Когда она шла, плавно покачивая бедрами, с лёгкой улыбкой глядя вперёд, ей вслед смотрели многие. Она просто не могла не приковать к себе взгляд, от неё веяло мягкой, но в то же время откровенно неприкрытой чувственностью, той женской привлекательностью, что заставляет мужчин сходить с ума, а женщин исходить завистью. Она шла, и её рыжие с янтарным отливом вьющиеся пряди едва заметно пружинили в такт её шагам, распространяя невесомый пряный аромат. «Ведьма», — шипели ей вслед завистники, и были правы. Сама того не осознавая тогда, она имела скрытую от всех, да и от себя тоже, внутреннюю силу, но многие чувствовали это, и оттого одновременно восхищались и ненавидели Лидию.
Но только не он.
Для Джордана Перриша Лидия Мартин всегда была значительно больше, чем просто красоткой. Он был, вероятно, единственным, кто не видел, а чувствовал её, сам не отдавая себе в этом отчёта. Он почти физически ощущал ту незримую нить, что связывала их, она вибрировала где-то в глубине сознания, отдаваясь лишь едва слышной нотой. Каждый раз, когда Лидия оказывалась рядом, он знал это, даже если не видел её, он просто чувствовал, как натягивалась нить, словно кто-то дёргал за поводок. Конечно, он понимал, что ничего между ними быть не может — она подросток, он помощник шерифа, старше её почти на десять лет. Хотелось бы ему думать, что она подросток, который нуждается в нем, как в представителе закона, в том, кто может защитить её от неведомой угрозы. Но был момент, когда он понял — самому себе врать глупо. И он тоже провожал её взглядом, ловил улыбки, грезил о ней так, как может грезить влюблённый мужчина. Но черту не переступал никогда.
Джордан взял себе за правило встречать Лидию у её дома и провожать до школы, а после уроков — обратно. Конечно, он этого не афишировал, просто под предлогом патрулирования улиц ждал её утром в машине, неподалёку от дома, где она жила, и, когда Лидия выходила, переулками ехал до школы, а там уже убеждался, что она добралась без приключений. Это как-то ненавязчиво стало своеобразным ритуалом для него — гипнотизировать дверь, наблюдать, как изящная девичья фигурка появляется на пороге, как Лидия прощается с матерью, сбегает по ступенькам — школьная юбка при этом обнажает стройные ножки, но не больше, чем позволяют приличия, — и идёт вверх по улице Бейкон Хиллс. И только после этого Джордан трогался с места, не включая «люстру», ехал к старшей школе Бейкон Хиллс, чтобы припарковаться недалеко от входа и смотреть, как Лидия поднимается по монументальным ступенькам здания. Тогда, проводив её взглядом, он ещё несколько минут сидел в машине, перебирая ощущения, и уже потом ехал в участок.
Конечно, бывали дни, когда Лидию до школы подбрасывала мать или за ней заезжал Стайлз на своём нелепом драндулете, или кто-то ещё составлял ей компанию. В такие дни Перриш никуда не ехал, а сидел в машине до начала рабочего дня и искал ответ на вопрос — что же он делает и почему его так к ней тянет?
Как-то раз Лидия сама подошла к нему, постучала в окно и он, вздрогнув, повернулся на звук. Он думал, что она уже убежала с подружками, и хотел было трогаться, но Лидия зачем-то вернулась и сейчас делала жесты руками, чтобы он опустил стекло.
— Раз уж ты здесь, довезти меня до школы, — весело попросила она и молитвенно сложила руки. — Ты же все равно патрулируешь улицу, вот и побудь моей феей-крестной!
Перриш ничего не ответил, да и не смог бы — сердце колотилось как бешеное, одновременно пульсировало где-то в горле и больно пихалось в грудную клетку. Он кивнул и, пытаясь унять дрожь в руках, повернул ключ в замке зажигания, пока Лидия устраивалась на пассажирском сидении.
— Сильно торопишься? — только и бросил он, выруливая на улицу.
— Ужасно, — Лидия прикусила губу и виновато на него покосилась. — Заболталась с подругой и пропустила все на свете!
— Пристегнись! — Джордан серьёзно кивнул на ремень безопасности, врубил мигалки и сирену, прибавил газ, лихо обходя пробки в центре. Лидия восторженно ахнула и торопливо нащупала скользкий ремень. Когда пристегивалась, машину качнуло, и она схватилась за бедро Джордана.
