Пятница, 2 сентября 1938 года

Абраксас сел за стол первый. Вокруг него были немногочисленные первогодки Слизерина, все чистокровные, сожалевшие о его соседстве с грязнокровками. Малфой безразлично кивал, размазывая кашу по тарелке. Но, вспомнив, что он не дома, перестал и начал есть по правилам.

Близнецы-второгодки растолкали первачков вокруг, и те разошлись вокруг них, уступая с недовольными мордашками.

— Доброе утро, Малфой! — Поздоровался Фред.

— Хорошо спалось? — Поинтересовался Джордж.

Абраксас чуть-чуть удивился их внезапному появлению, но легко ответил:

— Да, очень славно.

— В слизеринских спальнях достаточно тихо, если закрывать двери, — бросил Джордж, а Фред участливо закивал.

— Где ребята, с которыми ты живешь? Ещё не проснулись?

— Проснулись, ждут Певерелла. — Фамилия ощущалась на языке очень странно, пыльно. — Вы останетесь их ждать?

— Мы освободим им места, — братья переглянулись, а Абраксас чуть нахмурился.

Через несколько секунд первокурсники вокруг близнецов рассыпались, освобождая пространство. Было ещё слишком рано, чтобы к столу пришли все учителя, а единственный завтракающий Слагхорн сделал вид, что слизеринского стола не существует, когда из-за шиворота детей повалил зеленый дым. Абраксас тут же закрыл нос, махнув палочкой, и Гораций снова отвел взгляд.

Со стола послышались смешки, но староста все же попросил рыжих прекратить выступление — далеко не все слизеринцы были в восторге от цирка за столом, а дым, от которого хотелось петь, очень быстро распространялся(пострадавшие первокурсники строем вышли из зала, затыкая рты). Ребята за соседним столом наблюдали осторожно, но с весельем: кому как, а для гриффиндорцев близнецы были, как Кастор и Полидевк.

Абраксас бросил им вслед Фините, и желание петь пропало. Они, хмуро оглядываясь на близнецов, сели подальше, пока те выслушивали от старосты, что в следующий раз получат. По их улыбкам можно было сказать, что они не сильно поняли, что им пытались донести.

— Интересные методы, — коротко прокомментировал Малфой, убирая палочку.

— А, заклинание второго курса! — Хлопнул пару раз в ладоши Фред.

— Ты просто чудо! — Добавил Джордж.

Абраксас мысленно поежился, внешне оставаясь равнодушным.

— Нас дома обучают, — ответил он, подразумевая себя и брата.

— Жаль, что приходится заниматься такими мелочами, — Джордж указал рукой на пустые места. — Певчий дым, вот это розыгрыш!

— Дешевая комедия, ещё и убирается взмахом палочки, — скривился Фред. — И ведь ничего лучше нам пока делать нельзя!

Абраксас слушал, размышляя, почему они решили пожаловаться ему на жизнь, как будто у них нет своих однокурсников, друзей. Будто во всем Хогвартсе остался только он, и только с ним можно обсудить трудности шутовской жизни.

Наконец, делегация первокурсников прибыла в Большой зал. Малфой сразу заметил, на какие толпа поделилась компашки: Грейнджер шла между Певереллом и Уизли, который потом с крайне недовольным лицом откололся и прошел за стол Гриффиндора, Блэк слушал что-то, что ему очень экспрессивно рассказывала Розье, а Риддл болтался где-то между ними, стоя рядом с Драко скорее вынужденно. Драко же при этом выглядел так, словно ещё секунда и он задохнется.

Пока они садились за стол, в зал ввалились ещё Крауч и Шерон, явно споря, а потом разошлись по столам продолжая спорить уже взглядами. Карен пару раз перекинулась словами с Драко, но тот либо ещё не отошел, либо пытался не дышать, чтобы не вдыхать пары Гриффиндора. Рон закатывал глаза с профессиональностью потенциальной королевы школы, а чистокровные львята откровенно потешались над Малфоевскими страданиями.

— Доброе утро! — Гермиона села на одно из свободных мест, мысленно догадываясь, кто их освободил. — Фред, Джордж.

— Как первая ночь в замке?— Поинтересовался Джордж, пока Фред уминал завтрак.

— Очень неплохо, — улыбнулась девочка, переводя взгляд на Гарри. — Но не у всех.

Гарри осмотрел всех ещё раз, задержал взгляд на Томе, который подсел к Абраксасу и вступил с ним в идеальный черно-белый дуэт, нахмурился и молча засунул в рот тост.

Абраксас хорошо выспался, выглядел свежо, одежда на нем лежала идеально, волосы не выбивались из хвостика. У Альфарда тоже был хвостик, но какой-то куцый, а у Абраксаса, конечно, длина была самое то для мальчика-аристократа.

