Прошло шесть месяцев и двадцать четыре дня с тех пор, как они осознанно раскрыли свои личности. Это не было чем-то ошеломительным и грандиозным, как часто представлял Кот Нуар в свои подростковые годы. Это было наполнено теплом, объятиями и тихим "конечно же, это ты", сорвавшимся с их уст одновременно.
Прошло уже три месяца с того дня, как Маринетт впервые проснулась не от утренних нотаций Тикки, а от любящих объятий своего "живого будильника". И, судя по разобранному чемодану и рюкзаку, у Маринетт были все основания предполагать, что теперь каждое её утро будет начинаться с объятий. Разумеется, она ни в коем случае не протестовала.
Жизнь с Адрианом не была воплощением сказки (хотя бы потому, что он не привык бездельничать в кровати по выходным), но она была настоящей, а не той, совершенно идеализированной подростковой фантазией, за которую Маринетт всё ещё испытывала неловкость.
Он ругал её, когда она, сгорбившись, сидела за эскизами до глубокой ночи, она – когда он, торопившись, забывал о правильном питании и давился на учёбе холодными бутербродами.
Она приносила ему контейнеры с супом во время перерывов между съёмками, а он покупал ей зонтики и рассовывал их по каждой сумке, чтобы она не шла домой под дождём или – что ещё хуже – бегала в такую погоду по скользким крышам.
Их совместная жизнь часто тонула в бытовых вещах, но и Маринетт, и Адриан готовы были терпеть и оплату счетов, и забившуюся раковину, и много других вещей, с которыми они периодически сражались. В конце концов, они научились быть счастливыми даже в такие моменты.
Она научилась вставать раньше, потому что ему нравятся горячие круассаны на завтрак, и хотя Адриан сам никогда не просил её об этом, она хотела печь для него эти круассаны. Потому что его сонная улыбка была тем, ради чего она могла и хотела пожертвовать несколькими часами сна.
Адриан привык к её вечно ледяным ногам, и не возражал, когда Маринетт использовала его в качестве живого обогревателя. Иногда он ворчал, что купит ей самые тёплые носки и грелку, но даже по прошествии стольких недель, ни то ни другое так и не появилось в их маленькой квартире. В действительности ему слишком нравилось, когда она включала режим коалы и обвивала его всеми конечностями. Он наслаждался её тихим сопением и тем, как она утыкалась своим очаровательным носиком в его грудь. Даже если иногда его маленькая "коала" больше напоминала бульдога количеством выделяемых слюней, он всё равно не был против объятий.
Когда Адриан возвращался домой первым, он включал своей даме горячую ванную, потому что она сильно уставала на стажировке, и её заточённые в каблуки ноги нуждались в отдыхе.
Когда Маринетт просыпалась в слезах из-за кошмара, он обнимал её, позволяя ей выплакаться в своё плечо, а его руки - те самые, что ловили её каждый раз, когда она спотыкалась, те самые, что согревали её собственные руки, когда она в очередной раз забывала перчатки, те самые, в которые она готова была падать хоть миллион раз, не усомнившись в поддержке... те самые руки выводили успокаивающие круги на её спине. И Маринетт проваливалась в сон в коконе этих рук, потому что здесь, в его объятиях, было безопаснее, чем под магическим куполом Карапаса.
Она замирала от его неожиданных поцелуев быстрее, чем действовал яд Квин Би.
А ночью, купаясь в его любви и ласке она рассыпалась от его прикосновений быстрее, чем катаклизм разрушал тончайшие лепестки роз.
И если вам кажется, что всё это странно, нереалистично и надуманно, то...
Вам не кажется.
Прошло шесть месяцев и двадцать четыре дня с тех пор, как они осознанно раскрыли свои личности.
И прошло уже три месяца с того дня, когда Маринетт переехала на съёмную квартиру.
Прошло ТАК много времени, но Маринетт Дюпен-Чен и Адриан Агрест всё ещё были друзьями, и если бы вы сказали Маринетт, что в дружбе нет ничего плохого, то... Вы были бы первым гражданским, которого Ледибаг привязала бы к верхушке башни.
