Напёкшее крыши солнце нырнуло в море. Перегорел закат, остыли краски неба. Горизонт ещё светился узкой линией. Старомест плавно погружался в сумерки. Вслед за ним остепенилась и ярмарка. Пропала духота и первичный жар, оставив приятно разливающееся тепло в сердцах и душевность. Камни мостовой, обжигающие днём, теперь приятно грели ступни. Под первые робкие звёзды были выставлены жаровни с ярко алеющими углями. Они мерцали повсюду, подсвечивая оранжевым светом вьющуюся растительность на домах, превращая их в мохнатых добродушных чудищ. Торговцы лоснились от довольствия и подсчитывали дневную выручку. Горожан на улочках убавилось вдвое. Но теперь они не сновали в горячечном возбуждении, а наслаждались прогулками, обществом, музыкантами. Последние сидели чуть ли не на каждом углу. С лютнями, бубнами и дудочками. Шутливые и лёгкие мотивы ласкали слух, становились живительным глотком после дневного гвалта.

      Сэм вдохнул сладкий свежий воздух полной грудью. Ноздри приятно щекотал запах вина с пряностями, что щедро продавали вокруг. Он устало повёл плечами, еле удерживая большущую плетёную корзину с продуктами. Оставалось пройти совсем немного. За очередным поворотом показался знакомый дом. Окна слабо светились из-за плотных занавесок. А слегка потемневшая от времени дверь казалась ему самой родной на свете.

      Зажав тяжёлую корзину между животом и стеной, Сэм попытался залезть освободившейся рукой в наплечную сумку. Нащупал книги, флаконы со снадобьями, сломанное перо, восковую бумагу, в которую ранее был завёрнут сыр, да вот только Тарли всё время забывал её выкинуть… Да где же ключ?!

      Корзина начала крениться в сторону, и Сэм едва успел её подхватить. Разве что один красный апельсин всё же сумел из неё вывалиться. Парень решил не рисковать, пытаясь нагнуться за ним, и просто пнул беглеца. Найденный, наконец, ключ был торжественно вставлен в замочную скважину и повёрнут два раза.

      Дом встретил парня запахом мыла, горячего хлеба и молока. Лили, согнувшись спиной ко входу, усердно полоскала бельё в корыте. В сторонке была натянута верёвка с целой вереницей уже чистых пелёнок, изредка роняющих капли на пол. На столе подымался дымок от прикрытого полотенцем котелка. Рядом же были две пустующие пока тарелки и ложки. Ждала, значит.

      – Привет, Лили. – Парень грузно поставил свою ношу на край стола.

      Девушка оглянулась, радостно улыбаясь.

      – Я уже начала думать, что ты сегодня не придёшь.

      Она крепко выжала полотенце, закинула его на плечо и выпрямилась, утирая взмокший лоб тыльной стороной руки.

      – Я ассистировал архимейстеру Эброзу [1] на вскрытии, которое сильно затянулось. А потом пытался в очередной раз уговорить его дать мне доступ к другим секциям библиотеки.

      – И как? – Лили одёрнула засученные рукава и принялась деловито выкладывать продукты из корзины.

      – Безрезультатно. – Тарли тяжко вздохнул. – Пока что я не смог убедить ни одного мейстера в угрозе из-за Стены. Они считают, что мы принимаем одичалых в лохмотьях за мертвецов. Как будто легко спутать полуразложившийся труп с живым человеком!

      Лили молча продолжала сновать туда-сюда, то относя сыр и крынки с молоком в погребок, то убирая мешочек с мукой, картошку и прочие овощи в кладовку.

      – Почему они такие крупные? – спросила она, крутя яйцо в руке.

      – Куриные, – устало буркнул Сэм, опускаясь на стул. На вскрытии он проторчал почти шесть часов на ногах. И это после дежурства в лазарете. Ну вот надо было именно сегодня помереть мейстеру Воксу? Не мог до завтра потерпеть?

      – Какого же размера гнёзда у этой птицы? Их тогда очень легко обнаружить?

      – Курица – птица домашняя. Им не нужно вить гнёзда.

      – Их держат так же, как Крастер свиней, в загонах?

      – Почти. – Сэм решил не вдаваться в подробности, а потом вскочил засуетившись. – Чуть не забыл! Архимейстер Эброз говорит, что у меня весьма неплохо получается делать лекарства. – Он усердно рылся в своей наплечной сумке, периодически извлекая на стол флаконы с этикетками. – Считает, что у меня талант и, скорее всего, первое звено, что я получу, будет серебряным. За целительство. Конечно, я пока умею делать самые простенькие лекарства, но всё же… Я решил, что у нас должны быть дома хотя бы самые необходимые.