У Гарри в волосах обнаружилось перо, каким-то неведомым образом помялись все мантии, испачкались очки и сам он выглядел, как инфернал. Хоть бы Дамблдор его не сжег, как увидит.

Так что он проявил этим утром лояльность только к Тому, не ввязавшись с ним в драку (он прекрасно выглядел рядом с Абраксасом, такой же идеальный и великолепный, будто они с Гарри не в одних трущобах жили), сборной Гаити по квиддичу, у которых там “Что-то с чем-то”, “Кто бы мог подумать”, и так далее, о чём ему очень активно поведал Блэк, и к самому Альфарду, который обрадовал его запутавшейся в волосах расческой.

У Тома утро прошло чудесно, потому что он, к собственному удивлению, хорошо поспал. Он легко проснулся, без труда уложил волосы, получив одобрительный комментарий Абраксаса (кивок) и Альфарда (“А так и не скажешь, что не аристократ”), аккуратно оделся и сидел рядом с Абраксасом, красивый и ухоженный.

Альфард пусть и был чуть небрежен из-за обстоятельств ему неподвластных, все равно выглядел и чувствовал себя хорошо, и только Гарри жевал хлеб хмурый, лохматый, помятый, и всё-всё прочее. Знакомство Хогвартса с Певереллом проходило успешно.

***

Пока Рон валялся в своей кровати и крепко спал, наконец-то совершенно в своей тарелке, Драко всю ночь рыдал в подушку, наложив на свою кровать все известные заглушающие звук заклинания.

Была у него ещё мысль повеситься на балдахине, но Смерть влез и тут, сказав, что раньше времени ничего у него все равно не получится. Драко очень волновало то, что этот гад лезет всюду куда хочет, и когда хочет, но тогда не стал огрызаться, вместо этого разрыдавшись ещё сильнее.

Ещё и эти чертовы Малфои со дня на день должны написать ему, что он позор всего рода, что они не могут поверить, что приютили такое ничтожество, и много ещё чего. Несколько раз он подносил палочку к горлу и пытался вспомнить заклинание, которое делает надрезы, но то-ли рука слишком дрожала, то-ли из памяти оно вылетело, но даже Смерть по этому поводу ничего не сказал, только закатил глаза с явной насмешкой.

Утром он вылез из постели проспав всего два часа, опухший и красный. Рон был единственным в комнате, кто заметил странное лицо Малфоя, и, как бы ему не хотелось рассмеяться и позлорадствовать, ничего на этот счет не сказал. Лишь молча указал головой на свою пижаму, напоминая про уговор. Драко тяжело вздохнул, но кивнул и снова закрылся за балдахином.

Ему повезло, потому что их соседями по комнате оказались два магглорожденных мальчика и один полукровка, который особо о волшебном мире и не знал. Так что некому было смеяться и указывать пальцем, хихикать, презрительно фыркать, и что там ещё случается, когда ребенок из семьи, которая прописалась на одном факультете, попадает на другой. Но, пусть Драко об этом и не знал, Рон бы не позволил так с ним обращаться. В конце концов, для этого у Драко есть друзья.

Совершив огромные усилия над собой, Малфой собрался в срок. Мало того, он ещё и умудрился хорошо выглядеть. Только вот намечалась одна маленькая проблема: ему совсем не идет красный цвет.

***

Сидя за столом рядом с маглорожденной Шерон и предателем крови, среди красных галстуков и под красным флагом, Драко чуть снова не заплакал. Но, решив не делать себя ещё краснее, подавил слезы. Вместо этого он закрыл лицо рукой, за весь завтрак так ничего и не съев. Рон, как настоящий друг, умял его порцию.

Самому Уизли от сидения за столом напротив Малфоя было ни горячо ни холодно, хотя иногда хотелось позлорадствовать, подло хихикая. Но он сдерживался: Драко выглядел совсем плохо, это как бить лежачего. Решив подождать, пока блондин реабилитируется, Рон копил шутки и придумывал подколки.

Карен в истории семейства Малфоев не разбиралась и не хотела, но когда Барти пошутил, что теперь Драко пятно на репутации семьи, полезла защищать вынужденного коллегу. Барти утверждал, что ему все равно, куда попал младший Малфой, но его семья будет очень недовольна, а Карен ему твердила, что если ему все равно — пусть молчит, и вообще не дело семьи, куда поступил их сын. Барти имел неосторожность парировать тем, что Карен магглорожденная и не разбирается, а Карен накричала на него и стукнула сумкой по голове.

Шерон бы и вилку кинула в задравшего нос Крауча, если бы Минерва не успокоила её, строго напомнив про поведение за столом. Карен так стушевалась, что просидела в неловкости ещё минут пять, но сама Минерва, кажется, особо серьезной не была — просто у нее лицо такое.