Маринетт просыпалась одна в постели и водила рукой по всегда пустующей стороне кровати. Никто не утешал её, когда кошмары заставляли её рыдать в подушку и трястись от пережитого видения. Никто не подкрадывался к ней с неожиданными объятиями, пока она готовила ужин. А единственный кот, которого она обнимала перед сном хоть и был чёрным, но всё-таки плюшевым, и подаренным ей другим чёрным котом, обнимать которого было бы гораздо приятнее.
Маринетт казалось, что она сходит с ума. Её загрузили на стажировке, Адриан просиживал часы в библиотеке, пытаясь одновременно изучать и физику (страсть к которой не угасла даже спустя столько лет), и бизнес (страсти к ЭТОМУ предмету у Адриана не было и в помине, но вы можете догадаться, почему он изучал бизнес). К тому же Адриан жонглировал многочисленными фотосессиями, и, как бы сильно Маринетт не сгорала внутренне от нехватки внимания, она не смела попросить своего напарника уделить ей чуть больше внимания. Потому что если Маринетт сгорала внутренне, Адриан сгорал на работе в буквальном смысле.
Иногда они встречались за обедом или патрулировали город, если Адриан выказывал желание развеяться. Маринетт никогда не отказывала ему в этом маленьком удовольствии. Чтобы ни говорили люди, любовь - это жертва, и Маринетт готова была пожертвовать своим сном и работой над эскизами ради своей половинки.
Но если в будни Маринетт сгорала из-за недостатка внимания, то в субботу она сгорала по совершенно другой причине...
Каждую субботу Адриан выключал свой телефон, брал самую вкусную, но не самую полезную, по мнению его диетолога еду, и заваливался к ней в квартиру. Она встречала его объятиями и смеялась над всеми его шутками, потому что слишком соскучилась по его собственному смеху.
Субботний киновечер делал её счастливой и несчастной одновременно. Счастливой - потому что это было самое близкое к её фантазиям. Несчастной - потому что, как бы Маринетт ни старалась, убежать от реальности она не могла.
Она тонула в его объятиях, слушала его комментарии по поводу очередного фильма, шутила, спорила. Частенько они дурачились: били друг друга подушками, кидались попкорном, однажды они даже свалились с дивана и после секундной паузы разразились громким смехом. Маринетт чувствовала себя центром его мира, точно также, как он был центром её. Но этот маленький пузырь счастья развеивался, как только приближалась ночь.
Адриан желал ей спокойной ночи, его мягкие губы касались её щеки, и он ложился спать на диване, в то время как Маринетт отправлялась спать в свою комнату.
В комнату, где её ждала одинокая и до дрожи холодная двуспальная кровать.
Маринетт могла часами лежать и смотреть в потолок, размышляя о том, где она могла так сильно облажаться, что жизнь решила наказать её таким жестоким способом.
Адриан лежал рядом, в соседней комнате, но ещё никогда в жизни он не казался ей таким далёким и недостижимым.
В ту субботу за окном бушевала гроза. Адриан и Маринетт укрылись пледом и прижались друг к другу сильнее, чем обычно.
Очередь Маринетт выбирать фильм была в прошлый раз, а это означало, что сегодня право выбора перешло в руки её напарника, что - в свою очередь - автоматически превращалось в вечер аниме-сериалов. Маринетт пыталась доказать напарнику, что это жульничество: один полуторачасовой фильм не мог равняться двадцати сериям сериала. Но Адриан отказывался её слушать, утверждая, что ей всё равно это нравится. По правде говоря, он был прав, но кто это сможет подтвердить, верно?
Итак, они смотрели этот комедийный аниме-сериал, и всё было замечательно, пока Маринетт в очередной раз не засмеялась, а Адриан в эту же самую секунду не бросил тихое, но резкое:
- Как глупо.
Маринетт напряглась, ей не хотелось вырываться из его объятий, поэтому она осторожно приподняла голову и взглянула на него, слегка нахмурившись.
- О чём ты?
