Усатый чёрный кот с важным видом, покачивая боками, шествовал по двору Рогова Холма, смотря на всё с высоко задранной мордой. Для обычного кота взгляд у него был воистину барским. Будто это он своим ленивым, снисходительным мявом разрешал кормить кур, взмахом хвоста повелевал задать овса лошадям, ну, а то, что крикливый и щёгольски-пёстрый петух до сих пор кричит по утрам – то только благодаря его милости и терпению. А никак не потому, что разжиревшая задница никак за ним не угонится. И вообще – не королевское это дело!

      Раньше чернющий котяра держал в страхе всех птиц, а мышей и подавно, на всём подворье. Ему даже имя дали грозное – Балерион Чёрный Ужас! Но годы шли, усы его поседели, а бока округлились. И превратился Балеорион просто в Бальку.

      Сейчас котяра в отставке забрёл на конюшню. Тёплое и спокойное место, где можно вздремнуть после обеда. Конюшня в Роговом Холме была загляденьем. Срубная двухэтажная постройка с двумя башенками на покатой крыше. Башенки были декоративными, с пропильными узорами и напоминали дымовники, а внутри них давно уже поселились щебечущие по утрам малиновки. Первый этаж был поделён на несколько частей. Были тут стойла для породистых и безродных коней, что разделялись вальками из жердей, был и денник для молодняка. В левой части было скромное жилище конюхов, а в глубине площадка для лошадиного навоза, что использовался потом в огороде. Бальку, брезгливо воротящего от него морду, так и подмывало мяукнуть двуногой госпоже: «Ты, хозяйка, даже со своим говном не расстанешься. Всё используешь!».

      Кот лениво поднялся по одной из нескольких широких деревянных лестниц. На втором этаже под сводами стропил был сеновал, склад овса и сечки, соломы для подстилки, а за ним и склад сбруи, где хранили заодно запасные кормушки и поилки.

      Балька недовольно уставился на незнакомого ему двуногого на сеновале. Пахло от него непривычно, нос был крючком, смотрел он через подзорную трубу в крохотное окошко куда-то в сторону окон замка. И, самое главное, что шокировало старого шерстяного толстяка до глубины души – незваный гость выпил всю крынку молока, что оставляли конюхи специально для Баля!

      – Брысь, – не глядя сказал Осмунд заявившемуся котяре и отпихнул его ногой. Всё его внимание было сосредоточено на проводах Лорда Рогового Холма. Рендилл сегодня покидал родовое гнездо. Кеттлблэк довольно оскалился. «Надо немного выспаться, – подумал он. – Ночка будет жаркой».

***

      Розовобокий, цвета смущения персик с бархатным коротким пушком. Сквозь упругую кожицу чувствовалась сочная мякоть. Длинные пальцы крутили ароматный фрукт, а серые глаза смотрели на него с лёгкой задумчивостью.

      – Будешь? – спросил Петир, скользнув глазами на якобы читающую девушку на диванчике.

      – Нет, благодарю, – вежливо отозвалась Санса, не отрываясь от страниц книги. Листала она их редко, да и смотрела исключительно на правую.

      – Может, яблоко? – Он достал из вазы зелёный фрукт с красным бочком и маленьким листиком у черенка.

      – Нет, благодарю.

      Петир пожал плечами и придвинул к себе какие-то бумаги на столе, погрузившись в них взглядом. На какое-то время в каюте воцарилась тишина. Пересмешник на открытом насесте чистил пёрышки. Волны с тихим шелестом бились в деревянные бока судна. Изредка слышались шаги и ругань матросов.

      – Один мой друг как-то загадал мне загадку, – произнёс Бейлиш, не отрываясь от бумаг. Санса подняла на него вопросительный взгляд. – В одной комнате сидят три больших человека: король, священник и богач. Между ними стоит наёмник. Человек низкого происхождения и невеликого ума. И каждый из больших людей приказывает ему убить двух других. «Убей их, – говорит король, – ибо я твой законный правитель». «Убей их, – говорит септон, – ибо я приказываю тебе это от имени богов». «Убей их, – говорит богач, – и всё моё золото будет твоим».

      Серые глаза встретились с голубыми. Петир задумчиво провёл мягким кончиком пера по губам и улыбнулся.

      – Кто из них останется жив, а кто умрёт?

      – И что ты ему ответил? – вопросом на вопрос ответила она.

      – Мне было бы интересно услышать именно твоё мнение, Санса. Боюсь, зная чужие ответы, тебе будет сложнее рассуждать непредвзято.

      – Я подумаю над этим, – ответила она уклончиво, делая вид, что продолжает читать книгу.

      Петир снова зашелестел бумагами. Видимо, на сегодня он закончил свои попытки её разговорить. Санса испытывала смешанные чувства. Она помнила, как Мэт ей как-то рассказывал, как укрощают кобылиц. Буйную лошадку выпускают в загон и некоторое время не трогают. Ждут, пока она сама выбесится, устанет, выбьется из сил. У неё отчего-то было стойкое ощущение, что Петир выбрал именно эту тактику. После того как он пообещал «дать ей время», он вёл себя с ней чинно, вежливо, даже галантно. Не считая ненавязчивых, будто случайных прикосновений, которые можно было бы принять за заботу – то плащ поможет надеть, то за локоть придержит, – придраться было не к чему.

