Голос Кэйи напоминал ветер на Драконьем хребте. Тихий шелест его – предвестник горя и снежной бури, игривые интонации – обманка, сам не заметишь, как умрёшь, закоченев от смеха: защекотали ледяные пальцы.
Только для Альбедо жестокий ветер пел колыбельные. В свисте его рождались легенды о великих тайнах и цветущих садах, и он забывался, свернувшись комочком в промёрзшем спальнике. Погибли деревья, снег похоронил кости, а история жива. Тревоги сгладились, невзгоды стёрлись, забылся вкус созданной кхемией пищи и ватный гул после наставлений Рэйндоттир, осталась лишь светлая грусть. В детстве всё было проще. Детство из воспоминаний, однообразное, светлое и беззаботное, уже не случится, да и не случилось бы никогда. Но отзвук его жил в другом человеке.
Затылок обдало морозным дыханием, бока ужалили искры; статическое электричество как оно есть.
– Ты колешься, – заметил Альбедо. Карандаш упал, оставив на бумаге жирный росчерк.
– А ты вот-вот отморозишь себе ноги, – проворчал Кэйя. – Кто тогда будет гулять с Кли?
Струны нервов дёрнула вина. Как давно он её не видел? Два месяца? Полгода? В вязи строчек и блеске алхимического верстака он забывал о еде, сне и окружающих людях. Легкомысленно, самонадеянно, недопустимо. И всё же... Он не мог остановиться.
– Ты пытаешься манипулировать.
– Смело говорить, что только «пытаюсь».
Призрачно-лёгким касанием Кэйя отвёл шарф и волосы в сторону, поцеловал в шею студёно, одним ударом выбив из лёгких воздух. Вот же шельма. Знал, где погладить, чтоб мел обратился податливой глиной, как и что сказать, какой подарок преподнести. Вот только...
– Если начистоту, то приезжай поскорее – Кэйя взял паузу, задумчивую, нерешительную даже. – Мне без тебя тошно.
... он и сам плавился в бледных ладонях. Подставлял спину, вычищал из речи шелуху лжи поступательно, медленно и упорно. Доверял, и доверие это – настоящая драгоценность. По телу прошла дрожь. В голове туман вместо заключения экспериментов, в груди билось желание обнять, вдохнуть родной запах – пьянящий аромат вина, сладость лилии каллы – и вернуться в Мондштат. Рука об руку гулять по кривым улочкам, под песни лиры танцевать на фонтанной площади, греться в тепле «Хорошего охотника» и хохотать на пикнике с Кли. Счастливая, пропитанная солнцем картина. Фальшивая насквозь.
– Нам не встретиться в Мондштате, – слова осели на языке горечью. Неуловимым движением Кэйя развернул его к себе, в глазах застыло беспокойство.
– С чего бы? Не настолько уж я пренебрегаю обязанностями, – он натянуто усмехнулся. – Это тебе стоило бы немножечко пренебречь. Отпуск взять, отъесться-отоспаться, порисовать хоть не для журналов с исследованиями. В Инадзуме говорят, что…
Горными ручьями журчала речь, Альбедо совершенно не слушал. Бессмыслица. У Кэйи лицо серое, точно стволы деревьев, волосы – седая ночь, а у ног стелилась позёмка. Кэйя – Крио элементаль.
Разбойники терроризировали окрестные деревни, капитан кавалерии вместе с небольшим отрядом отправился на зачистку. Рядовая, казалось, миссия. Банда спелась с Фатуи, те подкупили осведомителей – средь неказистых домиков раскинулась паутина ловушки, Кэйя заметил её слишком поздно. Рыцарям, посланным на подмогу, достался лишь изрубленный труп.
Те Фатуи давно затихли, над телами разбойников кружили мухи, да только кому от этого легче? Виселица не умеет воскрешать. Альбедо тоже не умел, но владел искусством кхемии. Был мертвец – стал сотканный из льда и воспоминаний дух, был мондштатский защитник, стал – Хранитель Драконьего хребта, привязанный к горам навечно. Жаль, трансмутация не всесильна. Обмануться бы, но разум в вальяжной речи находил парадоксы, цеплялся за внешние несоответствия. Разочарование давило гранитной плитой, от задушенных рыданий ныло горло – сжать бы узлом шарфа, да не поможет. С каждым днём всё больше горя и гнили и всё меньше…
– Ты нарушил законы природы. Я не смогу закрыть на это глаза. – плащ Дайнслейфа посеребрён инеем, движения вымученные, замедленные, но глаза горели мрачной решимостью. Сам умрёт, но Альбедо заберёт с собой в могилу.
– Может, попросишь помощи? – ветер в голосе «Кэйи» свистел, точно вот-вот начнётся лавина. Миг – он рассыпался на тысячи ножей-льдинок, миг – Дайнслейфа защитил шар кристаллизации. В тихом скрежете слышалось «почему».
– Я приму наказание, – Альбедо кивнул своему палачу. – Только дай увидеться с Кли.
Ему нужно с ней попрощаться.
– Как пожелаешь.