give it to me

Мозги не нужны. Мозги надо выбросить. В мозгах роются черви. А еще замыкаются импульсы, шепчутся мысли и танцуют самозабвенно чечетку цвета. И вообще. Мозгов не существует, и он все придумал.

Обси моргает. Много моргает, близоруко. От яркости, с непривычки. Пастельные тусклые оттенки, в какой-то момент за грузом опыта ставшие привычными и родными, остаются позади, и наблюдать теперь режущий контраст… больно. Можно поклясться, что почти до слез.

Привычная дезориентация туманом опускается к вискам, предвкушающее новые впечатления сердце мощно бьется. Ему тянут руку против света, скалят зубы хитро и почему-то ласково. Он ужасается, когда хватает бездумно и лихо ладонь, – горячая. Не ледяной картон пустых болванок. Живая кожа. Живая, ядовитая кровь. Обси сжимает пальцы немного дольше нужного и соскальзывает заторможенно, неловко. Уворачивается с больной отточенностью от подозрительного взгляда и улыбается. Голосом.

Спасибо, что помогли подняться новичку, он пошел.

Мозги. Ага. Матрица, если быть точнее. Набор команд для аватара, спектр способностей и список ограничений. Для начала – он знал это заранее – он может ходить. И вообще, совершать стандартный для глубокого пространства набор движений. Неплохо, но маловато для идентификации. Учитывая неучтенные переменные.

Учитывая неучтенные, ха-ха. Обси оправдывает себя перед собой тем, что он просто скромный инженер.

А неучтенные переменные прыгают, дрыгаются и орут. Обси в таком восторге, что аж в ладоши хлопает и подхватывает хоровой смех, смысла шутки, впрочем, не понимая.

Модди ему подмигивает заговорщически и усмехается усы, и он мучительно вспоминает, откуда знает, кто такой, черт возьми, Модди. Мозги ему не помогают. Нахуй мозги.

Простыми словами – Обси сует раз за разом пальцы в розетку и наблюдает с исследовательским любопытством результат или его отсутствие, как впервые. Словно бы не видел похожего сотней многогранных вариаций. Еще проще – Обси со стороны зовут безумцем.

А он, как всякий целиком адекватный человек, не спорит.

Отрезает со всей возможной бережливостью и аккуратностью воспоминания, чтоб не мешались, сматывает симпатичные клубки и раскладывает их по ящикам методично. Сортирует еще по цветам, а подписать все забывает. Роется потом лихорадочно и торопливо, не может нужное найти.

Правило безопасности у него одно только.

Не останавливаться.

Сбавишь ход – полетишь в стену и шмякнешься оземь, и ходи потом свои потроха по координатам собирай, минуя чёртовы картинки. Дурная перспектива.

Поэтому, когда Обси застывает перед нескладными в его голове буквами – вращает колесом сотни языков, слова в которых смешались амальгамами – ему кажется, что все. Труба. Попал. Ловушка. Рухнет хлипкая симуляция и зазвенят весело осколки.

Почему-то голоса сквозь помехи все ещё текут. И текут не душераздирающими криками, а, мать его, пакостливым хихиканьем.

Обси все ещё держит в голове горячую руку, поэтому думает, так.

Добродушный сосед из очевидно лучших побуждений складывает ему снежные руки на шею, а стоит дернуться – убегает. Дурак. У Обси там от маски ткань. Теперь натурально мокрая. Надо же.

«Майншилд» провозглашают буквы с ребяческой гордостью и монументальным пафосом. Обси на рефлексах тянется к темному ящику на углу и дёргает ручку со скрипом.

Вспоминает.

И, черт бы побрал все существующие сквозь пространство религии, дышит. Честно дышит. В темпе чуть глубже, чуть судорожнее нормы.

Обси не дышал целую последнюю временную спираль.

Честная рецензия к кислороду – вызывающий привыкание яд. Обси им от непривычки давится, выплёвывает обратно и с ужасом осознает тиски на лёгких. На забытых сознанием рефлексах пытается глотнуть ещё, и все замыкается в цикл.

Мучительный, механический, выверенный по секундам. Тикам, поправляет он себя мысленно рассеяно, харкаясь слюной, выверенный по тикам. Стирает кулаком с уголков глаз размытие.

Обси трогают под лопатки настоящими пальцами. Невзначай, не с целью спросить, все ли в порядке, а просто чтоб позвать куда-то, что-то показать. Он дёргается бровями, пальцами.

