— Да иди ты нахуй, контролёр чертов! Заебал, сил моих больше нет! — от хлопка двери звенят даже окна в квартире.
Что ж, Чан, хоть и поджимает расстроенно губы, но ожидал чего-то подобного. Тотальный контроль — это действительно его беда, с которой справиться он никак не мог.
Бин, я опять накосячил…
Чан со злостью откидывает телефон на кровать и сам же падает рядом, устало потирая лицо ладонями. Не сказать, что ему были настолько важны эти отношения и этот человек, но неприятный осадок в душе всё равно появлялся. Ему определенно стоило что-то с этим делать. Только вот что? Чан уже даже задумывался о походе к психологу, но заставить себя всё никак не мог.
Телефон жужжит над ухом, оповещая о новом сообщении.
Я не буду ничего говорить тебе по этому поводу, ты и сам всё знаешь.Знаю.
Чан скрипит зубами от злости на самого себя и всё же ощущает благодарность по отношению к Чанбину, который не стал в очередной раз полоскать ему мозги на уже заезженную тему, как некоторые бывшие.
У меня есть предложение.
Ты же знаешь, что у меня трудные взаимоотношения с психологом.
Я не про психолога.
Чан заинтересованно смотрит на экран телефона. Проходит пять минут. Затем десять.
Куда пропал?
И всё равно тишина. Чан снова откидывает телефон, взглядом утыкаясь в белый потолок. Вот и у него в голове сейчас такая же пустота. И лишь спустя полчаса бесполезного лежания телефон вновь подает признаки жизни, вырывая Чана из круговорота собственных неутешительных мыслей. А в сообщении Чанбина чей-то телефон.
Что за номер?
Парня по имени Хёнджин.
Я только что расстался, а ты мне кого-то ещё пытаешься подсунуть?
Не будь идиотом. Нет конечно!
И кто он тогда?
Не важно. Если я отвечу, ты можешь отказаться встретиться с ним.
Что-то мне это уже не нравится… И он сможет мне помочь?
Если вы сможете договориться, то да.
Всё это выглядит очень сомнительно.
Прошу, позвони ему и договорись о встрече.
Ладно…
/ / /
Чану с самого начала не сильно нравится идея встречи с неизвестным Хёнджином. Начать с того, что встреча в отеле в центре города — это слишком подозрительно. Только вот никаких других вариантов собеседник даже не хотел рассматривать. Либо отель, либо не будет встречи вообще. И Чан бы с радостью отказался, но он пообещал Чанбину. И друг слишком много для него сделал до этого, чтобы так неуважительно относиться к его помощи.
На ресепшн Чана встречает девушка с милой, но явно дежурной улыбкой.
— Здравствуйте, чем я могу помочь?
— Добрый вечер. У меня встреча назначена. Номер… эмм… — Чан кидает быстрый взгляд на экран телефона, — 2021.
Взгляд девушки незаметно меняется и быстро скользит сверху вниз и назад. А на губах всё та же улыбка, словно приклеенная.
— Минуточку, — несколько секунд клацанья по клавиатуре наманикюренными ноготочками и на стойку перед Чаном ложится черная пластиковая карточка без каких-либо опознавательных знаков. — Ваш ключ-карта, пожалуйста. Двадцатый этаж, из лифта — направо. Приятного отдыха.
Чан удивленно вздергивает бровь на пожелание и, тихо бормоча благодарность, забирает ключ. Ноги упорно не хотят двигаться в сторону лифта, и Чану приходится буквально заставлять себя идти. Под ложечкой неприятно сосёт, пока лифт медленно спускается откуда-то с верхних этажей. От лёгкого и мелодичного «дзинь» внутри Чана что-то ухает вниз. Хочется позорно развернуться и сбежать. Но он же мужик, ему нечего бояться! По крайней мере, именно так он пытается себя убедить, делая шаг в кабину и нажимая на кнопку нужного этажа. Двери бесшумно закрываются, отрезая путь к бегству.
Кажется, проходит всего секунда, и Чан совершенно не успевает настроиться и расслабиться перед предстоящей встречей. Когда он выходит из лифта, перед его глазами открывается просторный коридор, расползающийся по обе стороны от лифта. И всего две двери. Чан даже боится представить, сколько может стоить такой номер. Он в принципе не понимает, зачем встречу проводить в номере отеля, тем более явно столь дорогом.
Огонек на замке двери меняет свой цвет на зеленый, стоит только Чану поднести карточку. Щелчок и дверь медленно и также бесшумно, как и двери лифта, открывается. И выбора уже точно нет, приходится зайти.
Даже то, что Чан успевает разглядеть, выглядит баснословно дорого. И явно размерами не уступает целой квартире.
— Ты пунктуален. Это приятно, — Чан даже не замечает его в начале. В полумраке номера мужчина напротив сливается с блуждающими по углам тенями, словно сам является частью этого номера. Чану становится немного не по себе. — Разувайся и проходи.
Тень отделяется от стены, уходя вглубь номера в гостиную зону, если её можно так назвать. Чан послушно снимает обувь, отставляя её в сторону и следуя за «хозяином» номера.
— Присаживайся, — парень кивает на кресло напротив себя. — Выпить что-нибудь хочешь? — кивок головы на несколько бутылок с алкоголем, даже на вид явно дорогих.
— Нет, спасибо, — Чан устраивается в кресле и старается сесть как можно более расслабленно и непринужденно.
— Хорошо, тогда перейдем сразу к делу, — парень устраивает локти на подлокотниках и переплетает пальцы, хищным и одновременно хитрым, словно лиса, взглядом, сканируя собеседника напротив. — Как ты уже знаешь, меня зовут Хёнджин. Чанбин поделился со мной проблемой, с которой ты столкнулся, и я готов оказать тебе помощь.
— В каком виде? — Чан недовольно щурится.
— А ты и вправду не любитель быть ведомым и слепо доверять другим, — Хёнджин расслабленно откидывается в кресло. — Скажем так… Я научу тебя отпускать контроль и передавать его в чужие руки.
— Каким. Образом.
Да, Чан начинает злиться. Он никогда не любил оставаться в неведении. А в нынешней ситуации он вообще ощущал себя слепым котенком, не понимающим, куда он тычется.
Хёнджин хмыкает и берет в руки бумаги, что до этого лежали на столике рядом с выпивкой. Он словно ещё раз пробегается глазами по строчкам и лишь после этого протягивает Чану.
Чан с нетерпением выхватывает листы из чужих пальцев, впериваясь взглядом в мелкие строчки.
— Что? Ты издеваешься? — внутри Чана клокочет ярость, и голос оттого больше похож на звериный рык.
— Отнюдь, — а вот собеседник напротив остается совершенно спокоен.
