Чонгук неплохо справлялся.


      Он переехал в другую квартиру. Её сдавала статная женщина, которая сумела с первого взгляда оценить нового жильца как надёжного и благоразумного.


      Он устроился на работу в крупном автосервисе, в котором повезло пройти испытательный срок, плотно укорениться в качестве механика и пройти курсы повышения квалификации. Стажа было мало, так что достойная зарплата махала ручкой до лучших времён. И всё же получал Чонгук нормально для холостяцкой жизни без особых амбиций. Он грел самолюбие тем, что его уже отметили талантливым и подающим надежды.


      Он нашёл подработку. Точнее придумал для себя сам: мастер на выезд. Зарегистрировался на нужном сайте, подтвердил знания, умения, навыки... просто получал заявки и выполнял их в свободное время.


      Прошлое лишь раз объявилось вновь: однажды Чонгук встретил в мастерской альфу Рожа-Кирпичом из тигров, он был… нет, не правой рукой лидера, скорее – ногтем на указательном пальце. Он поинтересовался, как у Чонгука дела, и спросил, точно ли он завязал с боями насовсем, потому что босс очень расстроился из-за потери лучшего бойца, что всегда гарантированно приносил шальные деньги.


      А вот отпустить Тэхёна во второй раз было сложнее, но Чонгук справлялся и с этим. Больше задумывался о другом, о природе истинности, и искал причину тому, почему избегает её. Вывод напрашивался только один: страх и боязнь ответственности. Джин сказал бы иначе: «У тебя детская травма», но Чонгук никогда не слушал его околопсихологический бред.


      – Погоди, погоди, stop! – Джин выпивает стаканчик соджу до конца и заедает свининой, завернутой в листок. – Ты встретил истинного сколько месяцев назад?


      – Ну, четыре.


      Джин смотрит выразительно, потому что его не наебёшь.


      – Хах, шесть… или семь всего-то, – осторожно отвечает Чонгук.


      – Хах?! Всего-то? – в глазах альфы искрится шок и возмущение. – Какого хрена, Чон Чонгук?! Где он? Почему я узнаю о нём только из твоих пьяных откровений?


      – Ну-у, – мычит Чонгук. Он и вправду с непривычки накидался. Алкоголь знатно ударил даже не в небольшом количестве. – Не знаю, где он… Вообще не знаю.


      – Господи, помоги… В смысле не знаешь? Говори, блять, уже, а не интригу разводи. – Чонгук качает головой, и Джин подстегивает: – Имя, пол.


      – Ну, Тэхён, мелкий такой мальчишка, – Чонгук сидит на полу, но вскидывает руку и пытается показать рост.


      – Отлично, он карлик, – смеётся Джин. – И почему Тэхёна нет с нами?


      – Ему нельзя пить.


      – Сколько ему?


      – Шестнадцать.


      – Воу… Пока не очень везёт, бро. Ну, годок-другой подождать, а там, – рассуждает Джин, поигрывая бровями. – Что говорят его родители?


      Чонгук жмёт плечами. Он в душе не чает, кто родители Тэхёна и что они знают о нём. Скорее всего, ничего, потому что вряд ли мелкий поделился своей феерической историей тупости и знакомства с истинным. Его бы отстегали уже за одно нахождение в Наппыне. Чонгук бы на месте родителей хорошенько ремнём приложил.


      Джин выдыхает, понимая, насколько плачевная ситуация. Он продолжает расспрашивать, но получает лишь крохи информации, и это всё так неправильно, чёрт возьми!


      – Ещё раз для закрепления: ты встретил истинного, почувствовал сразу, а он, кажется, нет, и ты просто наплевал на него?


      – Ну… – Чонгук не согласен: слишком грубо звучит.


      – Господи, – выдыхает Джин, и, кажется, Господь стал их третьим собутыльником. – Чонгук, я понимаю, что у тебя была не лучшая ситуация, и всё такое, но ведь права заявлять тебя никто не заставлял. У нас не каменный век, тебе б мальца даже не отдали. От тебя в принципе ничего не требовалось, просто не бросать его, раз нашёл, а ты взял и наплевал.


      – Тэхён же не знает, так что ничего страшного.


      – Вот именно, ты сам за него решил.


      – Истинность – не гарант счастья, – вскидывается Чонгук. – Что бы я ему дал с этой тупой связью?


