Трубецкой проводил Сашу до дома. Он поднялся на ее этаж и остановился у двери.

— Князь, — вздохнула девушка, — заходи, Глаша чаю сделает… Новый год же… Праздник…

— Так нельзя, — покачал головой Трубецкой.

— Отчего же? — удивилась Саша. — Что же, мы с тобой никогда один на один не оставались? По большой дружбе могу даже шампанское открыть… Пойдем же, не следует нам одним быть.

Саше не хотелось погружаться в гулкое одиночество, она устало посмотрела на друга.

— Пойдем, ночь холодная, нечего стоять на лестнице. — наконец сдался уязвленный Трубецкой.

Они сидели на полу, как сидели в детстве, когда Аркадий учил Сашу играть в шахматы. Затея это ничем дельным не закончилась, но воспоминания остались самые приятные. С Сашей всегда было как-то легко, гораздо легче, чем с остальными.

— Почему ты не попробуешь поймать ее на первой же станции? — наконец подала голос девушка, кутаясь в плед. — Она ведь не на воздушном шаре летит, вполне возможно и поезд остановить…

Трубецкой свел брови и откинулся назад:

— Представляешь, как она себя скомпрометировала? Эгоистичная девчонка… О себе не думала, могла бы подумать об отце… Как ему служить дальше?..

— Только поэтому? А любовь? — она всматривалась в бледное лицо друга.

— Саша, глупая Саша, какая любовь? Любовь счастья не приносит… Вот где твой Алекс? А ведь была любовь…

— Не надо… — попросила девушка.

Они сидели в тишине, пока Саша не задремала. Она не помнила, что вернулся отец, что Аркадий отнес ее в постель, что еще долго он беседовал с Виктором Леонидовичем. Саша спала и видела Париж, где она гуляет с Алексом. Ей снилось, что она главный герой этой истории, что у нее есть счастливый финал, она улыбалась, гуляя с Алексом.

***

— Князь! — обрадовалась Саша внезапному визиту. — Где ты был? Не виделись недели три!

Саша лукавила. Она прекрасно знала как долго они не виделись. Каждый день оставлял болезненную засечку на ее душе, но Саша продолжала улыбаться.

— Мне нужно было уладить кое-что… — неопределенно сообщил офицер.

— Для тебя всегда служба была на первом месте! — кивнула она. — Я ужасная хозяйка! Пойдем же, пойдем в гостиную, нам прислали невероятный чай, он так пахнет!

— Как же он пахнет? — внезапно заинтересовался Трубецкой.

— Как будто все хорошо…

— Ты прекрасно выглядишь, Саша.

— Ох, благодарю, с недавних пор стала затворницей, но благодарю за добрую лесть. — Она села на диван, пригласила Трубецкого, но тот словно не решался. — Князь, вы так загадочны сегодня…

— Я хочу с тобой серьезно поговорить… — издалека начал Аркадий. — Мы знаем друг друга больше десяти лет, ты всегда была рядом, мне кажется, что я никогда не благодарил тебя за это…

— Аркаша, ты словно прощаешься, — Саша встала и подошла к князю.

— Нет, — он улыбнулся и покачал головой.

Потом происходило что-то быстрое и сложно понимаемое Сашей: Трубецкой резко опустился на одно колено и достал колечко.

— Что это? — испугалась девушка и отшатнулась, как от дохлой крысы.

— Александра, я долго думал и понял, что ты единственная девушка, с которой я бы хотел провести остаток жизни…

Саша скривилась, брезгливо поджала губы:

— Единственная после Алисы? Она сбежала и ты решил, что это хорошая идея? Саша, как запасной вариант! — кричала она.

— Саша, а чем я хуже этого твоего Алексея Тарасова? — помрачнел Аркадий.

— Тебе правда перечесть? — вскинулась Саша.

