Красные ягоды в белой траве

Он больше не может ждать. Всегда держать подле себя это... существо, с чертами погибшего брата стало привычкой, необходимостью, подобно поглощению душ палисманов. Тело очередного гримвокера должно было уже сформироваться, просто не подросло – в последнее время он с каждым разом всё нетерпеливее, пробуждает их всё более юными и неокрепшими, а ведь совершенно не умеет обращаться с детьми...

Филипп несколько мгновений колебался, положив руку на тугой рычаг старой аппаратуры. Система поддержания жизни была связана с аппаратом искусственного летаргического сна. После отключения гримвокеры, будто ведомые неким заложенным в них инстинктом, вырываются из-под земли на поверхность.

Филипп сделал глубокий вдох...

— Будишь нового друга? — Внезапно прозвучал прямо над ухом детский голос. Мужчина дёрнулся, чуть не выломав рычаг в обратную сторону.

— Обязательно так делать?! — Прошипел император сквозь зубы.

— Ну конечно! Эх, с тобой так скучно, — протянула тень, располагаясь в воздухе, словно на гамаке. — Тебе не кажется, что ещё рановато? Прошло от силы четыре года...

— четыре года, девять месяцев и двадцать один день, — со знанием поправил Филипп, будто это было очень важно, на что тень только картинно закатила глаза, пародируя, кстати, самого мужчину, но тот не обратил внимания. — А вы что скажете? — Виттебейн обернулся к очень странно вытянувшему несколько стеблей замиокулькасу на рабочем столе и... призраку умершего старшего брата рядом с ним. Но, конечно, ни один ни второй не могли дать ему ответ. Коллекционер начал внимательно рассматривать растение со всех сторон, пытаясь понять, что же в нём такого особенного, раз император зачем-то притащил его сюда с собой. Так ещё и находит в этом одностороннем общении куда больше приятного, чем, например, рассказать мальчику, как дела, что творится во внешнем мире...

Филипп провёл рукой по лицу, помотал головой, тяжело вздохнул – и решительно дёрнул вниз рычаг.

Машина медленно заглохла, скрипя старым механизмом, который Виттебейн обещал себе заменить ещё лет десять назад, но всё никак руки не доходят. Когда перестали греметь шестерёнки, остановилась подача обеих смесей.

И воцарилась тишина.

Даже Коллекционер напряжённо наблюдал, не вставляя ни слова.

Когда страх уже потихоньку начинал сдавливать изнутри уставшее биться сердце, из дыры в дощатом полу с трудом показались пальцы, а затем и маленькая грязная ручка, беспорядочно выискивающая по сторонам опору. Филипп застыл в каком-то волнительном ожидании и жестоком азарте.

Некоторое время гримвокер ещё пытался выбраться, но затем дёрганые движения внезапно прекратились.

— Что ж... — Осторожно произнёс Коллекционер, пытаясь избежать очередных мучительных мгновений вязкой, гнетущей тишины, которая точно преследовала уже-не-человека, опутывая своими тяжёлыми цепями всех рядом с ним, – и оцепеневший до этого Виттебейн бросился к участку разрыхлённой земли.

Филипп рухнул на колени и начал копать. Земля забивается под ногти, мелкие камни царапают сухую кожу, а сердце колотится, и каждый вдох даётся всё тяжелее, как было в тот самый момент, когда он увидел своё отражение в лезвии окровавленного ножа. Филипп быстро добрался до плеча, груди – а там уже легче ориентироваться, остаётся совсем немного.

Что-то попало в глаза и мешало обзору. Так Виттебейн думал, но затем это что-то стало стекать по щекам и падать в чёрнеющую массу грунта гнилыми каплями. Болотные жилки бегут по рукам, а с них – "Нет, нет, о Боже, нет!" – перебираются на уже наполовину раскопанное тело. Филипп немедленно отпрянул, и вязкая субстанция сама сошла следом, оставляя после себя на юной гладкой коже яркие шрамы.

