Фальшивое зеркало

Тик-так...

Капля за каплей стекают секунды.

Монотонно отсчитывая монетки мгновений.

Безликий игрок одну за одной отбирает их, обыгрывая нас. Мы добродушно отдаем эти ломанные гроши, не веря, что от них может что-то зависеть.

Наивные...

В пыльной мансарде лежали коробки со старыми видео кассетами. Такие давно уже не выпускали. Проигрывать их было в общем-то не на чём, арендодатель продал всю технику с гаража. Но меня привлекли прописанные базиликовыми чернилами надписи: «08.13.1992», «10.24.1992», «11.05.1993» — это явно был какой-то архив записей. Когда я только въезжала соседи упоминали, что предыдущие жильцы были археологами и много редкостей отыскали за свою насыщенную жизнь. Поэтому я и не стала выбрасывать их, хотелось для начала выяснить насколько ценен этот архив — моя рука просто не поднялась бы выбросить документальные видео, на которых запечатлены захватывающие раскопки. Я спустила коробку в гостиную у стены, на которой висел огромный холст с размазанным по нему в беспорядке цветами. Яичный смешивался с венозно-кровавым, давая на стыке цвета закатный. Эту картину никто так и не купил, я уговорила арендодателя оставить ее в доме.

Моя душа все еще там, где царит гробовая тишина, где смолкло всё живое, затаилось в предчувствии беды. И воздух пропитан падалью.

Назойливое тиканье моей персональной бомбы, отдается набатом в моей голове. Почти чувствую, как от стен отделяется холод и сквозняком обволакивает мои кости...

Даже такое несоответствие как моя наивность не может прорвать этой внутренней тишины. Здесь царит эхо бесконечной игры во Время. Оно незаглушимо...

Магазины подержанных вещей скопились на окраине городка как грибы. Я приехала пораньше, чтобы успеть до начала моей смены. Среди потёртых временем вещей мне попался подходящий VHS проигрыватель. Я была неуверенна что он рабочий и попросила одного из сотрудников в кадмиевой форме помочь мне его проверить.

Мы подсоединили вилку в штекер и я нажала на кнопку включения. Проигрыватель издал непривычный шум, от которого я поначалу засомневалась в целесообразности следующего действия.

— Все в порядке, они всегда так шумят, — успокоил меня молодой парень, который как мне казалось в жизни никогда не пользовался такой старой техникой. Если даже я тридцатилетняя женщина едва помнила как этим пользоваться.

Я вынула из картонного чехла кассету и попробовала вставить в кассетник.

Послышался металлический клекот, проигрыватель проглотил кассету, но ничего не произошло.

— Нужно нажать кнопку.

На экране появилось видео. Шумовая трещина медленно поплыла по картинке, изображавшей камни под ногами идущего оператора. Проигрыватель работал.

Сквозняк щупает пульс на моей шее, гладит волосы, холодит горящие малиновые щеки. Нельзя двигаться, надо подавить желание царапать стены и биться насекомым об оконные стекла.

Полумрак царит в том сквозняке, он есть нечто неотделимое от часового механизма, я жду когда же наконец кончится этот тик. Еле слышный шепот времени меня злит, мой слух достаточно чуток, чтобы уловить этот шёпот.

Ледяная игла осторожно пронизывает кожу, добираясь до вздутой вены. Химический эликсир успокаивает мои часы - мое сумасшедшее сердце. Полумрак постепенно сгущается, оборачивая в кромешную тьму. Стирает воду на щеках. Я могу наконец-то забыть боль.

Временно...

С работы я вернулась на следующий день. Занесла проигрыватель в гостиную и подключила его к телевизору, как показывал мне работник магазина. И почти с детским восторгом приготовилась просмотреть записи выбрав наугад.

Экран загорелся.

Темная комната, я ее не сразу узнала, находилась на втором этаже. Объектив был нацелен на освещённое уличными фонарями окно, картинка подрагивала. Лишь спустя несколько минут, до меня дошло что я слышу приглушённые всхлипы за кадром, а камера дрожит вовсе не от старости плёнки, а от тряски в руках снимавшего.