      Немного подумав, Санса закрыла книгу и отложила её на столик.

      – Думаю, правильным ответом будет «вера».

      Петир удивлённо на неё глянул.

      – Значит, септон?

      – Нет. – Она чуть наклонила голову, размышляя, как донести свою мысль, – всё будет зависеть от веры наёмника. Если он верит в клятвы и присягу, то выживет король. Если он алчен и блеск золота ему милей всего – богач. А если набожен – септон.

      – Хм, – Петир повертел в руках перо, глядя то на Сансу, то на демонстративно отложенную ею книгу. – Признаться, я думал, ты скажешь «король».

      – Последние короли не внушают должного уважения. – Сансу мысленно передёрнуло от воспоминаний о Джоффри.

      – Когда-то ты мечтала стать королевой. – Он усмехнулся, увидав, как она стыдливо опустила глаза.

      – Это было почти четыре года назад. С тех пор многое изменилось. – Она разгладила складки платья у себя на коленях. – Ты был прав: жизнь – это не песня.

      Птица на жёрдочке захлопала крыльями и грузно опустилась на пол, а потом процокала коготками к своей хозяйке. Санса взяла её на руки и стала легонько поглаживать перышки.

      – И с чем бы ты её сравнила?

      – С партией в кайвассу. – Петир в ответ одобрительное хмыкнул. – Но с удовольствием выслушала бы и твою версию.

      – Что именно тебе интересно?

      Её рука замерла, прекратив наглаживать пернатого друга.

      – Всё, – ответила она, серьёзно посмотрев на мужа. – Ты довольно долго был при Дворе. Уверена, тебе есть что рассказать.

      – Зачем тебе это, Санса? Придворные интриги на девять десятых лишь грязь.

      – А на оставшуюся часть?

      – Смерть.

      Пересмешник требовательно ткнулся клювом под руку, напрашиваясь на ласку.

      – Либо играешь ты, либо играют тобой, – с едва уловимой грустью произнесла Санса. – Моего деда и дядю сжёг Безумный Король. Моего отца велел казнить текущий. Мой брат… Вся моя семья поплатилась за то, что они отказывались играть в эти игры. Мы все давно на доске. Этого не изменить. Можно лишь либо закрыть глаза, игнорировать игру – тогда тобой будут двигать другие. Либо попробовать разобраться в этом всём.

      – Чтобы победить? – Он насмешливо выгнул бровь.

      – Чтобы выжить. – Она проигнорировала его насмешку, сквозящую в тоне.

      – Тебе незачем об этом думать. Как я тебе уже говорил, я твоя защита.

      – Но ты не сможешь быть со мною каждую минуту.

      – А тебе бы этого хотелось? – Он чуть прищурился, больше дразня её, чем спрашивая всерьёз.

      – А ты мне расскажешь, чем дышат застенки Красного Замка? – тем же тоном ответила Санса.

      Петир усмехнулся. И где всё волчье упрямство и твердолобость? Коготки она то выпускает, то подбирает чисто по-кошачьи.

      – Увы, боюсь, я усыплю тебя этими рассказами. Они ничего особенного из себя не представляют.

      – Жаль. Думаю, от тебя бы любая история звучала увлекательно, – чуть польстила она ему.

      – Они настолько скучны, что даже я не в силах их оживить. А их содержание может лишь оскорбить слух благородной дамы. – Он достал из вазы здоровенный гранат, а потом потянулся за ножом для него.

      – Только обещаете и обещаете, лорд Бейлиш... Может, стоит попробовать?

      Петир посмотрел на неё изучающе, с ноткой удивления. А потом хитро и предвкушающе улыбнулся. Её внезапный интерес и настрой ему опредёленно нравились.

      – Неужели леди Бейлиш будет интересно слушать, что происходит в подвалах Красного Замка?

      – И что же там происходит? – в её голосе прозвучало плохо скрытое любопытство. Зато в этот раз снесла спокойно, как он её назвал. Неужели настолько хочет узнать что-то?

      – В тёмном-претёмном подземелье, куда ведут старые обшарпанные ступени… – заговорческим голосом начал Петир, медленно проводя ножом по гранату, будто примеряясь, где сделать первый разрез.

      – ...таятся гигантские черепа драконов, с острыми шипами и зубами. И тёмными-претёмными ночами…

      Она затаила дыхание. Он заметил, что она следит за плавными движения лезвия по кожице фрукта.

      – ... под покровом теней крадутся туда люди для совершения ритуала...

      Санса слегка подалась вперёд.

      – Какого ритуала? – спросила она шёпотом.

