Человек, как и всякий представитель трусливого племени, боится смерти. И это естественно. Мало кто захочет умирать, если подумать. Но все же, мы не об этом. Если один человек боится этого феномена жизни, то и остальные тоже. По статистике, так и происходит. Один формирует группу, пока не найдут того, кто отличается. А большая группа людей умеет давить. И численностью, и своими взглядами. И это самое ужасное, когда много-много незнакомцев смотрят на тебя, будто ты больной. И только потому, что ты что-то делаешь не так. Например, на завтрак вместо овсянки ешь тост с маслом. Безумие.
Но к чему я веду. Общество, очень большая кучка вроде похожих друг на друга людей, не любят говорить о том, чего они боятся. Так всегда и бывает. Если общество что-то запрещает, то мало кто пойдет против него. Можно, конечно же, собрать другое общество. Но тогда начнется война. И опять из-за какого пустяка. И опять таки, общество столкнется с тем, чего боится больше всего.
Я человек собственных взглядов, которые зачастую многие осуждают. И я бы рад им объяснить, что осуждать это не имеет смысла. Однако, сколько бы я не пытался - общество остается глухо к словам одного единственного человека. Со временем я устал им что-то говорить и просто смирился с тем, что тост с джемом намного вкуснее овсяной каши.
И что газета - лучшее времяпровождение.
Если говорить о моих любимых статьях, то это несомненно первая полоса, заграничные новости и театральные объявления. Более интересного я для себя не находил. Первая полоса говорила о том, о чем будет говорить весь город целый день. Биржа, ну это понятно для чего она нужна. А театр... признаюсь честно, я большой его фанат. То, как актеры вкладывают свои души в своих героев - будоражит меня и приводит в восторг. Когда-то я и мечтал стать этим самым актером театра. Но мечта так и осталась мечтой.
Хотя сейчас моя работа и похожа больше на чей-то спектакль, чем на жизнь.
Из-за своей специфики - мне приходится днями, ночами, месяцами и годами общаться с самым разным контингентом людей. Начиная от детей, которые глупо улыбаются на каждое слово и кивают так, будто голова держится на какой-то веревочке и дует сильный ветер, и заканчивая тем типом людей, которые едят собственные руки. В любом случае - постановка так себе. И зрителей немного. А денег с каждой пьесы кот наплакал.
Но почему-то это меня не останавливает, и я продолжаю делать свою работу, закапывая в глубокую яму собственное “Я”. Звучит так себе, но ощущается все именно так.
А теперь представьте, вы ребенок. И вы дружите со многими детьми. Вы общительны, умны, веселы. Каждый день полон радости и чего-то такого, что сладостью оседает на языке. И нет, я говорю не о лакричных палочках. Но именно таким ребенком я был. Когда-то давно, что я уже успел позабыть. А вспомнил я по одной просто причине. Такой глупой и прозаичной, что хочется смеяться до слез. На моей работе, по другую сторону ее специфики я встретил человека, которого не видел очень-очень-очень давно. По определенным причинам, которые вы в состоянии понять я не могу сказать вам его имя, но могу его назвать для себя. Ю.А.
Я помнил его обычным ребенком. Да, он, конечно, всегда улыбался по непонятным причинам и был достаточно независимым. Но все же, он был обычным ребенком. Или старался им быть. Насколько я помню свое детство, он всегда будто сиял. Вот знаете, будто сияние, никак не свет, а именно сияние, которым обычно пользуются звезды, исходило изнутри. Там, где он был всегда было ярко. Я до сих пор не могу в это поверить, но так было всегда. У Ю.А. так же были большие глаза. Такие добрые, цвета фиалок, что не улыбнуться в ответ на его взгляд, было невозможно.
Он был одним из странных детей. И родители нас всегда предостерегали. Ю.А. не был плохим. Но проблем с ним было много. И хоть я думал, что со всеми мальчишками всегда было много проблем - с Ю.А. их было намного больше.
Но потом, они переехали, и я больше не встречал своего сияющего друга.
Сейчас, после нашей долгой разлуки мы встретились. И я был искренне рад этой встрече. Ведь мой сияющий друг детства, за которого я так долго переживал вновь предстал передо мной! Скорее всего каждый был бы рад столь неожиданной встрече.
А потом я понял. Понял одну вещь, которая меня привела в состояние глубокого шока. Мой сияющий Ю.А. больше не сиял. Его золотые, словно само солнце, волосы потускнели. Глаза стали походить на завядшие цветы. Тело стало таким хрупким и костлявым, что я удивлялся, как он может быть еще жив. Кожа сера, как заброшенные дома старого Лондона. Будто все в нем стало таким темным и мрачным. Когда я понял это, в тот самый момент, когда пелена воспоминаний таких счастливых и радостным спала с моих глаз, передо мной сидел мужчина. Уставший, потерявший свой прежний блеск мужчина, который хотел улыбаться, но сил на это уже не было.
