Он не будет одинок.

     Такая мысль приходит некоторым, когда видят умирающего человека. Ведь наверняка существует рай, лимб, загробное царство или еще какое-нибудь место, в котором существуют другие люди, покинувшие мир живых. Возможно, что они встретят его там, познакомятся с ним, возможно даже подружатся. Такое ведь показывают во всяких мультфильмах для детей, чтобы они не расстраивались. И действительно, мысль о том, что умерший человек не останется на том свете один, может утешить, если ты веришь в существование по ту сторону.

      Особенно если этот умерший — ребенок.

      Это как раз наш случай. Бедолаге не повезло столкнуться со страшной опасностью, которая имела длинные кроличьи уши и крайне острый нож, который очень больно впивался в живот. Как он умудрился от такой опасности сбежать дословно никому неизвестно, кроме него самого и того, кто это спровоцировал. Да и важно ли это так сейчас, когда он даже связно говорить не мог?

      Ему повезло прожить ровно до того момента, как его нашел единственный в этом злосчастном месте, кто мог бы оказать ему весомую помощь, но не повезло прожить до того момента, как он мог эту помощь получить. И теперь все, что от этого бедняги осталось — маленькое безжизненное тельце, что покоилось на руках большого робота, имеющего внешность антропоморфного мультяшного медведя.

      Что, по крайней мере на момент своего угасания он не был одинок.

      И он не будет одинок в ближайшем будущем.

      Пока этот самый медведь бережно держал в своих металлических лапах мальчика, рядом с ним столпилась небольшая группа детей. Четыре мальчика и пять девочек постепенно, с отрывом в несколько минут, собирались вокруг той пары, образовав небольшой полукруг, и наблюдали за столь печальной картиной. У них так или иначе было сочувствие, но в разных проявлениях: кто-то молча смотрел, кто-то тихо всхлипывал и утирал наступающие слезы, а кто-то и вовсе пытался прикоснуться к холодному металлу робота-аниматроника, пытаясь тем самым выразить поддержку и проявить сострадание.

      И никого из них не пугало ни сам мертвый ребенок, ни его испачканная кровью футболка. Все равно это не самое страшное, что они видели за свою недолгую жизнь.

      Они все равно были мертвы.

      Кто-то, особенно самые первые, кто появился здесь, уже и вовсе привыкли к тому, что такое происходит. Конечно, понадобилось время, чтобы понять, что произошло, как произошло и какие ощущения были в последних моментах жизни. В таком юном возрасте это особенно тяжело, но чем больше проходит времени, тем больше ты смиряешься и приживаешься с этими воспоминаниями и чувствами, которые с тобой остались.

      Плюс, как и говорилось, они не были одни. Эти потерянные дети всегда находили и встречали “новеньких”, отыскивая их словно по некому внутреннему чутью, а потом оставались с ними, помогая им адаптироваться в новом для них мире. Обычно пришедшие сюда очень озадачены и сильно паникуют, и кто как ни более опытные товарищи не помогут им в трудную минуту?

      Особенно если они помнят, как сюда попали. ТЕМ БОЛЕЕ если они помнят, как сюда попали. И, как показывает опыт “старейших”, первое, что они помнят, это глубочайший шок.

      И теперь к ним должен прийти уже десятый по счету. Такое круглое число сильно настораживало, ведь чем больше их становится здесь, тем выше шансы того, что произойдет что-то действительно страшное. И это страшное заточено глубоко, под землей, и оно вот-вот вырвется на свободу. Что именно это такое никто из этих детей точно не знал. Им было достаточно того, что оно страшное. Очень страшное.

      “Пожалуй новенького стоит предупредить об этом, когда он появится здесь.” — подумал один мальчик в полосатой футболке, который был здесь один из самых старших в группе.

      Он стоял позади девочки, которая приложила свою маленькую ладошку к руке медведя-аниматроника, бережно державшего голову мальчика, которого не сумел защитить. И этой ладошкой она поглаживала его, тем самым утешая. Тому старшему мальчику с одной стороны это казалось крайне странной затеей, а с другой он знал, что это вполне свойственно той, которая в первую очередь выделялась своим сочувствием к этим машинам и относилась к ним, как к живым.

      Пожалуй, эта девочка была чуть ли не единственной, которая считала их чем-то большим, чем простыми машинами для исполнения чьих-то прихотей. Остальные не то, чтобы не разделяли ее взгляды, просто не обращали внимания. Да и глупо ее за это судить: в конце концов они все застряли в этой неоновой тюрьме, не зная, где найти от нее ключ, и им не за кого держаться, кроме как друг за друга.

      И за того мальчика, чья жизнь только что угасла. Он как раз должен появиться здесь, и они должны его встретить, чтобы успокоить, пояснить, что происходит, и сделать его своим новым другом.

      Но он что-то не появлялся.

      Хотя, казалось бы, прошло достаточное количество времени. Робот-аниматроник продолжал скорбеть по ребенку и держать его на руках уже долгое время. Настолько долгое, что кто-то из детей даже присел, потому что стоять устали. Да, даже в загробном мире у детей не хватает выносливости. Тот самый мальчик в полосатой футболке не понимал, почему ничего не происходило. Он знал, что дети появляются здесь в среднем через 2-3 минуты после своего рокового часа, а тут прошло… явно не 2-3 минуты, он точно это знал.

      Тот мальчик хорошо разбирался в этом, потому что он был… нет, не одним из первых, кто появился здесь. Он был самым первым.

      И поэтому он сильнее всех не понимал, почему ничего не происходит.

      А тем временем большой механический медведь наконец встал на свои большие лапы, продолжая держать мальчика так осторожно, словно он был хрустальным. И так же осторожным и неторопливым шагом он покинул темную комнату, оставив детей одних.

      Впрочем, он не мог знать, что они здесь.