— Прости, — мягче, чем обычно, проговорила Лидия и защелкнула наконец ремень. Это была одновременно самая восхитительная и самая невыносимая поездка в жизни Перриша.
С тех пор Лидия иногда махала ему, когда замечала. Подходила здороваться на улице, улыбалась при случайных встречах. Был момент, когда она подошла и стала выпытывать, какой кофе ему нравится.
— Зачем тебе это? — спросил он, напустив в голос суровости.
— Услуга за услугу. Ты меня выручил, я тоже могу сделать тебе приятное, — Лидия улыбалась красиво очерченными губами, обнажая белые ровные зубы, и смотрела на него лукаво.
— Патрулировать улицы — это моя работа. И не нуждается в поощрениях. Кроме того, ты снова можешь опоздать.
— Ну тогда ты снова подбросишь меня с сиреной и мигалками. Кроме того с моим количеством баллов я вообще могла выпуститься ещё в прошлом году, так что вполне могу сделать тебе с утра кофе без ущерба своей учёбе. Если ты хочешь, конечно.
Пока она говорила, Перриш, как ни крепился, не смог сдержать улыбки. Лидия смотрела на него так, что в груди от этого лукавого со смешинками взгляда разливалось тепло. Ему очень хотелось, чтобы она принесла ему кофе. И ещё очень хотелось, чтобы она опоздала, а он подвез ее снова. С сиреной и мигалками.
— Ну так что? — с едва заметной хрипотцой тихо спросила Лидия. — Какой кофе предпочитает помощник шерифа?
— Средний американо. Чёрный.
Он не смог скрыть удовольствия во взгляде, а Лидия победной улыбки. Она повернулась, взмахнув рыжими с янтарным оттенком локонами и пошла к своему дому.
Лидия принесла ему и себе кофе в высоких бумажных стаканах с защитной крышечкой, села к нему в машину, и они долго его пили, болтая ни о чем. И когда это происходило, Джордан чувствовал, как крепнет связывающая их нить. Чувствовал, что эти встречи, мимолетные улыбки то единственное «правильно», что происходит в его жизни.
***
Но все же наступил день, когда его слежка оправдала себя полностью. Ничего необычного сначала не происходило — Джордан проводил Лидию до дома и смотрел, как она уже битый час прощается с подружками. Он опаздывал в участок с обеденного перерыва и успел обругать общительность Лидии последними словами. Только мысль о том, что, может, Лидия помашет ему, когда пойдёт к своему дому, или даже подойдёт поздороваться, грела его и заставляла смиренно ждать, когда же девочки наговорятся.
Именно тогда он заметил их. Стайку девушек — человек пять или шесть, что вышли из-за школьного автобуса. В другой день он бы и не заметил их — на улице, где жила Лидия, всегда толкалось много народу, подростки ходили группами, это было обычное дело. Но то ли интуиция, то ли от скуки он принялся наблюдать за этой группой старшеклассниц. Они вели себя странно — не щебетали, не касались друг друга, не расцеловывались в обе щеки и не хохотали над всем подряд. Они стояли чуть поодаль, явно чем-то озабочены или напряжены, время от времени поглядывали на Лидию и о чем-то перешептывались. В его сторону они не смотрели — сегодня он был на своей машине, а не на служебной, и не обратили внимания, когда он вышел и направился в их сторону, узнать, в чем дело. В этот момент Лидия окончательно распрощалась с подружками и направилась в сторону своего дома, оборачиваясь к машине Перриша.
Все произошло мгновенно. Девушки, стоящие поодаль, словно сорвавшиеся с цепи церберы, кинулись к Лидии, вытаскивая из сумок баллончики. Первая, которая успела добежать до неё, распылила ей в волосы нечто зелёное, гелеобразное, другие подоспели и тоже начали обливать Лидию разноцветной, тягучей субстанцией.
— Эй! — рявкнул Перриш, переходя на бег. — Отставить!
Но поглощенные своей агрессией девушки не слышали его. Ошеломленная Лидия сначала шарахнулась в сторону, закрывая золотисто-рыжие кудри руками, заступилась каблуком за бордюр, упала, крича:
— Вы идиотки?! Что вы творите?! Хватит!
— Кричи громче, Мартин! Шлюхи кричат громче!