Я заворожённо смотрела на не менявшуюся картинку, пока камера не начала двигаться вперёд. Кто бы ни снимал это видео, он сделал медленные шаги в сторону окна. Казалось, он крадётся, боясь быть замеченным кем-то.

Я напряглась, в висках ступало что происходит что-то неправильное. Камера вплотную приблизилась к стеклу, линза на мгновение была засвечена ярким потоком света и в следующий миг экран погас, а в проигрывателе громко щелкнуло. Я смотрела на свое собственное отражение замершее в темных мазутных глубинах телевизора.

На потолке тени, отбрасываемые ветвями изувеченного дерева, что растет недалеко от окна. Теневые узоры шевелятся крадучись, они клонятся друг к другу натужно, перешёптываясь. Я слышу их тихие голоса, мерное покачивание теней гипнотизирует, это тоже своеобразный вид отсчета.

Туда-обратно-туда-обратно-туда...

Время укачивает меня в колыбели. И я теряю бдительность, забываю о его существовании. Оно улыбается так ласково, и за этой улыбкой я не замечаю коварства. Безликий нависает над моей душой. Со звоном грошь за грошем падают секунды в пропасть его кошелька. Время поет монотонную колыбельную песнь, и звук за звуком лишает меня какой-то незначительной малости...

Я моргнула не понимая что произошло. Нажала кнопку и видео проигрыватель выплюнул кассету. От нее исходил странный запах, будто что-то слегка пригорело. При осмотре выяснилось что пленка разорвалась. Эта кассета была теперь бесполезна, ее пришлось отставить в сторону. Вместо нее я вспомнила про ту запись, которую носила с собой в магазин. Она могла оказаться более внятной чем то что я сейчас увидела.

Так мне казалось вначале.

Оператор шагал по каменной дороге, тяжело дыша, то ускорял шаг, то замедлял. За кадром слышалось мерное шипение. У меня закружилась голова, меня немного укачивало, но я упрямо смотрела запись, ждала что произойдет дальше. Внезапно оператор застыл. Объектив долго держался на кончиках замшевых охристого цвета ботинках. А потом резко поднялся показывая силуэт на другой стороне реки у самого леса. Камера неровно приблизилась и я увидела сначала обнаженную фигуру, а затем камера приблизилась, но женщина уже отвернулась и скрылась за деревьями. На оголённом плече мелькнула татуировка: васильковый глаз с отражёнными в нем сизыми облаками.

У меня была точно такая.

Мне сделали ее два года назад. Мы с сестрой и подругой арендовали свекольный кабриолет с откидным верхом. И когда собирались уже ехать в путь, София откинула голову назад подняла руки над головой и рассмеялась. А я сидела за рулём, собираясь завести двигатель. Это был такой яркий день и я видела всё так отчётливо, меня очень впечатлило как в ее глазах отразились облака...

Куда мы ехали? Я не могла вспомнить.

Странно, что я хочу вернуться?

Зачем?

Не знаю.

Там нет никого. Там я буду одна, а здесь все, кто мне был раньше дорог. Это мой родной город, мой потерянный навсегда дом.

Я сопротивляюсь до конца. Мой дом теперь только там. Мой персональный ад, который всегда во мне вокруг меня, внутри меня. А здесь я чужая.

А что меня держит там?

Не знаю.

Это могло быть совпадением. Это мог быть кто-то другой. Я так себя успокаивала.

Я заменила кассету, потому что запись закончилась, ожидая увидеть опровержение, но вместо этого смотрела на кадры своей жизни.

Там была я. Везде я.

Мое прошлое, моменты детских лет, подростковые годы. Я поменяла несколько кассет, ошибки быть не могло, это всё были записи из моей жизни. Мои первые попытки плавать в бассейне, когда мне было четыре, первый день в школе, мой день рождения.

Это было странно.

У моих родителей была видеокамера, но они не могли снять то как я в тринадцать лет сидела в пустом классе после занятий, наказанная за какой-то нелепый проступок. Или то как мы с моим молодым человеком ездили за город и стреляли с травматического пистолета по пивным банкам, находя это убогое занятие весёлым.