      Лили с интересом разглядывала крупные подписи на примотанных нитью квадратиках пергамента.

      – Что такое «закрепляющее»?

      – От несварения, – тактично ответил Сэм.

      – Это как? – Девушка нахмурила лоб.

      – Это… Ну… Когда съел что-нибудь несвежее и приходится долго сидеть на нужнике.

      – Понос, что ли?

      Тарли кивнул и убрал опустевшую корзину со стола.

      – А это что?

      Сэм зарделся, увидев в её руке флакон с подписью «от детей».

      – Лили, это… Видишь ли… Такое обычно пьют... В некоторых ситуациях.

      Девушка с непониманием продолжала смотреть на него.

      – Не важно. Просто поставь его к остальным. Пусть стоит. – Тарли уже успел пожалеть, что взял этот злосчастный флакон домой.

      – Это яд?

      – Что? – Он растерянно моргнул, глядя на девушку.

      – Тут написано «от детей». Это отрава для них? Ты рассказывал, что есть крысиная отрава. А когда ты приходил в прошлый раз, соседские мальчишки кидались каштанами в окна.

      – Нет, нет, нет! – Он выставил в успокаивающем жесте руки, видя, что она смотрит на него с опаской. – Ты совсем неправильно поняла. Я просто подумал, что вдруг мы однажды повторим…

      – О, – с пониманием отозвалась Лили.

      – Как поживает маленький Сэм? – попытался срочно сменить тему Тарли.

      Девушка стала переносить флаконы со стола в открытый шкаф у камина.

      – Капризничал сегодня целый день. Еле уложила. А ты рыбу не купил? И капусту?

      Она заглянула в уже пустую, отставленную в сторону корзину.

      – Не было же в списке. – Сэм снова полез в свою сумку и достал измятый пергамент, исписанный корявым почерком. Пускай и с кучей ошибок, но для одичалой всё же успех.

      Лили молча взяла лист из его рук и повернула другой стороной.

      – О, – удивлённо протянул Сэм. – Завтра куплю.

      Она кивнула, а потом бросилась бегом на кухню, будто резко что-то вспомнив. Сэм тем временем приподнял полотенце с котелка, с любопытством оглядывая содержимое. Тыквенная каша с луком.

      – Подгорел, – раздосадовано заявила одичалая, возвращаясь с высоким хлебом с почерневшей верхушкой.

      – Моя матушка всегда говорила: «первый хлеб – комом», – попытался подбодрить её Сэм. Всё же за Стеной не было такой роскоши, как мука. Девушки там больше потрошили зверей, стреляли из лука, стирали в прорубях и шили шкуры костяными иглами.

      – Только вот у меня каждый хлеб, как первый. – Она уселась на стул, поджав под себя ногу и недовольно сморщив нос.

      Сэм покосился на её босую пятку, но решил, что не время напоминать, что в культурных домах носят обувь.

      Тарли откинул полотенце с котелка и разложил половником содержимое на тарелки.

      – Сегодня в Цитадель прилетел ворон с письмом из Рогова Холма. Оно было адресовано мне. От Дикона. – Он вяло возил ложкой по тарелке, отрешённо сравнивая на вид кашу с тем, что ему приходилось выливать из уток в лазарете. – Это первое письмо от брата, которое я когда-либо получал. Спасибо тебе. – Он посмотрел на девушку. – Если бы ты не отговорила меня забрать фамильный меч – Губитель Сердец, вряд ли бы он написал мне.

      Лили неопределённо мотнула головой и стала пальцами вылавливать кусочки лука из своей тарелки.

      – Он странный. Но лучше твоего отца.

      – Полагаю, для него это комплимент?

      Девушка равнодушно пожала плечами и облизала пальцы. Сэм посмотрел на неё с укором. Одичалая закатила глаза, будто он опять пытался объяснить ей разницу между «s» и «c», и взяла в руки столовый прибор. Тарли о чем-то долго думал, то раскапывая, то снова закапывая в гущу кружочек кабачка. Потом тяжко вздохнул и осторожно сказал:

      – Мой отец не простой человек. Жизнь закалила его в боях, заставила огрубеть. Но раз его смогла полюбить матушка, то есть в нём, наверное, и что-то хорошее.

      – Как ты можешь так говорить после того, как он отослал тебя на Стену? После того как он принял нас… Так… Так ужасно! – Лили с возмущением замотала головой, будто отрицая саму мысль, что есть хоть какое-то оправдание Рендиллу Тарли.