      Когда шаги совсем утихли, один мальчик, темнокожий, который как раз сел на пол, тут же встал, отряхнулся и посмотрел в открытый вход с задумчивым видом.

      — Ну вот, еще один, — невозмутимо сказал он, скрестив руки на груди.

      Девочка с пышными кудряшками, которая сидела рядом с ним, тут же быстро встала и удивленно на него посмотрела.

      — Как ты можешь такое говорить, Джерри? — воскликнула она. — С ним такое произошло, а ты…

      — А что мне еще сказать? Мы и так знаем, что смерть — это грустно, поэтому говорю факт, а факты всегда сухие. Как… как сухофрукты, — сказал Джерри с умным видом.

      Девочка с кудряшками недовольно скрестила руки.

      — Не могу поверить, что ты такое говоришь! Это же так ужасно! Он… Он просто…

      — Ааа, ты опять ноешь! — раздражительно сказала девочка в лиловой водолазке, которая стояла рядом с Джерри. — И продолжаешь без конца ныть каждый раз, когда это происходит!

      И возмущенный взгляд девочки с кудряшками был направлен уже в сторону девочки в водолазке.

      — И ты, Брина?! Тебе тоже все равно, что случилось с ним?!

      — Нет! Но в отличие от тебя я не ною каждый раз. Даже мой брат лучше себя ведет, а он был той еще тряпкой.

      Взгляд Брины был направлен в сторону полноватого мальчика, который тоже носил водолазку, но уже бордовую. Тот посмотрел в ответ, но робко отвел взгляд куда-то в пол.

      И да, это был ее брат.

      — Да и что мы должны делать, Зел? — резонно спросил Джерри. — Мы же не можем вечно плакать. У нас глаза от этого высохнут.

      — А я не плакала, — подала голос совсем маленькая девочка с длинной косой и в сарафане, — Я не смотрела. Но все равно мне грустно. Очень грустно.

      Зел с печалью и пониманием посмотрела на эту маленькую девочку, в которой храбрости было больше, чем в ней самой. Ясное дело, они все дети, но этой малышке было всего 6 лет, и даже в таком возрасте она научилась не бояться.

      И Зел это поняла. Она повернула голову в сторону и опустила свой печальный взгляд вниз.

      — Но так ведь не может продолжаться вечность, — сказала она с обреченным тоном. — А что, если сюда придут еще? И их будет… много? Очень много?

      Дети замолкли, и наступило затишье. Однако, недолгое: каждый, кто находился здесь и сейчас в этой тишине мог расслышать тихие всхлипы. И это точно была не Зел, которая все это время молчала и вместе с остальными искала источник звука.

      В этом маленьком помещении это не составило большого труда: взгляд детей был обращен на мальчика, который предплечьем прикрыл свои глаза, прерывисто и тихо рыдая. Каждый, кто смотрел на него, был изрядно удивлен. Даже Брина, которая нытиков не любила. Выглядело так, словно они все был удивлены факту, что этот мальчик вообще умеет плакать.

      И, собственно говоря, так оно и было.

      — Том, что с тобой? — обеспокоенно спросила его девочка с хвостиками и азиатским чертами, которая стояла рядом с ним. — Ты в порядке?

      Том не отвечал. Он продолжал всхлипывать, вытирая слезы белым рукавом своей кофты. Дети стали подходить к нему ближе, создавая вокруг него толпу. Лишь мальчик в полосатой футболке стоял в стороне: был достаточно смышленым, чтобы дать Тому пространство.

      — Странно, — задумчиво сказал Джерри. — Обычно ты не плачешь.

      Том продолжал игнорировать чужие слова и взгляды. Девочка с хвостиками хотела дотронуться до его плеча, но все никак не решалась, а когда она наконец решилась, то резко отдернула, стоило тому начать говорить.

      — Почему? — выдавил из себя Том. — Почему… именно он? Он не должен…

      — “Он”? — удивленно спросила Брина.

      Она метнула голову в сторону входа, откуда только что вышел механический медведь, потом в сторону Тома, потом еще на вход, еще раз на Тома, и так еще раз два, пока она в озарении не воскликнула:

      — Так ты его знаешь???

      Том немного успокоился, вытер рукавом свои слезы и поднял свои опухшие глаза и красный нос. Никто из детей не привык видеть его таким. Обычно он был самым энергичным и оптимистичным, а еще несколько надоедливым, но тут как будто все улетучилось.

      — Конечно знаю! — ответил Том, шмыгая носом. — Он… Он мой друг!

      Все дети удивленно на него посмотрели.

      — Друг? Почему же ты раньше не сказал? — спросила его девочка с хвостиками.

      — А какой толк? — переспросил Том с отчаянием в голосе. — Мы бы ничем ему не помогли. Ну и… я не привык рассказывать об этом всем. Даже маме.

      Странный был этот друг, раз о нем Том не рассказывал своей маме. Быть может, что при жизни ему не разрешали общаться с этим мальчиком, а тот настолько привык не распространяться об этом, что скрывал эту связь даже от других детей, которым уже все равно, кто и с кем ел мороженое, и кто кому дарил магнитики со смешными животными. Или же он забыл об этой связи, пока не наступил текущий момент, и осознание ударило по нему словно стальным молотом.

      Что ж, теперь скрывать это больше не было смысла, как и слезы, которые все еще текли ручьями из покрасневших глаз.