— Ты предлагаешь мне принять участие в БДСМ-сессии, так ещё и в роли… — Чан давится словами. От возмущения не хватает слов.
— Сабмиссива. Всё верно.
— Нет.
— Это твоё окончательное решение?
— Да.
Чан столь резко вскакивает на ноги, что массивное кресло за его спиной, покачиваясь, с глухим звуком падает. Бумаги агрессивным движением отправляются обратно на столик.
— Всего доброго, — Чан буквально выплевывает эти слова и направляется к выходу. Как чувствовал, что не стоит идти.
— И ты оставишь всё, как есть?
— Не твоё дело.
— Чанбин потратил много времени, чтобы уговорить меня на это. И не только времени. Хочешь сказать, что его усилия были напрасными?
Чан на мгновение останавливается, как вкопанный. Чанбин старался ради него, хотел помочь. Гордость гордостью, но друзья… Друзья для Чана всегда — с самого детства — были самым дорогим и важным. Чан не мог так поступить со своим другом. Он должен хотя бы попробовать.
Руки сжимаются в кулаки.
— А ты знаешь, как манипулировать людьми.
Хёнджин на это заявление лишь тихо хмыкает. Развернувшись, Чан отмечает, что парень даже не сменил своего положения, сидя в такой самоуверенной позе, что хочется врезать. Тот манит его пальцем к себе и головой вновь указывает на место напротив. Кулаки уже начинают чесаться, и всё же он возвращается, поднимает кресло на прежнее место и грузно опускается в него.
— Хорошо, я согласен попробовать. Но только один раз.
— Нет.
— В смысле «нет»?
— Если мы подписываем договор, — аккуратный длинный палец несколько раз касается бумаг на столике, — то на долгосрок. Минимально — три месяца. Дальнейшее продление будет обсуждаться обеими сторонами ближе к концу срока.
— Бред какой-то! Ещё и этот договор…
— Договор нужен для того, чтобы регламентировать мои и твои права и обязанности во время сессий, а также обезопасит обоих физически и юридически, насколько это возможно.
— Как в здравом уме можно согласится на такое?
— Просто взять и попробовать. Довериться.
— Я тебя даже не знаю! О каком доверии может идти речь?!
— О безусловном, — Хёнджин неожиданно подается вперед. И хоть между ним и Чаном всё ещё приличное расстояние, последний неосознанно лопатками вжимается в спинку кресла, словно перед ним хищник. — Ты и понятия не имеешь, что тебя может ждать впереди. А узнав, тебе не хватит смелости согласиться на это.
— Ты меня сейчас пытаешься на слабо взять? — Чан опасно прищуривает глаза и сам невольно подается вперед. Он совершенно не любит, когда его провоцируют.
— Нет. Просто констатирую факт, — Хёнджин говорит, смотря ему прямо в глаза, словно гипнотизирует. — Есть два типа людей: те, кто узнав, будут долго думать, но согласятся на риски из любопытства, доверившись партнеру; и есть те, кто чем больше будут думать, тем сильнее будут уходить в отрицание. Ты относишься ко второму типу. Я это понял ещё по рассказу Чанбина. И честно, я не в восторге от таких, — Хёнджин цыкает, как будто разочарованно, и вновь возвращается в свою расслабленную позу. — Не люблю работать с упрямцами, которых из раза в раз нужно словно приручать и заставлять доверять себе. Больше головной боли, чем удовольствия. И всё же я дал обещание Чанбину, поэтому свою часть сделки я выполню честно и в полной мере.
— Идиотизм какой-то, честное слово, — Чан устало трет виски, а затем и переносицу. — Я могу подумать какое-то время?
— Нет.
— Хоть до утра.
— Нет, — тихо, но четко и уверенно. Хёнджин непреклонен. — Или ты соглашаешься, или ты выходишь из этого номера и больше никогда не возвращаешься. Поверь, я нечасто соглашаюсь на такие невыгодные для себя сделки, так что идти потом на уступки из-за тебя, если ты вдруг уйдешь и передумаешь, я не собираюсь. Решай сейчас.
Чан чувствует себя тигром, загнанным в клетку. Безысходность, ответственность, неуверенность, злость — они давят на него со всех сторон, мешают адекватно мыслить и принимать хоть какие-либо решения. А Хёнджин лишь молча сидит напротив него и смотрит. Но ощущение, что этот взгляд выворачивает из него всю душу.
— Я уверен, я ещё пожалею об этом и не раз, но хорошо. Я готов попробовать.
На лице Хёнджина расплывается довольная улыбка, словно он и не сомневался, что так и будет. И если он хоть что-то в этом духе скажет сейчас, то Чан ему действительно врежет. Только, похоже, парень всё же умный и ничего не говорит по этому поводу, молча перелистывая договор на последнюю страницу.
— Чтобы сэкономить нам обоим время сейчас, я объясню тебе правила, — Хёнджин вновь протягивает ему бумаги. — Этот номер — моя территория. Попадая сюда, ты подчиняешься мне, делаешь то, что я скажу и как я скажу. Без самодеятельности. По разговорам будем решать опционально, потому что я сомневаюсь, что ты сможешь первое время держать рот на замке и не пытаться вставить свои пять копеек поперек любого моего слова. И сомневаюсь, что ты сможешь выдержать столько наказания за свою болтливость, — Чан вскидывает голову и только открывает рот, чтобы попытаться едко прокомментировать, как его тут же резко обрывают. — Тихо! Не смей меня перебивать. За неимением у тебя опыта, первое время я буду прислушиваться к твоим словам по поводу ощущений больше, чем обычно, чтобы ты сам научился понимать, где твой предел. Но потом мы будем ориентироваться только на стоп-слово. Знаешь, что это такое?
— Конечно, — Чан снова поджимает губы. Не настолько же он дремучий ведь.
— Отлично. У каждого из нас будет своё стоп-слово. Потом здесь не будет полумер, ты сам должен будешь решать, готов ли ты терпеть и продолжать, это твой порог или нет. Конечно, я тоже буду смотреть на твоё состояние, и всё в большей степени ты должен будешь научиться отвечать именно за себя. Поэтому тебе нужно будет выбрать своё стоп-слово осознанно, чтобы в каком бы ты состоянии ни был, ты не смог его забыть. Можешь подумать до следующего раза и сказать мне по…
— Море.
— Что?
— Моё стоп-слово — море.
— Так быстро? — Хёнджин удивленно вскидывает бровь, смотря на парня.
— Я себя хорошо знаю, чтобы понимать, что я не забуду, в каком бы я состоянии ни был.
