samurai

каэдэхара казуха хорош без шутки во всём — в спаррингах, в стихоплетении, в готовке и в том, чтобы возносить к луне и звёздам.

 ⠀⠀⠀⠀⠀он танцевал с оружием в руках под роем клинков, которые для него самого, казалось, виделись всего лишь лепестками из точеного железа — ни одна жилка на полном сосредоточенности лице не дрогнула. ронин взмахивал облаченной в пыльный бинт и перчатку ладонью, перерезал глотки — как пергамент — и был быстрее молнии. невысокий, на руку лёгкий, подобно пушинке, поднаторелый в битвах.

 ⠀⠀⠀⠀⠀заедино с эти вне поля боя казуха напоминал кота. изящного в своей непринуждённой походке за фиолетовыми дынями и даже в лазание по деревьям; хитрого, но молчаливого, если не вынудишь его открыть рот — тогда обрушит ленивое мяуканье, обросшее непонятными для необразованных книжными метафорами или ведущее за руку в империю сновидений. не от скуки размеренной речи — от ласкающего фибры в груди тенора с хрипотцой после длительного молчания.

 ⠀⠀⠀⠀⠀кота, податливого на ласки по узким бёдрам, обтянутым алыми чулками, и по грудной клетке, испещренной мелкими шрамами после пережитых сражений. самурай держал планку — не раскрывался полностью, выглядел сдержанным — хотя тома знал, как тянуло внизу живота узел возбуждения, — сидел дрессированным тигром, позволяя ладони нырнуть под хакама.

 ⠀⠀⠀⠀⠀каэдэхара казуха сражался с ним без цепей у запястий — нападал порывом ветра, уклонялся от выпадов двузубого копья и выбрасывал в лицо листья осеннего клёна. как и тогда, в пышущей жаром колыбели кошмаров и смога, он смотрел полуприкрытыми очами, таящими в себе айсберг непоколебимого спокойствия, и без особых усилий приводил себя к безоговорочной победе, держась за рукоять катаны из бамбука, чьё искусственное лезвие охлаждало после тренировки точку аккурат кадыка. через мгновение смеялся, рассыпая с плеч всю серьёзность, и мантрой шептал по кромке уха хвалебное «ты почти дотянулся до меня. не робей». хлопал по плечу и, пока тома поднимал с земли выбитое орудие, ретировался восстанавливать силы за завесой ветвей буйно цветущей вишни.

 ⠀⠀⠀⠀⠀как только солнце начинало тонуть в мареве горизонта, он приходил в поместье и принимал позу лотоса на одном из нагретых камней. наблюдал, как управляющий увлечённо стриг кусты у забора, а потом — уже фундаментально — тушевался, не выловив момент появления гостя за своей спиной. самурай улыбался одними глазами — впитавшими кровь радужками — и манил двумя пальцами левой к себе. тома слушался.

 ⠀⠀⠀⠀⠀слушался и тогда, когда самурай взглядом из-под заснеженных ресниц просил не осторожничать. слушался, когда он давил на затылок и в многозначительном движении откидывал голову, тем самым обнажая шею, непокрытую дряблым шарфом. слушался, нет, слушал, когда тот не пытался сдавить судорожные вздохи от приставленного между ног колена.

 ⠀⠀⠀⠀⠀каэдэхара казуха был разящим листья клинком в бою и смущённым мальчишкой под тенью подтянутого тела. краснел, как небо, выгибал спину, как кот, и был послушен, как письменное перо. неторопливо спускал рукав кимоно под грузом блестящих во мраке глаз, позволял требовательно поворачивать себя за острый подбородок для зрительного контакта и влажного поцелуя — секундно наполненного нежностью, после — заполняющей голову и полости страстью, от которой коже в одежде становилось нестерпимо жарко. тома мог хоть всю ночь напролёт прокручивать в голове старательно удерживаемые на дозволительной громкости стоны ронина под аккомпанемент пения цикад за окнами.

⠀⠀⠀⠀⠀каэдэхара казуха уходил молча с первыми лучами рассвета, оставляя после себя лишь мятую простынь под боком. не появлялся даже в грёзах неделями, пару раз месяцами, лишь изредка напоминал о своём существовании фрагментами из пережитых ранее часов в фазе быстрого сна. но возвращался. возвращался с ракушками, подобранными на обласканных волнами побережьях, с аккуратным венком из травы наку или очередной историей, которая будет озвучена надрывистым шепотом, сливаясь с чужим искренним «я скучал».

 ⠀⠀⠀⠀⠀тома ведь правда скучал. по запаху инадзумского моря, спутавшемуся с ноткой пота после совместной тренировки, по серебру длинных волос на одеяле, по неровной коже со следами от ушедшего за горизонт подросткового возраста на склонах скул. скучал, как пёс, так ничтожно быстро связавший с ронином запястья красной нитью и свою жизнь с поворотами головы стабильно к восьми вечера с надеждой увидеть крошечный вихрь из щебени и листвы, пущенный на кончиках пальцев анемо со скуки.

 ⠀⠀⠀⠀⠀был уверен в то, что юноша в красном умелец без исключения во всём, раз ему успех улыбнулся и в том, чтобы посадить на цепь рядом с собой иммунного на людское очарование управляющего поместья камисато. впрочем, клеймо с неровной надписью «очаровательный» слетело с казухи на раз-два в ту минуту, когда он взглянул на него исподлобья, пойманный за чтением молитвы электро архонтке. обычная маска, коих по пальцам не сосчитаешь на этом мире даже если приложишь все усилия и свою голову к кирпичной кладке. маска, которая врастала в кожу или становилась обожжённой по краям страницей его личности, когда каэдэхара сводил колени вместе или насаживался на пальцы по вторую фалангу.

 ⠀⠀⠀⠀⠀казуха писал ему хайку весточкой через острова и писал на спине капельками пота иероглифы, которые тома — не без недовольства — не имел возможности прочитать. показывал бумажные листы, украшенные на каждом сантиметре торопливыми словечками о блаженстве сна под лунным флёром, о запылившихся струнах людских душ и — удивительно — о том, какие красивые родинки у томы на внутренней стороне бёдер. никогда не использовал приторное, растекающееся тошнотворной патокой на кончике языка слово «любовь» в отношении живых существ, воспевая столь высокое чувство лишь приютившей его под своим махровым крылом природе, но признавался в ней под вуалью метафор строчками из стихотворений губами в губы, цепляясь пальцами за поясок видоизменённого кабуто.

 ⠀⠀⠀⠀⠀каэдэхара казуха — самурай без хозяина и провидец, читающий тому по вздёрнутым бровям и дрожи ресниц. тот, кто щекоткой будил посреди ночи, чтобы вместе полюбоваться пересечениями созвездий на чернильном полотне. тот, кто прятал улыбку в изгибе шеи, слушая очередную нелепую историю, коих у управляющего бесконечный арсенал. тот, кто с поразительной точностью разрубает практически напополам опускающийся лист, а ещё скромность томы, тормозящую, когда в алых глазах плещется нега.

 ⠀⠀⠀⠀⠀каэдэхара казуха хорош без шутки во всём — в спаррингах, в стихоплетении, в готовке и в том, чтобы распахивать чужую душу, словно ветхую дверь.