Горячее солнце печет Аонунгу спину, пока он, скрючившись, сидит на краю каменистого бассейна и тыкает красивого малыша-осьминога палочкой до тех пор, пока синие колечки на его шкурке не начинают опасно пульсировать. Он завороженно следит за светлой рябью, танцующей по дну, пока не начинает двоиться в глазах. Поверх тихого ритмичного шороха волн ветерок доносит до него шум деревни. Пусть со времени их прибытия и прошли дни, народ все продолжал лебезить перед чужаками.
Аонунг раздраженно рычит, устраивая щеку на подставленной руке. То, что он видит, взглянув в сторону деревни, злит его еще больше. Старший сын Торук Макто прекрасен, грациозен и идеален во всем – или так говорит Цирея. И если судить по тому, как он движется по деревне, то Аонунг бы поверил. Когда он идет, он идет так, будто за спиной у него есть крылья – будто плывет по воздуху, как под водой. Сетка едва прогибается под его ногами.
Цирея слишком много общалась с этим придурком Ло’аком для ее собственного блага.
– Не-тей-ам, – сказала она ему перед сном в тот первый день, пусть Аонунгу и не было дела ни до имени, ни до истории, – будущий вождь клана Оматикайя. Он прошел икнимайя, приручение икрана, с первого раза. Это их ритуал становления воином, совсем как у нас с цурак.
Но Меткайина не приручают цурак так рано. Нетейам ведь не старше Аонунга. И это Аонунг –будущий оло’эйктан их клана, а не он.
– Получается, он уже мужчина? – спросил Аонунг, и, ощерившись, сел на своей циновке. – Этот тощий лесной мальчишка? Он слишком мелкий. Плавает как младенец, только руками-ногами молотит, никакой координации. И глаза у него как у девчонки.
Аонунг всегда был скорее сильным, чем ловким, но даже он не мог не смеяться. Сложно было поверить, что грация, с которой Нетейам движется на земле, в воде становится неуклюжим барахтаньем. Сын Торук Макто… он вовсе не идеальный. И все это поймут, стоит им увидеть его под водой. Он даже не смог установить связь с илу с первого раза, не говоря уж о втором. И о третьем.
В ответ на его слова Цирея моргнула – а затем ее губы изогнулись в улыбке, которую она прикрыла ладонью.
– Аонунг, может, ты… – она прищурилась на него, – завидуешь? Все ведь говорят, что уже в этом возрасте его песенная нить заполнялась быстро даже для Оматикайя.
Это… вот это стерло с лица Аонунга все самодовольство.
Раздражение бурлит у него под кожей даже сейчас, когда он нежится на солнышке и наблюдает за Нетейамом, сидящим неподалеку от маруи. В этот раз тот окружен девчонками и детьми. Кажется, в последнее время у дома Салли побывала уже вся деревня. Особенно любопытны дети, теперь, когда родители сказали, что взглянуть на чужаков безопасно. Они тягают Нетейама за хвост, и он прижимает уши, потому что хвост слишком мал – а еще потому, что Аонунг сделал это первым на глазах у всех.
Они прослеживают пальцами его полосы – слишком ровные. Любуются его кожей цвета океанских глубин – она будет выделяться на рифовых отмелях. И еще его глаза, эти по-девчачьи большие глаза… Что ж, девчонки такое любят. Ну конечно. Девчонкам нравится все, что выглядит красиво.
Что хуже – трогают они, похоже, только его. Не Ло’ака, не чудилу и уж точно не Торук Макто. Может, это потому, что в нем нет демонской крови – но в их младшей ее нет тоже, и ее никто за хвост не тянет.
Аонунг резко вскидывает голову – и едва не шлепается на задницу, когда одна из девчонок хватает косу Нетейама и изображает цахейлу за его спиной.
Че-го.
Девичий смех разносится по ветру.
Никто никогда не делал подобного с ним. Никто не посмел бы. Аонунг стискивает зубы.
Даже когда этот тупой лесной пацан поворачивается, он ничего не замечает. Даже не хмурится. И Аонунг ненавидит это больше всего, ненавидит, что Нетейам так легко может вести себя как «благородный воин». Ему, наверное, ни разу в жизни не приходилось терпеть трудности. Его путь идеально прямой с самого рождения, проторенный легендарным отцом. И если он против воли попадется в цахейлу из-за своей беспечности – так ему и надо. Может быть, тогда он наконец поймет, каково разочарование на вкус.