— Хорошо, я понял. Впиши тогда в конце страницы. Касательно встреч: их мы будем обговаривать заранее в конце предыдущей встречи, чтобы время было удобно нам обоим. Если встреча назначена, никакие отмены, опоздания или переносы не принимаются. Это касается обеих сторон. Конечно же, не считая форс-мажоров, вроде болезни, чп, и, увы, сверхурочной работы, которая от нас не зависит. А вот отменить только потому, что захотелось выпить пивка с друзьями — не получится. Ну и конечно просто игнорировать встречи и не приходить тоже нельзя. Это может очень сильно тебе аукнуться, предупреждаю сразу. Кажется, на этом всё. Потом ещё раз прочитаешь на бумаге. Если тебе всё понятно, то можешь поставить свою подпись рядом с моей и на этом с формальной частью будет покончено.
— А если что-то непонятно?
— Тогда можешь задать вопросы.
Чан вздыхает. Нет у него вопросов. У него есть стойкое ощущение, что он ввязывается в какой-то пиздец на свою жопу, причем в прямом смысле, но выбора у него особо-то и нет. Размашистая подпись Чана размещается под весьма компактной от Хёнджина.
— Готово.
Хёнджин забирает бумаги и рассматривает подпись, будто она может взять и исчезнуть. Но потом всё же удовлетворённо кивает и откладывает договор туда, где он лежал всё это время.
— Прекрасно, — Хёнджин встает со своего места, расстегивая на ходу пиджак и преодолевая короткое расстояние между ним и Чаном. — Кстати, забыл кое-что сказать.
— И что же? — Чан смотрит на него снизу вверх и уже предчувствует какой-то подвох.
— Во-первых, обращаться ко мне будешь на «вы». Сомневаюсь, что сможешь вытерпеть обращения, наподобие «хозяин» или «господин».
Чан скрипит зубами. Ну да, на такое он точно не согласился бы.
— А второе?
Чужая нога в туфле резко впечатывается в край кресла, аккурат между ног Чана. Хёнджин подается вперед.
— Раздевайся.
— Что?.. — нет, Чан всё прекрасно слышит, просто немного не верит. Он был уверен, что у него есть некоторое время, чтобы морально подготовиться к тому, что его может ждать.
— Я не люблю повторять дважды. Но, так и быть, сегодня для тебя я сделаю исключение. Раздевайся.
— Прямо сейчас?
Хёнджин закатывает глаза и неожиданно хватает Чана за ворот футболки, делая шаг назад, а заодно вынуждая и его встать на ноги. До этого, когда они не находились настолько вплотную друг к другу, их рост казался одинаковым, но сейчас Чан понимает, что Хёнджин на добрых десяток сантиметров выше него.
— Живо.
Ворот отпускается также резко, и от лёгкого толчка в грудь Чан пошатывается, но всё же держится на ногах. Его шумный выдох через нос полон раздражения. Хёнджин наверняка это замечает, потому что в ответ лишь вздергивает бровь.
— Ладно-ладно, — Чан резко сдергивает с себя футболку и небрежной кучей кидает на кресло, где сидел минутой ранее. — Доволен?
Хёнджин сканирует чужое тело взглядом, задерживаясь глазами на широких плечах, накачанных руках, грудных мышцах и четко очерченном прессе. Чан гордится своим телом, поэтому считает этот молчаливый взгляд собственной похвалой.
— И? — неожиданно подает голос Хёнджин. — Дальше давай.
— Дальше? В смысле полностью?
— Именно. И белье тоже.
— А не слишком ли жирно тебе будет? — слова вылетают раньше, чем Чан успевает осознать их.
— Послушай, — Хёнджин вновь сокращает между ними расстояние и кладет ладонь на грудь Чана, легко давит и ненавязчиво подталкивает к ближайшей стене. По телу пробегает табун мурашек, стоит лопаткам коснуться холодной поверхности. По крайней мере, Чан пытается убедить себя, что это именно из-за холода, а не из-за того, что рука Хёнджина скользит вверх и ложится на его горло, слегка сдавливая. — Мы заключили с тобой сделку, так давай оба будем честно её выполнять, — Хёнджин говорит совсем тихо, практически шепчет, но почему-то Чану кажется, что его голос звучит в ушах буквально набатом. — Основой основ является доверие и подчинение саба своему дому. Дом отдает приказы, саб сразу и безоговорочно их исполняет. И за неисполнение дом имеет право наказывать саба, — пальцы смыкаются на горле всё сильнее, и с каждой секундой Чану становится всё труднее делать вдохи. — Реши для себя здесь и сейчас, готов ли ты мне доверять, пока у тебя есть ещё шанс остановиться и сделать вид, что ничего не было. Если готов, то ты слушаешься меня и делаешь то, что я говорю. Если нет, то сам знаешь, где дверь.
Чан хватается за чужое запястье сначала одной рукой, а затем и другой, и хватка Хёнджина постепенно ослабевает. И Чан бы с радостью списал это на свой счет, только он слишком хорошо чувствовал силу в чужих руках, несмотря на кажущееся хрупким телосложение. Хёнджин по собственной воле разжал пальцы, и заслуги Чана в этом нет.
— Я жду твоего ответа, — Хёнджин смотрит на него в упор, словно в глазах хочет прочитать ответ ещё до того, как Чан его озвучит. Но он молчит и в первую очередь пытается отдышаться. — Если ты не согласен с такими условиями, то нам не о чем больше говорить. Не хочу в таком случае даже пытаться столь бессмысленно и бесполезно тратить на тебя своё время.
Чан поджимает губы и резко вскидывает голову. Слова Хёнджина весьма точно проходятся по и так уязвленному ранее самолюбию Чана. В горле всё ещё немного першит, но Чан мастерски игнорирует неприятные ощущения, выпрямляясь во весь рост и расправляя плечи, словно это может помочь ему чувствовать себя уверенней. По крайней мере он пытается себя в этом убедить. Внутри всё бурлит от раздражения. Сейчас было бы правильно плюнуть на всё, развернуться и уйти. И черт с ним, с Чанбином; со своей совестью по этому поводу Чан мог бы договориться позже, но… Значит он — бессмысленная и бесполезная трата времени? В голове, словно кинолента, проносятся воспоминания о тех людях, которых он предпочитал бы не вспоминать. Похоже, они тоже считали его бесполезной и бессмысленной тратой времени, раз позволяли себе всегда уходить с такими разными, но такими громкими заявлениями на его счет.
Получается, для этого Хёнджина он тоже может стать лишь бесполезной тратой времени? Неужели он действительно настолько жалок?
— Хорошо, я согласен, — ну нет, он докажет, — в первую очередь самому себе — что он не жалок и что он не пустая трата времени.
— На что именно? — во взгляде Хёнджина виднеются смешинки. Только вот Чан, погруженный в свои мысли, вряд ли замечает их.
— Довериться тебе, — Чан на самом деле не понимает, зачем проговаривать это вслух, если и так всё понятно. И всё же так уж и быть, он будет играть по этим дурацким правилам.
