Музыка в наушниках гремит, жестким битом ударяя по барабанным перепонкам, которые, того и гляди, просто лопнут. Морщусь от внезапно нахлынувшей головной боли, но звук не уменьшаю, желая полностью раствориться в музыке, утонуть в ней, уйти на самое дно и не всплывать.
А главное — не засыпать, иначе новая волна кошмаров снова заставит проснуться в холодном поту с застывшим на губах именем.
Прислоняю голову к стеклу и смотрю на то, как за окном проплывают знакомые с детства пейзажи. Поля, деревья, рабочие, похожие на жуков… Слишком знакомо. До боли внутри где-то под ребрами. И то, что, должно быть, для других выглядит красиво, для меня выглядит как фильм ужасов наяву. Дурацкая была затея, да поздно уже поворачивать.
Кто-то дотрагивается пальцем до моего колена, и я вытаскиваю один наушник.
— Хэй, Джаспер, ты там не спишь?
Дядя Дилан на пару секунд поворачивает ко мне голову, отрывая взгляд от дороги, а после снова сосредотачивает свое внимание на вождении. Тонкие пальцы нервно барабанят по рулю старенькой Хонды, купленной пару лет назад с рук буквально за копейки. Все ясно, он тоже не в восторге от моей безумной затеи, хотя, спасибо и на том, что решил отвезти. Дядя Итан же три раза назвал меня «долбанным психом» и по возвращении пообещал купить абонемент в комнату страха, раз уж мне не хватает острых ощущений. Даже не обижаюсь, потому что прекрасно понимаю, что ни один человек в здравом уме не решится вернуться туда, где творились настоящие кошмары.
Прошло тринадцать лет.
А я до сих пор не могу нормально спать, вспоминая гнилостный запах, доносящийся из запертого подвала, и тихий шепот, раздававшийся прямо внутри моей черепной коробки.
После случившегося, дядя Дилан, дядя Итан и дедушка Эд увезли меня в Джорджию, чтобы мы могли начать абсолютно новую жизнь, чтобы могли забыть о самом адском периоде в наших жизнях. Я был слишком мал, чтобы понимать, что произошло, но в памяти все моменты отпечаталось буквально намертво. Повзрослев, я все понял.
Эдвард прожил полтора года, а потом умер от остановки сердца.
Он умер во сне.
Дилан и Итан поступили на криминалистов. Теперь сидят в одном отделе, каждый раз споря о том, кто поедет на вызов.
Итан собирается жениться.
Дилан так и не завел себе постоянную девушку.
Когда мне исполнилось двенадцать, они стали возить меня в психиатрическую лечебницу, где содержался Бен Мэддокс. Папа. Врачи говорили, что, возможно, общение со мной поможет Бену восстановиться. Возможно, он сможет вылечиться.
Врачи ошибались.
Ровно год я ездил туда и ровно год наблюдал за тем существом, которое когда-то было моим отцом. Напротив меня сидело нечто, безумно сверкающее глазами и кричащее о том, что всех надо убить.
Бен Мэддокс скончался через пару лет от остановки сердца.
Он умер во сне.
А сейчас я еду в тот гребаный дом, который разрушил всю мою семью. Который оставил меня сиротой.
— Нет, мы почти приехали же, — хрипло отвечаю и откашливаюсь. От практически постоянного молчания голос как у сорокалетнего курильщика. Приходится постоянно прочищать горло, чтобы быть похожим на обычного шестнадцатилетнего подростка. Ладно дяди, они привыкли. Но других людей это слегка пугает.
Я молчал до пяти лет /кроме одного единственного раза/.
Врачи говорили, что, возможно, дело в психологической травме, ведь я стал свидетелем смерти матери и сестры.
Но мы знали, что дело не в этом..
Итан предполагал, что это было моей особенностью, которая привлекла «Фобоса», как они называли эту тварь. Он говорил, что если бы Оно хотело меня убить, то сделало бы это сразу. Было много возможностей. И даже тот последний раз… Оно могло с легкостью меня схватить, но не сделало этого. Он говорил, что я, скорее всего, должен был занять место Лизы, стать новым Хранителем.
Не тогда, не в три года.
А когда стану старше.
Мы сворачиваем с шоссе и едем по проселочной дороге. До фермы осталось всего ничего, каких-то пятнадцать минут. Сердце бьется где-то в горле, сжимаю ладони в кулаки. Дыхание учащается, и я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться, чтобы вернуть контроль и не попросить Дилана развернуться и поехать обратно. Я с таким трудом уговорил его на это дело. Но с каждой секундой и без того бредовая затея кажется еще более ненормальной.
Ладно, Джаспер, похоже, безумие — это у тебя наследственное.