От этой мысли Аонунг тихонько и зло смеется. Сегодня он уже поймал пару детей со смешными маленькими колечками, такими же, как те, что украшают хвост Нетейама. Если бы кто-то посмел тронуть его собственный хвост, он бы зарычал наглецу в лицо. Как Нетейам может настолько спокойно относиться к подобному?
Потому что он идеальный старший сын, проскальзывает в голове мысль, будущий вождь. Он привык ко вниманию.
Аонунг готов голову дать на отсечение, что в своем клане Нетейам был важной шишкой. Спорить готов, что девчонки соревновались за его внимание. Может, он даже завалил парочку. Может, такие глаза у Оматикайя тоже считаются красивыми.
Толпа вокруг Нетейама расступается, разогнанная его матерью, и Аонунг кривится, слыша ее голос. Он быстро оборачивается обратно к бассейну, когда она протягивает руку и Нетейам смотрит в его сторону.
Аонунг не оглядывается. Осьминог снова спрятался под камень. Он пытается выудить его обратно на свет. Если бы тут была Цирея, она велела бы ему не быть таким жестоким.
Он вспоминает, как они с Циреей впервые взялись учить братьев правильно дышать. Младший никак не мог отвести от Циреи глаз, но Аонунг ожидал этого – его сестра была прекраснейшей из Меткайина в их деревне, и Ло’ак далеко не первый, кто влюбился в нее с одного взгляда. Мальчишки даже шутили, что пройти ритуал вступления в мужество – это получить от нее отказ, но, конечно, никто не смел ляпнуть ничего подобного, когда рядом был Аонунг.
Чего он точно не ожидал, так это того, что старший к Цирее окажется безразличен. Он даже не глянул на нее ни разу, а потом еще и имел наглость улыбнуться Аонунгу, будто все это было смешно. В его глазах не было ни следа ревности – будто он мог украсть внимание Циреи в любую секунду. Может, он давал младшему брату фору, может, это была игра, а может, он думал, что девушки клана Оматикайя красивее и у него не было вкуса.
Говоря о плохом вкусе… Прошлой ночью, когда все в деревне уже спали, Аонунг возвращался с поздней рыбалки – иногда он остужал так голову, – и Нетейам сидел у причала, опустив ноги в воду. Аонунг хотел бы не видеть его везде, куда шел, но чужак был очень приметным.
Аонунг вообще обратил на него внимание только потому, что в кои-то веки он не улыбался. Но там, где другие любовались бы чудесными созвездиями мерцающих рыбок под ногами, Нетейам смотрел вверх.
И то, как он глядел в небо этими золотыми глазами… как его кожа отражала звездный свет… в этот момент он выглядел очень далеким, почти недостижимым. Будто был из другого мира.
Аонунг понятия не имеет, почему ему от этого стало так не по себе.
Нет, вообще-то имеет. Потому что Нетейам не должен быть здесь. Здесь ему не место. Он чужой и незнакомый и мозолит глаза своей инаковостью. И пусть он не показывает, что все тут ненавидит, его совсем не интересует ничего, кроме брата, сестер и собственного благородного образа.
Как будто он считает, что слишком хорош для всех остальных, для всей красоты прямо перед его носом, красоты Меткайина, гордости Аонунга, его радости, его дома.
Словно в доказательство Нетейам даже не заметил его, хоть Аонунг и не мог передвигаться по сетке так же тихо.
Если ему так не хочется здесь жить – пусть уходит туда, откуда пришел, и никогда не возвращается. Океан гораздо прекраснее леса или небес, и если Нетейам этого не видит – значит, это его проблема.
Вдоль хребта вдруг прокатывается волна мурашек, и Аонунг дергается от неожиданности, чудом не свалившись в заводь. С шипением он оборачивается и смотрит вверх, на слепящее солнце, только чтобы обнаружить пару золотистых глаз, глядящих на него в ответ. В Аонунге поднимается каждый инстинкт – словно он встречает лицом к лицу другого вожака, пускай даже лесной мальчишка ему не ровня.
Аонунг предупреждающе скалит клыки.
– Убери от меня свои гляделки, лесовик. И с хвоста сойди.
– Ой. Прости. – Нетейам поднимает ногу с извиняющейся ухмылкой. Он ходит по скользким камням, не теряя равновесия, но, очевидно, настолько неуклюж, чтобы наступить на Аонунга. – Просто он такой большой.
И именно от этого Аонунгу так не по себе. Он не может понять, случайность это была или умысел. И даже если бы Аонунг попытался вывести его на чистую воду, ему все равно никто не поверил бы. Все знают, что он ненавидит этих демонов. Нетейам – хороший, идеальный Нетейам – может нагло солгать, и вождь Тоновари поверит ему, а не собственному сыну. Аонунг не идиот. Он знает, что у чужака есть преимущество.
