Это нелепо. Они с наглым мальчишкой разносят дом, а Ли Сянъи не протестует иначе, кроме как словами. Не пытается остановить ударом и выкинуть за шкирку. Не окатывает водой, остужая бойцовский пыл.

Он всего-то ворчит, досадливо и устало, а его рыжий щенок звучно тявкает, не давая жалобы хозяина перебивать. Ли Сянъи устанавливает очерёдность пользования кроватью категорично и смотрит на них, как на детей, несмышленых, неразумных, из-за игрушки схватившихся.

И — ничего. Не требует ни возместить ущерб, ни исправить. Отсылает взмахом руки, как провинившихся подчинённых. Даже наоборот: шипит перекипевшим чайником, когда мальчишка Фан пытается сбитое окно поднять.

Нелепо.

Ли Сянъи весь нелепый, думает Ди Фэйшэн, открыто оставляя на кухне коробку конфет, пока его вечный соперник занят утренним поливом растений. От простеньких заколок, с псевдонимом перекликающихся, до розданных имён. Кто в здравом уме назовёт дворняжку Хули-цзин, а грозу цзянху — А-Фэем? Кто будет кормить нахлёбников и терпеливо разнимать спорщиков? Кто предпочтёт скрываться, улыбаясь в ответ на оскорбления, а не поставит юного глупца на место, указав, кто он есть?

Верный Уян странно смотрит, когда Ди Фэйшэн упоминает о запрете брать сладости с арахисом или османтусом. Но молчит и приносит ровно то, что нужно.

Ди Фэйшэн <i>не</i> извиняется. Но у него есть принципы, и пускай разгром мог бы послужить Ли Сянъи хорошим уроком, что не стоит им манипулировать, он справделив. Он даёт Ли Сянъи конфеты за то, что тот угоманивает своего второго щенка-последователя. Только так.

И, может, немного — чтобы поддразнить зарвавшегося юнца. Забавно видеть лицо избалованного Фан Добина, когда тот видит Ли Сянъи принимающим чужие дары. Как и слышать его обещания подарить лучшее: как будто Ли Сянъи — это трепетная дева, покупающаяся на дорогие ухаживания. О, нет: Ли Сянъи — это человек привычек, и за прошедшие десять лет его приверженность к простым, неизменным вещам явно достигла новых высот. Фан Добин ничего о нём не знает.

Ди Фэйшэн должен знать о Ли Сянъи всё, если хочет называть своим противником. Поэтому он устраивается на крыльце, наблюдая, как объект его интереса возится с деревом, вырезая новые ставни. Ли Сянъи нравится убирать дом, это он уже заметил; нравится тыкаться у плиты, пробуя собственное варево на вкус, нравится пачкаться, ковырясь в земле, собирать травяные смеси и засушивать цветочные бутоны для будущих дел.

Ди Фэйшэн бы не подумал, что все шпильки Ли Сянъи самодельные, но, видимо, это так: нож движется привычно, режет Ли Сянъи умело, заноз не ставит. Приостанавливается на мгновение, заметив его пристальный взгляд, да и только.

Металлический блеск в чужих ладонях напоминает о мечах. Как скоро эти руки снова возьмут боевой клинок, а не это недоразумение, затупившееся от времени? Как скоро Ли Сянъи стряхнёт с себя слишком тесную оболочку бродячего знахаря?

— Эй, Ли Ляньхуа, осторожнее! А-Фэй с твоих пальцев взгляд не сводит, не иначе, проголодался!

Если от Ли Сянъи небрежное «А-Фэй» Ди Фэйшэн стерпеть может, то из уст несносного мальчишки это звучит издевательством. Там, где они с Ли Сянъи равны, для Фан Добина это — панибратство и снисходительность. Как же раздражает.

Он закатывает глаза и фыркает, не скрываясь.

Мелкий поганец пляшет вокруг отдыхающего на солнышке пса. Подлизывается: не иначе, пытается через зверя до хозяина добраться. Приучить к себе потихоньку. Ха. Каков владелец, таков и питомец: Хули-цзин, как и Ли Сянъи, послушание демонстрирует показное, да только еду из рук не берёт. Хули-цзин хозяину верен преданностью щенячьей и другим без дозволения свыше вольностей не разрешает. Казалось бы, уж кому-кому, а щенку Добину это должно быть ясно — а поди ты, нет. То ли упрям, как мул, то ли глуп, как монах. А может, всё сразу.

Вот поэтому Ди Фэйшэн и не любит собак: верность и жажда ласковой руки им мозги заменяют.

— А-Фэй не увлекается поеданием человеческого мяса! — смеётся в ответ Ли Сянъи, лукаво поглядывая на него. — Он просто поражён моими навыками. Правда, А-Фэй?

— Твоим тупым ножом, — уточняет Ди Фэйшэн, оскаливаясь зеркально чужой улыбке. Его не оставляет ощущение, что Ли Сянъи перепалками… Наслаждается. Вжившийся в образ Ли Ляньхуа, болтать Ли Сянъи любит — или всегда любил, просто не до того было?

— Оставишь вечером. Заточу. Раз сам не помнишь, как обращаться с оружием.

Раздражает. Он знает Ли Сянъи лучше всех, как себя, он уверен в этом! Но он понятия не имел, что Ли Сянъи нравится вырезать по дереву, намывать посуду и дразнить собак. Что он обожает вносить высокий смысл в бесполезное и творить глупости в важных вещах. Что бесить людей специально — это его любимое занятие, а от безнаказанных, но замеченных шалостей Ли Сянъи приходит в восторг.

Ли Сянъи ворчит что-то недовольное. О том, что он помнит, умеет, и всё с ножом в порядке, вполне пригоден к работе, и кыш от его имущества, сам позаботится. Ди Фэйшэн ухмыляется с каждым словом шире, наблюдая, как Ли Сянъи, несмотря на бурчание, нисколько не отвлекается, работая спокойно. А Фан Добин начинает пыхтеть всё громче, возмущённый игнорированием своей великолепной персоны.

Это нелепо. Но, кажется, Ди Фэйшэну придётся узнать Ли Ляньхуа, чтобы вновь понять Ли Сянъи.