      — Он… Он ведь сюда пришел ради меня, да? — спрашивал Том, глядя на свои раскрытые ладошки, на поверхности которых становилось все больше и больше соленых капель. — Ему было так плохо… Его обижали, и он… Он ведь знал, что тут все плохо, но… Он все равно сюда пришел. Зачем… Зачем вообще сюда попал?! Он не заслужил всего этого! Он… Он…

      Несчастный снова начал всхлипывать, прикрыв лицо руками, пока девочка с хвостиками внимательно его разглядывала, не зная, как поступить. Другие дети тоже беспомощно на него смотрели. И только тот самый старший мальчик в полосатой футболке стоял где-то позади, наблюдая за всей этой картиной со стороны. Но если на лицах других детей читались озадаченность и растерянность, то конкретно он выглядел отстраненным, словно не принадлежал этой группе, хотя находился он тут по той же причине, что и они.

      Мальчик смотрел на Тома, который уже все свои глаза растер сырым рукавом своей кофты. Он пытался сделать вид, что его это не сильно волнует, но слушая непривычно бесконтрольные рыдания, даже он отвернулся и зажмурился.

      “Это продолжается.”

      “Это все никак не кончится.”

      Данные мысли приходили в голову вместе со слезами на глазах, вызывая агонию, которую не вынесут хрупкие детские плечи.

      Не сказав ни слова, мальчик тут же резко убежал через тот же выход, откуда ушел медведь-аниматроник с телом на руках. Лишь парочка детей посмотрела ему вслед, включая ту девочку, с которой он сюда пришел.

---

      Единственное место, куда хотелось идти — это туда, где тебя будут искать в последнюю очередь, ну и вдобавок чтобы было темно и тихо. К счастью, в таком огромном комплексе подобных мест было более, чем достаточно, и догадаться с первого раза, где ты находишься, будет довольно непросто. Даже сам мальчик не знал, куда бежать, поэтому его собственные ноги привели его в абсолютно случайное место — на кухню.

      Тут как раз было и темно, и относительно тихо. Найти его, конечно, могут, но кому есть дело до него? Никому сейчас неинтересны его собственные переживания: там же Том плачет!

      Вот и приходится сидеть одному у какого-то шкафа, прижав коленки к груди и сдерживая слезы. Все же папа говорил, что он, как мужчина, должен быть сильным и не плакать. А мама наоборот, говорила, что плакать может любой, если ему плохо. Но ни мамы, ни папы рядом не было.

      Теперь только ты должен справляться со своими переживаниями, Гейл.

      Ему все это надоело: надоело видеть слезы детей, их отчаяние в глазах, их непонимание происходящего, их боль… Он видел это 8 раз, и не хотел видеть еще и девятый. Это больно. Это невыносимо.

      Но что еще было невыносимее, так это то, что ему не с кем было поделиться своими нескончаемыми беспокойствами. С компанией детей он не был близок из-за собственной замкнутости, а с любимой мамой, с которой он не стеснялся быть более эмоциональным, он больше не мог быть. В таком случае остается лишь сесть где-то в уголке, крепче прижать к себе свои колени и, уткнувшись в них, тихо заплакать, даже если не было смысла приглушать свои рыдания.

      Он не справляется.

      И не справится.

      …

      — Опять страдаешь в одиночестве, Гейл?

      Из состояния полного уныния вывел бодрый девичий голос. Мальчик остановил свои всхлипы и медленно поднял свои влажные глаза. Перед ним стояла темная фигура, на лице которой красовалась белая маска с несколько цирковым “гримом” и жутковатой гримасой, которую можно было разглядеть даже в темноте.

      Но удивительно было то, что Гейл ее нисколько не испугался. Он с некоторым удивлением смотрел на эту фигуру, что зловещей тенью нависала над ним, но не предпринимал никаких попыток от нее скрыться. Словно он знал, что ему ничего не будет.

      Хотя что ему сейчас будет?

      — Снова ты? — вяло спросил Гейл, ладонью вытирая свои щеки от дорожек слез.

      Фигура пару секунд разглядывала сжавшегося в беспомощный комочек мальчика, а потом резво выпрямилась, спрятав свои полосатые руки за спиной.

      — Ну я же не могу нормально жить, когда кто-то совсем маленький плачет. — сказала она все таким же бодрым голосом.

      Это, можно сказать, девчачье звучание слабо связывалась с этой длинной фигурой в черном, с полосатыми ногами и руками и устрашающей маской на лице. Она создавала впечатление какой-нибудь злодейки из комиксов или фильмов ужасов, которая причудливым образом сочетала в себе детскую непосредственность и устрашающий образ.

      Но эта фигура кажется довольно безобидной. Гейлу она до сих пор ничего не сделала и, судя по всему, не собирается делать. Это понимал и сам Гейл, который грустно опустил свой взгляд и уткнулся в свои колени. Таинственное существо молчало, продолжая смотреть на ребенка и держать свои руки за спину. Оно не приближалось к мальчику даже на метр, и не вторгалось в его личное пространство.

      — Что случилось? — наконец прервала тишину фигура, стоя на том же самом месте.

      Гейл вновь посмотрел на нее усталыми опухшими глазами. Его поражало то, что она до сих пор не знает, раз спрашивает таким взволнованным и непонимающим тоном. Она же может приходить сюда тогда, когда захочет, и куда захочет. Кто именно она была мальчик не знал. Ему было известно лишь несколько вещей:

      Первое — она такая же, как и остальные дети, то есть другие ее тоже не видят.

      Второе — она любит дарить подарки, и как-то раз один такой подарок она подарила ему, когда он только недавно сюда пришел. Вот только что это был за подарок он не знал, поскольку открыть коробку он так и не решился.

      Третье — она называет себя Марионеткой. Почему именно так Гейл тоже не знал. Он смутно припоминает, что это, кажется, какой-то персонаж наравне с говорящими медведями и кроликами, но что это был за персонаж и что он делает мальчик понятия не имел. Да и по ощущению, несмотря на внешний вид, на Марионетку она похожа не была. Марионетки — это куклы. Они искусственные и механические, а для куклы она была слишком… живой. Это как знать разницу между тем, носит ли костюм аниматроник или живой человек. И в этом плане есть подозрение, что это все-таки человек.