      – Во-первых, мы не о природе говорим, а во-вторых, от тебя никто ничего не требовал. Просто человеком будь.


      – Я не хочу брать ответственность, – не слушает Чонгук. Раз у него появился собеседник, которого можно завалить ворохом сомнений, страхов и переживаний, так он готов опустошить наконец голову. Язык заплетается, а мысли скачут, но Чонгук пытается изо всех сил: – Вот нахрена оно мне? Почему я должен брать ответственность? Я ничего не сделал, чтобы её брать. Мне не за что быть ответственным. Почему я не должен был бросать его? Нет, почему вообще ты такое слово подобрал, хён… Бросить? Я с ним за ручки не держался, чтобы бросать.


      Джин не пытается перебить, он, наоборот, рад, что друг идёт на контакт. Держать всё в себе – мероприятие провальное, а Чонгук в последние дни выглядит на грани чего-то, может быть, истерики, и заваливает себя работой как в былые времена, когда на встречи с другом едва ли приходилось выкроить минутку. Джин видел, что ему сложно, но причину не до конца понимал, так что завалиться с алкашкой было отличным планом.


      – Я свободен, хён, – Чонгук выпивает ещё стаканчик и морщится. – Я впервые в жизни… Хён, я могу пожить просто для себя? Почему я должен влюбляться типа? Зачем мне любить какого-то Тэхёна. Он вообще малолетка… Ему об уроках думать надо, а мне не надо об его уроках париться. Я не хочу.


      Джин кивает понимающе: всё в гораздо большей жопе, чем он представлял.


      – Почему ты вдруг о любви сразу?


      Чонгук смотрит на хёна как на дурака и улыбается глупо-глупо, наклоняется, подзывает рукой и, подождав, когда к нему приблизятся тоже, щёлкает по носу:


      – Хён, чё ты таких простых истин не понимаешь? – смеётся. – В общем, я не хочу любить там кого-то, – в подтверждении кивает сам себе.


      Джин в ахуенезе.


      – Ну и каша… – выдыхает, запрокидывая голову. Без соджу тут и вправду не разобраться. – Чонгук, любовь – это прекрасно.


      – И это выбор! – подхватывает парень и стаканчик наливает, подхватывая его тоже. – Почему истинность решает за меня? На мою мать тоже однажды права заявили, и что?


      – Истинность – это тоже выбор. Твоя мама выбрала твоего отца, как и он её, разве нет? И хватит пить, – Джин выхватывает бутылку. – Тебе реально хватит.


      Чонгук жмёт плечами и морщится: про родителей он говорить точно не хочет.


      – Тебе нравится этот Тэхён? Дело в этом? Ты испугался, Чонгук, это нормально.


      – Никто мне не нравится, – говорит громко. – Мы виделись-то два раза, – поднимает руку и загибает два пальца. – Не нравится, – повторяет. – Ты вообще знаешь, как он пахнет? Сладкой дрянью. Ненавижу сладкое. И Тэхён мне не нравится.


      – Ты меня уверить пытаешься или всё-таки себя?


      – Хён, – выдыхает, заваливаясь на диван, и подбирает ноги, – я не хочу больше говорить.


      – Ладно, просто послушай, – Джин поворачивается. – То, что было у твоих родителей, не повторится у тебя, потому что ты – другой человек, хороший, по-настоящему сильный, и ошибок отца не совершишь. Не лишай себя любви, – он запускает руку в волосы Чонгука, ласково поглаживая и массируя. – Не хочешь истинного – не надо, но вдруг для него это важно, вдруг он ждёт тебя? Понимаешь, о чём я? Ты должен найти его и сказать. Но не руби с плеча. Узнай его, и он пусть узнает тебя.


      Голос Джина тонет, Чонгук млеет от приятных прикосновений, он находит силы кивнуть, прежде чем закрыть глаза и уснуть.


      В лодке истинности всегда плывут двое.


***



      Наутро Чонгук чувствует себя как отстой. Водичка и таблеточки, любезно оставленные Джином, дело поправляют, но кусок в горло всё равно не лезет. Вчерашний день не в тумане, как это обычно бывает в кино, а может быть Чонгук недостаточно выпил для амнезии. Надо было больше, потому что стыдно.


