Солнечная сторона

Саша прикрывает глаза.

Его слепят чёрные огни ночи, неон вывесок бьёт в окна машины футуристически яркими лучами. Под руками рычит его ласковый зверь, клокочет и гудит так тихо, что звук растворяется в гуле мыслей.

Его ласковый зверь – мёртвый, выкованный и собранный умелыми руками, зверь выхоленный, которого никогда не гладят против шерсти. Наверное, поэтому зверь так ласков и покладист: у него нет ничего своего, у него есть только хозяин, его правящий, его полемарх. Тот, кто держит руку на пульсе и заколачивает мундштук между сладко ноющими задними зубами, выворачивая их чуть ли не с корнем.

Саша чувствует себя странным рыцарем, который рассекает человеческий кисель ночи на своём уклюжем стальном коне, у которого ноги тоньше, изломаннее и длиннее, чем на картинах Сальвадора Дали. У Саши многокрылый сияющий шлем, который забралом едва прикрывает гниющее мясо. Стальной конь светит во мрак широко распахнутыми глазами, и футуристически яркий неон вывесок меркнет в их ослепительно-божественном свете.

Он – воплощение ночи. Он – сама ночь. Чёрная, непонятная, тёмная-по-углам, подойди-догони, мимо-ранен-убит. Невидимый, никем не замеченный.

Саша на секунду прикрывает глаза и смахивает по экрану телефона, подбирая нового пассажира.

Он выруливает из своего тёмного угла и растворяется в ночи. Только габариты воспалённо-зловеще искрят предательски алым.

Ночь рвётся, и Саша рвётся тоже. Хочется кипучей крови, хочется ветра, хочется жизни. Он мчит по шоссе как арбалетная стрела, как неуспокоенный дух перемен, как чудовищных размеров центрифуга. В этом вихре он подхватывает его – до ужаса занятого, карикатурно-серьёзного. Мужчина упакован к костюм, лаковые ботинки и тревожность. Он заканчивает говорить по телефону и устало откидывается на спинку сидения.

– Не любите ездить ночью?

Спрашивает Саша, поглядывая в зеркало заднего вида. Глаза у мужчины покрасневшие, лихорадочные, тревожно-чёрные под мельтешащим светом разбитых улиц. Саше нравится. Красивый контраст. Внутри поднимается жажда.

Почему пассажиры всегда садятся назад?

– Да как-то… всё равно.

– Устали? – плавно прокручивает руль, выскакивая на перекрёсток. – Только не засыпайте, окей? Мы скоро приедем.

– Угу.

Саша ловит и смакует это «угу», которое отскакивает от зубов словно вспышка фар от стены. Всю оставшуюся поездку мужчина молчит, и Саша молчит тоже. Примеривается, оценивает, подмечает детали – костюм, портмоне, гостиница, усталость, выпарившийся парфюм.

Потом он подвозит ещё двоих. Женщину с волевым подбородком, которая выглядит как кристально-чистая злость – красивая, черноволосая, заводная, как апельсин, раздавленный поршнем реальности. И ещё одного мужчину – моложавого, молчаливого, мягкосердечного.

На нём Саша конкретно зависает. Что у него в голове? О чём думает, куда и зачем едет? Одет просто и неброско, вещи выглаженные, не мятые – явно не собирался впопыхах. Вызвали по работе? Едет к друзьям? К девушке?.. Саша щурится и наклоняет голову набок – это всегда почему-то пугает его пассажиров.

Иногда ему кажется, что сделай он одно лишнее движение, и нерадивые люди подскочат до потолка от страха. Такие забавные. Чего он им сделает? Выскочит за ними из салона и погонится? Действительно, ночь открывает все человеческие прелести.

Стальной конь фыркает с ним в унисон, унося таинственного пассажира вдаль по трубчатым тоннелям, которые похожи на забитые тромбами вены. Саша медленно моргает, ощущая укол горячего удовольствия из-за человека, который сбился – как речитатив и мясной студень – в угол.

Не бойтесь, хочется сказать в ответ на недоверчивый взгляд из тени, чего я вам сделаю? Но Саша молчит, и тишина давит на крышу машины.

А потом он подбирает её. Кукольно-конфетные губы, взбитые волосы – как французские меренги – и совершенно гнилой взгляд. Гнилой – значит червивый, червивый – значит червонный, а червы – масть красная.

Саша прикрывает глаза.

– Боишься меня?

– Если что – убегу.

Девушка очаровательно его боится – страх сквозит в её дёрганых движениях, в глазах как у коровы с Альпийских гор, в звонком голосе, который будоражит кровь. Саше иррационально хочется её напугать – за ту первую подначку, когда ему пришлось выйти из машины. Головой он понимает, что пугать девушку – тем более в таком положении – не вариант, так нельзя, и, вообще, он не монстр, и он не выдерживает. Начинает хохотать, сбрасывая всю гнетущую и неспокойную нестабильность между ними.