      – Сладострастного. – Нож с хрустом вонзился в гранат. Она вздрогнула от резкого движения и громкого звука. – Далеко не одна пара посещала это место, чтобы предаться плотским утехам. – Бейлиш нанёс крестообразные надрезы на гранат. – Последним, о ком мне докладывали, был Тирион Ланнистер с тёмноволосой служанкой. Прямо в черепе Балериона Ужасного. – Петир, ухмыляясь, не сводил глаз с быстро покрасневшей и явно опешившей Сансы. – А на зуб дракона девушка вешала своё платье. Таргариены, поди, и не догадывались, что будут делать с останками их любимцев. – Он зажал край толстой шкурки между большим пальцем и кромкой лезвия и потянул на себя, обнажая ряды блестящих кроваво-красных зёрен. – Десмонд Крейкхолл. Тот ещё извращенец и дамский угодник. Также наведывался в сие местечко. Затащил разок туда Сибиллу – жену Гавена Вестерлинга. Угораздило такого благородного человека взять в жёны одну из Спайсеров. – Петир словно осуждающе покачал головой. – Спайсеры молодой и честолюбивый род. Готовы на многое ради титулов и богатств. Их младшая дочь, видимо, унаследовала именно от Сибиллы эти черты. Прекрасная Элейна, – протянул он со странной, несколько злорадной улыбкой. – Девочка, родившаяся и выросшая среди скромности, почти бедноты – по меркам столицы, конечно. Вестерлинги давно обнищали и погрязли в долгах. О, как малышке хотелось вырваться из всего этого. И она стала грезить о монаршей любви. О том, как попасть в постель короля. – Он снисходительно усмехнулся. Его длинные пальцы ловко снимали белые плёночки с зёрен граната, всё больше и больше очищая сверкающий алым фрукт. – Но девочка Элейна не знала, что мальчик Джоффри предпочитает в спальне утехи не со своим «копьём», а с арбалетом.

      – Он убил её? – шёпотом спросила Санса. Она сидела, замерев на самом краешке дивана. Краска, что прилила к лицу, когда Петир стал говорить о непотребствах среди костей, схлынула. Она вспоминала то задорно улыбающуюся девушку из свиты Маргери, то нездоровый блеск глаз короля. Хищный, самодовольный и предвкушающий.

      – Да. Убил, – равнодушно ответил Петир, выворачивая зёрна граната в глиняную чашку. Они ссыпались туда с тихим барабанным стуком. – И поплатился за это сам. – Он посмотрел на её лицо внимательно, пристально, произнося следующие слова: – Джоффри мёртв.

      – Что? – Её глаза широко распахнулись. Пальцы сжали ткань платья на коленях, а дыхание на секунду сбилось.

      – Он покойник.

      Его позабавило то, что она пытается скрыть. Она не выдала сейчас себя ни одним жестом. Он на уровне запахов, на уровне чего-то неуловимого, как хищник чует страх жертвы, чувствовал её радость. Не удивительно – мальчишка был редкостным мерзавцем и садистом. Веселило Петира и то, что девочка, похоже, стыдится этого чувства. Видимо, считает, что истинная леди не должна радоваться смертям врагов. Очаровательная наивность.

      Он встал, подошёл к ней и молча вручил чашку с зёрнами. Санса растерянно её приняла.

      – Я помню тебя в тот день, когда в тронном зале объявили о расторжении твоей помолвки с Джоффри. – Чашка в её руках дрогнула. – Ты стояла на галерее. Одинокий затравленный волчонок. На тебе было тёмное фиолетовое платье с серебряными узорами, а распущенные волосы прикрывали синяк на скуле. Помимо тебя, там было ещё много напыщенной знати. Но рядом с тобой – никого. Люди сторонились тебя, как прокажённой.

      Санса едва заметно нахмурилась, поставила чашку в сторону и поднялась со своего места. Эти воспоминания задели её за живое.

      – К чему ты это вспомнил?

      – Почему ты тогда делала вид, что расстроена расторжением вашей помолвки?

      – Как ты уже заметил, я была на галерее не одна. Серсея сказала, что если я хотя бы посмею улыбнуться, то оскорблю этим её сына в глазах других.

      – Ты не улыбалась, даже когда шла оттуда одна по коридору.

      Санса прищурилась, смотря на него в упор.

      – И, тем не менее, ты радовалась тому, что не достанешься ему.

      – Джоффри был чудовищем.

      – Всего лишь маленький избалованный засранец. – Петир усмехнулся. Санса продолжала смотреть на него с откровенным подозрением. – Это я поспособствовал тому, чтобы расстроить вашу помолвку. Я предложил Львам в союзники Розу.

      – Как давно ты следишь за мной? – вдруг спросила она, проигнорировав его явное бахвальство. – В том коридоре кроме меня больше никого не было. Ты подошёл гораздо позже.

      – С чего ты решила, что я слежу за тобой? – Он насмешливо посмотрел на неё, а затем подошёл к своему письменному столу и выдвинул верхний ящик. – Ты весьма неплохо сравнила жизнь при дворе с партией в кайвассу. Запомни одно из правил, милая, – чем больше ты знаешь про других, тем лучше. Я слежу за всеми. – Он достал плоский вытянутый ящичек, пестрящий квадратами – доска для кайвассы – и вернулся к столу по центру комнаты, на котором стояла ваза с фруктами. – У меня достаточно своих людей и в стенах замка, и за его пределами. – Подцепив ногтем крючок сбоку, он открыл этот ящичек и аккуратно высыпал фигурки на стол. – Шустрые и вездесущие. К сожалению, долго они не живут. Все шпионы заканчивают плохо.