Наконец замечаю вдалеке дом. Чертов дом, который снится каждую чертову ночь, доводя до чертового сумасшествия. Дом, который к хренам сломал не только мою жизнь и лишил близких людей не только меня одного.
Дилан и Итан тоже любили ее.
Замечаю, как О’Брайен сжимает пальцы на руле. Наверняка нахлынули болезненные воспоминания, от которых он хотел бы избавиться. А тут я со своей прихотью. Мне рассказывали, что она тоже могла уговорить кого угодно на любую авантюру… Мэддокс — это просто гребаный диагноз.
— Похоже, тут уже давно никто не жил, — замечает Дилан, когда мы останавливаемся у ангара, и глушит мотор. Щурит глаза и чешет щеку. — Последняя семья… Сколько они продержались? Джаспер?
— Три недели.
— Точно…
Наступает тишина, к которой, мы уже давным-давно привыкли. Задумчиво смотрю на огромный дом, напоминающий спящего великана. Стены давно заросли мхом, а когда-то более-менее ухоженная полянка поросла травой. Подсолнечное поле все так же радует глаз, создавая жуткий контраст между собой и мрачным домом.
Первая семья, переехавшая сюда после нас, погибла через две недели. Все как по сценарию. Отец сошел с ума и убил жену с двумя дочерьми. Затем застрелился сам. После них была еще одна семья. Продержались неделю. Отец сошел с ума и убил свою беременную жену и семилетнего сына. Новая семья — три недели. Один и тот же сценарий. Замкнутый круг. Люди прозвали этот дом проклятым. Риэлторы сняли его с продажи. К черту такую репутацию. И к черту этот дом.
— Так… Мы приехали сюда просто посидеть в машине? — Дилан откашливается и барабанит пальцами по рулю. — Что ты хотел увидеть здесь?
Молча отстегиваю ремень безопасности и открываю дверь. Облизываю пересохшие губы.
— Эй, Джас, ты уверен, что это хорошая идея?
Мотаю головой и, сделав глубокий вдох, выхожу из автомобиля.
— Только не входи в дом, — бормочет Дилан и трет лицо. — Давай быстрее.
Захлопываю дверь и прячу руки в карманах сине-зеленой толстовки. Снова провожу языком по губам и делаю пару неуверенных шагов к дому. Задираю голову, смотря на окна третьего этажа, где располагалась комната родителей и моя спальня. Стекла покрыты изнутри слоем пыли, да солнце отсвечивает. Кажется, что стекла тонированы, ничего невозможно разглядеть.
Откашливаюсь и шмыгаю носом.
— Привет, мамочка…
Здороваюсь с домом, как какой-то псих, но, кажется, именно это и было мне необходимо. Заглянуть страху в глаза, блин. Просто отличная идея, Джаспер Мэддокс.
Щурю глаза.
— Привет… Стейси.
Имя срывается с губ, и в горле образуется комок, мешающий говорить, дышать, нормально функционировать. Все мои ночные кошмары оживают. Я снова слышу крик своей сестры, чувствую, как она отталкивает меня, а после нечто затаскивает ее в подвал. И я не могу ничего сделать.
Тогда мне было три года.
Но в кошмарах я уже взрослый. Я взрослый и смотрю на то, как умирает моя сестра.
Чертово чувство вины. Вот почему я здесь. Я виноват в том, что Стейси умерла. И это не дает мне покоя.
Страх накатывает волнами, ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, и, черт возьми, как же мне хочется запрыгнуть в машину и вместе с Диланом свалить обратно в нашу небольшую квартирку, куда немедленно нагрянет Итан и устроит разнос на тему «А я вам говорил!». Да лучше выслушать тираду от Итана. Чем сделать то, что я задумал.
Подхожу к двери и дергаю за ручку. Доски давно сгнили и замок совсем никудышный. Дверь со скрипом открывается, и я слышу, как О’Брайен выходит из машины.
— Джаспер! Я же сказал не заходить в дом!
— Мне надо туда, — бормочу под нос и, честно говоря, сомневаюсь, что Дилан услышал меня. Поворачиваюсь к мужчине и произношу уже громче. — Мне надо. Я быстро.
— Джаспер, ты забыл, что здесь произошло? Дуй в машину, — О’Брайен нетерпеливо притопывает ногой и показывает большим пальцем на заднее сидение. — Живо.
Переминаюсь с ноги на ногу и чешу шею. Задумчиво смотрю в темный коридор и делаю глубокий вдох, заполняя легкие затхлым воздухом. Этот дом пахнет гнилью.
Но дело не в старости и запустении.
— Я на пять минут, — шмыгаю носом. — Дилан, всего пять минут.
— Мэддокс, у тебя крыша что ли уже едет? — буквально шипит мужчина, но, заметив мой взгляд, поднимает руки. — Ладно. Пять минут. Если через пять минут ты не вернешься, я иду за тобой. И, черт возьми, не вздумай приближаться к подвалу.