Крауч сидел за столом и демонстративно стоял на своем уже скорее веселья ради, чем чтобы действительно доказать Карен, что она не права. Да и смысла в этом не было: чистокровные традиции ей ни к чему, да и он сам как-то забыл, пока спорил, что согласен с ней. И что ни мать из Блэков, оккупировавших Слизерин, ни отец из Краучей, въевшихся плесенью в башню Рейвенкло, не оценят желтые акценты на его форме.

***

Альфард чуть не опоздал на Трансфигурацию — высокая слизеринка выцепила его из толпы и что-то так настойчиво объясняла, что Друэлла взяла на себя ответственность отогнать компанию на урок: “Не видите что-ли? Это семейное!”

Абраксас понял это сразу, и они с Томом даже не подумали остановиться. Чистокровные всё ещё воспринимали взаимодействие Малфоя с грязнокровками как акт благотворительности, так что особых проблем ещё не было. Но толерантность слизеринцев была хрупкой, она разбивалась от малейших волнений, а ее осколки разлетались вокруг и впивались в кожу невнимательных жертв.

Он сел за одну из первых парт, рядом с ним хотела сесть Гермиона, но Альфард запыхавшись вломился в кабинет и проскочил мимо нее, плюхнувшись рядом с Малфоем. Блэк высказался движением бровей, Абраксас поджал губы, кивнул и отвернулся, а Гермионе было все равно, так что она села за первую парту в среднем ряду, куда к ней подсел Том. За последней оставшейся первой партой рядом с Карен ютился Драко, которого туда пропихнул Рон.

Вообще, вместо Драко туда хотела сесть Минерва, но, посмотрев на Рона, передумала. Ей внезапно стало жизненно необходимо заставить мальчика учиться. Рон отнесся к ее решительности легко: начал искать себе новое место.

Друэлла села за вторую парту в первом ряду, и они с Альфардом окружили Абраксаса эманациями своей лени. Не то чтобы они не собирались учиться — конечно нет. Но особого желания у них не было: Розье отправили в школу собирать сплетни, а Блэка, чтобы не болтался под ногами дома. Мальчик воспитал в себе активность и любопытство, которое за одиннадцать лет всем в поместье уже надоело.

Гарри сидел за Томом и Гермионой во втором ряду с каким-то рыжим мальчиком. Видимо, из Прюэттов. Он наклонился к нему, до того времени особо не проявляющему симпатии к слизеринцу, и пошутил ему на ушко, что на их звездный курс первых парт не наберешься. Мальчик подозрительно прищурился, а потом, видимо угадав в зеленых глазах родные проказнические нотки, улыбнулся и кивнул. Он, конечно, ещё не понял, что Гарри имел ввиду. Ничего, через месяц поймет.

***

Альбус честно подождал, пока дети вдоволь нашепчутся, и постучал рукой по парте, привлекая внимание детей к себе. Каким-то образом у него все это время удавалось оставаться невидимкой за своим столом, будто бы под какими-то чарами. Но как только его замечали, потерять из виду уже не могли.

Он поправил галстук и начал вступительную речь. Его серый костюм странно выделялся на фоне экстравагантных мантий, которые он предпочитал надевать в обществе, но прежде, чем знающие дети могли подумать, что хотя бы в школе Дамблдор не одевался, как сумасбродный, они замечали, что белый галстук был расшит туканами. Почему туканы? Мерлин знает. Половина учеников Хогвартса даже не знала, что это.

Гарри лекцию с огромным удовольствием не слушал, потому что, со знаниями из прошлой жизни, ему будет очень просто поддерживать оценки на достойном уровне. Он и не мечтал о том, чтобы Дамблдор разрешал отличникам, например, спать на лекциях или пропускать их, но надеялся, что он хотя бы не будет пилить его по поводу и без.

У него было легкое подозрение, что в зеленой форме и без расшифровки логотипа “Избранный” на лбу, он нравится Альбусу немного меньше, чем в “будущем”. Дамблдор пока успешно мимикрировал под человека без предубеждений и даже на Тома ещё не смотрел, как на чумного. О некоторых других нюансах в их будущих взаимоотношениях Гарри старался вообще не думать, потому что все догадки отдавали головной болью.

Скосив взгляд на другие ряды, он разглядел Рона, который слушал внимательно, но весь его вид вопил просьбы о помощи: кажется, он слишком много вертелся, Дамблдор обратил на это внимание двухсекундным взглядом, и Минерва решила нарушить соседу циркуляцию крови.