Грохнул выстрел. Это Перриш выстрелил в воздух, чтобы прекратить издевательство. Девицы, даже не обернувшись, одновременно присели, как зайцы, и бросились в рассыпную, бросив свою жертву.
Лидия, оглушенная выстрелом и всем произошедшим, сидела на траве. Вся аляповато разукрашенная — на груди, в волосах, на руках везде гелеобразная разноцветная субстанция. Перриш не стал гнаться за обидчицами — он отлично их разглядел и сможет опознать, а Лидия скажет, кто они такие. Её состояние сейчас важнее. Он подбежал к ней, принялся поднимать с земли, но она только бормотала: «Что это? Что это такое?» Пыталась сфокусировать на нем взгляд.
— Тише, тише, — скороговоркой успокаивал он её, лишь бы она слышала его голос. — Всё хорошо, их нет они ушли, ты в безопасности…
— В безопасности… — Лидия перевела взгляд на свои руки и стала рассматривать их, словно они чужие.
— Это всего лишь краска, это все отмоется, все хорошо!
— Всё хорошо… — снова повторила Лидия и вдруг дыхание её осеклось. Зрачки расширились, она медленно вбирала и вбирала в себя воздух, а потом издала такой звук, которого Джордан не слышал раньше. От обычных людей.
***
С этого происшествия с Лидией стали твориться странные вещи. Она, конечно, отмылась, а родители девочек компенсировали не только материальный ущерб, но и моральный. Мартин была всё той же красоткой, все так же уверено шагала по улицам и коридорам школы. Но иногда… Она словно уходила в себя. Задумывалась о чем-то да так, что собеседнику приходилось трясти её за плечо, чтобы вернуть в реальность. Джордан заметил это, потому что стал следить за Лидией ещё пристальнее.
Однажды ночью в участок поступил звонок из дома матери Лидии — взволнованная женщина в панике кричала, что Лидия пропала. Перриш и сам чувствовал, что что-то произошло, натянутая нить душила его, тянула куда-то, и тонкая звенящая нота Лидии превращалась в зловещий набат. Он словно ищейка, шёл на этот звук, практически один, в ночи, а иногда в прямом смысле тянул носом воздух, будто это могло помочь. И он увидел её. Одну, в белой ночной рубашке, мокрую и грязную посреди футбольного поля. Кинулся к ней, но как только оказался рядом, Лидия снова закричала так, как не кричат нормальные люди. Это был крик тысячи потерянных душ, миллион детских печалей, вопль невыносимых страданий. Это невозможно было выдержать, но только Джордан смог. Из его ушей не потекла кровь, не трещала и не лопалась от боли голова, только кровь по ощущениям превращалась в жидкую лаву, кипящий и бурлящий поток, и хотелось окружить этим огнём ту, что своим криком порождала саму смерть. И он обнял её, заключил в объятия и держал так, пока она не успокоилась. А потом подхватил на руки, как маленькую, и понёс свою драгоценную ношу в машину чтобы быстрее довести её до больницы.
***
— Мне очень страшно.
Лидия сидела напротив него в участке и просила запереть её в клетку.
— Со мной что-то происходит, я опасна для себя и окружающих.
— Ты не опасна, пока тебя не напугали, — парировал Джордан, постукивая пальцами по столешнице.
— Но мне теперь все время страшно!
— Тем более, тебя никто не сможет напугать, это место уже занято, — он просматривал на неё с полуулыбкой и к своему стыду понял, что флиртует с девушкой, которая пришла к нему за помощью.
— Джордан, — Лидия потянулась к нему через стол и накрыла его нервные пальцы своей рукой, — это только на одну ночь. Ведь сегодня полнолуние. Я не хочу больше бегать по полю в исподнем и пугать людей своим криком. А на тебя он не действует.
«На меня больше действует бег в исподнем, это правда», — чуть было не проговорился Перриш, но вслух сказал другое:
— Меня не погладят по голове за то, что я закрою в клетке невинного человека.
— Перриш, ты в своём уме? — скептически поджала губы Лидия, на минуту превращаясь в прежнюю едкую красотку.
— А что такое?
— На что ты меня толкаешь? Хочешь, чтобы я ограбила супермаркет?
— Нет. Я хочу, чтобы ты отправилась домой и спокойно проспала эту ночь, а так же все последующие.
