ᅠᅠ


влюбиться было несложно - чайльд подкупал своей искренностью, своей будто бы невинной душой и улыбкой, боги, улыбкой способной затмить луну, и звезды, да кому нужны звезды? сам свет солнца казался тусклым и безжизненным по сравнению с этим парнем.


позже ху тао с обманчивым пренебрежением спрашивала и что ты в нём нашёл? чжунли лишь посмеивался и отвечал я и сам не знаю. он знал только, что любит его. бесхитростное открытие. любит за его простоту, за неловкие движения, за наивные глаза, превращающиеся в полумесяцы каждый раз, когда он был весел, за бесконечную щедрость. за то, с какой искренней нежностью рассказывал о своих младших. казалось попросту невозможным не любить его сердце, сияющее ярче всех многочисленных звёзд на небе. способно ли это сердце, задумывался чжунли, приютить в себе ещё одного?


первая встреча была такой же странной, как и всё последующее проведённое время вместе. в ли юэ вечно тепло - застывшее во времени лето. и посреди улочек стоял он - мальчик-зима. чайльд одевался в серые оттенки, улыбался не часто и светил далеко не всем. зато чжунли рядом с ним было тепло. аякс был солнцем. но вместе с тем глаза его резали как жгучий мороз. холодным взглядом смотрел он так, будто давно уже погрузился на глубину ледяных вод. обуздал тьму.


— а это младший мой, — говорил как-то раз аякс, лучезарно улыбаясь потёртой фотокарточке мальчика, копии его самого, только меньше, — тевкр. я как разберусь с делами, обязательно тебя на родину свожу, с семьёй познакомлю, тебе тоня точно понравится, сяншен, я знаю!


мне понравится, думал чжунли, всё что с тобой связано.

— я приложу все усилия, — говорил он, — чтобы подружиться со всеми дорогими твоему сердцу людьми.

не замечая, как аякс в ту минуту смотрел на него так же хрупко-нежно, как на фотографию дорогого брата. всех, кого считал семьёй.


время скоротечно. за каждый проведённый год без аякса можно было бы забрать себе дни, посвящённые лишь им двоим. забрать, спрятать в коробочке и хранить, любоваться. побыть немного эгоистом.


у пляжа бесконечно много времени. в один из самых жарких дней чайльд тоскливо признаётся, мол, хорошо у вас здесь конечно, но скучаю всё-таки по родным местам, тянет меня, понимаешь, вода зовёт. и вот уже чжунли предложил им отправиться на отмель яогуан. так и у предвестника фатуи появилось любимое место в чужой стране. чжунли в тот раз даже на берегу был строг и собран - руки за спиной, ни шагу в воду, лишь затерявшаяся улыбка могла выдать. чайльд же сидел на прогревающихся камнях под деревом, отливающим янтарём в свете солнца. случайно его взгляд упал на сверкающее нечто, принесённое на берег с приливом.


— это ракушка? вау, можно я её заберу? у нас дома нет таких, — чайльд бережно - словно драгоценность - поднимает блестящий предмет с песка, оброрачивается на чжунли с восторженным лицом - на секунду кажется, будто проскальзывает детская радость.


— разве? здесь пляжи усыпаны подобным, мне казалось, везде так. говорят, если приложить её к уху, можно услышать зов тоскующего моря, — чжунли в своей привычной манере подносит руку к лицу, как он делает каждый раз, когда задумывается.


— в морепеске холодная погода, чжунли, — более сдержанная интонация, — там тёмные безжизненные пляжи и ледяная вода. но я обожаю подлёдную рыбалку! мой отец часто брал меня с собой порыбачить, до того как я.. в общем, в детстве–


— я понимаю, — таков был ответ. поспешное перекрытие. чжунли соврёт, если скажет, будто его не тревожило множество вещей, тесно вплетающихся в судьбу чайльда. но он не смел спрашивать.


пляж - песочные часы. вечное спокойствие среди бесконечной суеты мира. приходишь туда и кажется - это навсегда. тихие всплески отливов и приливов волн. редкие крики чаек. умиротворенно смотреть вдаль в сторону каменного леса можно часами. встречать первые рассветные лучи, провожать закат. нерушимая безмятежность.


— аякс, ты веришь в родственные души? — однажды спросил невпопад чжунли. или же попал точно в цель. то была тихая ночь, какая выдавалась в столь оживлённом городе так редко, и оттого была ценна. оставалось всего-ничего до раскрытия карт моракса и чжунли решил рискнуть - раскрыть свои собственные, — говорят, будто иногда два человека были созданы друг для друга, а встретившись, почувствовали, словно знакомы целую вечность. и так органично дополняют друг друга и понимают во всём, словно два осколка одной звезды. мне кажется, у нас с тобой что-то похожее. как ты считаешь?


— конечно, — вопрос застал пунцовым удивлением на щеках, — мне очень приятно, что ты так думаешь, чжунли.


