«Lux» для Хлои — пьяная дымка, вибрация музыки в грудине и горечь одиночества, запрятанная за эпатажным счастьем. Она скрывает свое мнение за ожидаемым для ее характера и внешнего вида: «не моё», и входит внутрь, к разрушающим чарам «Lux» совершенно устойчивая.
Хлои «Lux» не нравится. Его дизайн умудряется душу наизнанку вывернуть своей игрой света и тени, музыкой, сквозь биты которой обязательно, словно по очень грязному волшебству, нет-нет, да проскользнет что-то, что цепляет за мысли и эмоции и лезет в голову, хотя никто не приглашал.
Но самое ужасное в «Lux» — зеркала. Зеркала везде, в них нельзя не смотреть, и, быть может, для основной публики «Lux» это еще один яркий, будоражащий опыт — ловить собственную красоту в каждом отражении, забывая о недостатках в пьяном возбуждении — но Хлои все отводит глаза да предпочитает смотреть на толпу в угоду профессиональной привычке, игнорируя собственную рефлексию. От зеркал не спрячешься только в лифте. О, как же она ненавидит его душное, гудящее пространство. Поездка на лифте— те еще эмоциональные качели для Хлои Деккер: от страха к нетерпению, от нежности и скрытого желания к разочарованию.
— Детектив!
Это как прыгнуть в холодную воду — пробирает сразу, оседает где-то внизу живота, сводит до посинения губ и кутикул. Улыбка появляется сама собой — рефлекс собаки Павлова — и сопротивляться практически невозможно.
— Выглядите так, будто вам нужно выпить.
Люцифер возбужден собственной непревзойдённостью — король «Lux», маленького оазиса греха, он перед Хлои стелется, красуется, очаровывает по такой же как у Хлои рабочей привычке, хотя знает, что на нее его шарм не действует.
(Действует)
Она позволяет ему налить себе выпить.
Позволяет обхаживать, самой себе со стыдом признаваясь, что ей нравится, когда он такой — обольстительный, внимательный, в меру навязчивый. Люцифер ей все в глаза по-собачьи заглядывает да все ждет подачки: улыбки, ласкового слова или ответной беззлобной шутки. Она чувствует его голод почти инстинктивно, и это тоже льстит ей, подогревает её жестокий (она осознает это) интерес. В изящную игру недомолвок, двусмысленных касаний и взглядов, в соперничество гордости она втягивается легко, уверенная, что победа будет за ней, хотя совсем не представляет, где у их соревнования финиш и какой будет награда.
Сейчас она думает, что эта игра их точно погубит.
У Хлои Маркус. Заботливый, стабильный Маркус Пирс — всегда можно дозвониться, никогда не оставит с проблемами один на один, охваченный новой навязчивой идеей или собственными проблемами. Горячий, надежный, любящий — что еще ей, простой Хлои Деккер нужно?
Правильный ответ — ничего. Она должна быть счастлива, потому что второго такого в жизни не найдешь.
Но она поправляет соскользнувшую лямку платья, зная, что Люцифер провожает это движение голодным взглядом, нарочно ловит его на этом, ведет пальцами по тонкой ножке бокала в неочевидном дразнящем намеке, а потом (Хлои Деккер — любительница все портить) начинает говорить о последнем деле. И восхищается тому, как старательно Люцифер пытается вникнуть в происходящее, секунду назад думая совсем о другом.
Место для разговоров о деле совсем неподходящее — это Хлои понимает получасом позже, когда толпа начинает скучать без своего короля.
Изящные женские руки (на ее руки, грубые от пистолетных стрельб и минимального ухода, совсем не похожие) обвивают плечо ее напарника, девушка скалится невзрачной, серой Хлои, правильно оценивая свои шансы, шепчет что-то Люциферу, всем полунагим телом прижимаясь к нему. Мягкая, восхищенная улыбка, всегда предназначавшаяся только Хлои, становится голодной, хищной, Люцифер охаживает тело незнакомки глазами, смотрит на Хлои в последний, прощальный раз.
— Ночь — не время для того, чтобы решать загадки такого рода, детектив. Почему бы вам не угоститься еще одним напитком и развлечь себя?
И никакой злобной ремарки в сторону Пирса, словно все это не для того, чтобы уязвить ее еще больше, словно он не нарочно затеял всю эту грязь.
Ее выдержки, под пальцами трещащей папкой с делом, хватает только на вежливое:
— Доброй ночи, Люцифер, — потому что он, конечно, ей ничего не должен. А она, глупая, возомнила себе в своей самовлюбленности невесть что, и теперь сама во всем этом варится как в адовом котле.