      – А их хозяева?

      – По-разному, – уклончиво ответил Петир. – Знаешь, в чём особенность фигур? В чём между ними разница? – Он стал расставлять их на разложенной доске.

      – Ополченцы умирают чаще королей? Ведь их больше и они незначительней.

      – В какой-то степени. Но… Когда игра окончена, все фигуры убираются в ящик. В нём все равны – от ополченца до короля. – Он постучал костяшками по деревянной коробочке, и Сансе послышался стук о крышку гроба. – А кто остаётся тогда, когда убраны фигуры?

      – Игроки.

      – Лучшие игроки, – самодовольно хмыкнул Петир и занял один из двух стульев, разворачивая доску к ней стороной белых. – Хочешь сыграть со мной, Санса? – Он стрельнул на неё хитрым взглядом и добавил: – В кайвассу?

      – Я не умею играть.

      – А я тебя научу.

      Он поманил её пальцем.

      Санса, немного поколебавшись, заняла второй стул и чуть не начала помогать ему расставлять фигурки. Этим бы она выдала то, что знакома с игрой. Тирион её учил и говорил, что у неё даже неплохо выходит. Мог ли Бейлиш знать об этих уроках? Скорее всего, нет. У неё, наверное, просто разыгралась паранойя. Санса, чинно сложив руки на коленях, стала дожидаться, пока Петир закончит расставлять всё на доске, в тихую его рассматривая. На секунду у неё пролетела шальная мысль в голове, что его короткие усы должны быть наверняка колючими. Её первый муж всегда был гладко выбрит. Она припомнила, как Тирион однажды заметил, что отец стал чаще вызывать брадобрея после свадьбы. С тихой грустью она вспоминала такой родной ей подбородок, лишённый подобной растительности.

***

      Тайвин поскрёб всей пятернёй свою бороду и тяжело вздохнул. Он скептически рассматривал замершую перед ним девушку. Полупрозрачные ткани песочного цвета еле скрывали стройное молодое тело. Смуглая кожа была намаслена благовониями. На узких запястьях и лодыжках позвякивали браслеты. Длинные чёрные волосы струились гладкой волной и прикрывали хрупкие, по-мальчишески острые плечики.

      Рабыня, которую запустили к нему за решётку, не сказав ни слова, только сейчас затравленно подняла глаза на Ланнистера. Ни дать, ни взять дрожащая лань, отправленная к зверю на убой. Такая же трясущаяся и тонконогая. Глен уже проговорился Тайвину, что все рабы в доме знают, кто убил нескольких их собратьев. И, судя по лицу этой девочки, неуверенно теребящей край своей туники, ей тоже прекрасно об этом известно. Звякнув браслетами на запястьях, загорелые девичьи руки стали медленно стягивать откровенный наряд. Ткань бесшумно стекла к её ногам золотистой лужицей.

      Тайвин подпёр щёку кулаком, тоскливо рассматривая этот суповой набор. Крохотные грудки, узкие бёдра. Худощавая, острая. Только начавшая сформировываться девочка, почти ребёнок. Ему даже стало интересно, почему к нему отправили именно эту запуганную рабыню. Подумали, что он может свернуть ей шею, и выбрали, какую не жалко? Или после его второго брака Иллирио решил, что Ланнистера на совсем молоденьких потянуло? Девочка перед ним была младше Сансы.

      Рабыня нервничала, замерев под тяжёлым, нечитаемым взглядом мужчины. Она не знала, как реагировать на его молчаливое бездействие и короткую, досадливую гримасу, что появилась на его лице на доли секунды.

      – Оденься, – сухо приказал Тайвин, не двинувшись со своего места. Этот балаган, устроенный, очевидно, Магистром Мопатисом, был ему противен.

      Девушка на него посмотрела так, словно не поняла смысла слов.

      – Ты знаешь общий язык? – спросил её Ланнистер, предчувствуя подлянку.

      – Shafka vos meme anna? Anha vos allayafat jin? [1]

      Девочка, очевидно, не поняла ни единого его слова. Ровно как и он её. Ланнистер устало потёр переносицу. Звучание слов и то, как она выделяла «эс», «ша» и «ха» определённо указывали на какой-то южный диалект Эссоса.

      – Гискарский язык? Лхазарян? Асшайский? – вслух перебирал он, равнодушно смотря на её браслеты. – Дотракийский?

      – Dothraki lekh [2], – отозвалась она, услышав знакомое слово.

      Ланнистер кивнул, а потом ткнул пальцем в сторону её платья. Тут рабыня поняла его без слов и быстро натянула тунику через голову.

      Мужчина посмотрел в сторону двери. Интересно, через сколько за ней придут. Перспектива терпеть на себе этот боязливый взгляд всё время показалась ему кислой.

      – Ты хоть какие-то ещё языки знаешь?

      Он откинулся спиной на стену позади кровати. Девушка смотрела на него всё так же с непониманием и затравленно. Ланнистер мрачно усмехнулся. Что евнухи понимают в соблазнении! Нашли кого к нему отправить.

