— Джаспер, не смотри! — из кухни появляется Эдвард и рывком притягивает мальчика к себе, одновременно с этим захлопывая начавшую открываться дверь. Мальчишка испуганно цепляется за руку старика, а тот зажмуривается, мысленно проклиная себя за беспечность. Когда-то он тоже изучал легенды этого места. До того, как Лиза убила Стива и Маргарет, ясно дав понять, что в ее дела лучше не лезть. И он должен был вспомнить о том, что жертвами всегда становились либо мужчины, которые благодаря природной силе могли убить человека, либо маленькие дети, которые заманивались в ловушку и использовались в качестве приманки для взрослых.
Бен не выполнил того, чего от него хотело Оно.
Наступила очередь Джаспера.
— Послушай меня, — Эдвард опускается на корточках перед испуганным мальчиком, стараясь говорить мягко. — Беги к себе в комнату и не выходи из нее, что бы ты ни услышал, хорошо? Твоя мама спит у тебя?
Джаспер кивает и вопросительно смотрит на подвал. Старик лишь вздыхает. Из всех жителей этого дома только сестра могла понять мальчика. Но сейчас не нужно было быть экстрасенсом, чтобы догадаться, о чем он спрашивал.
— Там живет кто-то очень злой, — объясняет мужчина, выдавливая из себя улыбку. — Но он тебя не тронет, если ты не зайдешь за дверь. А теперь беги спать.
Мальчик с громким топотом убегает наверх, и Эдвард следует за ним. Устремляется в свою спальню и принимается рыться в вещах Лизы, стремясь найти ключ и запереть это существо до тех пор, пока не найдут способ уничтожить его. Но через несколько секунд он останавливается и устало опускается на кровать. От прежнего пыла не осталось ни следа.
На губах деда появляется горькая усмешка, и он качает головой.
Он знает, что Лиза не стала бы где-то прятать ключ. Она носила его с собой.
***
Утром Эдвард заглядывает в комнату Джаспера и с удовлетворением замечает, как Джулия сидит с Джаспером на постели и читает ему сказку про Питера Пена. Мальчик с восторгом разглядывает яркие картинки, а женщина наклоняет голову и целует сына в макушку. Светлые волосы Джулии на мгновение закрывают лица матери и ребенка, из-за чего малыш начинает смеяться. Видимо, щекотно.
Эдвард улыбается и тихо отходит от двери. Когда-то Маргарет так же сидела с маленьким Диланом, читая ему сказки, а мальчонка только смеялся, когда волосы мамы щекотали его кожу.
Эта счастливая картина, переплетающаяся с образами прошлого, напомнила мужчине о деле, с которым он должен был разобраться.
Эдвард спускается вниз и выходит из дома. Он должен пойти в полицию и заявить о пропаже жены.
***
Джулия поднимает голову, продолжая читать Джасперу сказку. Взгляд устремлен в пространство, а губы шевелятся на автомате. Джулия знает эту историю наизусть, ей нет нужды смотреть в книгу. Мысли женщины витают далеко. Гораздо дальше чем прекрасный Неверленд.
Она сломалась.
Сломалась, разбилась, сдулась.
Слабая.
Всегда была слабой, пытающейся отчаянно доказать, что она не такая. Что она может быть сильной. Срываться на родной дочери, чтобы показать самой себе, что она чего-то стоит.
Она никто.
Всегда была никем. Она не стала хорошей женой, она не стала хорошей матерью. Она осталась никем.
Теперь Бена нет. И нет рядом Стейси. Джулия знает, она сама во всем виновата. Сама оттолкнула всех, оставшись в одиночестве. Она знает, что не сможет стать матерью для Джаспера, да и не хочет, наверное. Она старалась. Она пыталась. Но так и не научилась.
Поступок Бена, кричащие призраки. Стейси была права, но какая теперь разница? Теперь они привязались к Джулии, но она слишком слабая.
Жалкая.
Джаспер засыпает на руках у женщины. Он всегда засыпает, когда мама читает ему своим родным успокаивающим голосом. Не важно, раннее утро это или же глубокая ночь. Джулия смотрит на сына все тем же невидящим взглядом. Сердце словно сжимает ледяная ладонь. Но она быстро избавляется от этого ощущения.
А еще Джулия Мэддокс всегда была эгоисткой.