      Однако Гейл, несмотря на подозрения, все же не был точно уверен в том, кто именно перед ним стоит. И ему, честно говоря, без разницы. Это, с позволения сказать, существо все же помогало ему, когда совсем было тяжело. Еще тогда, когда он только-только оказался здесь, Гейл был совершенно один, сильно запутанный. Он до сих пор помнил, как безумно паниковал, плакал, а несуществующее сердце словно бешено колотилось. Тогда он просто не знал, куда деваться.

      А потом появилась она: тощая и темная, как сгоревшая спичка, фигура с, на удивление, спокойным мягким голосом, которым можно даже колыбельные петь. Естественно, Гейл тогда сильно испугался, увидев ее, особенно эту улыбающуюся маску, но даже с ней Марионетка смогла привлечь к себе внимание своей невесомой успокаивающей аурой… и подарком, содержимое которого для мальчишки до сих пор остается загадкой.

      Марионетка до сих пор периодически навещала Гейла, в основном по особым случаям, когда ему совсем уж было плохо. И сейчас, как можно было догадаться, именно такой случай.

      — Ты будто не знаешь, что случилось, — угрюмо ответил Гейл, рукой вытирая свой нос.

      Марионетка немного наклонилась вперед, присматриваясь к мальчику с неким любопытством. По лицу этого не увидеть, если оно у нее вообще есть, но по ее жестам это ощутимо.

      — Я видела, что настигли уже десятого, — в голосе Марионетки улавливалась грусть. — Но меня беспокоит то, что случилось с тобой. Обычно, когда такое происходит, ты так не реагируешь.

      Она была права. С каждым новым приходом очередного ребенка Гейл реагировал все спокойнее и спокойнее, и под конец и вовсе начал принимать это как что-то само разумеющееся, словно так и должно быть. Но так быть не должно. Дети не должны приходить сюда. Дети не должны думать, что это будет продолжаться без конца. Дети не должны быть настолько отстраненными ко всему этому.

      Гейл этого не понимал, но в один момент что-то щелкнуло. Как бы он не пытался быть невозмутимым ко всему этому, он все еще слишком для этого мал.

      — Я… Я так больше не могу… — Гейл крепче обнял свои колени. — Каждый раз одно и то же. Они умирают. Они продолжают умирать. И они без конца приходят и приходят, приходят и приходят! Эти плачи… Они до сих пор звучат в моей голове, и мне страшно снова это услышать. Мне страшно снова это увидеть. Мне… мне страшно.

      Мальчишка глазами уткнулся в свои колени, не издав ни единого звука. Разве его маленькие плечи немного подрагивали с каждым вздохом. Марионетка наклонила голову, “любуясь” на этот маленький сжавшийся беспомощный комочек, который любой бы сердобольный родитель взял и обнял бы.

      Но Марионетка не торопилась делать подобный жест. Вместо этого своим размеренным голосом она сказала следующее:

      — Тебе не кажется, что его что-то долго нет?

      Плечи Гейла в один момент перестали дергаться, и он медленно поднял глаза на Марионетку.

      — Ч-что? — тихо промямлил мальчик, будучи в недоумении.

      Темная фигура тут же выпрямилась и стала покачиваться на месте.

      — Ну его. Десятого, — уточнила она. — Думаю, ты знаешь, о чем я.

      Гейл в непонимании сморщился. Что конкретно она имела в виду? И вообще уместно ли такое спрашивать, когда ты на грани срыва?

      Но, как ни странно, мальчик не стал дальше плакать. Он задумался.

      — Ты про то, что его долго нет? — робко переспросил Гейл, морщась на Марионетку.

      — Именно. Похоже, ты и сам считаешь это странным.

      Мальчик повернул голову в сторону, где стояли кухонные столы. Его, с позволения сказать, “подруга” на удивление оказалась проницательной, или же у Гейла в последнее время плохо получается скрывать свои эмоции, хотя он был как раз из тех, кто не отличался своей открытостью.

      — Ну и что с того, что его долго нет? — хмуро бросил мальчишка, обняв свои колени крепче. — Он все равно умер. Нет его сейчас, так придет потом.

      Марионетка ничего не ответила. Она, как обычно, держала руки за спину и покачивалась из стороны в сторону, но в этот раз она смотрела куда-то вверх. Потом она начала тихо и мелодично мычать, что привлекло внимание Гейла. Он посмотрел на нее и ее покачивающиеся движения и понял: теперь задумалась уже она.

      И тут же внезапно темная фигура резко повернула голову в сторону мальчика.

      — Я думаю, тут что-то не так! — сказала она своим озорным девичьим голосом.

      На это момент Гейл недовольно вздохнул и опустил свой подбородок на колени.

      — Неужели? — саркастично бросил он.

      Марионетка, впрочем, никак не обиделась.

      — Да, тут точно что-то не то. Заблудшая душа, которая не хочет уходить, даже когда слишком-слишком поздно. Редкий сценарий, который почти никогда не случается, но… он случается!

      Гейл оторвал свою голову от колен и смотрел на свою собеседницу уже в полнейшем непонимании.

      — Ты это к чему?

      На вопрос мальчика Марионетка ответила не сразу. Вместо этого она сделала пару шагов в его сторону и села перед ним на корточки, соблюдая при этом определенную дистанцию.

      — Я это к тому, — начала фигура. — Что мы можем успеть застать волшебство.

      Гейл в недоумении сморщился. Волшебство? Что она имеет в виду? Она буквально умеет колдовать или это метафора такая? Он бы мог спросить, да вот только, зная ее, она ничего не скажет до удобного ей момента. Поэтому он, кстати, до сих пор не знает, что в подарке: все ждет, когда он сам откроет.