Это было странно, потому что Адриан СЛИШКОМ ответственно подходил к выбору аниме. Иногда ей казалось, что на протяжении всей недели он составляет списки, диаграммы и таблицы, основываясь на отзывах в интернете и на советах своих знакомых. Он был очарователен в своём желании угодить её вкусам и подобрать действительно хорошее аниме.
- Да обо всём этом, - Адриан сделал неопределённый жест рукой, и миска с его солёным попкорном едва не улетела на новенький ковёр. – Разве тебе не кажется, что герои ведут себя глупо.
Маринетт рассмеялась и, расслабившись, снова прильнула к напарнику. Да, герои аниме иногда ведут себя глупо, как и герои фильмов и книг, но вся ирония в том, что в реальной жизни люди ведут себя ещё глупее.
- Адриан, это же кино. Зрителю всегда кажется, что герои ведут себя глупо, потому что мы видим всю картину в целом, знаем, что чувствуют другие персонажи. Разумеется, их поведение кажется нам глупым и нелогичным. Ещё неизвестно, как ты бы повёл себя на их месте, - добавила она, ткнув его локтем.
- Я не настолько глупый, - фыркнул Адриан. – Как он не понимает, что она влюблена в него по уши?
Маринетт моргнула.
- Э… причём здесь это? Разве суть не в том, чтобы заставить другого признаться в своих чувствах?
- Именно это и глупо! – в этот раз миска с попкорном всё-таки опрокинулась. Адриан чертыхнулся и принялся убирать беспорядок. – Будь я на его месте, давно бы раскусил её и тут же признался бы, плюнув на всю эту ерунду. Если от счастья тебя отделяет всего одна фраза, то просто скажи её, верно?
Маринетт фыркнула. На самом деле, одна её часть (более рациональная) хотела просто согласиться с ним, чтобы вновь положить голову ему на плечо и забыть обо всех проблемах, но…
Другая её часть (менее рациональная) так и подмывала задать один очень и очень интересный вопрос.
Как часто и случается с Маринетт, более рациональная часть покачала головой и заткнулась.
- Хочешь сказать, ты бы сразу понял, что девушка влюблена?
Адриан удивлённо моргнул.
- Разумеется! Разве влюблённая в тебя девушка – это не самая очевидная вещь в мире?
Маринетт не смогла удержаться: громкое «ха» заглушило звук телевизора. В предвкушении интересного разговора Маринетт скинула плед и уселась, сложив ноги по-турецки.
- Не пойми мня неправильно, Адриан, но ты… - она закусила губу в безнадёжной попытке сдержать улыбку. – Как бы сказать тебе помягче?
- Ой, да скажи просто, что он идиот.
- Плагг! - воскликнула Маринетт одновременно с Тикки.
Во время их посиделок Плагг в восьмидесяти процентах случаев разваливался на вылизанной им самим тарелке из-под сыра и страдал от приступа «сырной комы», мурлыча от наслаждения так громко, что Адриану приходилось прибавлять громкость на телевизоре. В остальных двадцати процентах Плагг всё также страдал из-за своего обжорства, но держал один глаз открытым, если сюжет фильма или аниме показался ему достаточно интересным. Сейчас чёрный квами с трудом перевернулся на другой бок, поглаживая лапкой своё выпирающее брюшко. Он одарил Маринетт зубастой ухмылкой, когда она, хмурясь, покачала головой.
- Иногда ты бываешь немного… невнимательным?
Адриан выглядел так, будто она только что на его глазах пнула беспомощного котёнка. В какой-то степени Адриан и был котёнком, эго которого пострадало сейчас сильнее, чем в тех случаях, когда он «собирал» столбы и баннеры.
- Невнимательный?
- Я не имею в виду, что ты грубый или что-то в этом роде, - тут же добавила Маринетт, стараясь отгородить его от самобичевания и всех тех мыслей, которые заставляли его уходить по спирали на самое дно. – Просто иногда ты не распознаёшь социальные знаки, понимаешь?
Глядя на растерянное лицо напарника, она ясно понимала, что он ничего не понимал.