Глупые ненужные мозги моргают, и он с щелчком находит ритм. Тянет с трудом сквозь плотную ткань воздух носом, дышит влажным паром обратно ртом.

– Чего застыл? – бодро звенит кто-то. Обси пока не может зафиксировать лиц.

– Ничего не застыл, неправда!

Странно и непривычно, но ему не верят и искренне хохочут насмешливо. Ещё чуднее – он не думает обижаться и вообще весельем заражается.

Чертовщина какая-то.

Опущенные тяжестью вселенной плечи дрожат легко по глупой причине хихиканья. Аватар жмется горячо к плечу чужому и, блять, чувствует его костлявость.

Чувствует.

И, в довесок к этому всему, самое ужасающее – мизинец даже не залипает. А с мизинцем война ещё древнее вроде как пятого из геноцидов. Не стоит придираться, Обси не считал. Не иначе, чем волшебство, в общем.

Его догоняет совершенно уже наверняка каждому знакомая эйфория. Когда хочется заниматься ерундой, кричать и действовать, и сворачивать горы и сообщать всем и каждому, какой ты счастливый. И это все волной едет на тебя без всякой объективной причины. Внезапно.

И так же внезапно потом рукой машет, но то потом. Пока что Обси довольный делает в памяти скриншот момента, когда ему не хочется ради забавы искромсать все кругом в мясо.

Жмёт именам руки и, пока не может добраться взглядом до лиц, ставит галочки напротив отличительных черт. Модди откровенно над ним смеется, но Обси автоматически возвращает ему шутку про козлов.

Бардак принимает вид стройный, упорядоченный. Мячик от стенки к стенке стучит теперь через два сантиметра ровно, и положение вещей принимает вид приятно удовлетворительный.

Задачи и ограничения его, впрочем, догоняют довольно скоро, так что он цепляется за грязь. Прилепи себе штамп идеи фикс и хохочи над ней до слез. Не план, а привычка. Не отчаянная, а рабочая. Пережиток скованных за спиной рук. Помогает существовать.

В болоте вода мутная, и это, быть может, причина, по которой боязно в отражение собственных глаз смотреть. Смотреть и соскальзывать зрачком на маску.

Гадать, есть ли под ней вообще лицо. И ни за что ее не снимать, страшась узнать ответ. Ему задали как-то вопрос. Всего единожды.

Тем же вечером он пытался отодрать маску вместе с кожей, усердно избегая взглядом отражающих поверхностей.

Потом придумал честно в лоб сообщать, что нет никакого лица, мысленно для себя добавляя, что это потому что вне текстур все жуткое и больное. Сработало на ура – теперь все принимались смеяться и даже не думали больше лезть.

Модди смеяться не стал, а положил руки каким-то ласковым жестом на плечи. Парень в шляпе хихикнул, но как-то нервно, вдумчиво. Хихикнул и пропал.

А Обси еще смеют говорить, что он чертовщина.

Наблюдение, заметка, галочка. Тут есть кровь. Во-первых, да, это редкость, во-вторых, в воспоминаниях ничего такого не валялось. Мутировал код?

Умирать, оказалось, тоже нельзя. Это ему весьма доходчиво втолковывал кто-то, вроде живущий по соседству, увидев, как он любопытно испытывал оружие и инструменты на остроту. Собственным, э-э… телом, вот.

В защиту Обси, он пытался уловить, расползется ли визуальная реальность, а ещё узнать, насколько прочна болванка.

Боль была реальной.

И трава колючей, и его родная грязь липкой, и дождь мокрым, и дерево деревянным.

При попытке систематизировать и обработать входящие данные, бесполезный мозг ловит короткое замыкание. Мироздание над ним издевается.

Если объяснять доходчивее – на окружающем пространстве теперь как будто бы пленки нет. Можно спросить «и что» и получить на выходе клинок в глотке, потому что Обси адекватен, а не уравновешен.

Большое количество новых терминов и переменных попросту сбивает с толку, и никакой инструкции или гайда к простым человеческим взаимодействиям, увы, не находится.

Что такое уют Обси узнает случайно – его выдергивают за плечи из-под ливня, кутают в одеяло и всучают что-то горячее в руки. Он поначалу таращится в никуда осоловело и потом только догадывается на ребят посмотреть.

Нео причитает, а Диамкей глупо хихикает. И одеяло мягкое. А лампа – жёлтая и теплая.

Обси растерянно стирает пальцем влагу из уголков глаз и впервые не пытается сопротивляться, когда его свойски обвивают руками вокруг туловища. Нео понимающе хмыкает. Обси не понимает ничерта.