***
Стейси
Первое ощущение, которое пришло во время пробуждения — это дикая боль в спине. Согласитесь, довольно неудобно сидеть в одной позе, но спать в одной позе, скрючившись у постели в больнице — это не просто неудобно. Это пиздец как неудобно.
Со стоном выпрямляюсь, чувствуя как позвонки встают на место. Похоже, эта ночь точно войдет в список самых отвратительных ситуаций, в которые я попадала за свои сознательные семнадцать лет.
— С добрым утречком, — бодрый голос приветствует меня, и я опускаю взгляд на кровать. Встречаюсь с теплыми цвета шоколада глазами Дилана и ворчу:
— Подвинься.
Парень отодвигается на край, давая мне немного места, и я переползаю на постель. Кладу голову на подушку и разглядываю лицо Дилана. Он поворачивается ко мне, морща лоб.
— Как ты? — подкладываю руки под голову, пытаясь устроиться поудобнее, но ничего не выходит. Дилан поджимает губы.
— Жив — уже хорошо.
— Тебе просто невероятно везет, — не могу сдержать улыбки и вздыхаю. — Счастливчик.
— Это мое второе имя, — хмыкает парень. — Ты что, просидела здесь всю ночь?
— Просто поняла, что не могу оставить тебя, — приподнимаюсь на локтях и опускаю взгляд. — Честно говоря, я жутко перепугалась, когда мы с Итаном нашли...
— Ты же сама сказала, я просто счастливчик, — парень поднимает руку и дотрагивается до моих волос. Наматывает на палец локон и легонько дергает. Притворно морщусь.
— Ауч!
— Да ладно, тебе не больно, — смеется ОʼБрайен, и я улыбаюсь.
— Ни капли.
Наступает тишина, и я сглатываю скопившуюся во рту жидкость. Дилан неотрывно смотрит на меня. Дыхание перехватывает, а сердце начинает колотиться как ненормальное.
Я наклоняюсь ближе, и губы Дилана трогает легкая улыбка. Он подается мне навстречу, и наши губы соприкасаются. Происходит ядерный взрыв где-то внутри, когда он целует меня. Мысли разлетаются в разные стороны, и я отвечаю на поцелуй. Моё тело бросает в дрожь. Его рука перемещается ко мне на талию, прижимая к себе так, что я практически лежу на нём. Провожу языком по его нижней губе, и из его груди вырывается тихий стон, от которого моё тело распаляется ещё больше.
Жарко.
Невыносимо жарко.
Все эмоции, которые я сдерживала, выливаются в этот поцелуй. Злость, раздражение и... Невероятно сильная тяга к этому парню.
Дилан отрывается от моих губ и касается кончиком носа до моего виска. Делает глубокий вдох.
— Теперь и помирать можно...
Фраза достойная самого Дилана ОʼБрайена, который к чертям умеет испортить момент.
— Ты дебил? — вырываюсь из его объятий и пересаживаюсь с кровати обратно на неудобный стул. Дилан расслабленно улыбается и скрещивает руки на груди, изображая покойника.
— Ну, если для того, чтобы ты меня поцеловала, мне нужно было попасть в аварию, то страшно представить, что будет, если я умру.
— Извини, некрофилия не мой профиль, — морщу нос. Дилан начинает трястись от еле сдерживаемого хохота, а я лишь отмахиваюсь от него. Что с придурка можно взять?
— Иди сюда, — Дилан хлопает по свободному месту по кровати, и я, наплевав на всё, решительно ложусь обратно рядом с ним. Мне нравится то, что между нами происходит сейчас, даже несмотря на то, что мы находимся в больнице.
Это выглядит нормальным.
Никаких сопливых признаний в любви, наигранных чувств и пафоса в словах.
Мы как два совершенно обычных подростка.
Нормальных подростка, какими и должны быть.
— Скоро должен быть плановый обход, — бормочу, устраиваясь на плече Дилана, утыкаясь носом в его шею. Ощущаю сильные руки, обнимающие меня и впервые за все то время, что провела на ферме, расслабляюсь.
Мне кажется, что я наконец-то дома.
— Скоро — это когда? — задумчиво уточняет ОʼБрайен, проводя пальцами по моей спине, пересчитывая бисеринки позвонков. Морщу лоб, пытаясь вспомнить расписание, которое видела вчера вечером на стенде с информацией.
— Где-то полчаса.
— Нормально, — парень зевает и трет переносицу. Уголки его губ опускаются, и я хмурюсь.
— Голова болит?