      – Знаешь, а ведь если бы я не поехал на Стену, то не встретил бы тебя. Не спас бы тебя от Крастера. И участь маленького Сэма была бы незавидной.

      Одичалая негодующе фыркнула.

      – Тогда ты должен быть благодарен и Крастеру. За то, что он насиловал своих дочерей и так появилась я.

      Сэм успокаивающе накрыл её ладонь на столе своей, но она её обиженно отдёрнула.

      – Лили, не надо.

      Она отвернула лицо.

      – И всё же отец не прогнал нас, – заметил Сэм, пододвигаясь вместе со стулом чуть ближе к ней. – И согласился, чтобы ты осталась у них. Сказал, что наш ребёнок не будет ни в чём нуждаться, что даст ему образование. Не каждый пекущийся о репутации лорд пошёл бы на такое.

      – Тогда почему же ты забрал меня оттуда? – Она резко повернула голову обратно к нему, сердито сверкая серыми глазищами.

      – А ты бы хотела остаться там без меня? – ляпнул вдруг Сэм.

      – Нет, – чересчур быстро ответила она. Потом, насупившись, завозилась на стуле. Забралась на него с ногами, обняв их и положив голову на колени.

      – Ты говорил, что твой отец воин. С кем он бился? С вольным народом?

      – Нет, Стена слишком далеко от Рогового Холма. С тем, на кого укажет Корона. За государство. За Простор. На его счету много доблестных побед. Например, во время восстания Баратеона он лично возглавил авангард армии Тиреллов и вчистую разбил противника в Битве при Эшфорде. К слову, это был единственный раз, когда Роберт Баратеон проиграл кому-либо. А во время войны Пяти Королей по приказу Тайвина Ланнистера он выступил против войск Гловеров и Толхартов. С блеском их разгромил и удерживал после этого за собой земли вплоть до Девичьего Пруда. Грубые северяне оставили город в плачевном состоянии. Всё пограбили и сожгли, чтобы не оставлять ничего врагу. Это частая практика во время войны. Мой отец решил, что раз армия будет всё равно стоять на месте, то её стоит чем-то занять. И заставил солдат восстанавливать город. Дисциплина у него была железной.

      – Ты так говоришь, как будто восхищаешься им. – Лили задумчиво пошевелила пальцами босых ног.

      – Мне много рассказывал о нём мейстер Эймон. И я читал о нём в письмах, что присылали другие мейстеры на Стену, обмениваясь новостями. Я не люблю его. Он был несправедлив со мной. Это так. Но я его уважаю. Есть за что. Мой отец один из лучших полководцев Вестероса. Точнее, теперь уже самый лучший, – припомнил он мысленно смерть Тайвина Ланнистера, вести о которой разнесли вороны по всему материку. – Думаю, все сыновья хотя бы втайне мечтают, чтобы отцы ими гордились. И нелюбимые сыновья в гораздо большей степени.

      Он отодвинул от себя почти опустевшую тарелку.

      – Каша удалась.

      – Это был суп. – Тут же скуксилась девушка.

      Сэм вежливо улыбнулся, а она прыснула от смеха, видя его растерянное выражение.

      – Ты это загадал тогда? – внезапно спросила Лили.

      – Когда?

      – Ну, помнишь, когда мы ехали сюда, в Старомест, на телеге, ты мне рассказывал про созвездия. И про примету. Что если упадёт звезда, можно загадать желание, и оно исполнится. Тогда как раз упала звезда. Ты загадал, чтобы отец тобой гордился?

      – Нет. – Сэм, грустно улыбаясь, покачал головой. – По правде говоря, я не верю в приметы и ничего не загадывал.

      – А я загадала. – Лили хитро прищурила глаза.

      Сэм ещё раз пододвинулся чуть ближе, смотря на неё с вопросительно-любопытным видом. Одичалая почесалась носом о свою коленку, а потом всё же продолжила.

      – Ты говорил, что Воронам на Стене почти ничего нельзя.

      – Дозорным, – мягко поправил её Сэм.

      Она кивнула.

      – У Дозорных много ограничений. У мейстеров – тоже. Они всегда подчиняются кому-то. Живут не для себя. А король имеет право освободить их от этого. От чёрного плаща, от цепи или даже приказом превратить бастарда в законного сына. Король может всё. Всё что угодно. Так ты говорил?

      Сэм изумлённо поднял брови.

      – Ты загадала, чтобы меня освободили от клятвы?

      – Нет. – Серые глазищи, хранящие в себе необузданную дикость севера, были устремлены прямо на него. – Я загадала, чтобы ты стал королём.