      На полу стоят в ряд пустые бутылки из-под соджу, две коробки пиццы, а вот посуда оказывается в раковине. Видимо, Джин ещё был на что-то способен, что логично, ведь, в отличие от Чонгука, он мало пил. Ха, но Чонгуку много и не надо было, чтобы накидаться.


      Он выдыхает, обещает убрать бардак позже и идёт в душ. Вода отрезвляет, мысли о вчерашнем разговоре нещадно подкрадываются с разных углов. Чонгуку ещё далеко до того, чтобы разложить всё по полочкам и решиться на глобальное. Джин прав… во многом вообще-то, в частности в том, что Тэхён должен знать о том, что уже дважды поздоровался с судьбой. Но Чонгук надеется не встретить его в ближайшие лет пять, просто чтобы подумать. Хотя нет, к чему врать? Чтобы сбежать. Он трус, и что? Да, Джин прав, и что? Чонгук не собирается по всему городу искать Тэхёна. И да, он игнорирует тот факт, что знает, где живёт его мелкий. Но если подумать, то вообще-то адрес в тот день мог быть любой, может, это был дом друга или подруги, а ехать наобум и выпрашивать у кого-то информацию… пф, бред. Чонгук не из дорамы сбежал, и его жизнь – не ромком.


      Он выходит из душа бодрым и решительным, быстро просушивает волосы, залезает в спортивные штаны и толстовку, разбирается с разделкой мусора, лежит какое-то время без движения, решает сделать зарядку и наконец, натягивая капюшон и кроссовки, выходит на улицу.


      Свежо. Лето догорает. Чонгук быстро избавляется от пакетов и мчит в подъезд. Идти сегодня никуда не нужно. Дополнительная работа? Не-е. А вот зарубиться в игру – самое то. Ну и позавтракать для начала, точнее пообедать, потому что час дня.


      Взобравшись на четвёртый этаж, Чонгук достаёт ключи, роняет, ругается и слышит, как открываются двери лифта. Он поворачивает неосознанно, будто тянет что-то, перед глазами мелькают розовые волосы, а затем…


      – Офигеть, хён!


      «Блять», – думает Чонгук, застывая, не в силах пошевелиться. Тэхён, наоборот, выглядит как довольный кот, стащивший со стола все хозяйские вкусняшки и не получивший веником под зад.


      – Что ты тут делаешь? – спрашивает и смотрит на ключи, наполовину вставленные в замок.


      – Живу.


      – Класс! Это твоя квартира? – кивает на дверь.


      – Да…


      – Офигеть, а следующая – Чимина. Я к нему шел.


      «Бля-я-ять», – воет Чонгук и поворачивает ключ в надежде сбежать и спрятаться. Он бы и заорал белугой, потому что так не бывает в жизни. Кто-то своего истинного за всю жизнь ни разу не встретит, кто-то ждёт не дождётся и ищет, а ему вот подарочек – получите за так, не перенапрягайтесь, доставили в лучшем виде в третий раз, так что заберите нахер, мы больше терпеть не намерены. И Чонгук не понимает, что чувствует. Он ведь не хочет влюбляться, уж точно не так, не когда тебе это предначертано, не когда красная нить оплетает и душит до смерти, пока не примешь.


      Тэхён подплывает ближе и смотрит, заложив руки за спину, улыбается совершенно счастливо. Хотя Чонгук бы сказал ебануто.


      – Можно к тебе?


      – А как же Чимин?


      – Переживёт.


      Чонгук молча дёргает ручку двери и входит. Может, обойдется? Нет. Тэхён залетает следом, впечатываясь в спину (у него в привычку входит), и чуть ли не сшибает на пороге.


      – Я боялся, что ты закроешь, – улыбается повернувшемуся Чонгуку.


      – Я тебе что говорил? Не лезть на рожон, а ты к альфе домой вваливаешься. Вообще без мозгов? – ворчит тот, скидывая кроссовки.


      Внешне – само спокойствие, в душе – паника. Хорошо, что в доме успел прибраться, пусть грязно и не бывает. Чонгук любит наводить порядок везде, кроме собственных мыслей.


      Тэхён не стесняется и проходит в комнату. В общем-то она единственная, так что заплутать невозможно.


      – Я ж тебя знаю, – отвечает всё же.


      Чонгук усмехается.