— Не особо.
— Дилан, у тебя сотрясение.
— Ну, это меняет дело...
Парень на несколько секунд уставляется в потолок, а затем поворачивается ко мне.
— Ладно, у меня чертовски болит голова, а шея вообще словно бетонная. Отвлеки меня.
— Извини, концертную программу не подготовила, — снова язвлю, а затем вздыхаю. — И чем же?
— Куда бы ты хотела поехать? — спрашивает он, а я не раздумывая выпаливаю:
— Париж.
— Париж? Это же банальщина, — фыркает. — Я думал, ты выдашь нечто из серии Гондураса или пройдешься по местам, где снималась твои любимые ужастики.
— При чем здесь Гондурас?
— Название идиотское на мой взгляд, — Дилан осторожно переворачивается на бок. — Хм... Так почему Париж?
— Не знаю, — поджимаю губы. — Наверное, каждый хотел бы побывать там. Красивый старинный город. Или же Венеция. Было бы круто поплавать на гондолах по небольшим улочкам. Ощутить себя частью чего-то таинственного и красивого.
— Ладно, давай продадим подвального уродца в цирк, Лизу сдадим на опыты, загребем кучу денег и уедем в Париж, — Дилан улыбается, а у меня внутри все сжимается от того, что я еще не рассказала ему о смерти Лизы. Он ненавидел ее. Но все же она была его семьей. И я понятия не имела как он мог это воспринять. — А потом сгоняем в Венецию. Да хоть в Японию, там тоже очень красиво, особенно сады с цветущей сакурой, — продолжает парень, не замечая моего настроения. — В России тоже есть на что посмотреть. Ты не хочешь попутешествовать?
— Было бы здорово, — улыбаюсь дрожащими губами. — Дилан... Я должна кое-что сказать.
— У тебя нет загранпаспорта? — продолжает шутить он, но в глазах я замечаю настороженность. Медленно качаю головой.
— Есть, но дело не в этом. Лиза... Умерла.
Молчание.
Дилан испытующе смотрит на меня, словно ожидая чего-то. Быть может, какого-то продолжения или признания в том, что это просто шутка.
Но мне сказать больше нечего.
— Что ж... — наконец парень обретает дар речи. — Похоже, с опытами мы пролетаем.
— Это все, что ты можешь сказать?
Я ожидала чего угодно. Сожаления, горя или же наоборот восторга, но... Не ледяного спокойствия.
— Да, — ОʼБрайен чешет щеку и с недоумением смотрит на меня. — Я ненавижу эту женщину и то, что она умерла... Мне все равно.
— Ты вообще никаких чувств не испытываешь?
— Только огромное облегчение, — вздыхает Дилан. — Да и ощущение странное. Словно привычный мир трещит по швам, но это хорошо. Осталось разобраться с монстром.
— Делов-то, — бормочу себе под нос. В этот момент ощущаю вибрацию в кармане и извлекаю мобильный телефон.
Мама.
***
Джулия прижимает к уху мобильный телефон, глядя остекленевшими глазами на на люстру в прихожей.
Она должна сказать дочери, как сильно она заблуждалась.
Она должна сказать Стейси, что была неправа.
Она должна... Что?
Джаспер спит наверху в своей кроватке и понятия не имеет о том, что он больше никогда не увидит свою маму.
С люстры свисает грубая толстая веревка, завязанная петлей.
***
Стейси
— Мама? — беру трубку и корчу Дилану рожицу, представляя себе, что сейчас опять начнется мозговынос. Где я, что со мной, какое я дерьмо. Старая песня.
— Стейси... Прости меня...
Я не сразу узнаю мамин голос. Совершенная безэмоциональность, словно на той стороне живой труп.
— Мам? С тобой все хорошо? — внутри все сжимается, и меня начинает бить нервная дрожь. — Мам?
— Прости меня... Прости меня за все...
Как заведенная кукла твердит одну фразу.
Дилан приподнимается на локтях с беспокойством вглядываясь в мое лицо.
— Мам, что происходит? — вскакиваю со стула и прижимаю к губам сжатый кулак. — Мама?
— Прости...
В трубке раздаются помехи, и я бегу к выходу из палаты.
— Мама, пожалуйста, не бросай трубку! Мама!
Длинные гудки.
— Черт, — буквально вылетаю из больницы и набираю другой номер.