— Кому? — Хёнджин, словно в тонком намёке, скользит ладонью от локтя вверх к плечу, задерживаясь на нем, и как бы ненавязчиво, намекая, водит пальцем по ключице.
— Вам, — на самом деле сказать это не настолько трудно, как Чану в начале думалось. И всё же подобные бесполезные расшаркивания не для него.
— Отлично, — уголки губ Хёджина едва заметно приподнимаются. — Будем считать, что первый урок усвоен. А теперь идем, — Хёнджин отступает на шаг и манит за собой.
Оттолкнувшись от стены, Чан следует за Хёнджином до ближайшей двери. Замок тихо щелкает, дверь медленно открывается, а за ней, казалось бы, обычная спальня.
— Заходи, — стоя в дверях, Хёнджин взглядом указывает на комнату. Чану это кажется немного странным, что он не заходит первым, и всё же он не видит в комнате ничего подозрительного, чтобы в очередной раз отказываться и уходить в протест.
Хёнджин входит вслед за ним. Дверь со щелчком закрывается.
— На будущее, дверь из комнаты открывается только моим ключом, — карточка из пальцев Хёнджина практически сразу прячется в задний карман его брюк. Чан немного нервно сглатывает. Ощущение какой-то подставы прямо-таки витает в воздухе. Хотя чего он хотел? Сам ведь на это подписался. Даже практически добровольно.
— И что мне теперь делать? — Чан оглядывается по сторонам: большая кровать, шкаф, комод и окно, зашторенное тяжелыми шторами.
— Во-первых, — Хёнджин начинает растягивать узел до этого туго завязанного галстука, — не задавай лишних вопросов, если тебе ничего пока не приказали. Во-вторых, — Хёнджин стягивает галстук через голову и сразу же расстегивает несколько верхних пуговиц, — садись на кровать на пятки, спиной ко мне, колени врозь, руки за спину.
Четко и ясно, без расшаркиваний и сюсюканий. Прямой приказ. Ничего сложного. Мягкий матрас прогибается под коленями, пока Чан забирается на него. Взгляд его то и дело обращается за спину, где Хёнджин стоит совершенно неподвижный и серьезным взглядом следит за каждым его движением.
— Не верти головой. Взгляд в пол перед собой.
Чан морщится, но молча отводит глаза. По спине пробегает холодок. Хёнджин за спиной, который непонятно, что там делает, определенно напрягает его. Ковер, расстеленный по всей комнате, глушит чужие шаги, не давая Чану возможности ориентироваться даже на слух.
Мягкая ткань касается его запястий совершенно неожиданно. И Чан снова кидает взгляд за спину, смотря, как Хёнджин затягивает узлы на его запястьях собственным галстуком.
— Это зачем?
Хёнджин поднимает глаза снизу вверх на Чана, смотрит пронзительно, недовольно и укоряюще.
— Я же сказал, взгляд перед собой, — в его голосе нотки недовольства.
— Ой, да больно надо, — совсем тихо бурчит Чан, надеясь, что Хёнджин не услышит. Только он слышит. И словно в отместку, дергает галстук, чуть сильнее затягивая узлы.
Чан пытается пошевелить кистями, но те связаны настолько качественно, что диапазон движений минимален.
— Не крути руками. Я затянул оптимально, никаких следов не останется.
Чан оглядывается, чтобы посмотреть на свои руки. Красивые узлы, и общий вид весьма эстетичный. И всё же ему как-то странно видеть это на себе.
Хёнджин неожиданно фыркает: «Безнадежен», и отходит к комоду. Чан закатывает глаза. Ну подумаешь, посмотрел. Что такого? Ему же любопытно. Хёнджин ещё должен сказать спасибо, что он молчит.
В руках Хёнджина появляется длинная лента — тёмная и плотная. Но Чан, который всё же соизволил отвернуться, этого не видит. Ткань накрывает глаза Чана, закрывая обзор и погружая его во тьму.
— Эй!
— Не вертись, — Хёнджин недовольно шипит на слишком активные попытки Чана повернуть голову из стороны в сторону, мешая завязать ему узел. Хлесткий, пусть и не сильный, удар тонких пальцев приходится по предплечью. Чан, лишенный зрения, вздрагивает и замирает. — Так-то лучше.
Чану это определенно не нравится. Со связанными руками и в полной темноте он чувствует себя слабым и дезориентированным. Руки снова пытаются выпутаться из узлов галстука.
— Успокойся. Ничего сверхъестественного и того, что ты не сможешь выдержать, я сегодня делать не буду, — неожиданно чужое горячее дыхание опаляет ухо Чана. — Просто расслабься.
Расслабься. Проще сказать, чем сделать. Чан невольно ведет плечами — связанные за спиной руки не позволяют до конца расслабиться, хочется хоть немного пошевелиться, даже несмотря на то, что мышцы ничуть не затекшие.
Где-то на фоне слышны тихие шуршания, которые Чан никак не может идентифицировать, полностью лишенный зрения. И даже пытаться вертеться по сторонам не стоит. Не потому что Хёнджин запретил, а потому что смысла — ноль. Вздох выходит немного рваным и судорожным, выдающим с головой его волнение. Расслабиться не получается.
Чан не сильно много знает о БДСМ, но то, что вертится в его голове, связано с чем-то неприятным. И он никогда не мог понять, что же люди находят в этом. Теперь же он оказался в той ситуации, когда ему буквально придется понять это. Потому что в противном случае вряд ли он выдержит что-то подобное.
— Неужели даже расслабиться — это настолько тяжелая для тебя задача? — голос Хёнджина звучит где-то за спиной и с каждым словом становится всё ближе. Слева от него кровать прогибается под весом чего-то тяжелого.
— Я вообще не представляю, что дальше будет. О каком расслабиться может вообще идти речь? — Чан огрызается и поджимает недовольно губы. Он вовсе не трус. Просто неизвестность и потеря контроля над ситуацией совершенно выбивали его из колеи.
— Ты не можешь расслабиться, потому что боишься. А боишься, потому что что-то представляешь, — чужие руки аккуратно ложатся на плечи и начинают медленно скользить вниз, широкими кругами обводя ореолы сосков.
Чан передергивает плечами. Странные ощущения, совершенно не похожие на те, что были до этого. Пальцы Хёджина, до этого ощущавшиеся теплыми, чуть шершавыми от мелких мозолей, сейчас чувствуются совсем иначе. Словно теперь парень за его спиной стоит в кожаных перчатках. В очень ледяных перчатках, что буквально морозят его кожу, посылая по спине мурашки.