Не имея временно возможности касаться мальчика, Филипп набирает ведром воды из заранее приготовленного металлического корыта и окатывает ею гримвокера. Лучше не стало – земля намокает и только плотнее забивается в нос, рот и уши. В панике мужчина не придумывает ничего разумнее, кроме как окунуть ребёнка с головой в корыто. Филипп, наверное, утопил бы несчастного, если бы руки и ноги слабыми, скорее припадочными движениями не напомнили, что перед ним должно быть всё-таки живое существо. Виттебейн вытащил мальчика из воды, тот закашлялся, не открывая глаз, и затих. Поудобнее взяв ребёнка на руки, мужчина приложил ухо к груди – сердце билось, потихоньку успокаиваясь. Филипп испустил облегчённый, измотанный вздох, сползая по стене на пол и прижимая к себе безвольное тело гримвокера, который не успел толком появиться на свет, а уже столько перенёс.

— Да, ты совершенно не умеешь обращаться с детьми... — Протянул Коллекционер рассудительно.

— Помолчи! — хрипло рявкнул Филипп. — А вы вообще уйдите с глаз моих, — он повернулся в сторону замиокулькаса, где у стола собрались ведения прошлых гримвокеров, неся с собой неразрывные, тяжёлые оковы прошлого.

***

Прохладный ветер разносил по просторным коридорам пасмурную утреннюю свежесть. Скауты пораспахивали окна и теперь гоняются по всему замку за какими-то залётными демонами-птицами, орущими как чайки, что, в принципе, звучит даже логично.

Как обычно в этом мире богатая на события, полная своими особыми звуками ночь – очередная в списке бессонных для Бэлоса, словно выработалась уже какая-то вывернутая наизнанку привычка – одарила неугомонных жителей Кипящих Островов не менее кипящим дождём. Разъело несчастную спарманию, которая, видимо, очень благодарная всей заботе, сильно разрослась, которую император вынес погреться на солнышке, пока думает, что делать с этим чудом, и про которую благополучно забыл.

Расстроенный и совершенно не отдохнувший, теперь он направлялся в комнату к Хантеру, потому что мальчишка уже неприлично опаздывал на утренние занятия.

С каждым разом Они выходили всё более живыми, всё менее похожими на застывший образ давно ушедшего прошлого, и всё больнее становилось ими любоваться...

Подойдя к двери, Бэлос выдохнул, стараясь прийти в себя, понимая, что не хочет случайно сорваться на ребёнке. Он предупредительно постучал.

— Хантер, ты там?

Послышался какой-то грохот и старательно сдавленный вскрик. Бэлос, недолго думая, распахнул дверь.

— Во имя Те... о Боже, — он застыл в смятении и ужасе, а простое восклицание, ранее часто произносимое, теперь звучащее из его уст так непривычно, ещё больше выбило из колеи.

Маленькая фигурка напротив, рядом с опрокинутым стулом, испуганно и виновато светила двумя малиновыми огоньками полных слёз глаз. Мальчик весь был перепачкан кровью, потому что, видимо, пытался вытереть грязные руки об одежду, в одной из которых сжимал кухонный нож; багровели пятна на полу, а источником всего безобразия было разрезанное ухо.

— Ты что творишь?! — Филипп налетел на Хантера, резко хватая того за руку, вырывая нож и слева отвесив ему основательный подзатыльник. — Совсем сдурел! Соображаешь вообще, когда что-то делаешь?!

И мальчик наконец залился слезами. Император застыл. Никогда ему ещё не приходилось сталкиваться с откровенными детскими рыданиями. Зрелище одновременно раздражало и заставляло чувствовать растерянность и вину – Филиппу это отнюдь не нравилось. Он с усилием сглотнул, стараясь тщательно продумать, что и каким-то тоном будет говорить далее.

— Хантер, зачем ты это сделал? — Вышло хрипло, но мягко.

Прошли невыносимо долгие секунды всхлипываний и утирания носа, прежде чем мальчик смог ответить дрожащим, рискующим в любой момент вновь сорваться, голосом:

— У тебя... — он указал на своё покромсанное левое ухо. — Я... я хотел быть таким же крутым, как ты...