— Итан! — истерично ору в трубку, не дав парню даже поздороваться. — Дома что-то случилось, я не знаю, что именно, приезжай туда, пожалуйста!
— Понял, — коротко бросает Спаркс и отключает телефон.
Я запрыгиваю в салон Кэрри и вжимаю педаль газа в пол.
***
Джулия встает на стул и накидывает петлю. Грубая веревка сдавливает шею, но женщина уже не чувствует ничего.
Слабая.
Жалкая.
Стул качается, а затем с неприятным скрипом вылетает из-под ног.
***
Стейси
На повороте на ферму слышу сигнал машины и вижу в зеркало заднего вида знакомый внедорожник. Итан едет прямо за мной, и я чувствую некоторое облегчение.
Что бы ни случилось — я буду не одна.
Торможу возле дома и быстро выхожу из машины. Торопливо поднимаюсь по ступеням и в нерешительности замираю. Слышу, как хлопает дверь Раннера и чувствую некоторую уверенность.
Но интуиция говорит о том, что случилось что-то плохое.
Делаю глубокий вдох и толкаю дверь.
***
Итан выходит из машины и смотрит, как Стейси заходит в дом. Через пару секунд раздается отчаянный крик.
Крик, напоминающий вопли мистической банши, предвещающей гибель. Крик, наполненный болью и ни с чем не сравнимым горем. Крик, от которого внутри все сжимается, от которого хочется кричать самому.
Спаркс за несколько мгновений преодолевает расстояние от машины до дома и вбегает внутрь.
***
Стейси
Мира больше нет.
Он раскололся, треснул, взорвался. Исчез.
Мамы больше нет.
Она висит на люстре, веревка, обхватывающая ее распухшую шею, неприятно поскрипывает под весом мертвого тела.
Света больше нет. Нет тепла. Нет никаких ощущений.
Потому что мама — это и есть мир.
Уши терзает какой-то жуткий звук, и я не сразу осознаю, что это мой собственный крик. Я кричу все громче, раздирая глотку. Почти ничего не вижу из-за застилающих глаза слез.
Все тело онемело.Боль нарастает где-то под ребрами. Распространяется как пожар. Пожирает изнутри.
Мама, мама, мама, мама, мама, мама, мама.
Ее нет.Чьи-то руки обхватывают меня поперек туловища и оттаскивают назад. Только в это момент я понимаю, что тянулась к трупу матери. Хотела ли я его снять, или же хотела обнять эту опустевшую оболочку, пустой сосуд? Ведь душа уже покинула тело, ее здесь больше нет.
— Стейси, тише, — голос Итана прорывается сквозь мои рыдания, он обнимает меня, но это не то.
Как будто чьи-то объятия помогут мне справиться с тем, что я потеряла мать.
Мать, которая ненавидела меня.
Мать, которая считала, что я была ошибкой.
Мать, которую я никогда не переставала любить.
***
Итан неотрывно смотрит на раскачивающийся на лампе труп женщины, продолжая крепко прижимать к себе вопящую девушку. Крики хриплые, она наверняка ободрала горло. Но она продолжает кричать, словно уже не может остановиться.
Надо что-то сделать.
Парень усаживает Стейси на диван и приказывает не поднимать голову. Сомневается, что она его услышала, а если услышала, то поняла ли? Но это уже не важно. Важно, чтобы она не смотрела.
Видит опрокинутый стул и поднимает его. Ставит возле Джулии и осторожно забирается на него. Обхватывает труп одной рукой, ощущая, что тело уже начинает остывать. Или ему кажется? Возможно, это просто шок, и холодно ему самому.
Осторожно снимает веревку с шеи, которая врезалась в плоть. Тело тяжелое, но он упрямо держит женщину, не давая ей упасть.
Она не вещь, которую можно просто кинуть на пол.
Она была человеком.Краем глаза наблюдает за Стейси. Девушка сидит на диване, раскачиваясь вперед-назад, как какая-то игрушка. Игрушка, которую сломали.
Итан кладет Джулию на край дивана и накрывает покрывалом, чтобы скрыть ее тело.
Ноги немеют, и приходится схватиться за спинку, чтобы не упасть.
Но нужно сделать еще кое-что.
Итан идет к лестнице и громко зовет:
— Джаспер!
***
Эдвард останавливается возле больницы и делает глубокий вдох.
Он должен рассказать Дилану все, что знает.
Дилан должен позвонить Стейси и предупредить ее о том, что ее младший брат в опасности.