— Не стоит, я попробую сам — возразил Аркадий: — вор рецидивист, главарь банды карманников…

— Не надо. — Саша тяжело дышала, готовясь вцепиться в лицо внезапному обидчику.

— Он ведь стрелял в меня, Саша, это он, а не Матвей, как ты думала…

— Нет!

— Так чем я хуже, Саша? Чем я хуже?

Внезапно напряженное лицо Саши расслабилось, она пожала плечами и глядя на него, как на полного идиота, медленно произнесла:

— Князь, ты мелочный, озлобленный и алчный… Что в тебе хуже? Твоя жестокость. Имеешь ли ты право уничтожать меня в моем же доме? Приходить сюда и рушить память?

Аркадий замер, недоуменно он смотрел на такую взрослую Александру и не узнавал ее вовсе.

— Трубецкой, уже две девушки предпочли воров тебе. Так, может, проблема не в нас…

— Прошу простить, — он быстро кивнул и вышел прочь.

Саша медленно вернулась в спальню и села на подоконник. Жестокий мир разрушал ее естество. Быть может, пришло время покинуть его? Зачем князь рассказал все это? Зачем…

Саша замерла и точно перестала существовать.

***

Саша сидела на подоконнике с тонким ножом в руке, лезвие она держала на запястье и бесстрастно смотрела на металл.

— Не смей. — в комнате обнаружился Виктор Леонидович, уже некоторое время внимательно наблюдавший за дочерью.

— Это у меня сердце пустое. — не поднимая взгляда, озвучила мысли Саша.

— Положи нож.

— Papa, но проведи я им по руке… Я почувствую? А сейчас не чувствую… Я сломана… Papa… — она посмотрела на отца и улыбнулась: — а я дочь скверная, мне Аркаша предложение сделал, а я ему сказала, что… Papa, я дочь скверная!

— Я говорил с князем.

Гулкая тишина. Саша выронила нож и стук его оглушил. Саша рассмеялась.

— Иди ко мне, Александра, иди ко мне.

Он развел руки, зовя ее в объятья.

— Я не чувствую, papa! Я не чувствую?

— Перестань сдерживаться. Ты можешь плакать. Разреши себе скорбеть.

— Papa, я будто не знала, что он мертв? — вновь подала она голос. — Как я могла не понимать? Papa! Мне так больно… Мне так больно! Мое сердце… Раскололось, раскололось в ту ночь, когда его не стало! Я чувствовала это! Чувствовала! Слышишь! Мне так больно, что никак! Спаси меня, папочка! Убей меня, папочка!

Саша рухнула на пол и завыла, страшно и горько. Графиня Вера в своей квартире перекрестилась и направила взор к образу: помоги несчастной девочке.

Все Саша понимала. Не была она совершенно глупой. Но пока этого не произносили вслух, она верила, что ее Алекс не стрелял в Трубецкого, что ее Алекс — хороший человек, что ее Алекс — жив.

— Папочка, прошу, сделай так, чтобы больно не было. Скажи, что это сон, обещай, что Алекс прийдет к нам в гости, забери мою боль…

Она откинулась назад, гулко ударилась затылком об пол и тут же села обратно, затем вновь опрокинулась, повторяя это до тех пор, пока сильная ладонь не поймала ее и не прижала к себе.

— За что Матвей жив? За что он жив? — ее лицо исказила гримаса адских мучений: она широко открыла рот, попыталась заорать, но точно не могла этого сделать, она скрежетала зубами и раскачивалась во все стороны твердя: — за что он жив?!

Саша вырвалась из объятий отца, обхватила себя за плечи и начала драть бледную кожу ногтями: ей чудилось, что эта боль способна привлечь ее внимание.

— Считай, считай, Саша, считай. Громко считай. От одного. И помни.

— Раз! Два! Три. Четыре. Пять… Шесть…

И с каждым счетом силы точно покидали ее. Она перестала биться и лишь повторяла: «раз, два, три…». А перед глазами лишь милое лицо.