На лице у Бэлоса застыла болезненная улыбка отрицания реальности происходящего. Объяснение мальчика тешило гнилое самолюбие, но картина по своей сути ужасала – это скрутилось ядовитой смесью и застряло комом где-то ближе к груди.

— Хантер, — Бэлос поднял стул и затащил на него обмякшее, не успевшее среагировать, тельце, а сам стал на колено подле. — Никакие шрамы не сделают тебя лучше, чем ты есть. Важно лишь то, за что ты их получил, — он вложил в эти слова всю назидательность, на какую, наверное, был способен.

Мальчик снова вытер нос и посмотрел на Бэлоса всё ещё мокрыми от слёз глазами. Большими, чистыми, готовыми увидеть весь мир. Точно не готовыми к тому, что этот мир может преподнести.

— А что случилось с твоим ухом?

— Ох, это скучная история. Сейчас я не в настроении, но однажды, может, расскажу, если захочешь.

— Прости... — Хантер опустил голову, к глазам начала подступать новая волна слёз. Бэлос аккуратно обхватил ладонями его лицо, осмотрел пострадавшее маленькое заострённое ушко и заглянул в широко распахнутые глаза, серьёзно хмурясь в напряжённом беспокойстве, давая понять, что ругаться и наказывать Хантера дядя не будет, хотя определённо стоило бы.

— Беги умойся и попроси Анаис обработать рану. Занятия, кстати, никто не отменял, — император поднялся уходить, но мальчик схватил его за широкий чёрный рукав.

— Я не хочу к ней, она странная!

— Самая обычная ведьма, — ответил Бэлос не без скрытой иронии. — Из всех целителей Анаис пока что заслуживает наибольшего доверия, но если она тебе чем-то не угодила – спроси других.

А ещё, возможно, она чем-то напоминала одну знакомую некогда Филиппу заботливую пожилую женщину по имени Грейс¹, однако сам себе он вряд ли в этом признается.

— Дядя, останься, пожалуйста!

— Это приказ! — рявкнул наконец он, вырываясь из слабой хватки маленьких ручек, но тут же, спохватившись, обхватил ладони перепуганного мальчика своими и попытался вновь сгладить ситуацию:

— У меня куча дел, которым необходимо уделить внимание. Хочешь, ближе к вечеру мы почитаем любую книжку, которую ты выберешь из моей библиотеки? Но сейчас мне нужно идти, договорились?

Хантер неохотно кивнул.

Проводив мальчика на коридор, император отдал его на временное попечение удачно подвернувшегося стражника с распоряжением отвести мальчика к любому скауту-целителю. Краем уха он услышал, как Хантер просит именно Анаис, и невольно ухмыльнулся.

Бэлос не солгал, безусловно – дел как всегда было по горло – однако он не стал за них тут же браться. Император поспешил закрыться в своей комнате, сел в углу среди двух больших монстер, и долго им выговаривался, иначе бы, вероятно, перебил половину замка.

***

— Ну и что мне с тобой делать?

Император сидел на раскладном стуле на одном из небольших балконов, тут и там островками выбивающихся из массивных стен замка, напротив финиковой пальмы, которая выглядела откровенно болезненно. Бэлос, казалось бы, сделал идеально всё: перебрал все самые просторные и красивые горшки, при пересадке всегда проверяя корни и каждый раз убеждаясь, что с ними-то, вроде, всё в порядке, насыпал питательный грунт с выверенной прослойкой щебня, поддерживал влажность почвы и перетаскивал растение туда-сюда по коридорам в поисках приятной полутени – пальма медленно, но верно погибала. Создавалось ощущение, будто в этом месте именно на данный вид действовало некое проклятье: за долгие годы чаще всего и в наибольшем количестве умирали именно какие-либо пальмы. Возможно, Титан не жаловал их...

Бэлос согнулся в ещё более задумчивую позу: положил подбородок на скрещенные пальцы, уперев локти в колено одной ноги, закинутой на другую. Именно в таком положении, прожигающим взглядом несчастный цветок, словно ожидая, что тот начнёт краснеть-бледнеть и одумается, его застал один из скаутов.

— Лорд Бэлос?