      Так и здесь она наверняка вместо прямого ответа предложит что-то.

      — Так что… ты со мной?

      Кукла заинтересованно наклонила голову, ожидая ответа на вопрос от своего маленького собеседника, который продолжался морщиться.

      — С тобой куда? — неуверенно спросил он.

      — Туда, где находится тот мальчик, разумеется! Только надо поспешить, а то волшебство не случится.

      На фразу Марионетки Гейл лишь мрачно цыкнул.

      — Как мы его найдем? — спросил он. — Это место просто огромное. Мы не сможем найти его так быстро.

      — Не будь таким угрюмым, — голос Марионетки все еще не переставал звучать по-девичьи задорно. — Как ты знаешь, наша сущность позволяет нам передвигаться гораздо быстрее по этому месту, в отличие от обычных людей. Плюс…

      На этом моменте фигура подняла вверх свой указательный палец. Да, у нее, как ни странно, были вполне нормальные человеческие пальцы. Все пять.

      — Зная, кто его нашел, есть как минимум одно место, где он может быть.

      Гейл внимательно слушал куклу, которая только что завершила свою мысль, но все еще смутно понимал, что происходит. От усталости голова и так не соображает, но, если все же попытаться собрать все кусочки информации, которые давала его знакомая, то можно понять, что… она явно что-то задумала.

      Ну, по крайней мере это первое, до чего мог додуматься утомленный от смертей и безысходности мертвый ребенок.

      Вздохнув, Гейл оторвался от стены и неторопливо встал на ноги. Задавать вопросы не было ни сил, ни желания. Гораздо легче просто следовать и узнать все самому: никаких рисков он все равно не понесет.

      — Ладно, — серьезно сказал он, отряхнувшись. — Куда нам нужно идти?

      — Вот, уже лучше! — восторженно сказала Марионетка, похлопав в ладоши. — Идти нужно туда, куда я направлю. Тебе просто нужно за мной следовать. Несложно, правда?

      Мальчик недовольно нахмурился. Опять ничего прямо не говорит. Замечательно.

      — Ну так что? Пошли? Я покажу короткий путь.

      С этими словами Марионетка встала на ноги и протянула свою руку Гейлу. Тот с опаской посмотрел на нее. Просто ему никогда до этого не доводилось держать это таинственное существо за руку. С одной стороны он знал, что она ему ничего не сделает, но с другой какой-то страх все равно сковывал его: вдруг она его сильно схватит и резко потянет? Гейл знал каково это, когда тебя хватают за руки или плечи, а потом тащат. Испытывать на себе вновь болезненную хватку очень не хотелось.

      И все же Гейл осторожно протянул свою ладошку и вложил ее в руку Марионетки. На удивление ее ладонь аккуратно и бережно обхватила его. Тогда Гейл заметил одну странную вещь: ее ладонь была холодной, но мягкой, упругой. Он четко мог это прочувствовать сквозь черную ткань, что покрывала ее. Иначе говоря…

      “Ее рука. Она как человеческая.” — подумал Гейл.

      У него появился новый вопрос к Марионетке, но озвучивать пока не стал: сейчас были дела поважнее, и сначала нужно решить их.

      Фигура посмотрела на своего маленького компаньона, наклонив голову на бок. Через этот жест Гейл мог понять, что она довольна принятым им решением.

      — Держись крепче, Гейл, — сказала Марионетка мягким подбадривающим тоном и повела к выходу из кухни.

      Мальчик послушался ее, вцепляясь в ее ладонь и чувствуя, как ткань ее перчатки слегка впивается у его чувствительную ладошку. Как ни странно, Марионетка не стала резко тащить Гейла за собой как какую-то игрушку. Напротив, движение она начала неторопливо, с медленного шага, чтобы ее спутник за ней поспевал. Но со временем фигура ускоряла ход, словно разгонялась и набирала скорость, но и это делала так, чтобы Гейл не отставал, так что разгон был очень постепенный. Парнишку даже удивляло, с какой внимательностью Марионетка относится к нему и его возможностью передвижения, ибо ему удавалось соблюдать шаг с ней, и под конец, когда пара уже приближалась к двери, он мог со всей силы бежать наравне.

      Во время бега все вокруг становилось размазанным и расплывчатым. Лишь дверь впереди имела четкие очертания. И когда пара набрала достаточную скорость, она прошли сквозь нее.

      А дальше все прошло слишком… быстро.

---

      Гейл толком не понял, как он вместе с Марионеткой промчался через комплекс. Однако первое, что он видел вокруг, когда остановился, были ярко-красные стены. Такой кричащий цвет вкупе с ярким неоновым светом немного колол в глаза, и мальчик протер их сначала одной ладонью, а потом и второй, отпустив руку спутницы. Раз уж они пришли, то держаться за нее уже не было смысла.

      Достаточно протерев свои глаза, Гейл оторвал их от ладоней и пригляделся к обстановке, которая скорее напоминало типичную детскую мечту о собственной комнате: куча игрушек повсюду, тематические постеры, даже игровой автомат стоял здесь. Ну чем не рай?

      Проблема только в том, что Гейл и при жизни не был фанатом музыкальной группы поющих зверей, не говоря уже о его посмертном отношении к ним и всему, что с ними связано. А вот потерянным детям, которых он знал, они нравились, кто-то даже был их большим поклонником. Только Зел очень настороженно к ним относилась и боялась их: у нее с этими роботами-зверями была своя жуткая история, о которой не распространялась.

      Сейчас же Гейл уже успел привыкнуть к красочному окружению данной комнаты, и в данный момент начал рассматривать плюшевых медведей на диване.

      — Это ведь комната Фредди, да? — сказал мальчик, не отрывая своего внимательного взгляда от игрушек.

      Марионетка издала легкий смешок.

      — А как ты догадался? — игриво спросила она.