Но кроме этого было ещё множество странностей. Во-первых, я никогда не красила волосы в тот глубокий кобальтовый оттенок. И во время поездки по Норвежским фьордам, я была со школьными подругами, а вовсе не с группой из студенческого братства. И когда родители встречали меня в аэропорту был ясный летний день, а на кассете была глубокая ночь и встречала меня только мать.

Все было не так.

Ночи длинные, бессонные. Я все жду, когда начнется. Почти разочарована покоем и тишиной. Изнываю от нетерпения. Накручиваю себя струной, вытягивая внутренний вой.

Ночи тихие, как будто все вымерло. Дни тоже.

Птицы не поют, не лают собаки, и я прячусь, готовясь бежать в любой момент.

Иногда рассекают тишину тревожные звуки, иногда кто-то кричит, призывая идти и не бояться больше. Провоцируя таких как я, осточертевших от бессилия.

В хаосе и в тишине я всегда слышу отсчёт.

Всё время...

Я не могла оторваться от этого занятия. Все стало ещё страннее. История моей жизни на этих кассетах была совсем другой. Уже взрослая я посещала места, в которых никогда не бывала раньше. Я видела себя в местах, где никогда не была, в ситуациях, которые мне были совершенно чужды. Если бы я хоть раз посетила Париж, я бы это запомнила. И я никогда не писала картины, а по этим записям выходило что картина в гостиной была создана мной. Страх сжимал моё сердце.

В голове моей билась только одна мысль.

Кто-то вторгся в мою жизнь и всё переиначил.

Метаться и никак не успокоиться, готовясь к худшему. А я так устала бояться, что уже чувствую себя обречённой.

В голове я прокручиваю эпизоды.

Я любила ломать, на самом деле это единственное мое полноценное умение. Там я готова сломать, как можно больше, чтобы не умереть. Тишина и ложное спокойствие злят, хочется действовать.

Адреналин опьяняет, впрыскивается в мозг, а сердце галопом несётся в неизведанные дали.

Я нахожусь у края и слушаю как шепчутся тени, этот загадочный клёкот — тоже система размеренности бытия. Сидеть и ничего не делать — мучительно...

Мне стало душно. И дурно.

Моя жизнь была игрушкой в чьих-то руках.

Мне нужно было прерваться и собраться с мыслями. На кухне я набрала стакан воды и выпила его, затем плеснула холодной воды себе в лицо. Мысли путались и почти причиняли боль. Руками опираясь о край раковины я огляделась. Я переехала сюда полтора месяца назад и ещё не всё вещи распаковала. Но здесь определенно было многое из того что я забрала с собой из прежнего места. Я жила там довольно долго и добираться до работы было легче. Почему я приехала сюда? И где я жила раньше?

Нужно привыкнуть.

К чему привыкнуть, к тому какое все теперь бессмысленное? К обманчивой стабильности? К тому, что здесь всё иначе, перевёрнуто с ног на голову? А сама жизнь здесь уподобилась извращению системы. И все что казалось раньше нормальным в моем ощущении реальности существовать больше не может.

Конечно мне хотелось во всем разобраться скорее и я стала искать по всему дому. Где-то должны лежать документы. Надо их найти и тогда все встанет на свои места. Но их не было, мои руки слишком сильно тряслись пока перебирала бумаги. Ящики стола были перевёрнуты, вещи разбросаны. Я схватила телефон, чтобы позвонить, но список контактов оказался девственно пуст.

Это меня не могло остановить. Помню я сканировала договора об аренде, важные фотографии и свои документы.

Дождавшись загрузки компьютера, я с нетерпением открыла первый попавшийся файл. Это был снимок. Я смотрела в камеру с улыбкой, там мне было лет шестнадцать не больше и волосы мои были выкрашены.

Я щёлкнула на стрелку и нашла свои документы и стала читать, чтобы обнаружить, что я не снимала этот дом — он достался мне по наследству. Я прожила здесь восемь лет, а не полтора месяца. И в моем имени появилась одна лишняя буква.