>


Lana Del Rey – Jealous girl


Улыбка становится всё прекраснее, она прямо-таки расцветает, как расцвели когда-то эти красные цветы в вазе рядом с кроватью. Всё равно их вырастили чтобы собрать, а потом продать какому-либо отелю за бешенные цены цветочного торга.


Женщины хорошо способны оценить пышные букеты. Это делается не только от качества и количества цветов, их расстановки. Важно то, кто их дарит. Определённо важно.


Лиза придерживает пальцами стебель, избегая листьев повыше, проворачивает по кругу алую розу, расцветающую с этим ещё сильнее. Хотя, скорее, лишь раскрывается и теряет лепестки. Какая там разница?


Алые цветы. Алая помада на губах - кажется, с вишней. Стоит распробовать и точно сказать, насколько приятно говорить колкости и угрозы с таким на губах. Лиза считает, что очень даже прекрасно. Цветок отправлен на пол, как деталь, совершенно потерявшая смысл в картине.


Пухловатые губки раз за разом касаются чужого тела, целуя, но без особо интереса - это можно больше назвать мягким трепетом, очень сдержанным трепетом, направленным на заботу, словно мамочка целует ребёнка на прощание. Джинн выглядит так, будто давно потеряла сознание, но её тихое размеренное дыхание говорит о простом сне. Бедная девочка - она совсем устала за всё это время. Сколько же девушек бежали к ней, со словами "Позволь позаботиться о тебе!" пытаясь нарушить личное пространство... Ох. Лиза Минчи готова заботиться о любимой девочке круглые сутки, не переживайте.


Девушка цинично держит чужое тело на руках, отворачивается от спящего лица, уже во всю зацелованного, - следы от помады пусть стирает не она, и она знает, насколько благородно потом будет смотреть на неё Джинн, пока будет возиться с ватными дисками и мицелярной водой, - такая вот спящая несобранность кажется даже смешной, но сейчас не стоит смеяться, хотя очень хочется, прям истерично, за победу, за новый пройденный этап... Минчи обязательно потом отравится в бар, но пока любимая малышка видит сны, её лучше не оставлять одну.


Кивает, поднимает руку, вертит ей, будто отражение не покажет ей то же самого, проверяет, реально ли то, что происходит. Реально. От этого смешно. От их обнажённых отражений на кровати очень даже смешно.


Номер отеля кажется очень уютным в обилии белых тонов и мягкого света, так что тёмное отражение панорамных окон небоскрёба реально живёт своей жизнью - более тёмной, неземной, - боги, тридцать седьмой этаж, - слишком прекрасной. Премиум-класс, пять звёзд, а также работники, готовые умолчать всё что угодно. Мечта любого. Мечта любой девушки довольствоваться видами из своего люкс-номера.


Вокруг большой кровати накидано одежды в абсолютной хаотичной перемешке - мало что помнится, хотя хочется, а особенно Джинн; Лиза почему-то уверена, что этого бы всего не было без особого эффекта, - среди вещей на полу остатки маленького пакетика с шипучими мелкими таблетками. Тут и увидишь самое красочное в твоей жизни - всё то, о чём мечтаешь, о чём грезишь в самых страшно-развращённых кошмарных снах об отношениях.


Поцелуи, ещё. Их настолько много, насколько много желания Минчи, которая каждое мгновение готова доказывать свою верность, свою привязанность. Вот, местами искажённое, двоящиеся отражение в тёмных окнах повторяет то же самое. Как жаль, что малышка спит.


Девушка хрипло усмехается, сбрасывает с себя спящее тело рядом - тут куча подушек, пахнущих стиркой, куча одеял и заботы. Лиза знает, что даже после того, как Гуннхильдр швырнули, она всё равно не проснётся. Понятное дело, действие вещества или его побочки не до конца известны во всех проявлениях. Когда хочется потратить время рядом с любимым человеком - это прекрасно, а когда он ещё и сопротивляться не может - ещё лучше.


Играться надоело, но обязательно должно захотеть вновь - Лиза свешивает ноги с кровати, ухватываясь за край одеяла, чтобы закрыть им грудь. Она обязательно позже как-нибудь расскажет Джинн о том, чем они занимались, и что все "первые разы" Лиза уже благополучно у неё забрала, рассеяв невнимательность и смущение. Чистая победа. Для такой леди, как Лиза, - гордость.


Гордость за себя замечательную, конечно.