- Хорошо, - выдохнула Маринетт. – Я попробую объяснить по-другому. Иногда девушки стесняются рассказать напрямую о своих чувствах, поэтому они в каком-то смысле пытаются… послать знаки? Знаешь, чтобы разведать обстановку и всё такое. Если парень реагирует положительно, то можно попробовать пригласить его на свидание. Если же девушке кажется, что он не заинтересован, то можно перевести всё в шутку. Понимаешь?
Если бы для спасения мира Маринетт понадобилось бы распознать все эмоции, промелькнувшие на лице Адриана, то людей бы уже не волновала проблема глобального потепления, потому что самого мира бы уже не существовало. Единственное, что Маринетт поняла – это выражение торжества. То самое самодовольное выражение лица, что она видела миллионы раз, когда он доказывал свою правоту десятками фактов\аргументов, которые он записывал на листок, чтобы потом зачитать ей.
- Разумеется, я понимаю, о чём ты говоришь, миледи. Единственная вещь, которая мне не понятна – как ты могла подумать, что я, специалист по всем любовным вопросам, могу не понять, что нравлюсь девушке. Сама мысль об этом оскорбляет меня.
- Фу, меня тошнит от твоего самодовольства.
Адриан драматично схватился за грудь.
- Самодовольство? Это была констатация факта. Чтоб ты знала, Кот Нуар и Адриан Агрест на протяжении трёх лет занимают лидирующие позиции в опросе «Самый сексуальный мужчина Франции» в категории до 30 лет.
Маринетт знала об этом. Она не принимала участие в опросах, но это не мешало ей вести мысленный счёт между Котом и Адрианом за первенство в звании самого горячего парня, с которым она была знакома. Конечно, некоторое время назад это перестало быть актуальным, потому что их баллы сложились и Адриан-Кот-Нуар-Агрест взял приз.
Но сейчас она не должна думать о том, каким горячим парнем был её напарник и лучший друг.
- И каким образом степень сексуальности связана с работой мозга? – фыркнула Маринетт. – То, что ты стал самым завидным женихом, вовсе не означает, что ты стал специалистом в области отношений.
-Да, но это означает, что все эти люди в теории хотели бы пойти со мной на свидание. Что, теоретически, привело бы к отношениям.
- Да, теоретически, - поддакнула Маринетт, - не каждая из них выдержала бы твою каламбурную атаку в реальности.
Адриан пожал плечами и закинул в рот попкорн.
- Если ты не оценила моё чувство юмора, миледи, то это не значит, что его не оценит кто-то другой.
- Перестань, Адриан, - Маринетт закатила глаза. - Ты встречался с Кагами две недели, и это были единственные отношения, за твою недолгую жизнь.
Она пожалела о своих словах, как только произнесла их. Но, к удивлению Маринетт, Адриан не казался «ужаленным», напротив, он воссиял от её слов, будто она направила на него с десяток прожекторов и зачитала ему хвалебные речи.
- Я джентльмен, мне не нужно морочить голову девушкам или строить из себя брутального парня. Если я знаю, что девушка вовсе не та единственная, которая мне нужна, то зачем я буду даже пытаться построить с ней нечто большее, чем дружба.
Маринетт фыркнула и отвернулась в сторону – разумеется, вовсе не по той причине, что она покраснела сильнее, чем когда Алья «случайно» заперла их в маленькой кладовке почти на сорок минут.
- Это делает тебя ужасным романтиком, но никак не спецом в отношениях, - она вдруг встала, чувствуя необходимость «вот-прям-щас» выкинуть коробку из-под пиццы. Не то чтобы она всё ещё не могла повернуться к нему из-за своего смущающего румянца. Не-а, ни в коем случае.
- Практика не имеет особого значения, если у тебя уже есть достаточно знаний.
- Адриан, все твои знания – это манга и аниме.
- Ещё классическая литература.
- Ох, конечно. Позвольте пригласить Вас на танец, ваше высочество, - Маринетт сделала шуточный реверанс, взмахивая испачканным в соусе полотенцем. – Я дам Плаггу пятьдесят сырных лепёшек, если он снимет на видео, как ты пытаешься «подкатить» к девушке в образе джентльмена девятнадцатого века.
- Я согласен! – донёсся возбуждённый крик со стороны «сырной» тарелки.
