кадзуха никогда не плакал. до этого момента.

кадзуху никто не видел плачущим, чтобы не происходило.

слуги, старые знакомые, новые знакомые, товарищи по оружию, когда-то ему родные люди. он не плакал, даже когда умер отец, когда их клан окончательно развалился, а ведь это почти единственное воспоминание об отце.

кадзуха следовал зову сердца, покалываниям в кончиках пальцев, когда деревья шептали ему строки стихотворений, которые он охотно записывал в небольшой блокнот, подаренный горо со словами: "чтобы не забыл ни одно свое произведение". он, кстати, быстро кончился. блокнот.

кадзуха не плакал, когда у него выпал первый молочный зуб. не плакал, когда разбивал коленки до крови на улице, бегая вдоль деревни за лисами. не плакал, когда его впервые ранили мечом, когда проиграл свой первый бой, и не плакал даже тогда, когда.. когда все изменилось.

впервые он заплакал тогда, когда сёгун объявила охоту на глаз бога, когда люди сходили с ума, убивали друг друга, и были убиты своим же архонтом, которая должна была наоборот - защищать свой народ.

кадзухе не было страшно. ему просто было больно от всего происходящего. грозы и проливные дожди не могли смыть пролитую кровь с земли. она будто пропиталась в корни деревьев, почву. и кадзуха понимает - это так все бессмысленно.

почему-почему-почему? ну почему?!

он плакал, когда ему пришлось окончательно покинуть инадзуму. его родину. его любимую инадзуму, сжимая в руке мертвый глаз бога своего товарища. пальцы жгло невероятной болью, но это было ничто, по сравнению с тем, как он.. он ничего не сделал. ничего, чтобы помочь ему. и теперь - он мертв.

если бы он только нашел томо раньше, смог отговорить, вместе покинуть родные края, то, может быть, все было по-другому.

как же невыносимо.

но теперь остался только он, и мертвые мечты и надежды своего товарища, которые продолжали жечь ладонь кадзухи, покрываясь противными волдырями.

потом, вместо них останутся безобразные шрамы.

и это не больно.

после этого кадзуха больше не плакал много лет.

странник пинает носком небольшой камушек, который отлетает в кусты и исчезает. руки держит в карманах, потому что не знает, куда их деть и старается не смотреть на дрожащие плечи каэдэхары, сидящего на коленях перед могилой своего бывшего друга. странник не знает, не понимает, что нужно делать в такие моменты. не то чтобы их было много, но в сумеру он повидал достаточно плачущих детей и взрослых чтобы понять - люди плачут, когда им больно. некоторые - когда злятся. что же именно сейчас испытывает кадзуха?

самурай тем временем прижимает к груди мертвого кота, который когда-то сопровождал их вместе с томо. да, он остался один, когда кадзухе пришлось бежать из страны, но.. он ждал. все это время. и не зря.

первым делом, когда эи отменила охото на глаз бога, и пыталась восстановить порядок в стране, поладить с людьми, каэдэхара отыскал пушистого товарища, который неплохо прижился у одной из старушек, которая когда-то приютила ронина, когда тот прятался от стражи райдэн. кот сразу же узнал его, не пытался скрыть свою обиду, которая, к счастью, длилась недолго. они снова были вместе. конечно же, старушка за это время очень привязалась к снежку (так она его называла); муж давно умер, дети уехали учиться в сумеру, и теперь она жила одна, а этот пушистый был ее компаньоном буквально во всем.

каэдэхара это все понимает, поэтому они навещают эту прекрасную женщину, и помогают ей по дому, приносили ей фрукты, ягоды, порой что-то чинили, если это было необходимо, и просто наслаждались чаем и рассказами, которые они охотно друг другу рассказывали.

в общем, все бы могло закончиться хорошо, да?

но время никого не щадит. никого и ничего.

и теперь кадзуха вновь плачет, бесшумно, позволяя горящим слезам скатываться по подбородку на белую шерсть, которую он больше никогда не увидит.

в этом мире.

странник не сразу понял, зачем ронин тащит его сюда - ведь однажды они уже приходили в это месте; сидели возле могилы томо, и кадзуха рассказывал истории об их совместно путешествии с томо.

а странник слушал. слушал и вникал. ему и правда было интересно узнать кадзуху чуть больше. они мало говорили о своем прошлом друг с другом, да и вопросов никто не задавал. они оба наслаждались настоящим.

каэдэхара даже не сказал о том, что (теперь уже их совметный) кот скончался. он просто начал копать небольшую ямку рядом с томо.

точнее - с его могилой.

- ты ведь не чувствуешь себя виноватым? - странник решается спросить хоть что-то, чтобы услышать голос самурая, понять, что у того на уме.

- теперь нет, - отвечает тот тихо, и осторожно наклоняется к свежей могиле, перекладывая обездвиженное тело товарища.

- по крайней мере я знаю, что мы еще увидимся. все вместе.

странник кусает нижнюю губу изнутри. он скрещивает руки на груди наблюдая, как каэдэхара засыпает землей яму. прямо голыми руками.

воздух становится тяжелым и влажным. должен пойти дождь.

на самом деле, странник много чего еще не рассказал кадзухе, как бы сильно ему не хотелось - открыть душу человеку, когда и души-то нет, как и сердца. но, признаться честно, будь оно у куклы, то, било бы сейчас часто, может быть, даже пропускало удар от осознания, что, рано или поздно ему самому придется.. копать могилу здесь, рядом с томо и котом.

для кадзухи.

время ведь не щадит никого; особенно смертных.

- все хорошо? - странник обрывает свои мысли и перестает кусать губы; кадзуха стоит напротив него. на скулах есть несколько грязных полос, рукава запачканы, колени - тоже. ладони и пальцы пыльные, под ногти забилась земля.

но это все ничего - главное, что он живой.

стоит, и смотрит с обеспокоенным взглядом на странника, будто не он только что похоронил кота, который был частью его семьи.

- просто задумался, - отвечает юноша и хватает пальцами ща длинный рукав самурая, тянет на себя.

- испачкаешься ведь.

- плевать мне, - и это - правда.

странник прижимает к себе кадзуху сильнее, крепче, будто хочет соединиться с ним в одно целое. он ощущает на своей шее его теплое дыхание, а пальцы рук осторожно ложатся на лопатки, прижимаясь в ответ.

странник все еще смотрит на две могилы.

и пытается стереть из своих мыслей третью.