Однажды в Таосе

Признаться, нравилось ему заезжать в чужие, далекие города, и делать вид, что живет здесь с самого детства. Оставлять машину где-то в закутках, и ходить до глубокой ночи пешком, сворачивая на незаметные первому взгляду улочки, вдыхая запахи и ритмы незнакомых жизней. 

Городок, в котором Джеймс оказался, погоняя на север Нью-Мексико по 518-му, славился своей стародавней постройкой испанцами и сохранившимися поселениями индейцев рядом. Шло начало лета, на небе скалилось сухое солнце, першило в горле, и Джеймс не знал, куда ему направляться дальше. Наконец, домой? Он давно не созванивался с семьей, но те махнули на него рукой еще после брошенной учебы в колледже. Мол, пускай погуляет мальчик. Джеймс втянул носом раскаленный воздух. Тихо. На улице никого не было видно, и ленивым шагом он застучал по прямоугольной площади, Таос Плазы, как поясняла услужливая табличка с исторической сводкой. Абрикосовые низкие глиняные надстройки-заборы казались игрушечными, вылепленными из песка чей-то незатейливой рукой. Вдоль площади тянулись прямые длинные навесы, опирающиеся на деревянные колонны. Целые галереи магазинов с вывесками. «Таос-Ковбой», гласила одна и них, навеяв Джеймсу сцену дуэли из вестернов. Он сощурился, наклонил голову и подвел руку к поясу, к воображаемой кобуре, напряженный, готовый первым ударить смертоносным раскатом человеческого грома и железа.

— На индейцев, никак, охотитесь?

— Черт т-тебя!.. — Джеймс дернулся в сторону, надеясь, что вскрикнул не слишком визгливо. Дедок, бесшумно подошедший к нему со спины, прятал в усах усмешку. Вот ведь.. койот пустынный. — Блять, простите, не хотел ругаться. Задумался. 

— Да ничего… Закурить хотите? 

Они молча дымили под «Таос-Ковбой», укрытые от солнца навесами. Ветер бегал вокруг колонн, шурша по выцветшему асфальту.

— Индейское поселение приехали смотреть? Смотрите, скоро вечереет, не опоздайте. Они закрываются.

— Закрываются? У них и график рабочий?

— Рабочий, это вы верно сказали. Думаете, они там живут? Ни электричества, ни воды, ни интернета… Никаких удобств. 

— И в самом деле…

— Не-ет, приезжают туда с утреца пораньше, перед туристами, открывать свои магазинчики. Хлама-то у них, хлама… Вы, смотрите, не берите там ничего, не вздумайте. Дерут втридорога. 

Джейс усмехнулся и покачал головой. По жизни он руководствовался правилом “не пойман — не вор” или “пока не достал кошелек — не попался на удочку капитализма”. 

— В какую, говорите, сторону до этого Таос-Пуэбло?

Драли индейцы не в три, а во все десять дорога. Понять можно, туристы — народ к затратам предрасположенный, главное, товар подать правильно. А здесь этим занимались профессионально. Надо сказать, вразнобойные и всё так же абрикосовые этажи-коробки, лежащие в плато перед горными яшмовыми холмами, впечатление производили. Впрочем, дедок-койот не предупредил, что впечатление — удовольствие дорогое: пришлось пережить не только плату за экскурсию, но и обивание порога деревенского старосты ради письменного разрешения на вход. Упрямства единого ради он вытерпел процедуры и теперь бродил мимо домиков, напоминающих отчего-то птичьи.  

Одна из лавочек, выставляющая напоказ перья, камни, бусы ловцов снов и прочие средства духовной безопасности, продолжала свои столы с товарами в глубине домика, затягивая покупателей внутрь. Джеймс осторожно заглянул, наклонившись в проем, и встретился взглядом со старым индейцем, сидящем на раскинутым по полу пестром одеяле. Тот оглядел его и лишь кивнул, не нарушая царящую внутри тишину. Джеймс проскользнул дальше, зачарованный небрежностью раскиданных по столам сокровищ. Здесь, казалось, было всё, и это всё было подернуто ветхостью: и украшения, и ткани с арлекиновыми узорами, и стопки книг. Казалось, он попал на алтарь прошлого. Медитируя под танцы пылинок на солнечных лучах, проскользнувших в лавку сквозь мутные стекла окон, он шатался от стола к столу, не цепляясь взглядом ни на чем; пока чувство инородного не выбило его из отстраненного наблюдения. 

Изящное, однотонно-кобальтовое, смотрелось в этой лавке странно. Небольшая, в половину женской руки подвеска: камень скован листьями металла. Потянувшись к нему было в забытье, Джеймс отдернул руку, заметив стороннее движение. Старый индеец подошел к нему.

— Трогать нельзя было?.. 

— Ченио может продать сокровище англичанина.

— Британца?.. Откуда здесь это? 

Подвеска в форме полого острия копья лозами вилась к центру — камню цвета индиго. 

— Древний забытый человек вашего мира оставил камень воды духам предков Ченио. Предки Ченио говорили, что им оставлено, вернется к ним. Ченио может продать тебе камень воды. 

Старик, зовущий себя Ченио, рассказал Джеймсу индейскую легенду о человеке старого света. Человеке в лохмотьях, однажды ниоткуда явившемуся и ушедшему в никуда. Странный европеец жил в этой деревне несколько поколений назад, рассказав индейцам только то, что оставил позади почти всё. Помимо лохмотьев у него была только лишь подвеска, с которой он не расставался до тех пор, пока однажды не объявил, что готов оставить позади уже совершенно всё. Он отдал индейцам подвеску и ушел, не взяв с собой ничего и никого.

— Он ушел в сторону латунного Солнца, — говорил Ченио, — ушел, чтобы не вернуться никогда. Немного чужеземцев поминаем мы перед духами предков, но его будем помнить. 

Паточное солнце садилось, позволяя растекаться бусому небу, и индейские глиняные хижины отливали умирающим янтарным блеском под его последними лучами. Джеймс смотрел на подвеску, внезапно оказавшуюся в его хранении, и думал, как часто его правила все-таки не работают. Только что он потратил всю свою наличку, впечатлившись сказкой. А ведь предупреждал же его койот из Таоса!