— Так что же ты там представлял, ммм? — ладони полностью накрывают соски. Чан с шипением пытается отпрянуть назад, уйти от слишком контрастного со своей кожей касания. Холодно. Только Хёнджин стоит прям за спиной, почти вплотную, не давая отстраниться от рук. А заодно и помогает не свалиться с кровати назад таким опрометчивым движением. Только об этом Чан думает в последнюю очередь, а точнее — вообще не думает. — Расскажешь мне, и я уберу руки.
Рассказывать о таком по мнению Чана — странно. Хотя кто бы говорил о странности, сидя связанным с завязанными глазами.
— Всякие там кнуты, розги, страпоны в задницу и эрекционные кольца, — Чан тяжело сглатывает. Разве говорить о таком вслух — это нормально?
А Хёнджин неожиданно посмеивается на его ответ. И всё же руки убирает, как и обещал. Чану хочется спросить, что же в его ответе такого смешного, Хёнджин ведь сам просил ответить, но собственное тело перетягивает всё внимание на себя. Он чуть более шумно, чем нужно, выдыхает, радуясь отсутствию ледяных касаний. Только неожиданно легче не становится. Тело пробивает лёгким ознобом, как при температуре, а места, которых до этого коснулись, медленно начинают гореть.
— Я совсем не против вышеперечисленных тобой предметов. Но вряд ли тебе понравится рассеченная до крови кожа, верно же? — слева, там где всё ещё ощущается прогнувшийся матрас, слышится то ли скрежет, то ли шуршание, идентифицировать звук сходу не получается, особенно под воздействием стольких факторов — голоса Хёнджина и собственного тела. — Конечно, тебя можно связать так, что ты бы вообще не смог пошевелиться, но это уже не о послушании, так что этот вариант нам не подходит, — холодные руки неожиданно возвращаются и прижимаются к лопаткам, скользят вниз и через бока уходят вниз к животу. Чан невольно вскрикивает. — Но с кнутами, особенно большой длины, мне нужно будет контролировать не только процесс, но и тебя, чтобы ты по собственной глупости не сделал себе плохо. А это, знаешь ли, сейчас практически невозможно.
Хёнджин прижимается грудью к спине Чана, и тому невольно хочется скулить от контраста холода на своём животе и тепла на спине. И кажется, что его всё равно недостаточно. Хёнджин всё ещё в рубашке и пиджаке, что никак не пропускают тепло чужого тела, которое так хочется ощутить мерзлявому Чану.
— А теперь ложись вперед, — Хёнджин отстраняется, лишая Чана единственных крупинок тепла, но вместе с тем убирает и ледяные руки. Кожа, как и в первый раз, отзывается слишком чувствительно и горит в тех местах, что ещё минутой ранее сковывал холод.
— Как? — и почему у него голос такой хриплый? И когда в горле так успело пересохнуть?
Чан демонстративно пытается повертеть связанными за спиной руками. Эффекта почти нет. Интересно, Хёнджин вообще заметил его манипуляции?
— Просто вперед, грудью на матрас, — несильный толчок в спину лишает Чана равновесия, вынуждая действительно упасть грудью вперед, а заодно лицом. А вот зад в такой позе остается поднятым кверху. Чану хочется задохнуться от неловкости. И то, как он удачно упал лицом, вполне себе может ему в этом помочь. Только Хёнджин берет его за подбородок и вынуждает повернуть голову вбок. В лёгкие начинает поступать кислород. Но от этого Чану лучше не становится, лишь жгуче-неловко, что щеки горят не хуже груди и живота, обласканных холодом.
Чувствовать руки Хёнджина то тут, то там, без какой-либо логической последовательности становится всё более невыносимо. Чан чувствует, как постепенно каждое, даже мимолетное касание, бьёт по нервами, словно удар током. Чувства обострены, эмоции выходят на новый уровень. Чан с силой прикусывает губу, почти до крови, но ледяные прикосновения нет-нет, да выбивают их-под ног почву, из лёгких — воздух, а из горла — задушенные стоны.
Чан настолько теряется в этом странном коктейле эмоций, что не сразу замечает и понимает, как Хёнджин неторопливо стягивает с него джинсы.
— Ты что делаешь?!
Шлепок по уже оголенному бедру прилетает неожиданно. Чан вскрикивает и с силой жмурится под повязкой.
— Не забывай об обращениях. Пока я стараюсь спускать тебе это с рук, но в дальнейшем тебе стоит быть аккуратнее в своих словах, — Хёнджин кончиками пальцев обводит чуть покрасневшую кожу.
— Я… — Чан задыхается и теряет собственную мысль, когда Хёнджин резко сдергивает с него до конца джинсы. Теперь на нем осталось лишь белье — тончайшая завеса между Хёнджином и его постыдной наготой.
— Ты?.. — Хёнджин полностью переключается на ноги Чана, что до этого были обделены в каких-либо касаниях: скользнуть пальцем вдоль стопы, отчего пальцы на ногах Чана предательски поджимаются; подняться через голеностоп к икрам, разминая их холодными движениями, от которых Чан мычит в одеяло, тяжело дыша; подняться до бёдер, оглаживая их обманчива-нежно, проскальзывая пальцами под кромку белья, тем самым дразня.
Резкий и сильный шлепок по обнажённой коже разносится по комнате вместе с ещё одним вскриком Чана.
Холодная рука накрывает место удара. В какой-то момент Чану становится чуть легче. До тех пор, пока не прилетает ещё один звучный шлепок.
— Не надо, — неожиданно хнычет Чан и пытается хоть немного отползти. Но чужие руки крепко хватают его за бедра, не давая совершать лишних телодвижений.
— Это всего лишь пару шлепков. Это не настолько больно, — фыркает Хёнджин и вновь с силой прикладывает ладонь к бедру в хлестком ударе.
Но дело совсем не в боли. Дело в том, как мешаются при этом эмоции Чана, заставляя его буквально сходить с ума от большого количества непривычных острых контрастов.
Чану кажется, что он задыхается. Мир вокруг кружится с бешеной скоростью. Он не может уже понять, где он, словно находится на дико несущейся вперёд карусели.
Кожа, кажется, горит огнём уже почти везде, он сам словно на костре находится, сгорая заживо в мнимом пламени.
Новую серию ударов от Хёнджина он встречает тихим скулежом. Он не знает, сколько проходит времени, сколько ударов и ледяных касаний остается позади. Чану кажется, что это всё длится уже целую вечность. А Хёнджин словно и не собирается останавливаться.
И в этом круговороте он даже перестаёт слышать хоть что-либо, кроме собственного пульса. Даже голос что-то говорящего Хёнджина пропадает между этими ударами.
Пульс и шлепки. Чан теряется между их ритмами. Голова кружится, и он уже совсем ничего не соображает. Даже не понимает, как его губы складываются в тихое: «пожалуйста».
Хёнджин останавливает руку, занесенную для ещё одного удара.