На удушение он пока не заработал, поэтому она просто сжала ему руку под партой так сильно, что та посинела. Рон в свою очередь побелел — от ужаса. Чёрта с два от сядет с ней ещё хоть где-то! Хуже всего было, что она даже не выглядела злой. Рон не хотел узнать, что она и кому пережимает, когда злится по-настоящему. Ещё и Гарри отреагировал на эту картину, показав ему язык. Прюэтт на этот жест только приподнял брови, а вот Дамблдор решил, что пора заканчивать.

— Мистер Певерелл, — Гарри подумал, что если его спросят про корень асфоделя, получение безоара или аконит, он выбежит из класса с криками “Караул”. Альбус внезапно улыбнулся, Гарри почувствовал себя оскорбленным. Вот так нагло! У всех на глазах. Подлец. — Сколько, говорите, принципиальных исключений в нашей чудесной науке?

Если бы это был его первый-первый день, он бы уже отдал Богу душу, но сейчас его уже таким не пронять. К своей чести, он даже не стал отвечать “Не знаю, сэр” или “Спросите Гермиону, сэр.”

— Вы сказали пять, сэр.

Дамблдор не говорил сколько их, вместо этого просто перечисляя сами пункты. Остановился он на третьем, но ответ, там не менее, засчитал. Балла за это, естественно, не было, но следующим отвечать встал Рональд, который не мог не показать язык в ответ. Минерва даже не оторвала его потом: Рон ответил на чуть более комплексный вопрос и ответил правильно, за что получил маленькую прибавку в копилку.

По сравнению со своей старой версией, молодой Дамблдор не спешил разбрасываться баллами, и даже своим подопечным не давал больше пяти, если только они не доставали ему звезду с неба.

Потом Гарри посмотрел на Гермиону. Они с Томом сидели молча, и Гарри буквально видел, как Том подстраивается под её расслабленную позу, чтобы не выдать своего напряжения. Он, конечно, мог бы запросто ответить на вопросы, которыми Альбус атаковал учеников вразброс, но очень боялся облажаться.

Особенно сидя рядом с Гермионой: Том не сомневался, что даже если бы ее заставили пересказать всю лекцию от начала до конца, она бы ни разу не запнулась. Гарри тоже видел, что она чувствовала себя, как рыба в воде: ее поза была спокойной и уверенной, а из прошлой жизни она вынесла необходимость терпения.

Альбус быстро понял, что если дети долго не могут ответить на вопрос, он может уверенно спрашивать первые парты. Гермиона выглядела так, будто лично написала учебник по трансфигурации и его учебный план, Том явно вызубрил его от корки до корки, чистокровные ребята получали какие-то знания дома, а Карен и Минерва просто очень быстро схватывали. Певерелл и Уизли как-будто бы что-то где-то слышали, и сейчас могли это кое-как воспроизвести. В общем, на первой лекции он решил их сильно не мучать.

Хотя, к Драко у Альбуса были некоторые вопросы, но он отнесся к нему с пониманием. Но только на первой лекции: Драко сидел в прострации и не реагировал, когда его соседка дергала его за локоть.

— Уизли, как ваша рука? — Спросил Дамблдор, когда дети начали собираться. Он подошел к их столу и Рон хотел было показать ее, но, вспомнив опыт с ногой, только чуть-чуть показал ладонь из-под мантии.

— Посинела, — проворчал мальчик, стреляя глазками в сторону Минервы. Та с уважением кивнула профессору, а на Рона посмотрела строго и покровительственно: “Легко отделался”. Альбус повеселел и привел руку Рона в порядок.

— В следующий раз воспитывайте его после занятия, — подмигнул он Минерве, и повернулся к всем трем гриффиндорцам в компании. — И Мерлина ради, сделайте что-то с Малфоем! Он бледнее призрака. Мне придется принять меры.

Ребята закивали, пытаясь понять, куда Драко успел смотаться за пару минут. Нашли его в коридоре, бессильно облокотившимся на стенку. На вопросы он не отвечал, говорить отказывался. Когда вопрос задал Том, немного раздраженный этим выступлением, Драко отвернулся, пытаясь скрыть затравленный взгляд, и ответил, что ему плохо. На предложение Минервы пойти в медицинское крыло ответил отказом.

Гермиону совсем не устраивало, что Малфой планирует впасть в депрессию, но и идей у нее не было. Сказать ему “подружись с Карен и Роном” было все равно, что сыпать соль на рану, как и пытаться сильнее вовлечь его в слизеринскую часть компании.

От незнакомых гриффиндорцев Драко надо было беречь, потому что они не будут терпеть его выходки, так что оставалось только попробовать подружить его с ребятами с оставшихся факультетов. Рона не было рядом, Гарри было плевать, поэтому она попросила Карен передать ситуацию Барти. Шерон тут же забыла про их перебранку и отнеслась к просьбе со всей ответственностью. Альфард вызвался с ним поболтать, Абраксас решительно игнорировал. Гермиона совсем не понимала, что творится между ними и семьей, но запоминала такие мелочи, чтобы позже обсудить с друзьями и Драко.