      – Валирийский? Ydra ji Valyre? [3]

      Никакой реакции. Жаль, этот язык Тайвин помнил весьма неплохо, хоть практики ему не хватало. Высокий валирийский учили многие лорды и леди. На нём же были написаны многие полезные, да и просто занимательные книги и манускрипты с Востока. Да и при общении с торговцами и послами из Эссоса приходилось использовать именно его.

      – Сарнорский? Пидженский?.. – продолжил гадать он. – Не будут же они общаться со шлюхой через переводчика.

      – De yrat Braavose Naro [4], – вдруг отозвалась девушка на браавосийском наречии. С акцентом, но узнаваемо.

      – Это радует, – ответил мужчина ей так же на браавосийском. С досадой отметив, что его произношение ещё хуже. Не до языков ему было последний десяток лет.

      – Что господин хотеть? – неуверенно спросила девушка.

      – Оказаться куда подальше отсюда, – буркнул он больше самому себе под нос.

      Она растерянно захлопала глазами, вся съёжившись. То ли не расслышав его слов и боясь переспросить, то ли ещё чего.

      – Что… Что я мочь сделать для господина? Хозяин велеть вас радовать, – тоненький голосок на браавосийском звучал совсем уж плаксиво и жалобно.

      – Сядь уже куда-нибудь и прекрати смотреть так на меня, – грубовато заявил Тайвин. – Твой взгляд меня раздражает.

      Девчонка, где стояла, там и опустилась на пол на коленки. Как послушная кукла осела без верёвочек. И вот это вот ему придётся терпеть у себя в комнате, практически камере, пока кто-нибудь не придёт и не заберёт это недоразумение? Он скрестил руки на груди и прикрыл глаза, стараясь её игнорировать.

      Мысленно он вернулся к одной из текущих проблем. Никаких острых предметов после некоторых «инцидентов» ему не давали. Зато когда он потребовал кайвассу, якобы чтобы скрасить скуку, ему ожидаемо дали требуемое. Деревянные, простые, гладкие фигурки. Об этом Иллирио подумал. А вот про крючок, на который закрывалась доска при складывании, превращаясь в ящичек для хранения фигур, Мопатис забыл. На это Тайвин и рассчитывал. Крючок не составило труда аккуратно снять и разогнуть. Ланнистер слышал, что опытные воришки могут гвоздём или любым длинным острым предметом открывать замки. Подобного опыта мужчина, конечно же, не имел. Но вот чего у него было много, так это времени. И терпения. Теперь по ночам он по наитию пытался совладать с замком решётки при помощи этого крючка от доски. А днём при случае старался разговорить Глена. Спрашивая, как парнишка провёл день, задавая со скучающим видом вроде бы ничего не значащие уточняющие вопросы, Тайвин пытался составить в голове примерный план дома и расположение стражи. Небольшой радостной новостью стало то, что Иллирио терпеть не мог собак, и поэтому в его владениях не было псарни.

      – Господин, – услышал он всё тот же тоненький дрожащий голосок.

      Какое-то время был слышен лишь шелест листьев пальм за окном и её дыхание.

      «И за решёткою мне нет покоя».

      – Говори.

      Он снова уставился на смуглокожую рабыню.

      – Это правда, что вы убить Чхига одними руками?

      Она подняла ненадолго голову, встретилась с ним взглядом и, вспомнив приказ не смотреть на него, торопливо опустила её назад.

      – Я у них имён не спрашивал.

      Наверное, кто-то из тех, кто стерёг его камеру. Ланнистер припомнил такого же по цвету кожи парнишку. С тем же разрезом глаз и такими же чёрными гладкими волосами. Их «знакомство» произошло в один из первых дней его пребывания здесь. И стало оно крайне коротким. Парень зашёл за решётку к нему, не сняв с пояса короткого ножа. Увесистая связка ключей висела там же. Раб нёс тяжёлую вазу со фруктами, повернулся к Ланнистеру спиной и слегка согнулся, ставя свою ношу на маленький резной столик. Глупо было бы не попытаться использовать этот шанс. И вполне было ожидаемо, что в доме было охраны хоть отбавляй.

      Тайвин с ненавистью посмотрел на ковёр под ногами девчонки. Именно в него его тогда ткнули носом, как шкодливого щенка, до боли заломив руки за спину. О, однажды он это припомнит Иллирио! Каждое своё унижение. Ланнистеры всегда платят свои долги. Этот долг магистр получит сполна!

      – Спасибо, – вдруг тихо отозвалась девушка, сидевшая на полу.

      Тайвин посмотрел на неё с лёгким любопытством. Делать было всё равно нечего. Своё пристанище он изучил вдоль и поперёк. Ему уже казалось даже ненормальным, что он с высокой точностью мог вспомнить каждую трещинку в побелке потолка или сказать, на котором из прутьев решётки окна больше ржавчины.

      – Рассказывай, – велел он ей.

[1] Ты не хочешь меня? Я не нравлюсь тебе? (Дотракийский)

[2] Дотракийский язык. (Дотракийский)

[3] Ты говоришь на валирийском? (Высокий валирийский)

[4] Я говорю на браавосийском наречии. (Браавосийское наречие)

Все слова дотракийского языка взята из словаря дотракийского языка. Валирийский – из сериала.