Люцифер с красоткой-незнакомкой скрываются в ненавистном лифте, а Хлои просит Маркуса забрать ее. Причина (как будто ей нужна причина) совсем не в том, что ей нужно почувствовать хоть что-то, что заземлит ее. Ей просто нельзя вести после выпитого.
— Все в порядке? — Маркус целует ее в щеку, Маркус осторожно держит ее за талию, пока ведет к мотоциклу, Маркус заботливо поправляет застежку ее шлема.
Ему бы не хотелось видеть ее злых слез, он совсем не дурак, понял бы все сразу, а Хлои этого человека любит и совсем не хочет расстроить. Хлои улыбается, прижимается к мощной, надежной спине, отвечает в ткань куртки:
— Да, все отлично. Просто устала.
И Маркус ей, конечно, верит.
Дома ее ждет Трикси, а значит Маркус остаться не может. У самых дверей Хлои сама подается вперед, целует в губы, отчаянно, страстно, сама себе пытаясь что-то доказать, дразнит Маркуса многообещающим «до завтра, лейтенант» и улыбается, стоя уже на пороге, кокетливо и влюбленно. Все взаправду. В ее жизни все действительно прекрасно, и никто ей, кроме Маркуса, не нужен.
Ад догоняет ее позже, во сне. Она целует совсем не того, совсем ни к тому, к кому должна, прижимается, как мантру повторяет чужое («Люцифер!») имя, и плавится под напором пламени Преисподние, сама того желая всем сердцем.
Господи, как же она вляпалась. Как запуталась.
И раз призвание Хлои Деккер — распутывать, со своим, личным, она тоже должна справиться. Им с Люцифером действительно нужно все уладить.
И откалывать нельзя - дальше будет только хуже.
О том, что, учитывая обстоятельства, врываться к нему в пентхаус на излете ночи — идея спорная, Хлои думает уже в такси, когда поворачивать уже поздно. Остается набираться храбрости, говориться к разговору и, снова ненавидя лифт, надеяться, что у Люцифера не нашлось неотложных дел в Лас Вегасе.
Подниматься в пентхаус ей не приходится. Люцифера она застает за роялем в пустом помещении клуба, он поднимает голову на звук ее шагов, но не оборачивается, только мягко-мягко, едва слышно усмехается и двигается, уступая место на банкетке.
— Посмотрите, что вы со мной сделали, детектив, — все так же мягко, скорее в насмешку себе, чем в укор ей, говорит Люцифер, стоит ее плечу коснуться его.
И Хлои, ожидающая чего угодно, только не обвинений, потому что жертва здесь совсем не он, ожидаемо взрывается, задыхается возмущением:
— Я? Я с тобой сделала? Ты- ты счастье мое разрушаешь и еще смеешь так говорить!
Она устраивает ему настоящую выволочку за все те жесты-взгляды-заслуги, из которых он для нее состоит, из-за которых она называет его партнером, из-за которых ночами не спит… А Люцифер слушает ее с улыбкой, всегда предназначавшийся только ей, нежной, виноватой, с которой когда-то сказал: «Я не стою вас, детектив», и не перебивает. Только когда рыдания душат ее окончательно, и она вновь оседает на банкетку, ненавидя себя за такую жалость к себе и непрошенные слезы, он делает глоток виски, наверняка для храбрости, и сообщает, достаточно громко, чтобы она услышала его сквозь всхлипы:
— Я хотел сказать вам то же самое, детектив. Мне жаль, что я не нашел нужных слов. Боюсь, я тоже не могу найти в себе сил положить конец нашим неудобным отношениям сверх рабочих. Хотя понимаю, что, — он делает паузу, когда она поднимает на него глаза, ловит его безоружность и плохо принятую боль, такую ей знакомую, — что так было бы лучше для нас.
— Нам нужно что-то с этим делать.
— Несомненно.
— Но… ты не хочешь, чтобы мы-
Она не договаривает, видит ответ в полушутливом взгляде.
— Меньше всего я хочу, чтобы это заканчивалось, детектив. Но, как я сказал вам ранее, я вас не стою и не могу быть помехой вашему счастью.
Хлои неизящно хлюпает носом. Представляет себя со стороны: зареванную и растрепанную, толком со сна себя в порядок не приведшую.
— Прекрасно, — говорит она, мстительно наслаждаясь его секундной растерянностью, — тогда заткнись и поцелуй меня.
Хлои Деккер нашла свое счастье.