— Похоже, на сегодня достаточно, — тихо говорит Хёнджин скорее самому себе, чем лежащему перед ним парню.
Чан валится на бок, тяжело дыша, стоит только его подтолкнуть в нужную сторону. Ещё один тихий скулеж срывается с его губ.
— Такой ты мне нравишься гораздо больше, — шепчет Хёнджин подаваясь вперёд. На его губах довольная улыбка. — Милый и слабый. Ну разве это не прелестно?
Хёнджин скользит рукой от груди вниз, чувствуя, как от холода ходит ходуном каждая мышца под кожей от его касаний. Из-за позы Чана снять белье весьма проблематично. Но Хёнджину это в полной мере и не надо — лишь стянуть кромку белья, обнажая возбужденный, увитый толстыми венами, член.
Хёнджин стягивает с себя перчатки, откидывая их куда-то на пол. Его собственные ладони пышут жаром. От горячего касания к прессу Чана выгибает дугой под протяжный стон. Ещё полшага и он сорвётся. И Хёнджин ему даёт такую возможность, лишь мимолетом касаясь напряжённого члена горячей рукой. С гортанным стоном Чан бурно кончает на собственный живот, одеяло и подставленную руку Хёнджина.
В какой-то момент Чану кажется, что его из ледяной воды кинули в кипяток. Все нервы разом выкручивает. А затем неожиданно в голове остаётся полная пустота. И тишина. Кажется, он даже выпадает ненадолго из реальности.
Приходить в себя получается с трудом. Ощущения похожи на те, когда медленно всплываешь из глубины, ощущая давление во всём теле и шум в ушах. Попытки пошевелиться же оказываются заведомо провальными. Остается лишь лежать и прислушиваться к своим приглушенным ощущениям.
— Пришёл в себя? — голос Хёнджина слышится словно через вату. Чан мычит что-то нечленораздельное в ответ, язык совсем не слушается. На лице ощущаются влажные капли. Чан хочет их стереть, но рука не поднимается, кажется, его силы совершенно иссякли. И всё же с трудом, но он заставляет себя открыть глаза, даже несмотря на то, что веки ощущаются свинцовыми. — Умница, — если бы у Чана были силы удивляться, он бы удивился таким словам. Хёнджин мягко поглаживает его одной рукой по голове, а второй смахивает с его щек капли, а затем стирает их и из уголков глаз. Слезы. Он что, плакал?
Чан лениво подмечает для себя, что теперь на Хёнджине нет пиджака, а рукава рубашки подкатаны. И пусть его тело выглядит худощавым, теперь он видит, насколько Хёнджин жилистый. Неудивительно, что в нем столько силы. Мысли медленно проплывают в голове, но не задерживаются надолго. А Хёнджин всё это время пристально смотрит ему в глаза. У Чана же совсем нет сил, чтобы оценивать этот взгляд, хотя он выглядит совершенно иначе.
— Давай же, возвращайся в сознание до конца, — Хёнджин тянется куда-то за спину Чана. Любопытно, но головы не повернуть. Поэтому остается лишь лежать и ждать. В его руках появляется аккуратно свернутое полотенце. Вторую руку Хёнджин убирает с чужой макушки, и Чану от этого становится как-то не по себе, как-то не так. Оценить свои чувства сейчас — слишком сложная для него задача, поэтому мысль почти сразу улетучивается из его головы.
Влажные касания полотенца, пусть и чуть теплого, холодят кожу. Хёнджин методично протирает лицо, скользит полотенцем по шее и плечам, протирает локтевые сгибы, а затем и запястья, попутно их массируя. Возвращается до плеч, чтобы затем пойти вновь вниз, обтирая грудь и живот. Когда ткань касается уже опавшего члена, Чан протестующе мычит и даже собирает остатки своих сил, стараясь перехватить руки Хёнджина. Идея губится на корню, и Хёнджин сам ловит чужие ладони. Ему даже не приходится прикладывать сил, чтобы удержать их от лишних движений одной рукой. Полотенце летит куда-то на пол. Хёнджин поправляет на Чане белье и берет следующее полотенце. Хёнджин скрупулезно протирает каждый участок кожи бедер и ног и даже проходится по спине. Чан фыркает, словно кот, и морщит нос. Влажно и зябко. Зато мысли постепенно начинают собираться в кучку и складываться во что-то более осознанное и адекватное.
— Так лучше?
— Угу, — простые три буквы, но Чан тут же заходится судорожным кашлем. В горле пересохло.
— Садись, — Хёнджин подхватывает Чана за плечи, помогая принять горизонтальное положение. Чан мычит — ну да, бедра и ягодицы не в восторге от этой идеи. Одно дело простые обтирания, и совсем другое — полноценно сесть. Тяжелое одеяло неожиданно ложится на плечи — Хёнджин методично кутает его со всех сторон, оставляя на свободе лишь кисти рук. — Держи, — Хёнджин дотягивается до тумбочки и вкладывает в руки Чана чашку с горячим чаем, который всё ещё клубится паром.
Руки до сих пор немного трясутся, но чашка предусмотрительно наполнена не до самых краёв. Чан подносит керамику ко рту, попутно стукнувшись о неё зубами, и всё же делает большой глоток. Живительная влага теплом прокатывается по горлу и пищеводу.
— Слишком сладко, — подмечает Чан, но всё равно делает ещё один глоток.
— Так и надо, — Хёнджин всё ещё сидит рядом и придерживает его за плечи через одеяло. Чан косит на него глаза, в которых застывает немой вопрос. — Если подходить ко всему произошедшему со стороны химико-биологических процессов, при перенапряжении организма и отдаче энергии снижается уровень сахара. Из-за этого появляются слабость и озноб. Хорошее средство в такой ситуации — съесть что-нибудь сладкое. А ещё в процессе организм может терять много жидкости, что тоже способствует ослаблению. Так что сладкий чай, особенно травяной — неплохое решение. Пей.
Чан удивленно смотрит на Хёнджина, но послушно делает ещё один глоток. То, что происходит сейчас, совершенно не вписывается в то, каким Хёнджин был до этого. И это вызывает внутри настоящий диссонанс. Чан кидает ещё один взгляд.
— Если хочешь сказать что-то, то скажи, а не смотри на меня так, — фыркает Хёнджин.
— Зачем это всё? — ещё маленький глоточек. — Чай, помощь…
— Потому что это нормальные отношения саба и дома после сессии, — Хёнджин пожимает плечами, словно в этом нет ничего особенного. Хотя для него это именно так. — Или ты рассчитывал, что я кину тебя валяться здесь в бессознанке, а сам свалю?
— Ну… Да?.. — Чану неловко признаваться, но понять он хочет чуть больше. Хёнджин закатывает на это глаза. Хотя чего он хотел, ведь Чан ничего не знает ещё толком.