Её отражения повсеместно рисуют великий и прекрасный образ. Её образ позволяет делать из людей кукол, различать хорошее и плохое. Скажите громче! Скажите, что все вокруг пустышки и манипуляторы. Лиза Минчи, конечно, абсолютно не такая. Совершенство. Джинн Гуннхильдр, конечно, тоже выдающийся человек. Конечно она не девочка на побегушках. Но Лиза так довольно улыбается, щурится, что в уголках глаз появляются небольшие морщинки, довольная собой, довольная тем, что смогла затащить в кровать невинного птенчика, словно игрушку. Попробовать и попользоваться. Они определённо круты и привлекательны, но кто больше?


Джинн, что выглядит даже сквозь сон очень измотанно, отправлена лежать в сторонку, ближе к краю кровати; её грудь вздымается при каждом новом вдохе, на лицо падают светлые пряди, пряча её от жестокого мира. В свою великую благородность Минчи достаёт еле живую белую рубашку, накрывает ею тело, будто отдавая честь или одолжение спящей. Ткань кое-где испачкана в красной помаде. Плевать, малышка обязательно купит себе ещё одну - у неё их море, как и денег. Безнадёжный романтик-котёночек.


Лиза соскакивает с кровати, закутываясь в одеяло. Совершенно удовлетворена.


Улица встречает её не так дружелюбно, как бы хотелось, но на это девушка продолжает также мило и абсолютно саркастично улыбаться, не вникая в происходящее. Достаточно закрытого типа балкон пустует, но стены его обставлены ненужным экзотическим хламьём, что обычно стоит в каждом отеле.


Поздний-поздний вечер, белые звёзды на небе, внизу город продолжает кишить бесполезными миллионными жизнями. Машины, светофоры, людские крики, музыка, огни города. Ярко, броско. Великолепно.


Изящная женская рука ищет сигареты; откуда-то сбоку со стеллажа достаются пачка сигарет и зажигалка, и опять роняются, когда в руке загорается настоящий спасительный огонёк; Лиза почти не курит, но в данный момент очень хочется. Открыто. Незащищённо. Но девушка чувствует себя лучше всех. В прочем, она никогда не защищается. Атакует.


Сигаретный дым растворяется во мраке ночи, совершенно точно никому не помешает на такой высоте - соседей у номера всё равно нет, а, значит, нет и свидетелей. Вдох, дым, смех. Вот, каков прекрасный вечер. Одеяло, обёрнутое вокруг тела, спадает ниже, хотя итак не доходило и до плеч. Грудь оказывается открыта, но на это слишком наплевать, потому что ни холода, ни чужих взглядов ощутить просто невозможно.


А вы чувствуете себя прекрасно?


Белая ткань спадает ещё ниже - обычно Минчи приучена снимать так платья, чтобы они спадали к ногам, и потом можно было пафосно переступать через них, таких брошенных, но сейчас ни платья, ни других атрибутов нет - ха-ха, у неё нет совести, чёрт возьми!


Кончик одеяла растворяется красным оттенком, впитывая в себя тягучую влагу и грязь на покрытии. Красный - красиво.


Большой грязный ящик у стены очень уж выделяется от тематики отеля, но на это абсолютно всё равно. Лиза с догорающей сигаретой на фоне его выглядит уж слишком божественно, слишком чисто.


И снова смех. Нога выпутывается из одеял и пинает валяющийся свёрток с ножом к стене, ко всему грязному, что обитает на всеми забытом балконе престижного отеля. От темноты тянет кровью. Красный цвет - кровь. Красный цвет - остановись. Кровь на полу сочетается с бетонным цветом покрытия, тянется к вещам, указывая на главную улику.


Минчи облокачивается на бортик балкона и швыряет окурок вниз одним лёгким движением пальцев. Снова тянется к стене, но не за дополнительными сигаретами, а за зажигалкой и кое-чем ещё.


Жёлтого цвета листочек мелькает перед глазами, и пока он был яркий при дневном свете - в ночи он стал серым, ничем не выделяющимся мусором. Девушка вслушивается пару секунд в звуки жизни города, поправляет прядь волос и берет вещи в две руки. Мелькают искры, сгусток пламени загорается перед бумагой, поджигая. Вверху последний раз поблёскивает заголовок, а снизу уже догорает кусок с главными любовными словами и подписью отправителя. Признание догорает так быстро, как и само разбирательство - автор позади явно уже не помешает этому; вернее, автор вообще уже ничего не сможет сделать в этой жизни.


Касание молодого месяца и звёзд с прекрасным чёрным полотном, бесшумный ветер, вселяющий силы. Любовь сгорает. Но Лиза всё улыбается, натянуто, почти что деревянно, верит, что любовь готова гореть. У них же с малышкой - лишь разгорается.


Ночь уносит с собой все тайны, все отклики, все лозунги. Если она не может - не может никто.