Конечно, ага. И ради чего мы сюда тогда ехали?
Киваю и переступаю порог этого ненавистного дома. Доски скрипят под ногами, разрушая эту мертвую тишину, повисшую в воздухе. Кажется, что дом — это другой мир. Просто другой кошмарный мир, поглощающий все сторонние звуки и сводящий с ума.
Делаю пару шагов и останавливаюсь у лестницы. Дверь в подвал, открытая нараспашку, притягивает взгляд, и становится еще страшнее. Кто знает, может быть, тварь уже давно бродит по дому. Может быть, Оно сейчас за моей спиной, подкрадывается, протягивая гнилые руки и скаля зубы.
Вздрагиваю и оборачиваюсь. Но позади только прямоугольник света, льющегося из открытой двери.
— Джаспер…
Жуткий потусторонний шепот, перемешивающийся с хрипами, раздается справа от меня, и я шарахаюсь в сторону, цепляясь за перила, чтобы не свалиться на пол. Сердцебиение учащается, а на лбу выступают капельки пота. До меня не сразу доходит, что шепот раздается именно рядом со мной, а не в моей голове.
Медленно разворачиваюсь на звук.
Она стоит рядом, глядя на меня на меня пустыми глазницами, в которых клубится тьма. Рот раскрыт в немом крике, а спутанные светлые волосы спадают на плечи. Она стоит, словно какие-то изваяние, как статуя, совершенно неподвижно, буравя взглядом.
Замечаю на шее след от веревки и гулко сглатываю.
— М… Мама?
— Уходи, — Джулия качает головой и поднимает руку, указывая на дверь, за которой меня ждал Дилан. — Уходи…
— Нет, я еще не всех увидел, — бормочу под нос и озираюсь по сторонам, отчаянно надеясь увидеть нужного мне призрака. Они появляются вокруг. Обступают кольцом, загораживая обзор. Я вижу бабушку Лизу, которая молча качает головой, сводя с ума пронзительным взглядом. Никаких видимых повреждений у нее нет, но я помню рассказ Эдварда о том, что он столкнул ее в подвал. Кажется, у нее разорвалось сердце. Рот женщины, как и у всех, раскрыт в немом вопле, но я вполне четко слышу ее голос.
— Уходи…
— Джаспер…
— Джаспер…
— Джаспер…
Их голоса везде, они окутывают меня, липнут, проникают прямо внутрь куда-то под ребра. Призраков становится все больше. Я замечаю мужчину с пулевым отверстием в голове, вижу молодую женщину, прижимающую руки к объемному животу. Эстель, Эмили, Майкл. Дети стоят чуть поодаль, указывая руками на выход и монотонно шепчут мне «уходи».
Шепот нарастает, они почти кричат. Кричат, словно еще немного, и произойдет что-то плохое.
— Останься…
Позади меня захлопывается дверь.
***
Слышу с улицы крик Дилана и стук в дверь. Сначала беспорядочный, а потом спокойный с некоторым интервалом. Похоже, О’Брайен пытается выбить дверь.
Тяжело дышу, чувствуя, как запах гнили усиливается. Перевожу взгляд на открытый подвал и мне кажется, что там в темноте горят два желтых глаза.
Конечно же, мне не кажется.
Я слышал Его голос.
Он был в моей голове.В висках стучит в такт ударам в дверь. Быстро обвожу взглядом призраков, толпящихся вокруг меня, но не вижу нужного. Она так и не пришла. А я приехал сюда ради нее.
— Ладно… — кажется, за сегодняшний день я произнесу больше слов, чем за все свои шестнадцать лет, но, кажется, мне просто необходимо сейчас говорить хоть что-то, чтобы не чокнуться. Это была чертовски плохая идея, и Итан был прав на все сто процентов. Не нужно было сюда ехать. Мы пережили то, что произошло тринадцать лет назад. В этот раз кому-то (в данный момент, мне) может не повезти.
Делаю глубокий вдох.
— Ладно. Дайте пройти…
Делаю шаг к подвалу и слышу где-то в черепной коробке торжествующее шипение твари. Оно уверено, что я останусь. Что я стану для него поставщиком свежей пищи, как Лиза, только она совершила ошибку, она Его заперла.
Оно ошибок не прощает.
Мертвые расступаются, продолжая бормотать мне, чтобы я уходил, бежал отсюда и больше никогда не возвращался. Этот дом — чертово кладбище, место, в котором мертвецы не могут обрести покой. Живым здесь нет места. И никогда не было.