      Гейл нахмурился.

      — Даже и не знаю, — саркастично ответил он, рассматривая уже постеры, на которых был изображен “хозяин” данного места.

      И действительно, по тематике и обстановке комнаты не трудно было догадаться, что она принадлежала не абы кому, а самому Фредди Фазберу. Героический красный цвет стен, плюшевые медведи, даже трогательные детские рисунки с изображением любимого артиста... Гейлу даже стало интересно, как выглядят комнаты других аниматроников, а то у него все никак не было желания приходить в это место. Да и вообще куда-либо еще помимо главного зала, подсобок и изредка детского сада.

      — Я вижу, тебе очень нравятся плюшевые мишки?

      Голос Марионетки звучал слишком близко. Гейл обернулся и увидел, что она стояла уже близко к нему, держа руки за спину.

      — Мне они тоже нравятся, — сказала она будничным тоном.

      Мальчик удивленно приподнял брови. Ей? Нравятся игрушки? Вот от жутковатой черной фигуры в страшной маске очень странно слышать такое, особенно вкупе с ее совсем молоденьким девичьим голосом. У Гейла также было подозрение, что она еще что-то скажет после этой фразы, однако дальше последовала тишина. Довольно неловкая. Правда неловкой она показалась лишь самому парнишке: его странная знакомая лишь покачивалась на пятках как ни в чем не бывало.

      — Тебе… нравятся плюшевые игрушки? — спросил Гейл, с подозрением прищуриваясь к Марионетке.

      Та посмотрела на него, слегка наклонив голову.

      — Ну да, а тебя что-то удивляет?

      “Действительно!” — подумал про себя Гейл, но вслух не сказал. Только скрестил руки, нахмурившись.

      — Но мы что-то задержались. С игрушками потом поиграем, а пока пошли за мной.

      С этими словами Марионетка пошла в сторону. Взглядом проследив за ней, Гейл заметил, что она направлялась к массивной двери, что сейчас была закрыта.

      — Куда она ведет? — спросил подошедший к темной фигуре мальчик.

      Ее улыбающаяся маска многозначительно смотрела уже прямо на него.

      — Сколько уже здесь, и ни разу не заходил сюда? — поинтересовалась Марионетка без какой-либо издевки.

      В ответ Гейл отрицательно помотал головой.

      — Тогда увидишь сам! — взволнованно сказала Марионетка и тут же перепрыгнула сквозь дверь, тем самым вызвав у парнишки панику.

      — С-стой! — воскликнул он, протянув руку к фигуре, которая уже исчезла.

      Странная она какая-то. Опять ничего не объясняет, опять с собой зовет куда-то. Естественно никто не говорил, что загробная жизнь будет сладкой, но это уже начинало надоедать.

      Гейл тяжело вздохнул, опустив голову, пробурчал себе что-то под нос в стиле “Почему это происходит со мной?” и прыгнул также сквозь дверь. Он-то прекрасно помнил, что, как призрак, он может пройти сквозь любые преграды.

      То, что было за дверью, разительно отличалось от того, что было в комнате Фредди: было темно, мрачно, несколько грязновато и даже жутковато, как в подсобках. Неоновый свет тут тоже освещал, но его было значительно меньше, и в глаза так сильно не бил. Из ярких элементов тут была разве что станция подзарядки для понятно каких целей.

      И еще здесь были коробки. Много коробок. Тут даже была небольшая горка из коробок у стены: большая длинная коробка внизу и еще несколько поменьше сверху. Ее Гейл приметил сразу, когда обходил комнату. Ведь именно у этой горки как раз стояла Марионетка.

      Медленно и робко подходя к высокой темной фигуре, которую посреди такого же темного помещения можно было заметить разве что по ее полосатым рукам и ногам, Гейл прижал свои кулачки к груди. Его пугливый взгляд рассматривал то ее, то те самые коробки, на которые она смотрела. Но что больше всего удивляло так это то, что за все время Марионетка так ничего и не сказала. Она даже не шевелилась.

      А потом Гейл снова посмотрел на коробки. И он понял кое-что…

      — Он здесь?

      Живая кукла тут же посмотрела парнишку, который своим тихим и сломленным голосом прервал молчание. Выглядел он уже совсем подавленным, чего не заметить было трудно.

      — Ты очень догадливый, — сказала она, причем ее тон был очень мягким, сочувствующим.

      Удивительно, как хорошо эта таинственная фигура в маске чувствует его настроение. Иногда это пугало, но в такой момент это больше успокаивало. В конце концов она не издевалась над его чувствами, и это уже хорошо.

      Вот только никому из них не было легче от того, что в этом темном подсобном помещении под этой грудой коробок лежало маленькое безжизненное тело одинокого ребенка. Никто его отсюда уже не вытащит. Никто ему уже не поможет.

      Но зато он хотя бы не умер один. И даже здесь он не будет один.

      Если он еще придет.

      — Ну и… — в очередной раз робко прервал тишину Гейл. — Где он? Почему его нет? Мы его упустили?

      Марионетка приложила свою ладонь к подбородку своей маски, задумавшись.

      — Все возможно, но… — фигура на этом моменте начала звучать непривычно серьезно, — Я чувствую, что он еще может быть здесь.

      Гейл оторвал свои руки от груди и удивленно посмотрел на нее.

      — К-как?

      — Как я говорила, существует редкий, ОЧЕНЬ редкий сценарий, когда заблудшая душа вроде должна прийти… но не приходит! Вот только почему?

      Марионетка тут же начала покачиваться и мычать что-то про себя, задумавшись. Гейл, словно подражая ей, тоже приложил пальцы к подбородку в задумчивом жесте. Вместе эта пара простояла тек секунд пять, пока мальчишка вдруг не сказал:

      — А может он робот?

      Марионетка тут же посмотрела на Гейла.