Адриан рассмеялся.
- Я использовал лучшие пикап-штучки из манги на Ледибаг. Хочешь сказать, что это не сработало?
Маринетт подняла бровь.
- Хорошо, ладно, это не сработало. Но, - он поднял палец вверх, хватаясь за очередную лазейку, - может быть, всё дело в самом объекте исследования.
- Не знаю, что меня задело больше: тот факт, что ты назвал меня объектом или фактически приписал мне статус подопытного кролика, - проворчала Маринетт. – Чтобы ты ни говорил, Адриан, но теория и практика – вещи не соотносимые. В теории всегда всё получается идеально, но на деле же ты лажаешь настолько по-крупному, что вместо того, чтобы принять его приглашение подвезти тебя, ты говоришь, что хочешь покататься на рикше!
Она закончила свою полную отчаяния речь и плюхнулась на диван. Стоило ли ей надеяться, что слово «рикша» вызовет хоть какие-то смутные воспоминания? Нет. Надеялась ли она на это? Определённо.
Когда спустя минуту Адриан не произнёс ни единого слова, Маринетт закусила губу и бросила испытующий взгляд в его сторону.
Она не разочаровалась, когда не увидела глаза-сердечки и взгляд «неужели-ты-любила-меня-всю-свою-жизнь». Просто потому, что она была реалисткой, а ещё потому, что… ну, это был Адриан.
Адриан, который ловил свою одногруппницу шестнадцать раз, совершенно не обращая внимание, что она «падает в обморок из-за отсутствия завтрака» только тогда, когда он оказывался в шаге от неё.
Адриан, который водил эту одногруппницу в кафе, чтобы «бедняжка поела как следует», и который совершенно не понимал, почему она так старалась под столом коснуться его ноги, что один раз упала со стула. Честное слово, Маринетт не удивилась бы, если бы Адриан поверил, что у неё просто свело ногу судорогой!
Адриан, который в данную минуту со всей серьёзностью думал над аргументом Маринетт, совершенно забыв, как стеснительная и неуклюжая одноклассница отказалась от поездки на машине в пользу рикши.
- Ладно, тут я с тобой могу согласиться, - медленно произнёс он. - Но ты всё равно не можешь называть меня невнимательным. Я имею в виду, ты говоришь совершенно бессмысленные вещи без каких-либо доказательств.
- Это не бессмысленные вещи, Адриан, - Маринетт помассировала переносицу. - Я основываюсь на фактах, которые даже Нино может подтвердить. И если уж на то пошло, почему бы тебе не привести несколько аргументов в свою пользу.
Адриан нахмурился.
- Какие именно аргументы ты хочешь?
- Скажи, о чувствах каких девушек ты узнал до того, как они тебе признались или сделали слишком большие намёки. Готова поспорить на круассан, что ты не сможешь назвать ни одного имени.
Несмотря на то, что её напарник всё ещё был в режиме «мистер Самоуверенность», Маринетт могла поставить свои серьги на то, что в этих невозможно красивых зелёных глазах промелькнула паника.
- Это будет даже легче, чем обыграть тебя в «Монополию», Жучок, - сказал Адриан, запрокидывая ногу на ногу. – Сейди с факультета журналистики. Её чувства ко мне были очевидны даже такому, как ты выразилась, невнимательному парню.
Маринетт поморщилась.
- Она носила тебе домашнее печенье весь первый курс, а ты узнал о её чувствах лишь после её валентинки на втором. Действительно, - она не смогла удержаться от закатывания глаз, - только Шерлок мог догадаться о чувствах девушки, прочитав картонку в форме сердечка с огромной надписью «Я тебя люблю».
- Эй, это была очень хорошая валентинка, не нужно обижать Сейди.
- Я не обижаю её, - парировала Маринетт. – Я могу ей только посочувствовать, потому что она влюбилась в самого непробиваемого парня, а потом, после его отказа, её ещё и акуматизировали.
- Я НЕ непробиваемый, - подчеркнул Адриан. – Это был всего лишь один неудачный пример.
- Тогда приведи мне другой, - пожала плечами Маринетт и уселась поудобнее.
- Кагами.