***

      Иллирио был крайне изумлён, когда ему доложили, что девчонку не только нашли в комнате Ланнистера живой, но и что гость потребовал её на следующий день. И на следующий. И на послеследующий.

      Сейчас Мопатис стоял перед дверью, терзаемый любопытством. Наконец, он незаметно приоткрыл дверь, заглядывая внутрь одним глазом.

      – Ас ча ха ка, – медленно и по слогам произнесла девушка, сидящая на ковре, скрестив ноги.

      – Ас ча ха ка, – так же медленно повторил за ней Тайвин, сидя на своей низкой кровати и скопировав её позу.

      – Асчахака адра, – чуть более бегло сказала девушка, добавив ещё одно слово.

      – Асчахака ад-ра [1], – терпеливо повторил лорд с ужасным акцентом.

      Мопатис раздражённо захлопнул за собой дверь. Нет, этот Ланнистер просто издевается! Все его действия не имеют абсолютно никакого смысла! Он просто развлекается за его счёт, а теперь решил ещё от нечего делать учить дотракийский?!

[1] Зловонная черепаха (Дотракийский)

***

      Сэм-младший с довольным гуканьем вертел в руках маленькую деревянную лошадку. Игрушка была загляденьем – выточена до мелочей, ярко раскрашена и покрыта блестящим лаком. Подарок от бабушки.

      Лили сидела рядом с ребёнком на кровати, задумчиво посматривая на спину Сэма-старшего. Тот уже долгое время что-то писал, устроившись за секретером.

      – Это письмо Джону? – спросила дикарка. Игрушечная лошадка с довольным гиканьем полетела в стену.

      – Да. Я должен ему написать о всей той полезной информации, что нашёл в библиотеке Цитадели. Это должно помочь ему. Правда, я до сих пор не знаю, где можно найти столько драконьего стекла… И оно дорогое. Хоть и дешевле валирийской стали. К сожалению, пока не так много известно оружия, что способно сразить Ходоков.

      Лили подняла с пола игрушку и вернула её сыну.

      – А ты в этом письме напишешь Джону, что уходишь из Дозора?

      Перо ненадолго замерло над пергаментом, а потом продолжило скользить по нему.

      – Да.

      От Лили не укрылась эта заминка. Она давно понимала Сэма с полуслова. Как и он её. Они чутко чувствовали друг друга и это связь была крепкой, тёплой, родной… Это было больше, чем любовь. Единение душ.

      Она подошла к нему и обняла со спины.

      – Ты столько всего узнал, – мягко попыталась успокоить его Лили. – Да и благодаря тебе и твоему отцу они получат многое. Это не предательство, Сэм. Джон поймёт.

      – Он-то поймёт. – Парень вернул перо в чернильницу и критическим взглядом пробежался по быстро высыхающим строкам. – Но как мне убедить в этом самого себя?

      Деревянная лошадь под улюлюканье снова врезалась в стену. Лили вздохнула, подняла её и вернулась с ней на кровать к сыну.

      – Сэм?

      – М? – отозвался парень, выдвигая ящик, чтобы найти сургуч.

      – Давай поженимся?

      Тарли едва не уронил сургуч и удивлённо воззрился на неё. Лили залилась краской, но глаз не отвела.

      – По-настоящему, Сэм. Твои родители всё равно теперь думают, что мы уже… – Она всё же стушевалась, не зная, как реагировать на его молчание. – Ты не хочешь?

      Парень моргнул несколько раз, а потом поставил несчастный сургуч на стол.

      – Я… э… Просто…

      Ребёнок засунул в рот хвост уже несколько раз побывавшей на полу лошади.

      – Она грязная, – ляпнул Сэм, заметив это.

      – Здоровее будет, – буркнула Лили, но затем всё же вытянула хвост игрушки из неподходящего ей места.

      Парень, совсем забыв про письмо, задумчиво обдумывал что-то. Пока Лили долго и ласково пыталась объяснить ребёнку, что лошадке больно и с ней надо обращаться более бережно, поток мыслей Сэма как-то совсем незаметно свернул в непривычное ему русло. В итоге он пришёл к выводу, что сначала нужно как минимум договориться с каким-нибудь септоном провести обряд тайно. Чтобы родители не узнали. Хотя мама бы его поняла... Может, можно с ней поделиться? Да и септа недалеко есть. Небольшая, старая, но красивая. Семь крошечных каменных башенок со статуями, увитые багряным плющом, в окружении тенистых акаций. Лили бы понравилось это место.

      – Сэм, – вырвала она его из задумчивости. – А как это происходит?

      – Что? – растерянно спросил Тарли.

      – Ну… Женятся. Ты говорил, есть какие-то обряды, – непринуждённым голосом добавила Лили. Вид она старалась состроить абсолютно равнодушный. Будто ей вовсе не интересно.

      – Ну... В Просторе, например, исповедуется вера в Новых Богов, – ответил Сэм, удивлённый её вопросом, стараясь не выдать своим поведением своих мыслей. – Свадебный обряд обычно проводят в Септе. Но бывают и исключения. – он начал сворачивать письмо, чтобы был повод не смотреть на неё. – Всё происходит у алтаря, перед ликом Семерых. Обряд проводит септон. Жених приходит туда первый и ждёт невесту. Невеста, как правило, идёт к алтарю в красивом платье светлых оттенков. Слоновой кости, топлёного молока, золотистом или, например, цвета первой листвы. Её может вести к алтарю отец или представитель её семьи. Это символизирует передачу девушки из одной семьи в другую. Точно такую же роль играют плащи.