Гарри было плевать по нескольким причинам, но самой главной было то, что он был занят наблюдением за Томом и его реакциями. Не то чтобы он думал, что его тиранские замашки начнут проявляться так рано и уже на первом курсе он попытается кого-то убить, но и заглянуть Риддлу в голову он не мог. Да и если бы мог, чёрта с два туда бы полез. Абсолютно никакого восторга от перспективы копаться в мозгах малыша заучившего имена жертв Марии Сваненбург он не испытывал. А ведь он их где-то ещё откопал.

***

— Какой гений додумался ставить Историю Магии в первый учебный день? — Ворчал Рон, выискивая глазами Минерву в толпе. Как он себе и пообещал, он скорее прыгнет в озеро с инферналами, чем будет сидеть с ней ещё час. Минерва о нем вообще не думала, размышляя скорее о психическом состоянии Драко Малфоя. Тот так и не взбодрился, совершенно потерянно перебирая ногами, и не обращая внимание на то, что на него смотрят. Гриффиндорцы про себя уже начинали с него потешаться, слизеринцы между собой обсуждать его социальную непригодность, а ребята с других факультетов даже не замечали. Минерва поймала Карен в толпе и они начали обсуждать план по интеграции Драко в общество, прежде чем он станет одним из Хогвартских призраков.

Гермиона привычно села в первых рядах, Гарри с Роном заняли одну из задних парт, Карен потерялась где-то в третьих рядах, оставшись сидеть с Минервой, Том подсел к Грейнджер, а Драко не пришел. Его особо не искали, только Минерва задумалась, о том, что будет, если его найдут.

Пока Том делал вид, что ему интересно, Карен с Минервой смущенно переглядывались, Золотое трио занималось своими делами, а близнецы уже получали нагоняй от Слагхорна, Драко лежал на полу в женском туалете на втором этаже. Без Миртл там было пустовато, поговорить не с кем, но с другой стороны — ему сейчас и не хотелось.

Биннсу было плевать на то, чем занимаются на его уроках и приходят ли на них, поэтому Альфард досыпал, Друэлла рисовала башенки на пергаменте, а Абраксас читал книгу, которую ему на завтраке вручила Гермиона и сказала прочитать. Стоило отдать должное: она подумала о его имидже и не стала давать ему книгу конкретно о маглах — слизеринцы не поймут. Вместо этого она выбрала какой-то труд по влиянию короля Артура на маггловскую и волшебную культуру.

Карен пыталась вслушиваться, но вскоре сдалась и просто читала учебник, размышляя о Драко. Они с Абраксасом были совсем не похожи, разве что внешне. И Абраксас вел себя так, будто Драко знает только отдаленно. Да и остальные не проявляли к вредному аристократу особого интереса: Гарри ходил или рядом с Гермионой и Роном, или с Альфардом и Томом, Гермиону интересовали только Гарри, Рон и Том, Друэллу только Абраксас, Минерва общалась с Карен и иногда Роном, и даже близнецы не пытались подшутить над Драко, даже несмотря на то, что он всегда был где-то неподалеку.

В то же время, ей казалось, что он не оценит дружбы из жалости. Но кроме жалости он ничего у нее не вызывал: слишком резкий, грубый, обзывается. Барти не вел себя неуважительно, даже если спорил с ней. Решив, что слишком много думает для первого учебного дня, она легла на парту и уснула. Минерва не сказала ей и слова, чем заслужила очень выразительно-возмущенный взгляд от Рона.

***

На зельеварении Драко тоже не было. Гарри немного поискал его глазами, переглянулся с Роном по этому поводу, они пожали плечами и пошли разбредаться по столам. Том стабильно искал место рядом с Гермионой, видимо ещё не совсем разобравшись в слизеринской иерархии. Пока он садился с самой умной девочкой курса, в глазах своих же “грязнокровки сбивались в группу”.

Гарри никак не проявлялся, маленькие змеята начали терять к нему интерес. Рон был братом Уизли, из-за чего отношение к нему было соответствующим — с ним не хотели садиться, но не из неприязни, а из соображений безопасности. Мало ли, чему его братья научили? Гермиона выглядела стабильно спокойной, будто бы и не замечая полные отвращения взгляды чужих слизеринцев и около-дружественной Друэллы. Розье как будто ещё сама не поняла, зачем она к ней подселилась, зачем ходит в одной с грязнокровками компании и все вытекающее. Абраксас тактично игнорировал Гермиону, при этом выглядя настолько виновато, что девочка даже не думала обижаться. Рону это смирение Гермионы было чуждо, и, отойдя после урока в сторонку, он высказался.