- О, квами! Ты серьёзно? По-моему, она заявила о своём интересе к тебе едва ли не после первой встречи. Не пойми меня не правильно, Адриан, я люблю Кагами и всё такое, но она не тот человек, который будет ждать от парня первого шага или делать какие-либо тонкие намёки.
- Тогда… Луиза? Мне кажется я нравился ей где-то полгода назад, разве нет?
Маринетт уставилась на него.
- Адриан, она в буквальном смысле пригласила тебя к себе домой, чтобы потусоваться и посмотреть Нетфликс.
- Да, но я был занят, и не смог принять приглашение.
Маринетт застонала.
- Просто скажи мне, что ты не сказал ей, что был бы счастлив прийти, если бы не обстоятельства.
- … прежде чем я отвечу, могу ли я узнать, почему положительный ответ на твой вопрос так плох?
- Ух, можешь не отвечать.
- Что в этом такого? Она предложила посмотреть фильм и расслабиться, разве это не то, что делают друзья? Мы каждую субботу делаем это!
- Адриан! Когда кто-то кого-то приглашает к себе домой, чтобы расслабиться и посмотреть Нетфликс, это значит, что он или она рассчитывает расслабиться под тихий шум Нетфликса на фоне. И когда я говорю «расслабиться», я имею в виду вовсе не бой подушками!
У Адриана ушло ровно десять секунд на то, чтобы осознать, что именно имела в виду Маринетт. Его щёки и шея покрылись розовыми пятнами, которые появлялись всякий раз, когда чувство смущение и стыда поглощало его. Маринетт находила это довольно милым, в отличие от Габриэля – он всегда находил их раздражающе ужасными и постоянно давал Адриану наставления о том, как важно держать свои эмоции под контролем, чтобы это неожиданно не появилось на его безупречном лице во время какого-нибудь банкета или интервью.
Видя неловкость своего напарника, Маринетт сжалилась и кинула спасительную ветвь, снова прижимаясь к его плечу:
- Давай просто посмотрим аниме, хорошо?
Ей всё же пришлось встать с дивана, чтобы перемотать сериал назад – их спор длился дольше, чем казалось на первый взгляд. Маринетт предполагала, что они упустили одну-две серии, но она НЕ предполагала, что сегодня они ВООБЩЕ не смогут нормально досмотреть сериал.
Потому что Адриан нажал на паузу, стоило ей снова сесть на диван.
- Ой? – Маринетт удивлённо моргнула. – Что-то не так?
- Да, мы не можем продолжить просмотр, пока не закончим спор.
Маринетт нахмурилась.
- Адриан, ты не можешь быть серьёзным. Давай просто забудем этот глупый спор и…
- Это НЕ глупый спор, и я тоже НЕ глупый, - возразил Адриан. – Ты отвергаешь мои доказательства, поэтому приведи свои.
- Свои доказательства?
- Да, назови мне имя хотя бы одной девушки, чувства которой я не заметил, и мы будем считать этот вопрос закрытым.
По правде говоря, она сделала это только потому, что сильно устала. Прошли годы, а она всё ещё тащила этот невысказанный груз слов на своих плечах, всё ещё хранила каждое неподписанное любовное письмо, так и не попавшее в конверт. Всё ещё лелеяла мечту о счастливом совместном будущем.
Она сделала это именно по этим причинам, а ещё потому, что "рациональная" часть её всё ещё пребывала в режиме "заткнуться и не высовываться", а... Менее рациональная настойчиво шептала:
Сделай это! Сделай это! Сделай это!
- Одно имя?
- Да
Маринетт вздёрнула подбородок вверх, бросая вызов всем своим страхам и сомнениям.
- Маринетт Дюпен-Чен.
***
Адриану повезло, что в это решающее мгновение он сидел на диване. Он попытался пошевелить рукой, но всё тело, даже кончики пальцев, словно перестали принадлежать ему.
Такое, знаете, иногда происходит, когда самая удивительная девушка в мире говорит, что была влюблена в вас… Или она всё ещё? Адриан мысленно прокрутил фразу и с разочарованием понял, что там не было указания на время.