      – Плащи? – удивлённо переспросила Лили, с подозрением смотря на мечтательно улыбающегося Сэма. Ей было невдомёк, что он представлял её в нежно-зелёном струящемся платье.

      – Да. – Парень моргнул и стал плавить сургуч над свечой. Лицо его стало более серьёзным. – Плащ в родовых цветах может быть использован не только, как нарядная одежда. С ним также связаны несколько традиций. Например, при рождении ребёнка отец оборачивает младенца в свой плащ, символизируя принятие его в семью.

      – А на свадьбе? – не унималась дикарка.

      – Точно так же. К алтарю девушка идёт в плаще в цветах её Дома, с вышитым гербом. Жених снимает этот плащ и покрывает её плечи своим плащом, даря тем самым свою защиту, своё покровительство, принимая её в семью.

      Лили немного нахмурилась и закусила губу. Но потом всё-таки спросила:

      – А если девушка не принадлежит ни к какому роду? Какой у неё будет плащ?

      Вязкая зелёная капля тяжело легла поверх письма. Сэм уверенным движением придавил её печатью – ему приходилось делать это не в первый раз. Как управляющий Роговом Холмом, он написал уже много писем. Но всё равно каждый раз смотрел с трепетом, как его рукой ставится герб дома Тарли на ароматный сургуч.

      – Бастарды и простолю… обычные люди не имеют права на плащ в родовых цветах, – пояснил он, любуясь получившейся рифлёной печатью. – Им положен белый. Без каких-либо отличий и красок. Но, строго говоря, эта традиция не обязательна. Можно обойтись и вовсе без плащей. Если свадьба проходит споро, то для её заключения понадобится только септон. Он говорит определённые слова, сплетает руки молодых лентой…

      – Зачем? – Лили покосилась на него с любопытством.

      – Это означает их единство. «Одна плоть. Одно сердце. Одна душа. Отныне и навеки». – Тарли отчего-то усмехнулся, произнося уже следующие слова: – Последователям огненного бога Р’глора повезло гораздо меньше. Им приходится перепрыгивать через костёр, взявшись за руки.

      Он поднялся и направился к двери.

      – Я отнесу письмо мейстеру, чтобы он отправил его в Чёрный Замок как можно скорее. А потом зайду к матушке обсудить кое-что. Уложи Сэма без меня, хорошо?

      Она удивлённо посмотрела на уже закрывающуюся дверь. Что за вопрос, который внезапно требует обсуждения с матушкой так поздно вечером? Они и так засиделись.

      Лили долго пыталась укачать сына, но он раскапризничался и никак не желал утихнуть. В какой-то момент она услышала крики прислуги со двора, лай собак и громкое, буйное ржание. Она подскочила с кровати к окну и отдёрнула занавески в стороны.

      Тёмный ранее двор теперь озаряла огромным костром конюшня. Из окон рвалось яркими языками пламя. Вокруг бегали и кричали мужики, кто с топорами, кто с вёдрами воды, а рядом бестолково причитали да охали кухонные девки. Из ворот горящего здания уже вылетели вперёд первые две отвязанные лошади, чудом никого не снеся по пути.

      Лили оторопело замерла сначала, а затем схватила сына и побежала в сторону спальни Мелессы. Сэм наверняка сейчас должен был находиться у неё.

      – Леди Тарли! – выпалила Лили, едва не столкнувшись с ней в коридоре. – Конюшня горит! Где Сэм?!

      – Он направился туда, как только узнал, – выдохнула бледная женщина, спешившая до этого явно к ней.

      Лили передала ей ребёнка, стараясь унять дрожь в руках, и, подобрав юбки, опрометью кинулась во двор.

      Ветер бросил ей горячий воздух в лицо. Пламя слепило невыносимо, взвиваясь теперь от самой крыши. Резные башенки на ней превратились в кострища, вокруг которых летали малиновки, пронзительно, отчаянно издавая трели по своим птенцам. Языки огня стелились из окон в стороны. Балки, что соединяли здание с соседними, прислуга рубила в спешке. Графитово-чёрный дым валил к звёздам толстенным столбом.

      Лили поймала за руку одного из конюхов, что только что с трудом вывел под уздцы запуганного жеребёнка.

      – Где Сэм?! – она старалась перекричать рёв пламени и ржание лошадей.

      – Внутри! – так же громко ответил ей мужик и побежал назад, спасать остальных животных.

      Она стояла, оглушённая какофонией звуков. Вокруг носились люди, животные, летела в стороны расплёскивавшаяся от неаккуратного переноса вёдер вода. Освобождённых лошадей становилось всё больше, а пожар разгорался всё ярче. В воротах и дверях горящего здания постоянно появлялись и исчезали люди. Сэма среди них не было.