Мне понадобилось много времени, много разговоров, много сил и труда, чтобы Ю.А. стал смотреть на меня. Это было так ужасно. Своими собственными очами день за днем я видел, как огонь в его глазах гаснет. Помимо меня это заметил и персонал. Женщины шептались так, чтобы слышал каждый в этом чертовом доме - Ю.А. скоро умрет. А я, как и наивный мальчишка из своего прошлого не хотел в это верить. И не верил. И отказывался признавать, что мой милый друг умирал. Потому что несмотря на его потухающее состояние, Ю.А. никогда не пропускал еду, всегда гулял и рисовал. А из практики и недолгого, но очень яркого жизненного опыта можно сказать лишь одно - мой сияющий друг не хотел умирать!
В один прекрасный день, какой бывает всегда с тостами, кофе и яблоком, мой старый друг начал мне улыбаться. И он узнал меня! Даже если я не раз говорил кто я и откуда его знаю, он смотрел так, будто я незнакомец. Создавалось и ощущение того, что он не слышал меня. Но не в этот день! И все в нашей жизни перевернулось. Я чувствовал, как безграничная радость наполняет меня. И все мое естество наполнялось стремлением к подвигам и безрассудством.
- Mon ami, прошу прости. Не сразу узнал, не сразу стал говорить с тобой. Мне жаль, ужасно жаль, что разум мой был так ослаблен, - и голос моего старого друга был слабым, хриплым, но я был так счастлив говорить с ним, что не обращал внимания.
- Что ты! Не извиняйся и не сожалей! Все же ты признал меня и теперь мы можем спокойно говорить. Но, мой старый друг, ответь, как ты оказался здесь? - этот вопрос мучил меня долго. И пусть у меня был доступ к нужным документам - четкого ответа я не находил.
- Mon ami fidèle, то, из-за чего я здесь - есть сущий кошмар. То есть величайшее невежество человечества. И сейчас, обдумывая все это вновь и вновь, меня настигает ужас. Ладони мои начинают дрожать, а из глаз катятся слезы. Mon ami, я не хочу и не желаю думать, что сейчас, в век таких открытий, человечество продолжает пребывать во тьме, - Ю.А. в этот момент насколько мог крепко сжимал мою одежду, цеплялся, как утопающий.
Мой милый, старый друг был подвержен недугу. Странному, жуткому, но уже рассказанному многим недугу. По воле случая, Ю.А. терял способность двигаться. Его тело переставало шевелиться, сердце становилось все тише. И состояние это можно было сравнить со смертью. Его так много раз успели найти, пребывающим в полной безвыходности. Он не мог говорить, не мог пошевелить рукой. Все его тело коченело. И самое ужасное в том, что он все еще находился в сознании. Он слышал всех вокруг, чувствовал всех вокруг. Но не мог сказать, что жив.
Ох, мой милый друг, сколько ему пришлось натерпеться! Его все хоронили и хоронили. Он слышал, как вбивали гвозди в его собственный гроб, не в состоянии даже заплакать от страха. Сколько раз уже его отпускали грехи, произносили речь над надгробием, закапывали в яму и вновь откапывали. И каждый раз, он оказывался в этом темном, холодном, тесном гробу не в силах ничего сделать. Мое сердце бесконечно сочувствовало моему некогда сияющему другу. Ю.А. был болен, и никто не знал о его болезни.
Я верил ему. Верил всей душой и всем сердцем. Я знаю, что он не из тех кто лжет. Я вижу правду в его глазах. Ох, как я мечтал о том времени, о том будущем, когда он полностью поправится и мы сможем так же гулять по Лондону, как делали много лет назад. Грезы мои были устремлены в будущее, где мой сияющий друг улыбался блистательной улыбкой, как когда-то. Во снах своих я видел наши разговоры из прошлого, настоящего и будущего. И что радовало меня больше всего - это то, что Ю.А. стал потихоньку и совсем не спеша приходить в себя. И это также означало, что будущее скоро станет явью.
Как же наивен я был.
Из-за специфики моей работы мне приходилось много уезжать. Иногда на несколько дней. Иногда и на долгие недели. Когда мне пришло письмо о новом месте, реальность, как и сама жизнь обрушились на меня, сбивая с ног. Я не мог всегда находится с моим старым другом. Будущее, о котором я мечтал будет не таким, каким я себе его представляю. Но оно должно быть!
Попрощавшись, я тихо уехал. Ю.А. был грустен и расстроен. И вновь тот блеск, который вроде как вернулся к нему, потух. Я оставил его. С неохотой и жутким чувством, что все делаю не так. Персонал, продолжавший судачить о том, что рано или поздно кто-то должен умереть, был мне противен. Сердцем я чувствовал, что это не то место, где Ю.А. станет таким, каким был прежде. И я долго сомневался, долго прощался, очень долго оттягивал момент своего отъезда.
- Не волнуйся, mon ami. Твой старый друг будет в порядке. Поэтому езжай и не переживай понапрасну, - Ю.А. вновь улыбнулся мне надломлено, грустно и одиноко. Мое сердце сжималось от боли и тоски даже при мысли, что я его не буду долгое время видеть. Но не поехать я так же не мог.