Поэтому, как умный и эрудированный мальчик, он изрёк глубокомысленное:
- Э?!
- Да-да, Котёнок, - Маринетт похлопала его по руке, как будто не перевернула весь его мир. – А сейчас просто смотри фильм.
И она прижалась к нему, как показалось Адриану, ещё сильнее, чем до их разговора. Он не мог сказать наверняка – потрясение было слишком велико – но он мог сказать, что теперь, зная всё это, точки соприкосновения их кожи… чувствовались иначе. Адриан горел. Потому что он чувствовал ладони на своём предплечье, которые мог бы согревать зимой, мог бы целовать эти пылающие румянцем щёки, мог бы делать всё то, что не мог делать сейчас и… Это казалось абсурдным. Он не мог поверить, что кто-то такой замечательный, как Маринетт, его Леди, мог испытывать романтические чувства к кому-то вроде него, глупого и совершенно обычного Адриана. Может, она имела в виду спектакль? На последнем году обучения в лицее они играли Ромео и Джульетту. Разумеется, Маринетт была самой потрясающей Джульеттой на свете, и Адриан даже споткнулся, когда засмотрелся на неё.
Он ушёл от неё в полном смятении. До конца их небольшой посиделки она не обмолвилась ни единым словом о своей влюблённости. Она болтала о том, в каких проектах хотела бы поучаствовать в ближайшее время и какие чудесные бальные платья у неё получились для благотворительного вечера. И как бы сильно Адриан не любил дизайны Маринетт, в это мгновение его мало интересовали те воздушные платья, о которых она так воодушевлённо рассказывала.
Если, конечно, она не собиралась надеть одно из них на их собственную свадьбу.
- Ты не остаёшься на ночь? – удивилась Маринетт, когда Адриан накинул куртку.
Он почесал затылок и отвёл взгляд в сторону, собираясь впервые за долго время так нагло ей соврать.
- У меня есть одно важное дело завтра рано утром, так что…
Он успел выскользнуть из квартиры прежде, чем Маринетт начала задавать вопросы.
***
Неделю спустя Маринетт всё ещё делала вид, будто ничего не произошло. Да, именно «делала вид», потому что если ей действительно было всё равно, Адриан в таком случае был бы… душевно мёртв? Он бы никогда не увидел своих будущих детей, не завязал бы неровные хвостики своей дочке и не отвёл бы своего сына в первый класс, переполненный отцовской гордостью. А всё потому, что любовь всей его жизни разбила ему сердце, и теперь он, раздавленный этой жестокой реальностью, вынужден был бы коротать остаток своих дней в полном одиночестве, заедая своё горе остатками камамбера. К сорока годам он обзавёлся бы брюшком и ходил по дому в трусах и майке, изредка принимая человеческий вид, чтобы пригласить в гости своих крестников, его Леди (которая к тому времени будет с гордостью носить любую другую фамилию, кроме «Агрест») и её чёртового Лютика.
Итак, Адриан попал в затруднительное положение. Маринетт по-прежнему была возмутительно спокойна (и возмутительно красива), поэтому, чтобы раз и навсегда решить вопрос о наличии (или об отсутствии) у него в будущем детей, Адриан решил действовать.
- Маринетт, ты была права.
Она распаковывала их ужин, но подняла взгляд, когда он заинтриговал её своим заявлением.
Адриан откашлялся. Он старался собрать свои мысли в кучу, но было очень тяжело сосредоточиться, когда она стояла перед ним в своей милой розовой пижамке.
- Я очень невнимательный. Мне действительно стыдно, что я не заметил, что ты испытываешь ко мне.
- О, Адриан, - она села на диван, взяв его за руку. – Ты не виноват, что твой отец держал тебя на домашнем обучении так долго. Большинство подростков проходили постепенный этап социализации, но тебе пришлось трудно. Ни я, ни кто-либо другой не упрекал тебя в том, что ты как-то неправильно понимал социальные сигналы. Потому что мы все видели, как ты старался.
- Но я всё равно чувствую себя глупо, - он повернул руку и переплёл их пальцы. Надежда согрела его сердце, когда нежнейшая розовая пыльца коснулась щёк Маринетт.