— Он так и будет делать вид, что общается с тобой только из вежливости? — Возмутился он, падая на скамью на улице.

— Это вопрос его имиджа, Рон, — пожала она плечами. — В ином случае, у него может быть намного больше проблем, чем если он будет вести себя так.

— Да он же в поезде тебе чуть ли не в рот заглядывал! Если бы он просто игнорировал, то ладно… Но это же просто лицемерие. Как будто с тобой общаться — это что-то постыдное.

Гарри стоял в стороне, болтая о чем-то с Томом. Маленький Темный Лорд, ещё совсем не лорд, да и как-будто бы даже не Темный, выглядел очень серьезно и почти расстроенно.

— Представь, если бы мы тогда перед всеми, в тех обстоятельствах, заявили, что дружим с Малфоем.

Рон закатил глаза.

— Да, это был бы полный крах нашей репутации. — Гермиона нахмурилась. — По крайней мере, нас бы не поняли или засмеяли. Но у него ещё нет никакой репутации. И у нас тоже.

— У него есть семья, и рос он не в изоляции. Да даже если так, он вырастет и будет работать в Министерстве. Думаю, потерпеть такое отношение стоит того, чтобы получить лояльного влиятельного чиновника в будущем?

Рон поджал губы.

— Конечно. Но не ругайся, если я буду не совсем уважительным с ним.

— Пожалуй, не буду.

***

— Наконец-то полеты! — Рон выбежал на поле, задирая вверх руки.

— Чертовы полеты, — проворчала Гермиона, волочась следом.

— Чьи? — Переспросила Друэлла, поправляя аккуратные локоны. Она, конечно, знала кто такой чёрт, но удержаться не смогла, по привычке расставляя границы между собой и грязнокровкой. Даже если делала это неосознанно. Но Гермиона ее вопроса даже не услышала: Альфард узнал какую-то гадость про свою любимую квиддичную команду и полез ссориться с распространяющим слух гриффиндорцем.

Том отнесся к идее летать на метле скептически, а Гарри уже давно был в сарайчике для метел и помогал Хуч приводить метлы в порядок. Молодая она была ещё взбалмошнее, так что учеба у нее ожидалась веселая. Гарри не надеялся на везение, которым его благословила МакГонагалл в прошлый раз, но все-таки ожидал, что произведет достойное впечатление, и обеспечит себе будущее место в команде.

— Можно отказаться? — Шепнул Том на ухо Гермионе, и она тут же признала за собой победу по всем фронтам. Пусть тон его и был шутливым, она считала, что достаточно в нем разобралась, чтобы сделать очевидный вывод: он считает ее подругой.

— Если бы можно было, ноги бы моей здесь не было.

Друэлла в стороне хмыкнула, подзывая метлу и спокойно на нее усаживаясь. Почти у всех чистокровных детей это не вызвало затруднений, но некоторым все же понадобилось повторять команду.

Метла у Тома взлетела со второй попытки, но садиться на нее он не спешил, с поджатыми в насмешке губами наблюдая, как бьется над своей деревянной кобылкой Гермиона. Альфард стоял рядом с ней и, почесывая голову, пытаясь дать какой-то совет.

Карен чувствовала себя на метле как будто бы даже уверенно, но боялась, что ее укачает. Минерва словно сидела в кресле, Абраксасу было неинтересно, а Рон и Гарри пытались освоить старые модели, чтобы как можно скорее начать поражать школу своей техникой. Но пока их самих поразила МакГонагалл своей врожденной способностью к полетам.

Без происшествий не обошлось: решивший впечатлить пару собравшихся вокруг него магглорожденных, чтобы понять как пользоваться метлой, Альфард решил сделать легкую петлю, но она вышла мертвой: он не рассчитал расстояние до земли и стукнулся головой об траву. Хохотал громче всех.

Драко, который решил выглянуть из туалета и пойти хотя бы на приятный для себя урок, посмотрел на эту идиллическую картину и пошел обратно в замок. Он не особо боялся последствий своих прогулов, но иногда задумывался о том, может ли Слагхорн обидеться и начать вредничать.

Тревога не успевала добраться до него, утопая в безразличии. Толку держать имидж, если в глазах тех, для кого он важен, ты второсортный хотя бы потому, что носишь красный галстук? Степень рефлексии ещё не привела Драко к тому, что выстраивать мнение о людях основываясь на их факультетах плохая идея, так что он продолжал скитаться по замку с грустными глазами.