– Ну, – говорит Нетейам, опускаясь на корточки на противоположной стороне бассейна, – чем ты тут занят?
Аонунг закатывает глаза. Ему больше нравилось, когда Нетейама доставали девчонки, потому что при нем они ничего такого не делали бы, а значит, не пришлось бы лицезреть это странное чужое лицо. По крайней мере, сегодня на Нетейаме не было его глупого налобника – того, с крыльями лортсьял, что говорил о его умении летать на икране и отбрасывал на скулы мерцающие блики, отражающиеся в золотистых глазах.
Пока Аонунг угрюмо пялится ему в лицо, Нетейам скромно опускает глаза – идеальный пример уважения к сыну вождя. А потом он замечает того красивого синего осьминога и тянется в воду, чтобы его поймать.
Аонунг его останавливает. Хватает за руку, может, даже чуть сильнее, чем нужно, но все его защитные инстинкты просыпаются в одно мгновение, а тело напрягается, потому что он будущий вождь, и его работа – защищать свой народ, даже если он не считает лесного мальчишку одним из них.
– Скаун, – рычит он.
Нетейам смотрит на него так, словно впервые в жизни его застали врасплох. И едва заметно отшатывается – а может, и не двигается совсем, и Аонунг чувствует только, как напряглось его предплечье. По крайней мере он точно выглядит так, будто его никто никогда не называл скауном.
– Что не так? – невинно спрашивает Нетейам, и раздражение Аонунга возвращается в полную силу. Он как ребенок, шумит, кричит. Может, все же нужно было позволить ему потрогать ядовитого осьминога.
– Умереть хочешь? – тянет Аонунг. Он вытаскивает руку Нетейама из воды. – У этой малявки яда хватит, чтобы парализовать взрослого Меткайина меньше, чем за тридцать секунд. Хочешь узнать, на сколько выйдет задержать дыхание после такого?
Глаза Нетейама удивленно распахиваются.
– У этого малыша? Но он такой красивый!
Аонунг самодовольно фыркает и поднимается на ноги.
– Не знаю, что насчет места, откуда ты родом, но здесь, в океане, маленькие и красивые всегда убивают быстрее всего.
Нетейам встает вместе с ним.
– Значит, не трогать ничего красивого? – спрашивает он, наклонив голову, а затем опускает взгляд на предплечье, за которое его все еще держит Аонунг.
Аонунг молниеносно отдергивает руку, и Нетейам улыбается по какой-то своей идиотской причине.
– Ну и зачем ты меня искал? Снова учиться правильно дышать? – спрашивает Аонунг грубовато, уже мечтая оказаться в воде. Ему больше нравится там, где есть преимущество.
Он останавливается и щурится через плечо, когда слышит, как у Нетейама на мгновение перехватывает дыхание.
– Что? Уже тошнит от воды?
Нетейам моргает – а затем смеется, будто это забавно.
– Вода, воздух – какая разница для могучего воина? От воздуха не тошнит, и от воды не будет. – он проходит мимо и дружелюбно хлопает Аонунга по плечу.
– Что-то не похоже по тому, как ты пытался недавно объездить илу.
Нетейам убирает ладонь.
– Что ж, вода немного более… мокрая.
Он ухмыляется Аонунгу так, словно это смешно. Может, для его тупого братишки так оно и было, но Аонунг не смеется. Он просто смотрит, как Нетейам разматывает полоску кожи на запястье и перевязывает ей косички так же, как его брат.
Сперва Аонунг был рад, что обучением Ло’ака занимается не он, но теперь он не уверен, который из братьев хуже. Ло’ака, по крайней мере, легко прочитать. Раздразни его – и укусит. Нетейам – полная его противоположность. Провоцируй его сколько угодно, но реакции не добьешься.
Пока Нетейам перебирается вниз по скользким камням и отталкивается ногами, чтобы нырнуть на глубину, Аонунг замечает алое на той его ладони, что была скрыта кожаным ремешком.
Он хмурится, вспоминая, где уже видел похожие ранки. Такие же он заметил на ладони Джейксулли на приветственном пире. Позже отец рассказал ему, что никогда не видел такого раньше – чтобы на’ви привязывали руки к упряжи цурак и тренировались держаться в седле даже после того, как разжались пальцы.
Но Аонунг ни разу не позволил Нетейаму привязать себя к илу. Не в его смену.
Эти Оматикайя, сказал отец тогда, те еще упрямцы.
Что отец, что сын.
Оба считают, что они лучше нас, да?
Что ж, Аонунг им покажет.