— Хороший дом после окончания сессии всегда должен позаботиться о своём сабе и его комфорте: помочь прийти в себя, привести его в порядок, позаботиться о физическом и психологическом благополучии.
— Почему? — Чан ощущает, что с каждым глотком в его тело постепенно возвращается жизнь. Не сказать, что он уже чувствует себя хорошо, но уж точно лучше, чем пятью минутами ранее.
— Потому что саб не в состоянии это сделать как минимум первые полчаса, а то и больше. А ещё это просто правило хорошего тона. И третье, но, на самом деле самое важное — помочь вернуться после измененного состояния сознания, — Чан хмурится, и Хёнджин ловит в его глазах полное непонимание. — Обычно его называют сабдропом, и давай пока остановимся на этом понятии без углублений, — Хёнджин вздыхает, но нехотя всё же упрощает свою речь. — Моя цель — вернуть тебя в привычное состояние, чтобы после сессии тебя немного накрыло морально и физически, а не с головой окунуло в депрессию. Если ты захочешь, я расскажу подробнее. Но потом.
— Угу, — Чан согласно кивает. — И долго я был в отключке? — слушая Хёнджина, он не сразу понимает, что кружка в его руках уже пустая.
— Минут семь, примерно, — Хёнджин забирает чашку из рук Чана и возвращает её обратно на тумбочку. — Тебе уже лучше?
— Да.
— Ну и отлично. А теперь пошли, — Хёнджин встаёт с кровати первым.
— Куда? — удивленно спрашивает Чан, пока кокон одеяла вокруг него разматывают.
— Спать, — Хёнджин, поддерживая Чана под локоть, помогает и ему подняться на ноги. Ощущение слабости накатывает новой волной, и ноги практически подгибаются. Но Хёнджин держит его крепко.
— А… это? — Чан удивлённо указывает на кровать, с которой они только что встали.
— Эта комната используется только для сессий. Спать я предпочитаю в спальне. К тому же кровать там определённо удобнее.
На языке Чана крутится куча вопросов, но все, как назло, словно застревают и так и не звучат. Возможно потому, что Чан слишком сосредоточен на каждом шаге, ведь дверь напротив кажется чуть ли не недосягаемым Эверестом.
И всё же медленно, но они доходят. Хёнджин аккуратно сгружает Чана на подушки. И тот готов признать, что эта кровать в сотни раз лучше, тело будто обволакивает со всех сторон. Чан блаженно стонет и жмурится. И он проваливается в царство Морфея даже раньше, чем Хёнджин успевает устроиться с другой стороны кровати и выключит светильники на прикроватных тумбочках.
/ / /
Просыпаться совершенно не хочется. Чан чувствует себя обернутым в чудесное, тёплое, пушистое облако, из которого вылезти — просто грех. Но мочевому пузырю всё равно, грех это или нет, и он слишком настойчиво будит Чана, прогоняя остатки сна. Вместе с тем, как он открывает глаза, в голове постепенно всплывают воспоминания о прошлой ночи.
Вот черт!
Становится до жути неловко, и он со стоном утыкается в подушку. Какого черта это было? Что начало встречи, что её конец вызывали такой диссонанс в голове Чана, что он всерьёз думал, что хоть что-то из этого, но приснилось ему. Но каждая мышца его тела ныла похлеще, чем после тренировок, поэтому в первой половине сомневаться не приходилось. А из-за его спального места — и во второй тоже.
Пиздец!
Мысль о том, что задохнуться, уткнувшись в подушку — не так уж и плохо, возникает повторно в голове. Но сейчас Чан не так смел, чтобы её осуществлять.
И всё же со стоном, но он отрывает себя от постели, садясь. Не сказать, что ощущения приятные, но уж точно не те, от которых умереть хочется. Тренированное тело определённо сыграло Чану на руку.
Дверь в ванную находится прямо в комнате. На тумбе аккуратной стопкой лежат полотенце и халат. Предусмотрительный Хёнджин или просто сервис отеля? Чан пожимает плечами, но не отказывается от идеи принять душ.
Под тугими струями горячей воды мышцы постепенно расслабляются. И Чан бы хотел в этот момент сфокусироваться именно на этом ощущение и не более, но настырные воспоминания так и лезут в голову, а перед глазами повторно проносятся особо яркие кадры прошедшей ночи.
Чан зло шипит и выкручивает вентиль холодной воды по максимуму. Ледяной душ заставляет его с силой сжать зубы, чтобы подавить желание вскрикнуть. Всё мышцы тут же сводит. Зато никаких лишних мыслей.
И прежде чем вылезти воды, он устраивает себе еще несколько циклов контрастного душа. Не столько из-за того, что это поможет мышцам не болеть и скорее прийти в себя, сколько из-за желания вовсе не думать.
Ощущения халата на голое тело немного странные. Но из того, что он успел почувствовать за последнее время, это наименее безобидная странность, что он ощущал.
— Как самочувствие? — выходя из ванной, Чан чуть не вскрикивает и шарахается в сторону, ударяясь боком о стоящий рядом комод. Хёнджин, сидящий в кресле, вздергивает бровь. — Ты чего?
— Ты что здесь делаешь? — вторая бровь Хёнджина присоединяется к соседке.
— Это вообще-то мой номер. Так что я могу тут делать всё, что хочу, — Чан тушуется. Ну да, странный был вопрос, ляпнул не подумав. — Так как самочувствие?
— Эээ… нормально, — на самом деле Чан совсем в этом не уверен. Потому что вертящиеся в голове обрывки воспоминаний о прошлой ночи он точно к нормальному отнести не может.
— Ну, ладно, — Хёнджин это говорит таким тоном, словно знает все мысли Чана, знает, что до «нормально» там ещё далеко, но не давит. — Я принес твои вещи из химчистки, — кивок в сторону кровати, на которой аккуратной стопочкой лежит одежда.
— Спасибо.
Чан быстрым шагом направляется к кровати. Ему всё ещё неловко, что под халатом абсолютная нагота. И лишь протягивая руку к собственному белью, он запоздало осознает, что…
— Я ведь был в трусах, когда оказался в этой кровати…
— Да.
— То есть ты во сне стянул с меня трусы? — Чан не знает, что сейчас в нем преобладает — злость или охреневание от наглости Хёнджина, который сидел в кресле абсолютно расслаблено.
— Чем тебя не устраивает то, что твоё белье сейчас чистое?
— Да не в этом дело! — Чан задыхается от возмущения.
— А в том, что я оставил тебя голым без твоего ведома?
— Да!
— А, то есть прошлый раз ночью тебя не смутил, да?
Чан поджимает губы и поворачивается к Хёнджину спиной, шипя сквозь зубы ругательства о том, что не собирается ни о чем подобном вспоминать. Он со злостью дёргает концы пояса, развязывая узел, и собирается уже спустить халат с плеч, но взгляд Хёнджина за спиной буквально жжёт его спину.