Подвал все ближе, а шипение в моей голове уже перерастает в вой. Вижу как нечто ползет по ступеням ко мне, цепляясь гнилыми конечностями, покрытыми струпьями, за выступы. От гнилостного запаха начинает тошнить, а вид твари, приближающейся ко мне /как тогда в детстве/ вызывает не просто неконтролируемый страх. То буквально животный ужас, заставляющий напрячь все мышцы и приготовиться к бегству.
— Джаспер…
Вздрагиваю, хотя, и ожидал этого, когда прямо передо мной, преграждая путь к монстру, буквально из воздуха появляется новый призрак. Призрак, ради которого я приехал сюда. Человек, за чью смерть я чувствовал себя ответственным.
Моя сестра стоит напротив, выглядя почти такой же, какой я ее запомнил в тот роковой день. Навечно застывшая в возрасте семнадцати лет. Со спутанными темными волосами. Ее любимая, заношенная почти до дыр, толстовка.
Только вот глаза — бездонные черные дыры да рот раскрыт в немом крике.
— Стейси, — сглатываю, чувствуя как внутри все сжимается от невыносимой боли. В сердце будто вогнали раскаленный нож, а легкие заполнили едким дымом. Дышать практически невозможно, и я чувствую, как на глазах наворачиваются слезы. Картинка становится расплывчатой, приходится пару раз моргнуть.
По щеке медленно сползает соленая капля, оставляя влажную дорожку.
— Уходи, — голос до боли похож на тот, каким он был при жизни, несмотря на примешивающиеся хрипы. Замечаю, что шея у нее какая-то неестественная, словно ее свернули, а потом вправили на место.
— Стейси, прости меня, — выдыхаю слова, которые давно хотел сказать, сто раз за день на протяжении нескольких лет проигрывал в голове. Всего три слова. И огромное давящее чувство вины и боль. — Я не должен был ходить в подвал. Я должен был сидеть рядом с тобой и ждать Дилана и Итана. Это моя вина. Ты могла быть с нами…
Сжимаю пальцами переносицу и судорожно вздыхаю. Быстро смахиваю слезы с лица и просто бормочу «прости», глядя куда-то себе под ноги, игнорируя собравшихся вокруг призраков и настойчивое шипение в моей голове.
— Ты… Был ребенком, — каждое слово дается Стейси с трудом, но она говорит, делая короткие паузы. — Все хорошо…
Снова вздрагиваю, когда чувствую легкое прикосновение к плечу. Поднимаю голову и смотрю прямо в лицо моей мертвой сестры, заглядывая в пустые глазницы. Стейси осторожно сжимает и разжимает пальцы, сдавливая мою руку.
— Я… Люблю тебя… Братик…
Делает шаг назад и указывает на дверь.
— Уходи…
И я делаю шаг назад.
Разочарованный крик монстра, копошащегося на верхней ступеньке, больно отдается в висках, и я морщусь. Пячусь к выходу, не сводя глаз с сестры, которая поднимает руку и машет мне, как тогда, тринадцать лет назад. Я знаю, что она не позволит твари наброситься на меня. Теперь я знаю, что она даже после смерти сделает все возможное, чтобы со мной все было в порядке. Теперь я знаю, что она простила меня.
— Пока, Стейси…
Нащупываю ручку двери и поворачиваю. Как ни странно, но дверь со скрипом открывается, через секунду ударяясь о какую-то преграду. Стейси растворяется в воздухе, а я пролезаю в образовавшуюся щель. Встречаюсь взглядом с Диланом, который сидит на ступенях, тяжело дыша и разглядывая сбитые в кровь костяшки пальцев. Мужчина медленно поднимается и шмыгает носом.
— Какого черта, Джаспер? — голос спокойный, но, черт возьми, мне кажется, что еще немного, и меня просто закопают прямо здесь. — Нахрена ты туда ходил? У вас, Мэддоксов, идиотизм на генетическом уровне заложен?
— Я хотел увидеть Стейси, — просто отвечаю, но выражение лица Дилана тут же меняется, и он в растерянности делает шаг назад.
— Ты видел ее? — утвердительно киваю на заданный вопрос, и О’Брайен прикрывает глаза. — Зачем, Джас?
— Затем, что я чувствовал себя виноватым в ее смерти, — облизываю губы и качаю головой. — Теперь стало легче.
Мужчина несколько секунд молча смотрит на меня, а затем кивает в сторону машины.
— Поехали домой, Джас… Просто поехали домой.
Мы садимся в машину, и я неотрывно смотрю на ферму, пока она не скрывается из виду. Внутри образуется пустота, но так и должно быть. Так должно было быть. А, может, будь я гораздо старше, все было бы по-другому…
Но с образованием этой пустоты исчезает давящее чувство вины.
Я знаю, что боль от потери Стейси (именно ее) будет со мной всю жизнь. Как и с Диланом. Как и с Итаном. Но мне и правда стало легче.
— Я люблю тебя, братик.
И я люблю тебя, сестра.