Император не реагировал.

— Лорд Бэлос! — изо всех сил крикнула, судя по голосу и интонации, молодая и бойкая девушка.

Император дёрнулся, не без труда вырванный из потока уходящий всё дальше и дальше, уже куда-то прочь от измученного растения, мыслей, и вопросительно посмотрел на скаута.

— Вас уже пол часа ожидают в третьем малом зале для собраний.

Выцветшие голубые глаза раскрылись ещё шире от удивления. Будь Бэлос ещё мальчишкой, он бы точно покраснел: настолько погрузился в себя, что совершенно потерялся во времени! Пол часа – а сколько это продлиться в следующий раз? Господи, – мужчина мысленно хватался за это слово и будто вновь падал в молитве – он пережил уже, наверное, всех людей, которых когда-либо знал, и продолжает стареть.

— Сообщи, что я скоро буду, — отмахнулся император, потирая переносицу. Скаут поклонилась и побежала исполнять распоряжение.

— Если, конечно, успеешь раньше меня, — пробормотал Бэлос себе под нос и, сорвавшись с места, крикнул финику напоследок:

— А с тобой мы позже поговорим!

Мужчина небрежно запихнул плотные матёрчатые перчатки во внутренний карман плаща и ухватился за стену руками, что удлинились и покрылись неприятной тинообразной субстанцией, липковатая структура которой, в совокупности с большими когтями, делало их достаточно цепкими. В груди расползалось сладко-горькое желание доказать самому себе, что "есть ещё порох", как бы смешно это на самом деле ни звучало.

Очередной день проходил в бесполезных собраниях по поводу собраний по поводу собраний – и так можно продолжать далее.

Бэлос искренне не понимал, почему непосредственно императору нужно было засвидетельствовать очередной провал Витимира в споре с Хетти Катбёрн на тему того, что глава ковена зельеварения способен приготовить хоть одну смесь не во всех смыслах сногсшибательную. И с чего вдруг император вообще должен терпеть ведьминские междоусобицы. С другой стороны, если запретить, они ведь просто продолжат вытворять что-нибудь эдакое, но тайно... В любом случае, что было, то прошло, и слава почившему Дьяволу, на костях которого сейчас припеваючи живут ведьмы и демоны.

Бэлос сидел над беспорядком бумаг, нервно постукивая по столу пальцами, и то и дело поглядывал на осуждающе цветущего рядом замиокулькаса. Растение давно обзавелось именем, настолько часто император к нему обращался. В сознании Филиппа оно прочно связалось с Хантером, его листья пробивались через трещины каких-то внутренних, истощённых временем стен. И мужчине это отнюдь не нравилось.

— Ой, да ладно тебе, его едва ли можно считать живым существом! Полуфабрикат неэтичных экспериментов...

Замиокулькас пронзительно молчал.

— Ладно, мне совестно. Чуть-чуть. Иного пути в любом случае нет, уже давно... — он сгорбился и нервно проскрипел ногтями по дереву. Ещё несколько секунд Филипп смотрел на цветок, а цветок смотрел на Филиппа – затем последний не выдержал и взвыл, вскакивая со своего места и хватаясь за голову.

— Нет, я так больше не могу! Ты, — он резко развернулся и указал на замиокулькас, — идёшь со мной!

Бэлос забыл постучать и широким жестом ворвался в комнату к Хантеру. На императора воззрилась пара испуганных алых глаз и две пары чёрных рутинно-спокойных, принадлежавших существу в медицинском халате подле мальчика. В ответ Бэлос постарался как можно выразительнее передать вопрос: "Ну что опять?"

Демон, похожий на большого зайца с хоботом и бивнями слона, методично закончил обрабатывать царапины и синяки, только после этого встал, собрал медицинские принадлежности в подозрительный кожаный кейс, совершенно для этого не подходящий, поклонился и вышел.

— Хантер, — Бэлос строго позвал мальчика, и этого тона было достаточно, вопросов далее можно было не задавать.