      — С чего ты взял? — поинтересовалась она.

      — Ну у роботов нет души, значит у него ее нет тоже. Поэтому его душа к нам не приходит.

      От такого ответа мальчишки даже зловещая с виду фигура слегка пошатнулась.

      — Гейл, эм… А как ты тогда объяснишь то, что у него была кровь? Ты же сам это видел.

      Мальчик снова приложил руку к подбородку, задумавшись. Однако времени на размышления у него ушло еще меньше.

      — А он суперсовременный робот, у которого может быть кровь! Вот во всяких фильмах у них какие-то жидкости текут, а у него она красная! — тут же выкрутился он.

      Марионетка присмотрелась к Гейлу, многозначительно промолчав, а тот, словно устыдившись своей крайне невероятной теории, тут же оробел и отвел от нее взгляд. Да, мама когда-то говорила, что ему стоит развивать свое воображение, но, видимо, он не понял до конца, в какие моменты стоит это делать.

      — Ну… Все возможно, — наконец сказала Марионетка, пытаясь звучать максимально нейтрально, чтобы не обидеть мальчика. — Но это не тот случай. Иначе я бы не чувствовала его…

      Фигура остановилась на полуслове, вытянув ладонь вверх в жесте “стоп”. Она слегка рассеянно осматривалась по сторонам, словно пыталась найти что-то. Гейл присмотрелся к ней, ожидая от нее чего-то. Он продолжал не понимать, что происходит, поэтому ответы были бы очень кстати.

      — Да, все верно! — в озарении заключила Марионетка, кивнув себе, — Он здесь! Он все еще здесь!

      Гейл осмотрелся по сторонам, но так и никого нового здесь не нашел. Никого, кроме него и Марионетки, больше не было. И все же она каким-то образом “чувствовала” его, что бы это не значило.

      Неожиданно в памяти Гейла начали всплывать воспоминания из совсем недавних событий, и к нему пришла затея прояснить это у своей странноватой знакомой.

      — Слушай, — начал он неуверенно. — Ты говорила, что… может быть такое, что человек не хочет уходить, но ему надо. И это происходит ОЧЕНЬ редко. Что ты имела в виду?

      Марионетка вытянула руки за спину, сложив в замок, и начала ходить вокруг Гейла.

      — Видишь, друг мой, — начала она. — Как ты знаешь, после смерти душа человека появляется рядом с его телом спустя несколько минут. Ты это не раз наблюдал. Это произошло даже с тобой.

      На последние слова Гейл съежился и грустно отвел взгляд. Марионетка продолжила:

      — И все же бывает такое, что души могут сильно задержаться и не покидать своего тела. Такое обычно называют “гранью между жизнью и смертью”, то есть он технически жив, и есть шанс вернуться к жизни, но сейчас… это не совсем тот случай, потому что…

      — Он уже мертв… и все же, даже несмотря на это, он все еще не хочет уходить, — завершил мысль Гейл.

      Марионетка утвердительно кивнула.

      — Именно.

      Мальчик ошарашенно схватился за голову и повернулся в сторону коробок, что были сейчас справа от него.

      — Н-но почему? — спрашивал он в недоумении, — Как такое возможно? Он же умер! Мы сами это видели!

      Марионетка тут же остановилась рядом с мальчиком, также уставивших на гору коробок.

      — Если бывает такое, что человек может быть технически жив, то получается, что он также может быть технически мертв, — пояснила она.

      — Бред! — Гейл резко потряс головой в полнейшем непонимании от подобного абсурда, — Такого не бывает!

      — Поэтому этот сценарий очень редок, — бодро подметила Марионетка. — Даже я про такие случаи лишь слышала, но никогда не видела лично. До сегодняшнего дня, по крайней мере.

      Мальчик прикрыл лицо ладонями. Даже с его-то невероятным воображением его детский мозг не мог до конца принять данную информацию. Отчасти потому, что да, это действительно звучало за гранью понимания даже взрослого человека, не говоря уже о ребенке. А отчасти потому, что, по сути, до него так поздно дошло, что вообще так можно было сделать. Что он мог так сделать: продержаться буквально несколько минут и прожить чуть дольше с, пусть и минимальными, но все же шансами выжить. Он мог не уходить так скоро! Но теперь все, он здесь, мертвый и застрявший в этом дурацком месте, в то время как другой мальчик, который лежал в коробках и был технически мертвым, додумался не уходить так скоро. Из-за этого было очень обидно. Настолько, что даже хотелось плакать.

      Но Гейл не стал. Он наплакался тогда, на кухне, а сейчас хватит. Сделав глубокий вдох, мальчик провел ладошками по своим темным волосам и также глубоко выдохнул. Его взгляд снова был обращен на коробки.

      “Может было бы лучше, если бы он действительно был роботом?”

      — И что теперь делать? — тихо спросил он.

      — А вот тут-то и должно начаться волшебство. Ну-ка, отойди-ка…

      С этими словами Марионетка мягким жестом руки отвела Гейла подальше от коробок, а потом подошла чуть ближе и протянула свои длинноватые руки вперед. Она подняла ладони и наклонила голову, словно пытаясь наколдовать какое-то защитное заклинание. Однако ничего не происходило. Гейл уже стал подходить ближе, чтобы вблизи увидеть, что должно произойти, как вдруг…

      *ВЖУХ!*

      Небольшие коробки, что были сверху, разлетелись по сторонам и с картонным грохотом приземлились на землю. Гейл от такой неожиданности чуть дернулся назад. Марионетка, опустив свои руки, посмотрела на испуганного мальчика. Ее улыбчивая маска словно смеялась над его пугливостью.

      — Здорово, правда? — с задором сказала она. — Это одна из этих… полтергейстских штук, во!