      Ветерок из приоткрытого окна робко шуршал занавеской. В камине уютно трещали поленья. Тепло разливалось по комнате. Тепло разливалось внутри. То ли от горячего ужина, то ли от присутствия ставшей родной дикарки. С улицы слышались напевы барда. Кажется, он в который раз затянул насмешливую и любимую народом песенку «Трактат о пользе древесины»[2].

Когда милые друзья закончат пить мою кровь

Когда будущую жизнь будут считать Семерó

Я скажу – возьмите обратно человечье чело

Я хочу быть просто деревом на вольном ветру

Хорошо быть деревом на вольном ветру,

Что за жизнь начнётся, когда я умру!

      Волосы Лили были стянуты в растрепавшийся пучок. Свет от камина за её спиной подсвечивал выбившиеся волоски. Будто золотил шерсть нахохлившегося бобра. Одна выбившаяся прядка прилипла ко лбу и её так и хотелось убрать, нежно проведя по нему пальцами.

Если стану я ольхой со светлой корой

Будут девки приходить в платьях с каймой,

Будут петь да причитать, проклиная мужей,

Буду я смотреть на девок и бросать на них клещей.

      В её глазах он часто видел испуг и настороженность. Она нередко была похожа на загнанного невежественного зверька, что скалит зубы по привычке. Вот только на него она смотрела по-другому.

Если стану я сосною на большом лугу,

Будут белки кувыркаться подо мною в снегу,

Буду слушать пенье птиц, подставляя им лоб,

А из белой древесины выйдет праздничный гроб.

      В доме было жарко натоплено и воздух был ещё влажен после стирки. Льняная рубашка на ней чуть пристала к телу местами. Щёки, обычно бледные, сейчас раскраснелись от духоты. Губы блестели от жареного лука, а маленькое пятнышко каши на скуле этой замарашки придавал ей какой-то совсем уж трогательный и домашний вид.

Хорошо родиться деревом врагам назло,

Жизнь окончить в виде дров и подарить тепло,

Жизнь людская бесполезна, мне она не по нутру,

Я хочу быть просто деревом на вольном ветру.

      Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, Сэм медленно потянулся вперёд. Лили едва заметно подалась навстречу.

Хорошо быть деревом на вольном ветру,

Что за жизнь начнётся, когда я умру!

      Из спальни раздался громкий детский плач. Одичалая сорвалась со своего места к ребёнку. Тарли тяжко вздохнул и снял со спинки стула свою сумку.

      – Я пойду, а то ворота закроют на ночь, – громко сказал он, чтобы она услышала.

      Первым шагом на улицу он наступил на уроненный им же ранее апельсин и чуть не поскользнулся. В окно высунулась Лили.

      – Сэм!

      – Да? – с надеждой в голосе спросил он, отпихивая ногой злосчастный фрукт.

      – Вынеси ведро с отходами из кухни, – попросила она, хватая с верёвки чистую пелёнку и снова скрываясь в недрах дома.

Ну, а если стройным тисом окажусь я вдруг,

Из ветвей моих точёных выйдет гибкий лук,

И прекраснейшая плаха выйдет из ствола,

И хорошие оглобли для боков вола.

      Парень захватил с кухни ведро и почти пересёк порог дома, когда из спальни снова на секунду вылетела Лили. Она неуклюже клюнула его губами в щёку, стараясь не смотреть на него, а затем, спотыкаясь, опять убежала к плачущему Сэму-младшему.

Если вырасту я дубом в три обхвата ствола,

Замечательное выйдет покрытье стола,

И влюблённый поэт на мне напишет рондель,

И двенадцать вольных каменщиков выпьют свой эль.

      Сэм Тарли шёл по ночному городу с широчайшей улыбкой. Ветер ерошил его волосы, выбивал сверху ведра луковую шелуху. Глаза его горели ярче угольков в расставленных вокруг жаровнях. Луна скользила по небосклону и сияла, как его душа. Искристая россыпь звёзд мерцала в такт его сердцу. На улице было уже холодно. А Сэму было жарко. Ему не нужно было покупать вино со специями у зазывалы, чтоб захмелеть. Ноги его несли легко, пальцы сжимали дужку ведра с переполнявшей его нежностью. А щека все горела в том месте, где её коснулись губы одичалой.

Если вырасту я вязом, будет крепкий вяз,

Для супружеской кровати просто в самый раз,

Наблюдая жизнь влюблённых от объятий до драк,

Буду я желать им счастья и поскрипывать в такт.

-----

[1] Архимейстер – титул мейстера высшего ранга. Цитаделью руководит Конклав из 21 архимейстера.

[2] Текст взят из одноимённой песни Лоры Бочаровой. Первые два куплета немного переделала для мира ПЛиО.