— Какие-то ведьмы... не лестно высказывались о тебе... — Тихо, неуверенно начал мальчик. Бэлос приподнял бровь в ожидании, выпытывая дальнейшее объяснение. — Не мог же я спокойно пройти мимо! — Воскликнул Хантер, тут же оправдываясь.

— "Какие-то" ведьмы? — Зацепился за фразу Бэлос, полагая, что мальчик кого-то прикрывает.

— Ну, из города. Я не знаю, куда точно они потом...

Император перебил, резко повысив голос:

— Ты ходил в город?!

— Нет, то есть да, но не совсем... — Хантер окончательно потерялся.

Император тяжело вздохнул, поставил растение на тумбу, быстро оглядел все ранения, отвесил мальчику лёгкий подзатыльник и тяжело опустился рядом на кровать.

— Пора занять тебя настоящим дело, как считаешь?

— А? — Хантер растерянно уставился на дядю, который в свою очередь глядел куда-то перед собой.

— Место Золотого стража давно пустует и ждёт новобранца, — он повернулся и посмотрел прямо в глаза, внимательно наблюдая за реакцией. — Думаю, ты вполне готов. Тем более, уже дуреешь со скуки.

Хантер смущённо опустил голову, а Бэлос потрепал его по беспорядку мягких светлых локонов.

— Полагаю, решено? Ты же не будешь отказываться от такой чести?

— Нет, конечно нет! Я очень рад! Просто... — Мальчик схватил дядю за руку, словно хватаясь за саму возможность.

— Растерян? Это нормально. У тебя есть ещё два дня собраться, пока я буду заставлять всех признать, что это хорошая идея.

Император уже собирался уходить, как вдруг Хантер спросил:

— А что с этим цветком?

— Точно, совсем из головы вылетело! Это подарок, — Бэлос вернулся, чтобы поправить запутавшиеся стебли. — Чем-то он мне тебя напоминает, — мужчина многозначительно ухмыльнулся. Хантер поспешно придвинулся к прикроватной тумбе с широко распахнутыми глазами: все знают, что император много времени посвящает своим растениям и, стало быть, дорожит ими, так что это был весьма значительный подарок.

— А это тоже какая-то пальм²...

Дядя заговорческим шёпотом вновь перебил мальчика, чуть ли не прикрывая ему рот рукой:

— Тихо, это слово проклято!

Хантер настороженно переводил вопрошающий взгляд с цветка на императора, но решил в итоге принять это как должное.

— У него такой красивый цвет...

— Зелёный? Как и у всех растений? — В замешательстве усмехнулся Бэлос.

— Я ещё не встречал такого оттенка, — мальчик говорил искренне, без какого-либо умысла, но Филиппа это всё равно кольнуло: большинство растений, попавших сюда из мира людей приживаются очень тяжело. — Похож на... как же их... изумруды!

— Их ты тоже видел в городе?

— Мистер Вернворт приносил украшения с изумрудами. — Хантер насупился, понимая, что ему, похоже, ещё долго будут припоминать эту выходку.

— О, я уверен, это были дешёвые стекляшки! — Весело воскликнул император, а мальчик серьёзно и недоверчиво воззрился на него. — Ну, не расстраивайся – таковы уж иллюзионисты по своей сути. Вот что: хочешь, мы сейчас сходим к гримёрной Адриана и последим за ним?

— Но так же нельзя!

— Правильно, молодец! Именно поэтому, пойдём – он должен быть у себя.

Сегодня император, видимо, твёрдо решил впасть в детство, и никто его не остановит.

***

— У-у, история повторяется вновь! — Коллекционер летал вокруг Филиппа, который пытался сосредоточиться на отчёте по наблюдению за искусственно выведенными василисками. Рядом лежала энциклопедия Маартена Кристенхуса³: периодическое рассматривания растений, которые Филипп никогда не должен был увидеть, позволяло на секунду переключиться и успокоиться.

— Станет ли он завершением порочного круга?..

— Кто знает... он очень... — Пробормотал мужчина скорее неосознанно, но словно очнулся и тут же одёрнул себя, точно как пламя свечи накрывают резным гасильником:

— Скажем так, он вышел по истине особенной куклой.

— А с куклами можно играть вечно?