Я покинул его. На долгий месяц и уехал из города. И весь этот месяц я не мог ни спать, ни есть. Каждую ночь разум мой наполнялся ужасами и кошмарами, объяснение которым я не мог найти. Мои конечности начали страдать анемией после долгого и болезненного сна. Не могу описать свои чувства в тот момент, когда, открыв глаза на раннем рассвете, когда солнце только появляется из-за горизонта, не мог пошевелить рукой или ногой. Я видел целостность своей конечности, но было ощущение того, что она не моя. Будто кто-то чужой, в диком и необузданном сне, пришил мне чужую руку и довольно скалился, взирая на мои муки из тени.
Мне стали сниться и сны о том, как я лежу. Просто лежу, почти не дыша, почти ничего не видя, кроме беспроглядной тьмы и пустоты. Тело мое было обездвижено некой силой, неким недугом, неким давлением. Я не мог моргнуть, открыть рот, позвать на помощь. Во снах своих я лежал в тесноте, в темноте, будто упаковали в коробку и оставили лежать на самой верхней полке, чтобы маленькие дети не смогли меня достать.
А когда способность двигаться вернулась ко мне - спастись я уже не мог. Сдирал руки в кровь. Кричал. Молил. Бился о тяжелую и деревянную крышку, но звуки моих ударов и потуг гасли. Я пытался поднять, пытался освободиться, пытался сделать хоть что-нибудь - но все было бесполезно. Воздуха в моих снах мне стало не хватать. В моих снах, столь реалистичных и болезненных мои легкие горели и плавились от каждого вдоха. Я все плакал и плакал. В глупых, наивных и бесполезных попытках спастись я ломал свои пальцы, сдирал кожу в кровь, кричал до хрипоты и кровавого кашля. Но меня никто не слышал, а тьма, клубившаяся вокруг меня, поглощала и облизывалась новой жертве.
Я не выдержал. Вернулся обратно к своему милому и сияющему другу. Он так трепетал от мысли, что скоро встречу его. Так радовался мысли, что вновь проведу вечер в прекрасной компании и все тревоги моего сердца развеются сами собой. Мне было бы достаточно только увидеть его, и я вновь вернул бы себе душу. Я предвкушал, как удивлю его своим визитом.
Но я не думал о работе. И не думал о том, что Ю.А. был болен.
Моего друга уже не было. Ни в комнате, ни в доме, ни на улице. Нигде. Моего друга не было нигде. А директор, похлопывая меня по плечу, когда я видел на коленях у порога в комнату Ю.А., говорил наигранно грустным голосом о том, что ему жаль, что такое горе случается с каждым и прочие слова, которые я предпочел не слушать.
Спотыкаясь, летя вниз и вверх, я бежал в сторону кладбища. Я бежал так быстро, как только мог. Мне не хотелось в это верить. И я, как наивный мальчишка из детства, не верил. Все бежал, сбивая людей, наступая на животных, выскакивая на дорогу, пока не добрался. Как сумасшедший, как безумный, как человек в диком припадке, я бросился к свежей могиле. Ноги мои уже не могли меня держать, и я рухнул.
Мои ладони были изрезаны в кровь. Пальцы опухли и окоченели. Я не чувствовал ничего, не видел ничего кроме кусочка земли передо мной. Я все копал и копал, своими болезненными пальцами, которых перестал чувствовать, но ощущал запах крови и сырой земли от них. Люди скорее всего испугались подходить ко мне, человеку, предпочитающему тосты овсяной каше, копающий голыми руками свежую могилу.
Когда я мог очнуться от своей навязчивой идеи, передо мной была крышка деревянного гроба. Я восседал на ней, будто король покоривший верхний мир и протягивающий руку в нижний. Руки мои были черны. Одежда испортилась. Лицо было испачкано так, будто землю я вкушал. Но дыхания и сил у меня не было. Все еще смотря сквозь пот, слезы и землю на крышку гроба я тихо звал своего друга и стучал костяшками пальцев. Я хотел верить, что не опоздал. Я хотел думать, что он все еще там. Но подтвердить это мне было не по силам. Все что мне удалось запомнить дальше - это темное место, отсутствие своего тела и чьи-то голоса.
"ЗАЖИВО ПОГРЕБЕННЫЕ!!
Вечером ХХ дня в четверг было найдено тело Юджина Адамса. Мужчина лежал в раскопанной собственноручно могиле неизвестного человека. По словам очевидцев он сидел и копал на протяжении многих часов. Однако, неадекватное поведение стало причиной бездействия граждан. После изъятия тела Юджина Адамса было решено проверить целостность гроба и его содержимого. Открыв крышку, полицейские обнаружили мертвое тело, с застывшим в ужасе лицом и открытыми глазами. На внутренних стенках были обнаружены многочисленные следы от ногтей. Скотланд-ярд, предполагает что неизвестного похоронили заживо и оставили умирать. Так же есть предположения, что Юджин Адам узнал об этом и попытался помочь.
Расследование по этому делу продолжается."