а потом случился осиал - бог вихрей - и тартальи тогда след простыл. а затем самого чжунли. золотая палата расколом понимания отражала глаза моракса, не привычного чжунли. кто был человеком, державшим гнозис гео архонта? перед тартальей предстал картиной предательства тот, кто выглядел как чжунли. его родной чжунли. золотыми осколками распадался на золотом устланный пол моракс. властелин камня. тысячи имён, тысячи масок. тысячи неуслышанных молитв. и среди вороха обмана он - тарталья - неправильной фигурой посреди шахматной доски минного поля.


в надломленном голосе фраза а как же я? приобретала оттенки я верил тебе.


потом было.. ничего. пустота взамен выведенной синевы. возможно до этого он попросту не замечал, как глаза чайльда медленно наполнялись жизнью и будто приобретали оттенок моря, всё чище и чище с каждый днём проведённым вот так, вместе. теперь чжунли приходилось смотреть в две чёрных дыры, чернее ночи, безжизненнее самой бездны. и хотя он и раньше знал, что чайльд принадлежит этому жуткому месту, сейчас как никогда чувствовал всем нутром весь этот ужас. нескончаемая боль.


если сердца в груди у него больше нет, тогда что там так сильно болит?


с того дня больше не было уютного «мы», остались только моракс - чжунли - и свирепый авангард царицы. осколок души чужого бога. эхо бездны.

все возвращается на круги своя. в привычную норму. гавань оживала, отстраивалась общими усилиями всех её обитателей. изломанное сердце латалось усилиями одного лишь человека. у второго сердца вовсе не было, да и человеком он не являлся. как оказалось.


— у меня даже не получилось забрать сердце моракса, — пытался позже шутить тарталья.

зато у тебя получилось забрать моё – так думал чжунли.

— но фактически задание ты выполнил, так что можешь возвращаться в полном спокойствии, — говорил он вместо этого.


тарталья на это усмехается горько. в лицо не смотрит. глаза - солёные слёзы моря. непокидающий шёпот бездны. неужели не рад, что угодил своему архонту? своему, цепляется мыслью чжунли и напоминание колет где-то в пустоте. он вернётся. он обещал вернуться.


но позже, в час отбытия, на пристани луч света в снегопад погас. это был корабль в снежную - домой. да, думал чайльд, там мой дом. старался думать.


— ты обещал мне вернуться как можно скорее. наверное, я не должен это говорить, но я правда буду ждать тебя.

— чжунли, — вздох досады, — у тебя сердце из камня. и мы оба знаем, что ты никогда меня и не любил, правда?


это бьёт гораздо больнее, когда знаешь насколько это неправда. сердце - открытая рана.


— что ты такое говоришь, аякс, — судорожное беспокойство, — ты же знаешь, что я всегда-

— умоляю, избавь меня от этого спектакля, — прерывает разочарованным смирением, — я думал, что никто на свете не способен сделать машине для убийств больно, но ты показал мне, что я не просто оружие, а человек, настоящий, которого можно любить, и который заслуживает любви, наверное. а потом.. доказал мне с точностью обратное.


чжунли растерянно наблюдал, как тень улыбки тает на чужом лице, превращаясь в холод стали. оружия. и ему не нравилось, что происходит.


— ты ничего уже не сможешь сделать, родной. всё уже сделано. за спиной мой корабль, мне пора.

— вообще-то, я никогда не говорил тебе, но ты действительно был важен для меня, я бы хотел.. провести с тобой гораздо больше времени вместе.


он не говорит я люблю тебя


— я бы тоже этого хотел. больше всего на свете.


это как обменяться пожеланиями спокойной ночи с будущим мертвецом и самому на утро не проснуться. финишная прямая любви.


а всё, что остаётся израненному сердцу - как жаль что оно у чжунли всё-таки есть - это провожать взглядом уплывающее судно. это всё, что он может сейчас сделать.


все говорят и ты увидишь, мир от этого не рухнет


его мир рухнул. а чжунли остался.


время проходило незаметно и будто бы даже мимо. дни превращались в недели, а те - в месяца ожидания. чжунли сам не заметил, как вошло в привычку временами приходить в порт гавани, смотреть вдаль водной глади и тихо-тихо произносить аякс, возвращайся. пожалуйста, вернись. прошу. я жду.


обеспокоенная и совершенно сбитая с толку ху тао поначалу говорила очнись, прошел не один год, он не вернётся, чжунли но потом поняла и прекратила попытки.


иногда он думает лучше бы ты умер. мне бы тогда было спокойнее и я не ждал но потом в ужасе растворяет эту мысль. потому что это неправильно - но на самом деле было бы проще. не слышать о нём, не знать где он, не думать с кем он, позволить эрозии сделать своё дело. попросту забыть. обратить время вспять, снова не подозревать, что где-то рядом есть человек, так идеально подходящий твоей душе. не ждать, не верить. быть убеждённым, что любовь неподвластна всем богам. противоестесственна. прямые, никогда не пересекающиеся.

но он слышал, видел, знал. чайльд в инадзуме, предвестники в сумеру, что-то происходит в фонтейне. чайльд жив, чайльд ходит по земле, принадлежащей другим богам. чайльд что-то делает, но никогда


не возвращается.

Примечание

«возьми всю свою боль и вымести её сюда» подумала я и написала вот этот кошмар. если вы не плакали при прочтении, ничего страшного, я сделала это за вас при написании