Иногда он начинал злиться на своих новых “друзей”, которые “отняли” у него его место, но нормально разозлиться тоже не получалось. Да и он прекрасно понимал, что так только лучше для их дела. Если бы он даже в гостиной факультета, даже в спальне продолжал вести себя, как типичный чистокровный подлец, Том убил бы его вместо Миртл, и сделал бы это специально. Малфой продолжал себя так вести даже осознавая последствия, и причину этим суицидальным порывам он найти не мог.

***

“И вот, у нас теперь есть маленький Певерелл. То есть у меня. Я тебе до него добраться не дам, а то ты наделаешь всякого. Но сам факт! Поверить не могу. Представитель живой легенды. В плане, их конечно много, но вот конкретно с фамилией! Первого встречаю за столько лет. Надо его расспросить, даже не знаю, рассказывать ли тебе итоги. Я тебя знаю, устроишь ещё какое-нибудь похищение. Подлец.

Д.А.”

Геллерт отбрасывает сигарету.

— Неужели он написал тебе что-то такое, что ты решил бросить курить? — Подшучивает Винда, поправляя прическу.

— Если то, что он написал, планирует пойти мне на пользу, то я ещё и пить брошу. — Геллерт криво улыбается, не понимая, что чувствует.

— Там ключ от хранилища Певереллов?

— Ты не поверишь, можно сказать и так.

Винда молчит.

— Он планирует делиться?

— Конечно нет! — Геллерт возбужденно встает из-за стола, почти вскакивает. — Этот трус пацифист и неженка, будет расспрашивать мальчишку, пока тот его не пошлет. Из исследовательского интереса будет расспрашивать! А мог бы принести не только мне пользу, но и себе выгоду…

— Вы так никогда не помиритесь, — замечает Розье, слегка отводя руку в сторону. — Не говори о нем так.

— Ты на чьей стороне?

— На стороне Всеобщего Блага. — Она отвечает ровно и спокойно, и Геллерту хочется вывести ее на эмоцию. Все-таки в образе слуги она ему нравится больше. — И если вы не придете к консенсусу, нас ждет трагический финал. Нас всех, а не только вас двоих.

— Я не просил советов по отношениям. Свои наладь сначала.

Винда не идет на поводу у его глупых провокаций. В какой-то степени, она даже чувствует разочарование — начиная работать на него, она ожидала большего.

— Тебе не двадцать, Геллерт. Но ты инфантильный. И Альбус тоже. Либо разойдитесь окончательно, либо прекращайте эти заигрывания со здравым смыслом.

— Убирайся, иди занимайся своими делами, — он раздраженно садится обратно, поднимая упавшее перо.

— Нашими делами.

Геллерт бросает в нее жалящее, но оно разбивается о ковер — Винда уже аппарировала. Ей вслед летят оскорбления на немецком.

***

“Дорогой Альбус. Помню, ты просил тебя так больше никогда не называть, но с тех пор наши отношения стали намного лучше, и я надеюсь, что этот запрет спал.

Я очень ценю информацию, которую ты предоставляешь мне. Конечно, не просто информацию — ценю то, что делишься событиями из своей жизни. Мне не хватает наших разговоров, я благодарен, что ты не закрылся полностью.

Если бы ты рассказал мне больше об этом мальчике, ты бы невероятно осчастливил меня. Я не прошу чего-то, что оказало бы мне помощь, но утолило бы жажду новой информации.

Но не это самое главное. Как ты? Как твой феникс? Слышал, у тебя на факультете оказался потомственный слизеринец. Не спрашивай, откуда знаю. Хотел бы поработать с тобой. Как думаешь, это возможно?

Г. Г.”

— Ни стыда ни совести, — шепчет Альбус, перечитывая письмо третий раз за сутки.

У него нет пока личного консультанта по делам сердечным, но скоро найдется. “Поработать с тобой”, ха! Хватает же ему наглости писать такое. Пусть иногда Альбус и винил себя за предвзятое отношение к Геллерту, в этот раз он мог вредничать от чистого сердца. Так ещё и информатора себе нашел! Размышлять долго не пришлось, Альбус знал Винду и Друэлла попала под подозрение сама собой. Он не долго размышлял над следующими действиями: подкараулил ее сову у границы хогвартских защитных чар, оглушил, забрал письмо и сел читать вслух, какую информацию через малышку доводят до всяких плохих людей и его бывших в одном лице.

***

“Здравствуйте, маменька. Писала вам намедни, да вот всякого ещё произошло, боюсь забуду.

Начну с самого волнующего: всё хорошо, совсем они не стали предателями крови. Уж сама понимаешь наше воспитание, должно вежливыми быть даже с такими, как они. Что до младшего, то его почти не видно. Сегодня позволил себе наглость — прогулял почти все уроки. Пришел только на Трансфигурацию, видимо боится декана. Нашего декана не боится, на зельеварение не явился. Если рассказы близнецов правдивы, не видать ему хорошей оценки.