— Так и будешь смотреть? — кидает Чан через плечо.
— Да.
— Отвернись!
— Как будто я ещё не всё успел рассмотреть, — фыркает Хенджин и продолжает смотреть на Чана всё также пристально.
Румянец заливает щеки. Как вообще этот парень может говорить так спокойно подобные вещи? Приходится натягивать бельё, всё ещё находясь в халате, закрывая Хёнджину обзор.
Чан никогда не задумывался о том, что наличие белья может придавать столько уверенности. Он скидывает халат и уже без смущения поворачивается, довольно ухмыляясь, и чуть ли не готовый упереть руки в пояс. А Хёнджин всё также ухмыляется в ответ и каким-то единым текучим движением встает с кресла, медленными шагами приближаясь к Чану подобно хищной кошке.
— Ты сейчас пытаешься меня соблазнить?
Чан тяжело сглатывает и неосознанно делает шаг назад. И как он это делает, влияя буквально одним словом или действием?
— Нет…
— Вот и правильно, — Хёнджин кладет ладонь на грудь Чана, где под рёбрами взволнованно бьётся сердце. — А то вряд ли бы ты выдержал столько всего за такой короткий срок. Или как? Хочешь попробовать?
Чан словно стоит перед гремучей змеёй — загипнотизированный и находящийся в смертельной опасности, потому что именно такие ощущения исходят от Хёнджина. Но неожиданно его ухмылка и хищный прищур глаз сменяются улыбкой, которую Чан мог бы даже назвать милой, которая затем превращается в тихий смех.
— Расслабься. Я всего лишь шучу, — Хёнджин отступает назад, а его пальцы как бы невзначай — а может быть и на самом деле так — мажут кончиками по соску Чана. — Даже если бы мне чего-то хотелось, я бы не стал этого делать сейчас.
— Почему? — Чан отмирает и тут же хватает футболку из стопки, резко натягивая её на себя.
— Потому что твоему телу нужна передышка и время восстановиться. Психике, по-хорошему бы, тоже, — голос Хёнджина вновь становится серьезным, таким же, каким он вчера объяснял состояние Чана. — К тому же уже восемь вечера. И если мы пойдем на второй круг, то до работы ты завтра не доберешься.
— В смысле восемь вечера? — Чан хватается за самую важную для себя сейчас фразу и начинает судорожно озираться по сторонам.
— Твой телефон в гостиной на столике.
Чан срывается с места, попутно успевая прихватить с собой джинсы. Телефон и правда находится именно там, где и сказал Хёнджин, лежащим поверх договора, что он вчера подписал.
Разблокировав телефон, Чан к своему удивлению и правда видит на часах 20:08, а ещё всего одно-единственное сообщение от Чанбина.
«Напиши, как будешь дома.»
Коротко, лаконично и совершенно не похоже на Чанбина.
— Почему меня никто не разбудил? — Чан хмурится и смотрит на Хёнджина, что замер в дверном проеме.
— Зачем? Тебе нужен был качественный отдых, и ты его получил. А сейчас у тебя есть достаточно времени, чтобы добраться до дома и подготовиться к завтрашнему дню, а затем отправиться спать.
Чан поджимает губы. Отношение к Хёнджину было словно эмоциональные качели, которые раскачивали Чана то туда, то сюда, и относиться к нему однозначно не получалось никак.
— Сомневаюсь, что после такого количества сна я смогу уснуть ещё, — Чан натягивает наконец джинсы.
— Это пока. Сейчас твой организм работает скорее по привычке. Но стоит тебе оказаться в постели, и ты снова уснешь. Поэтому мой тебе совет — поставь несколько будильников.
— Я отлично просыпаюсь от одного, — Чан немного вздергивает нос, гордясь этим фактом.
— Лучше сделай так, как я говорю. Поверь моему опыту — проснуться с первого раза завтра у тебя точно не получится.
— Ладно, — Чан решает, что проще согласиться, чем спорить с Хёнджином. Ведь дома он сможет сам решить, как и что ему делать. — Я пошёл, — Чан подхватывает телефон и договор и сразу же разворачивается в сторону выхода.
— Стой, — простая фраза, сказанная тихим спокойным голосом, но Чан замирает, как вкопанный. Да как это, блин, работает? — Жду тебя в следующую субботу в семь вечера. И да, перечитай внимательно договор, — Чан молча кивает. — И ещё, — Хёнджин вновь подходит со спины, но оставляет между ними приличное расстояние. И всё равно Чан чувствует этот взгляд на собственном затылке. — Я уверен, что даже если попрошу написать мне в случае чего, ты этого не сделаешь. Но если дроп тебя всё же настигнет, не пытайся храбриться и делать вид, что всё нормально. Попроси в этом случае помощи у Чанбина.
— Чанбина? — Чана это бесит, но по сути он не может ничего ответить Хёнджину, лишь постоянно задает одни лишь вопросы. — А откуда ему знать, что в таких случаях делать?
— Саб с таким опытом, как Чанбин, не может не знать, что делать при дропе.
— Погоди, — в голове Чана что-то странно щелкает, и он удивленно оглядывается через плечо, а затем и вообще поворачивается всем корпусом. — Чанбин — сабмиссив?
— Судя по твоему вопросу и выражению лица, ты этого не знал. Что ж… надеюсь, Чанбин мне простит это, — Хёнджин говорит это слишком спокойным тоном, словно прощение его сейчас мало интересует. — Именно так мы и познакомились. Если тебе хочется больше подробностей, то спроси у него.
Что ж, Чан не был уверен до конца, была ли фраза действительно кинута случайно или же это был тонкий расчет Хёнджина, но теперь вариант не писать Чанбину не рассматривался вовсе.
— Я пойду, — повторно говорит Чан.
— Попроси на ресепшн вызвать такси.
— Спасибо, не надо. Я сам доберусь.
Чан покидает номер под молчаливым взглядом Хёнджина. В голове вновь каша, и он даже не замечает, сколько проходит времени, пока он дожидается лифта, а затем спускается на первый этаж. Он на рефлексах оставляет карточку от номера и приходит в себя лишь от оклика девушки — уже не той, что встречала его сутками ранее.
— Простите, но ключ возвращать не надо. Господин Хван попросил передать, что этот ключ теперь ваш.
Чан растерянно смотрит то на работницу, то на карточку в её руках несколько раз, прежде чем забрать её.
— Хорошо, спасибо.
— Всего доброго, ждём вас вновь.
Автоматические двери разъезжаются в сторону и прохладный ветер бьет в лицо, освежая и немного приводя в чувства. Чан оборачивается и смотрит на окна отеля.
Не такой он представлял эту встречу.