      – Не знаешь.


      – Я чувствую, меня интуиция не подводит.


      И опять это. Чувствует он! Чонгуку рассмеяться бы, но он держится, и вдруг приходит в голову, что Тэхён, возможно, не так уж и не прав в ощущении или интуиции… Тут как не назови, а суть одна – предназначенность.


      – Омега приходит к альфе, это нормально?


       Миссия: выстроить образ сварливого деда.


      – Хён, мы что, в Чосоне?


      Тэхён садится на диван и подбирает ноги. Чонгук смотрит на его носки с изображением жёлтой прямоугольной фигни с бешеными глазами и тупой улыбкой.


      – Это твой портрет? – кивает.


      – М-м? – Тэхён вскидывает брови. Не понимает.


      – Носки.


      – Тц… Хён, это Спанч Боб. С ума сойти, ты не знаешь, кто проживает на дне океана?


      – Да мало ли кто.


      Тэхён смеётся.


      – Ладно, я понял. Поработаем над твоими знаниями.


      Чонгуку не нравится, как это звучит, а ещё ему не нравится осознание, что он рад видеть Тэхёна. Его запах, спокойный, сладкий, не слишком яркий и уже привычный, не распаляет на похоть, но заполняет пространство, обволакивая и оседая, и это так правильно. Чонгук не говорил Джину, но он представлял себе это время от времени – гармонию, представлял, что отпустит себя и поддастся. Это ведь его выбор?


      – Стоишь столбом, хён. Ты обещал мне ужин, помнишь? Я чертовски голоден.


      Он помнит, и в этом, наверное, тоже проблема: раз обещал, значит, от слов не отказывается.


      Искусство заварки рамена – единственный талант Чонгука. В холодильнике пустовато для того, чтобы принимать гостей, но всегда есть доставка. Тэхёну был дан выбор, и этот мелкий посчитал забавным комментировать готовку и мешаться под рукой. Напряжение спадает само собой, и внутренний сомневающийся затыкается, потому что с Тэхёном просто. Он ничего не требует, потому что ещё не догадывается. Или он всё знает и притворяется, что нет? Чонгук точно не будет спрашивать.


      Пока он достаёт посуду, Тэхён хватает его телефон, и забрать бы сразу и по рукам стукнуть, да всё равно пароль стоит, так что в личное хода нет. Чонгук распределяет рамен по тарелкам и видит хитрый взгляд исподлобья, слышит хихиканье, а затем попсовую песню из кармана свободных штанов Тэхёна.


      – Ты что..?


      – Хён, простой как дважды два, – улыбается мелкий, явно сдерживаясь. – Как тебе в голову пришло поставить такой сложный пароль? – начинает издеваться. – Четыре ноля?! А ведь и правда никто не догадается, что всё так тупо! Я ввёл по приколу, – он не может перестать смеяться, глядя на потерянное лицо напротив. – Это ж гениально, ты меня до слёз довёл, – он смаргивает и протирает глаза.


      А Чонгук… просто залип с палочками в руках, как идиот. И, кажется, у него случается микроинфаркт, когда Тэхён кладёт голову на сложенные руки и смотрит умилительно, снова широко тянет губы. Его теперь розовые волосы красивые, его улыбка тоже, его глаза и родинки… и губу он прикусывает так сладко.


      «Шестнадцать», – сигналит мозг, и Чонгук отмирает, забирая телефон подальше, смотрит и видит в вызовах номер, добавляет новый контакт и вбивает «Мелкий».


      – Как ты меня записал? – интересуется Тэхён, пристально следя.


      Чонгук поворачивает экран, и мелкий хмурится.


      – Хё-о-он, – ноет, – я тебя тоже могу аджосси прозвать… Детский сад.


      – Суровая реальность. Давай дохлёбывай и…


      – Тш-ш, не матерись при детях, – Тэхён указывает на себя и выхватывает палочки.


      Чонгук показательно закатывает глаза:


      – Ты ребёнок, только когда тебе выгодно? – он садится и принимается за еду. Кусок в горло, на счастье, прекрасно лезет, и никакие малявки ни по чём.


      – Может, посмотрим что-нибудь? – игнорирует Тэхён.


      – Я тебе только ужин обещал.


      – Ага. А сейчас обед.


      Чонгука наебали.