И ещё кое-что: совсем не понимаю Певерелла. Ходит он с Уизли и двумя грязнокровками. Помнится, волновалась за Блэка. Но я зря тревожилась, маменька, он тоже не отступился от нас. Я ведь знаю их с самого детства, они поиграются в грязи и успокоятся.

Девочку-грязнокровку зовут Гермиона Грейнджер. Мне даже немного самой печально, что такая партия нам чужая. Не знаю, как могло так повести Певереллу, но он собрал вокруг себя самых умных грязнокровок курса. Да даже парочка чистокровных вокруг него то и дело вьются. Но вот что странно: никак даже заговорить с ним мне не удавалось. Он все бегает от меня, как от прокаженной. В глаза не смотрит, а один раз случайно в толпе переглянулись, так я побелела от страха! Вот уж не знаю, чем ему так не приглянулась, но оставаться с ним в одной комнате не хочу. Мальчик-грязнокровка пока ничего такого не делал, но я заметила, что когда он в кругу, то даже толпиться начинают вокруг него, а не вокруг Певерелла. Ещё не понимаю, с чего вдруг. А Драко на него даже смотреть не хочет.

К слову, о Малфоях. Заметила под мантией младшего какую-то ткань странную. На вид некачественная. Думаешь, они знают, что он плох, и потому что на нем экономят? Или он тоже играется в прогрессивность?

Письмо затянулось, пора заканчивать. Надеюсь на скорый ответ, маменька, не скучайте.

Друэлла.”

Дамблдор почесал затылок, сидя на траве. Птичка уже очнулась и сидела, клюя его в колено, а он с кислым лицом пытался отделаться от мыслей о том, что Малфоем все-таки придется заняться. Само письмо ему показалось милым: видимо, проговорившись семье о неприятных для них связей на факультете, она попыталась реабилитировать своих друзей. Методы Альбусу не понравились, но он мысленно отметил, что, как для слизеринки, она неплохо поработала.

Отношение к ней Певерелла его заинтересовало. Если сравнивать Розье с людьми из окружения Гарри, то на ум приходит Гермиона: тоже кучерявая, с похожими чертами лица. Но если Грейнджер была его подругой, то от Розье он держался подальше, и, судя по всему, это было в интересах самой девочки.

Альбус прикинул, что о родителях Певерелла так-то ничего не известно. А он слишком занят был, чтобы рыскать по всей школе в поисках встречи. Пришив пока к Гарри версию о том, что Друэлла похожа на его мать, с которой у него были плохие отношения (невероятная теория даже ему самому показалась притянутой за уши), он со стоном вспомнил, что “мальчик-грязнокровка”, в котором легко угадывался Том Риддл, змееуст, а ему с Горацием только этого и не хватало. Так мало его, Певерелл тоже! И братьями они друг друга вроде как не признавали.

То, что по каким-то причинам Риддл становился центром компании, а младший Малфой пытался на него даже не смотреть, его немного озадачило. С какой стороны не посмотри, Гарри оставался негласным лидером этой компании, даже когда в ней присутствовали чистокровные. И Альбус не замечал, чтобы Том пытался занять это главенство: наоборот, часто он выходил из круга, чтобы подойти к кому-то нейтральному, как будто бы ему это повышенное внимание не нравилось.

За размышлениями Дамблдор забыл подправить письмо, запечатал его и, покормив сову, отправил ее полет. Договорился он с пернатой просто: и не с такими мог поладить. Он подтянулся и тяжело вздохнул. Поговорить с Малфоем, расспросить Певерелла, проследить за Риддлом… Риддла, конечно, пока можно было и не трогать. Хотя о том, как так вышло, что змееустов двое и они не родственники надо было подумать.

Дойдя до Хогвартса, он вообще отказался от идеи кого-то трогать на этом этапе. Кроме Малфоя. Он сегодня видел, как мальчик чуть не упал с лестницы, и если бы Рон его не поймал, тот бы сильно подпортил Хогвартсу репутацию. То есть, случилась бы трагедия.

У Альбуса все было в порядке. Он держал дела под стабильным контролем, справлялся с детьми, налаживал отношения с Геллертом и до сих пор пытался убедить его успокоиться. С года на год, они, может быть, смогли бы побороть себя и снова встретиться. Все это, конечно, проблемы другого дня.

А пока он легким шагом прогуливается в свой кабинет, пожимая руки проходящим мимо преподавателям и махая ученикам, мимо него с легкой хромотцой, беззвучно постукивая тростью о каменный пол, проходит Смерть, улыбаясь бледными, тонкими губами.