      Лили, поддавшись всеобщей панике, кинулась внутрь. Пробежала между рядов пустых стойл для благородных лошадей – их освобождали в первую очередь, – заглянула в денники молодняка. Утирая слезящиеся от едкого дыма глаза, бросилась в часть конюшни, которая предназначалась для вьючных и тяговых. В тумане удушливого дыма ей показалось, что знакомая фигура быстро поднялась по лестнице на второй этаж. Она бросилась за ним, пытаясь выкрикнуть его имя, вот только горло свёл кашель. Не обращая внимание на то, что дышать уже было практически невозможно, она поднялась наверх, щуря глаза и пытаясь понять, куда он делся.

      – Сэм! – сипло позвала она, стараясь передвигаться как можно быстрее. Не узнавая свой голос, она двигалась по наитию вперёд. Сзади послышался треск и горящая балка обвалилась на лестницу, по которой она только что-то поднялась. Лили помнила, что в другом конце склада овса и сечки находилась вторая. Уже почти ничего не видя и вся взмокнув от невыносимого жара, она по памяти побежала ко второй лестнице.

***

      От обуглившейся конюшни шёл белый дымок. Сэм, утирая лоб, смотрел, как люди успокаивают коней и начинают разбирать завалы – крыша в обгоревшем здании обвалилась. Пару людей из прислуги не досчитались. Возможно, они остались погребёнными внутри.

      Главный псарь подошёл к Тарли и что-то спросил. Сэм устало покачал головой. Потом велел отвести всех лошадей в малый дворик и закрыть там на ночь ворота. Людей чтобы всех осмотрел мейстер и обработал им ожоги. Их нужно отмыть, накормить... Кому требуется, дать молока с парой капель валерьяны. И пускай ложатся спать. Ночка выдалась тяжёлой.

      Сэм устало поднялся по лестнице, отдал распоряжение приготовить ему ванну и направился в свою спальню. И оторопело застыл на пороге. Дверь была открыта настежь. Внутри никого не было. И везде наблюдались следы погрома. Ящики были вырваны из столов, многие бумаги валялись на полу, часть вещей была хаотично разбросана, словно в них торопливо рылись. Сундук с книгами и его записями пропал.

      Тарли вышел быстрым шагом из спальни, собираясь найти Лили и отдать приказ слугам, чтобы с собаками начали искать ворьё. Может, те ещё недалеко ушли. Но к нему с волнением подошла Мелесса, держа на руках малыша.

      – Сэм, где Лили?

      Парень, предчувствуя недоброе, воззрился на неё.

      – Разве она не осталась здесь?

      – Она побежала следом за тобой во двор, когда всё началось.

      Мать говорила что-то ещё. Но Сэм слышал её, как сквозь толстенное одеяло. Он сорвался со своего места и побежал. Парень в жизни так быстро не бегал. Кровь стучала в висках набатом, мысли бились хаотичной волной.

      Тарли вылетел во двор и замер. На середине его лежали несколько тел, что раскопали из-под обвала. На негнущихся ногах, собрав остатки воли, он заставил себя подойти к ним. Морщась, внутренне сжавшись, он пересилил себя и посмотрел на обгоревшие, местами даже обуглившиеся тела. Мужчины. Это определённо были мужчины. Он облегчённо выдохнул, стараясь не вдыхать сладковатый запах запёкшейся плоти. От него мутило невообразимо.

      Он развернулся и собрался было вернуться назад и начать искать Лили, как наткнулся взглядом на то, что так страшился увидеть. Двое покрытых сажей конюхов тащили тело девушки. Бросили его на траву, как мешок картошки, и устало потопали обратно к завалу. К телу подошёл мейстер. Пробубнил что-то себе под нос. Накрыл его мешковатой тканью. По просьбе мейстера, видимо, стали накрывать и остальные тела.

      Сэм стоял, как громом поражённый. Где-то на заднем фоне переругивались люди. Кто-то шипел от боли, пока ему смазывали мазью ожог. А Тарли всё смотрел и смотрел на девичью руку, безвольно свисающую из-под посмертного покрывала. Он не мог её не узнать. Даже в таком виде. Он не помнил, как подошёл ближе. Может, ему потребовалось всего несколько минут, а может, целая вечность. Не помнил, как упал рядом с ней на колени. Он не чувствовал врезавшихся в него сквозь штанины камней. Не слышал, как кто-то звал его. Всё его сознание превратилось в звенящую тишину. В ней был безмолвный ужас, неверие, боль. Он прижал её руку к своему лицу. Плечи его сотряслись от беззвучных рыданий. По щекам катились горькие слёзы, а он всё крепче прижимал к себе её пальцы, пахнущие дымом, и никак не мог отпустить.

      На небе сияли звёзды. Холодные, равнодушные. Ветер ерошил волосы парня, заставлял высыхать влагу на щеках, неприятно стягивая кожу. Пепел кружился серыми снежинками. Ложился на его голову и плечи. Рука девушки, сначала горячая, – больше от пожара, чем от тока крови – постепенно остывала. Сэм глотал новые подступающие слёзы и, сам не зная зачем, пытался греть эти холодеющие пальцы своих дыханием, с нежностью тёр между ладоней, крепче прижимал к себе. А они безвозвратно холодели.

      Переставали гнуться.

      Коченели.