— Ты знаешь, что у меня не получится. Три полнолуния ты ловил меня на поле, а я пыталась тебя оглушить. Я хочу побыть здесь, в безопасности. С тобой.
— Но… Почему со мной?
— Ты вот умный, Перриш. Коп и все такое… А не понимаешь, — с какой-то детской не посредственностью заявила она ему. — Или делаешь вид, что не понимаешь. Мы связаны, неужели ты этого не чувствуешь?
Джордан чувствовал. С каждым днем эта связь крепла, рождала что-то новое, и он не мог понять что именно. От этого накатывало раздражение и не свойственная ему неуверенность.
— Хорошо. Эту ночь ты проведёшь здесь.
Эта ночь действительно сблизила их. И совсем не в том пошлом смысле, который вкладывают во фразу «они провели вместе ночь». Ничего не было, если не считать того момента, когда Лидия, сидя по другую сторону решётки, коснулась пальцами его ладони. Они сидели голова к голове, так близко, что если бы не разделяющая их решетка, то Лидия почти была бы в его объятиях. Он отказался уходить, не понимал, как можно оставить её одну, здесь, на бетонном полу. Они много говорили, рассказывали друг другу истории своих жизней. Перриш — о службе в армии, Лидия — о друзьях и недругах, о своём парне, о родителях. Когда Лидия говорила о Стайлзе, Перриш, как ни странно, не чувствовал ревности. Он принимал Лидию всю, до капли и без остатка, а Сталз был как её неотъемлемая часть.
— А ты поняла, почему те девушки облили тебя краской? — осторожно спросил Джордан, скосившись на Лидию.
— Банальней некуда, — пожала она плечами. — Дани приревновала своего парня. В её тупой голове почему-то я оказалась виновата в том, что её парень на меня пялился.
— И за это она на тебя напала?
— Да. Все просто. Чем тупее, тем агрессивнее. Она даже не учится в нашей школе, просто услышала сплетни.
— И часто… происходят такие разборки?
— В школе нет. Школа у нас престижная, да и за дисциплиной следят. А вот на улице никто не застрахован… Джордан, — позвала она его, и когда Перриш повернулся, почувствовал на своей щеке её тёплое дыхание, — ты можешь научить меня драться?
Он так удивился, что его не смутило даже то, что если бы он сидел чуть ближе, вполне мог ощутить прикосновение её губ.
— Драться? К кем ты хочешь драться?
— Я не хочу ни с кем драться. Просто, чтобы я могла постоять за себя, — мягкие нотки снова ушли из её голоса, а вернулась надменная старшеклассница. — Ты же был в армии, значит, что-то понимаешь в этом.
— Думаю я мог бы потренировать тебя, показать пару приёмов, — кивнул Перриш. — Это полезный опыт.
Но уже после первой тренировки Перриш понял, что есть вещи, которые сильнее его. Например, когда Лидия в захвате прижата ягодицами к его паху и откидывается на его плечо затылком. Когда она поворачивается к нему вполоборота, и их губы так близко, что можно почувствовать тёплое дыхание. Тот самый, гипнотический момент — её губы, такие манящие, вкусные даже на вид, что кажется, чуть качнись вперед, и можно будет коснуться их, распробовать, и это будет в миллион раз лучше, чем в его снах. Когда её маленькая ручка хватает его крепкое предплечья, и он чувствует её прикосновение, как удар электрического тока. Лидия была прекрасной ученицей, схватывала всё на лету, у неё неплохо получалось. И когда он чувствовал, как её изящные кулачки врезаются в его тело, его кровь снова становилась жидкой лавой и требовала выхода…
Хорошо только то, что продолжалось это недолго. Лидия успешно окончила школу, и Стайлз увёз её куда-то. Джоржан Перриш первое время чувствовал такую пустоту на месте, где когда-то была незримая нить, что однажды едва не съехал на машине с моста. Он запретил себе думать о Лидии, полагая, что теперь она счастливо живёт и без него, и никогда не делал попыток её найти. Чем больше проходило времени, тем успешнее ему удавалось убедить себя в том, что чувства к Лидии были наваждением, грезами и несбыточными мечтами. Но он так и не смог покинуть Бейкон Хиллс.
Поэтому Джордан Перриш не сразу смог поверить своим глазам, когда он увидел Лидию Мартин в Бейкон Хиллс спустя пятнадцать лет после её отъезда из города.