Какой человек, такой и юмор.

С заднего сидения опасно несёт электричеством – Лиза хочет его прибить. Завитки её волос грозно топорщатся, губы наливаются кровью. Она прямо-таки пышет жарким гневом, который обдаёт ему шею. Саша, сам того не замечая, подставляется.

– Да иди ты в жопу.

– Пошёл бы, но сама знаешь – не дойду.

Она хохочет и называет его дураком. Саша ловит её взгляд в зеркале заднего вида и подмигивает.

Их обнимает звёздное небо, подхватывает и кружит, как ветер подхватывает первые ржавые листья. Абсурдно, но Саша чувствует себя листом: чудом держится на тонком черенке, который может переломить одно неосторожное движение – и полетит он в неизвестность, расшибётся или плавно спикирует, очертив узкий круг.

Лиза не помогает – переламывает его листовий черенок своей непослушной самостью. И непонятно, был ли это действительно черенок или его шея, в которую она что-то шепчет про его красивые глаза. Это подкупает. Саша тоже считает, что у него красивые глаза, поэтому это даже можно засчитать за комплимент, а не за демонстрацию разрушающей силы, которую имеет женское слово. Тихое, нежное, сказанное «по секрету».

Во взгляде проскальзывает кипучий голод.

Лиза внезапно просит покатать – и эта поездка становится самой зловещей, самой безумной и самой отчаянной в его жизни.

Самой зловещей – Лиза уводит его непонятно куда, выскакивая из машины и возвращаясь с белым лицом, грустная как госпиталь; безумной – такие гонки и таких мудаков Саша видел только в книгах, и, честно говоря, был совсем не рад столкнуться с такими лично – было жаль своего верного и ласкового зверя; отчаянной – потому что хотелось защитить, помочь, сделать хоть что-то, вышвырнуть в безопасность – но уродливый, неуспокоенный дух перемен вышиб его из реальности.

Посчитать её поступок предательством у него не хватает духу – они друг другу никто, они друг другу ничем не обязаны. Ну, вообще-то обязаны, некстати вспоминает Саша. По крайней мере он: довезти её в целости и сохранности куда ей надо.

Первый раз у него – и даже не по его вине! – так отчаянно не получилось. Ну с кем не бывает – одна порошковая оплошность перевернула их обоих вверх дном. «Да ни с кем не бывает», остервенело думает Саша, пытаясь не задохнуться стоящей в воздухе бетонной крошкой и ужасом.

Начинает светать, чернь расплывается под трупно-жёлтой полосой у горизонта. Вся тревога постепенно рассыпается словно горсть песка, но негасимая боль, пульсирующая по всему телу, приглушает облегчение. Саша, кое-как подволакивая ноги, подползает поближе к ровному участку, который не засыпан обломками бетона, и приваливается к ослепительно-битому боку машины. Лиза отрешённо падает рядом, окровавленная, зачервлённая, напуганная до ужаса.

– Кстати, – не к месту хрипит Саша через минуту молчания, – у тебя ужасный плейлист.

– Да иди ты в жопу, – дёргано отмахивается Лиза, потом крупно вздрагивает и плачет навзрыд.

Саша смеётся, стирает с лица кровь, выдыхает и прикрывает глаза. Притягивает к себе Лизу, прижимается щекой к её макушке и вдавливает пальцы в её ледяные плечи.

Да уж. Это была сумасшедшая ночка.

***

Выхоленный зверь штурмует улицы, и Саша ласково гладит руль кончиками пальцев. Тёплая натянутая кожа приятна на ощупь, в лобовое бьёт чёрный дождь, а город неприветливо гудит. Этот гул слышно будто изнутри, из груди, низкий и рокочущий. Саша привычным движением закладывает вираж, ладонь скользит по чёрной коже, машина не-привычно шуршит шинами.

Последний клиент сошёл минут десять назад, и сейчас Саша спешит домой. Неприветливый гул города заглушают мысли и то, что распирает изнутри, расковыривая рёберную плоть.

Саша слышит чей-то довольный смешок и ему хватает нескольких секунд, чтобы понять, что это – он сам.

Ночь постепенно тает, в окна льются полосы потустороннего света, мягкого и белёсого. Вокруг влажная духота, отовсюду тянется оловянный запах дождя и асфальта. Саша заезжает в пустой слот на парковке, привычным резким движением глушит мотор и фары. Он выбирается из машины, придерживаясь за дверь.

Домой он спешит – дома его ждут.