      Гейл нахмурил брови, услышав такое незнакомое для него слово. Он явно не знает, что оно означает. Марионетка, заметив это, несколько неловко отвернулась от него.

      — Ладно, посмотрим, что там, — сказала она.

      Фигура медленно подошла к большой коробке, в то время как Гейл осторожно последовал за ней, сделав буквально пару шагов. Находясь уже достаточно близко, Марионетка наклонилась и стала рассматривать сей предмет, который был закрыт. Убедившись, что мальчик стоит довольно далеко от коробки, фигура снова посмотрела вниз и подняла свою ладонь.

      *Щелк!*

      Легким щелчком пальцев коробка открылась, и Марионетка наклонилась еще ближе, рассматривая содержимое. Гейл же не торопился подойти совсем вплотную: даже от мысли вновь увидеть труп мальчика твоего возраста вдруг резко поплохело. И все же он нашел в себе достаточно смелости встать рядом с фигурой и заглянуть в коробку.

      По сути, ничего особо не поменялось с их последней “встречи”, если можно так выразиться: парнишка в коробке все также бледен, его глаза были прикрыты взлохмаченной темной челкой, темно-синяя грязная футболка была покрыта большим багровым пятном, которое уже не такое яркое, как было тогда, в тот самый момент. Лежал мальчишка прямо и ровно. Его руки были сложены на груди, как у спящей принцессы из картинок со сказками. Сразу видно, что тот, кто положил его сюда, делал это очень бережно, спрятав его среди картонных сооружений.

      Однако это никак не отменяло того факта, что этот мальчик сейчас не спит. Будь в этот момент Гейл живым и непривыкшим видеть смерть так часто, его бы наверняка сейчас стошнило и от вида, и от смердящего запаха. И все же он почувствовал, что в животе у него что-то свернулось.

      Попятившись назад, мальчик посмотрел на Марионетку. Она, как всегда, была спокойна, как удав, даже не шевельнувшись. Как будто она видела смерть гораздо чаще, чем он. Смелая она. Должно быть, она и не плачет так часто, как он, пусть на ее маске и были нарисованы слезы, что “протекали” рядом с красными щечками. Скорее они здесь для какого-то символизма, а не потому что она каждый день плачет.

      Вдруг Гейл услышал от Марионетки какой-то странный тихий звук. Как будто она… сделала вдох. Она наклонилась еще чуть ближе.

      — Ну, привет, — поздоровалась она с мальчиком в коробке.

      Не факт, конечно, что он ее слышит, но попытаться стоило, наверное. Что удивительно, ее голос звучал уже не так по-девичьи задорно. Он был скорее печальным, даже немного уставшим.

      — Да, ты не знаешь нас, — продолжила она. — Но мы знаем тебя. Ты сейчас удивишься, но мы следили за тобой все это время: за тем, как ты пытался убегать от страшных механических машин, как пытался пережить эту ночь и справляться с тем, что так резко навалилось на тебя. Мы, словно невидимые звезды, наблюдаем сверху за всеми вами, и за тобой в том числе. Ты бы тоже мог стать одной такой звездочкой, знаешь ли, но…

      Марионетка замолчала, и сквозь маску был слышен еще один вздох. Надо же, она еще не разучилась дышать после всего этого?

      — Ты явно не тот, который сдается, — продолжила фигура. — Что тогда не сдавался, что сейчас. Я не знаю, что тобою движет: быть может это желание завершить незаконченные дела, или же это сожаления о содеянных вещах не дают тебе нормально упокоиться, а быть может ты просто не хочешь бросать тех, кого ты любишь. Но одно я знаю точно: ты не хочешь уходить. Не так скоро. Я тебя прекрасно понимаю, поэтому…

      В этот момент Марионетка протянула перед собой свои темные ладони и раскрыла их. В них показалась небольшая подарочная желтая коробочка с красной ленточкой с бантиком сверху. Этой коробочки у Марионетки нигде до этого момента не было, и не похоже, что она до этого доставала ее из карманов или откуда-то еще.

      Как будто эта коробочка прямо материализовалась в ее руках.

      — У меня есть для тебя подарок.

      Проговорив данную фразу мягким и проникновенным голосом, Марионетка наклонилась еще ближе и бережно вложила маленькую коробочку в ладошки мальчика, убедившись, чтобы она не упала.

      — Я люблю дарить разные подарки, но этот особенный, потому что такой подарок я еще никому никогда не дарила. Поэтому я не знаю, сможешь ли ты его вообще оценить по достоинству. Но для тебя пусть он будет самым величайшим подарком, который у тебя был. И старайся этот подарок не тратить впустую, ладно?

      Слегка погладив маленькие руки, что держали коробочку, Марионетка выпрямилась, нависнув перед телом мальчика, что все также мирно лежал в большой коробке. Выражение ее маски все так же неизменно, но за ней пряталось куда больше чувств и эмоций: предвкушение, тревога… страх.

      — А теперь что?

      Робкий голос Гейла издался где-то сзади. Марионетка мельком посмотрела на него, а потом на парнишку, которому она только что сделала подарок.

      Только почему-то этого подарка больше не было в его руках.

      — А теперь…

      Рука Марионетки потянулась к маске и погладила ее кончиками своих пальцев, пока те не дошли до самого нижнего края. Ее взгляд был все еще сосредоточен на “спящем”, который был все так же неподвижен. Ничего не происходило. Ничего не менялось. Из-за этого потаенное чувство тревожности все нарастало и нарастало.

      В конце концов, крепко взявшись пальцами за край маски, Марионетка потянула ее вверх.

      Она должна застать это своими глазами.

      — Пора вставать, Суперзвезда.

      Ее проникновенный шепот больше не приглушала маска. Теперь он мог ее услышать.

      И он, медленно и лениво, начал открывать свои глаза. Значит, он смог ее услышать.