- Ты не должен чувствовать себя так, - тихо сказала она, глядя на их пальцы. – Ты вовсе не глупый, Адриан. Ты очень умный, добрый и надёжный, и я не хочу, чтобы вся эта ситуация смущала тебя или же заставила усомниться в себе.
Это было оно.
Сейчас он отдаст ей своё сердце, свою душу, положит на кон своё счастье и своё будущее. И только от неё зависит, какими красками будет окрашено это будущее.
- Знаешь, почему ещё я чувствую себя глупо?
- Почему? – шепнула она и наконец посмотрела ему в глаза.
- Потому что упустил свой шанс быть с девушкой, которую люблю больше всего на свете.
***
Выходя на эшафот, осуждённый уже знает свой приговор и ни на что не надеется. Адриан же на пятьдесят процентов был уверен, что сегодня его помилуют и подарят любящие объятия, другие же пятьдесят процентов уверенности нашёптывали ему, что это будет самый грандиозный провал в его жизни.
Разница между осуждённым и Адрианом состояла в стопроцентной уверенности первого и абсолютном незнании последнего. И в этом была главная проблема.
Проблема также была в том, что воображение Адриана за эти последние часы успело «нарисовать» более десяти вариантов последующих событий: от «я всё ещё люблю тебя» до «ты упустил свой шанс навсегда». Но как бы хорошо он не знал свою напарницу, она всегда выкидывала нечто… невообразимое.
Как, например, сейчас.
Адриан не был готов к тому, что она начнёт громко смеяться. Это был не злой смех, а такой чистый и искренний, что Адриан растерялся.
- Я что-то не так сказал?
- О, Котёнок, - она повернулась к нему лицом, смахивая выступившие слёзы, - Ты точно задолжал мне не один круассан за каждый упущенный намёк.
- Ч-что? – Адриан моргнул, краем уха услышав, как хихикают квами.
- Адриан, я три раза в неделю встаю в половину шестого с тобой на пробежку, но для меня встать в семь – это уже испытание, понимаешь? Я всегда готовлю больше печенья, чтобы хватило не только для меня и Тикки, но и для тебя тоже. Я смотрю твоё расписание, чтобы знать, когда у тебя завал в учёбе, чтобы не только приготовить тебе завтраки, обеды и ужины и принести их тебе в квартиру, но ещё и убедиться, чтобы ты их съел. Я не возвращаю тебе футболки и худи, которые одолжила не потому, что забываю, а потому что мне нравится носить твою одежду. Мне нравится разговаривать с тобой по видеосвязи перед сном и нравится смотреть на тебя, сонного и растрёпанного, когда ты звонишь по утрам, чтобы разбудить меня. И я люблю твои шутки, даже несмотря на то, что они нелепые, глупые и просто ужасные, но я люблю их, потому что они важная часть тебя. Иногда я даже ищу в интернете шутки, просто чтобы порадовать тебя, самого лучшего партнёра на свете и самого лучшего друга, о котором я только могла мечтать. Ты знаешь, что я целый час плакала после нашего раскрытия только потому, что не верила, что мне может так повезти, что два самых важных мальчика в моей жизни – это один и тот же человек? Адриан, когда мы смотрели эту квартиру я в буквальном смысле сказала тебе, как бы здорово было бы иметь соседа по комнате, который знал бы о моей тайной личности и от которого не пришлось бы постоянно прятать квами. Разве это ни о чём тебе не говорит?
Адриан сглотнул.
- Я… я должен тебе крауссан за каждый из этих упущенных намёков, не так ли?
Маринетт важно кивнула.
- Это очень много круассанов.
- Возможно, есть другая валюта, которой я могу расплатиться, м?
Он мог бы купить сотни круассанов, но сотни поцелуев были самой сладкой валютой.
***
Прошло шесть месяцев и двадцать пять дней с тех пор, как они осознанно раскрыли свои личности.
Прошло три месяца (и один день) с того дня, как Маринетт впервые проснулась в любящих объятиях Адриана
Прошла ровно одна ночь с тех пор, как между ними больше не осталось секретов.