андрей наблюдает за валерией, едва жмуря глаза, она расплывается в обрамлении солнца, купается в свете лучей, жаль, не софитов, как заслуживает. свет приумножает блеск извечно уложенных волос, скользит по шее, продолжая, дорисовывая неровной кистью линии, локоны, из золота разливает шелк волос ниже шеи. как у нади. у нади, правда, в свое время еще длиннее были, ах, до чего же жаль эти косы. но театр важней, искусство. андрей может понять, писатель.
андрей даже не пытается поспорить с мыслью, что не пишет он давно, чтоб имидж писателя держать. а мысль о наде настолько привычная, что даже внимания не цепляет. свадьба. жених. все будет, надо лишь… разобраться с делами? проблемами? а какие из них остались-то? от понта уйти. вот и конец проблем. наденька…
валерия головой ведет, обрезает свои косы светлые, андрей глазами цепляется за горящий кончик сигары. дым бьется о потолок комнаты, а вниз скатывается ароматом, что зовется раком, мертворождением и импотенцией. на сигаретах валерии, разумеется, нет такого, там лишь красивые буквы мальборо. да и других, но андрей не разбирается, сам сидит по буковках, сложенными в смерть. смерть и зажигалка, кажется, знакомый валерии писал что-то об этом, как же… пиротехник! андрею думается, строка «не умер, а убит» должна встать в его эпитафии к концу жизни. к концу проблем? может, не андрей пиротехник, а…
валерия мажет по запястьям духи, втирает в кожу шеи. андрей прикрывает глаза, втягивая в легкие посильней, обрамляя ткани и мясо этим запахом. сцеловывать его с кожи – привычка, он каждую нотку запаха распознает. потому сам однажды стопорится, стоит понтонову опустить тяжело руку на его плечо, кидая резко условия очередного дела. боря, кажется, всеми ушами здесь, андрей – нюхом, оборачиваясь к чужой руке, наподобие охотничьей собаки вынюхивая. что-то инстинктивное подхватывает под ребрами, вкус остатков духов по губам призраком скачет. понтонов окликает, рассматривая вопросительно. андрей ответить не сумеет.
валерия облокачивается на постель, нависая, улыбаясь, замечая: андрей не спит. валерия спускает мягкий, едва материнский поцелуй в лоб, который оставляет послевкусие покровительства. товарищ понтонов такое послевкусие оставляет взглядами и колкими замечаниями о прошедших делах. указывает, поправляет, толкает в нужный путь, но валерия лишь гладит по голове, хваля, но не заставляя шагать вперед. у ее ног разваливаешься довольным котом. понт, пожалуй, прошелся бы против шерсти. еще и ухмылка бы гадкая по губам расползалась бы. едва разочаруешь – уголки губ лишь дернутся. глаза – лед.
когда валерия выставляет его за порог, глаза у нее идентичны айсбергу.
«как писатель ты должен быть открыт новому.»
андрей бьет стеклом бутылки по фонтану. ничего нового, сплошь копирка. пора разбираться с оригиналом. проблемой.