Ему одновременно очень радостно и грустно, и неизведанные данные словно бы манят своей реальностью, но где-то маячит тучное тяжёлое «но». Оно волочится следом, гремит цепями и пригибает к земле, шепчет громче всяких там мнимых голосов.

Модди отвечать, что это, отказывается и корчит невозмутимую рожу. Альцест осторожно и бережно держит под лопатки и мирно улыбается.

Обси сглатывает – он запомнил имена!

Подозрительные соседи, он вдруг обнаруживает, начинают улыбаться ему с настоящей теплотой. Секби интересуется искренне, как дела, а Алфедов даже озорно подмигивает, лихо перенимая его привычку от деревьев избавляться радикально.

Ликвидируется случайно половина обозримой локации. Секби и Джаст, и много кто ещё ругаются. Они вместе хохочут.

Голова кружится.

Кружится?

Душенька приходит в ужас, когда узнает, что смерть для Обси – разменная монета. Не верит. Переспрашивает. Вместо ответа хочется пафосно перерезать себе глотку и потом встать, но, эй.

Он обещал.

А ещё тут, кажется, такой фокус не пройдет.

А ещё Душенька и без того уже весь бледный.

И все скачет так сумбурно, только оттого что осознание сваливается внезапно. Сейвов нет. Мимо дней Обси скользит рассеянно и лихо, а умом доходит только потом.

Чёртовы мозги. Всегда были хуже скрипта.

Ненадежнее.

Живее.

– Где я, черт возьми?

Модди, подлец, не отвечает. Смешок, зараза, давит.

Свобода может быть хоть трижды величайшим жизненным даром, это не изменит ее сущность убийцы для подневольных. У Обси теперь хрипы это перманентное состояние. Яркий пример.

Не несчастье и не боль. Увольте, он вообще не помнит, что такое эмоциональная инвестиция чуть глубже, чем на уровне адреналина.

Обси помнит, у кого-то на руках точно был пороховой след.

К чему он?

Ах да.

Бабах.

– Я хочу рыдать от радости. Или счастья. Или эйфории, – жалобно признается Обси.

Душеньке очевидно некомфортно. Он кашляет в кулак и сглаживает кривые губы улыбкой.

– Ты сначала определись с причиной, – предлагает.

– Ни в коем случае.

Объективный анализ ситуации говорит Обси, что он ведёт себя, как засранец. Хорошие новости – Душенька тоже. Как и половина здешних ребят. Значит, они на одной волне.

Да и трудно быть серьезным, когда у тебя за спиной одни бьются носами и находятся в состоянии бытия отвратительно милой и сладкой парочкой, а другие разыгрывают драму, вышедшую уже за рамки трёх актов.

– Почему бы просто не практиковать дружелюбие? – вслух не понимает Обси.

Секби с непроницаемым лицом раздает тумаков своим дражайшим сожителям.

– Этот, – он указывает на Алфедова, – от природы сволочь. Порядочная, во всех смыслах.

Джаст пытается притвориться милым.

– Ну а этот просто выебывается, – несмотря на это, продолжает Секби безжалостно.

– А, нюанс.

– Ага. Именно он.

Альцест радостно делится с Обси тем, какие тут все хорошие, чудесные и прелестные, а потом кричит Жирафу вслед оскорбления матом.

Обси чавкает грязью. Вот оно что.

– Я понял! Можно не сражаться!

Альцест, горячо возмущенный, от этого откровения отмахивается.

– За мой спизженный кусок говядины? Очень даже нужно!

Жираф уходит довольный и целый, с мирно поделенной половиной мяса, а Обси по привычке закрашивает в блокноте шкалу прогресса.

Рукопожатия не рябят, объятия не летят в космос, а он, для разнообразия, отступает не тактически, а по велению души.

Души. Блять.

И мизинец! Мизинец все ещё в порядке.

Обси, стянув с себя грязные перчатки, волос Душеньки касается осторожно, на пробу, со спросом разрешения. Тот вертится беспокойно сперва, тревогой светится. А потом вздыхает. И закрывает глаза.

– Ну и чего ты? – уточняет для итога.

– Ничего. Застрял я. Влип вот. Дальше никуда, ловушка, пропал.

– Это жалоба?

– Да ну! – Обси смеётся, перебирая от новизны трепетно и аккуратно пряди. – Я в восторге.

Под грудной клеткой опасно ворочается что-то больное и тяжёлое. Но это потом.