Сосновые иголки

Что-то было не так. Фан Добин пригляделся повнимательнее: Ли Ляньхуа, чьей задачей было спокойно греться на солнышке, увлечённо подбирал какие-то ветки. Выглядел он при этом абсолютно нормально — то есть, нормально для Ли Ляньхуа, пропавшего смертельно отравленным и верувшегося относительно живым, но слабым, как новорожденный котёнок. Ли Ляньхуа не рассказывал, как смог обуздать неистовавший в крови яд, только отшучивался. Фан Добин знал: бесплатных чудес не бывает. А потому продолжал собирать целебные эликсиры и укрепляющие пилюли, как обезумевший от жадности дракон. И Ди Фэйшэн мог сколько угодно фыркать, что он был похож на запасающую зерно к зиме мышь — в конце концов, глава Ди занимался ровно тем же.

Ли Ляньхуа жаловался на горечь, но всё принесённое покорно пил, не пытаясь сбежать. Фан Добин научился варить карамель, чтобы поощрять его за послушание. Это принесло ему подозрительный взгляд от Ли Ляньхуа и насмешливый от лао Ди — а на следующее утро приём лекарств был практически сорван коробкой недорогих, но очень редких конфет — Фан Добин в жизни таких не видел. Зато Ди Фэйшэн, видимо, прекрасно знал, довольно ухмыляясь при виде счастливо закопавшегося в сладостях Ли Ляньхуа. Это был вызов.

Они не дрались больше так азартно, опасаясь увлечься, но отказаться от состязаний вовсе не могли. Так ухаживания за Ли Ляньхуа превратились в прекрасное развлечение с возможным хорошим результатом. Не то чтобы они пытались сражаться за их чжицзи — о, нет, понимание, что в одиночку никто из них удержать его не сможет, пришло быстро. Поделиться не было проблемой. В конце концов, Фан Добин готов был признать: Ди Фэйшэн был не так уж плох. Временами даже вполне мил, хотя Фан Добин не думал, что сказать А-Фэю об этом было бы хорошей идеей.

Нет, проблемой был Ли Ляньхуа, которой намёки не замечал в упор, произнесённое в лицо признание то ли принимал за шутку, то ли не понимал, а прикосновения воспринимал как проверки здоровья. Ли Ляньхуа, который теперь не мог показаться на людях без маскировки и, кажется, считал, что он их с Ди Фэйшэном ограничивал. Фан Добин старательно не говорил, что согласен был бы уйти в уединение, если бы это помогло Ли Ляньхуа. Это не помогло бы делу, а вот спугнуть начинавшего нормально привыкать к компании старого лиса могло с лёгкостью. Всё-таки Ляньхуа был удивительно толстолоб в одних случаях и тонкокож для всяких глупостей…

А последние несколько дней вот чудил. Бродил возле дома, собирал всякое, осматриваясь словно невзначай. Это было подозрительно. И опасно. Фан Добин молча переглянулся с Ди Фэйшэном и включил в ежедневный режим ненавязчивый осмотр дом на предмет подготовки к побегу. С Ли Ляньхуа ухо нужно было держать востро.

Если бы чжицзи пытался отослать их или успокоить, точно было бы ясно: готовится ускользнуть и снова заняться самопожертвованием ради не пойми чего. Но Ли Ляньхуа был Ли Ляньхуа, только с хомячьим интересом к валяющимся под ногами камням, шишкам и палкам. Вот как сейчас. Набрал полную охапку хвороста и потащил, а в печь пустить не позволит.

Фан Добин только вздохнул, уже привычно освобождая место на веранде, чтобы разложить добычу Ли Ляньхуа на просушку.

К вечеру на кухне не хватало плошки. Той самой, которая формой напоминала котелок: Ли Ляньхуа любил использовать её для рагу, и Фан Добин подцепил эту привычку. Потерянная миска нашлась на улице, занятая крайне странным варевом. Ли Ляньхуа сосредоточенно помешивал её содержимое на костре, время от времени тихонько чихая.

Приглядывавший за ним А-Фэй озадаченно хмурился.

— Никаких трав. Не похоже на тоник, благовония или яд. — отчитался он коротко, поглядывая в сторону костра с лёгкой брезгливостью и недоумением. — Только воняет, как тухлая рыба.

Ди Фэйшэн был лучше него в определении опасных вещей. Интуиция у него была звериная, только периодически забивалась самоуверенностью. Однако можно было не сомневаться: Ли Ляньхуа он воспринимал всерьёз, а значит, оставался настороже. Если он считал, что это было просто причудой, значит, это было просто причудой.

Может быть, Ли Ляньхуа хотел подправить что-то в доме? Фан Добину смутно помнился подобный запах, когда в прошлой жизни Ли Ляньхуа чинил сломанное ими окно. Как давно это было…

Оставалось только наблюдать.

Ли Ляньхуа казался странным ещё неделю. Он внезапно перестал складировать найденные вещи, зато взял в привычку подолгу медитировать на свои шпильки, сбивая Фан Добину всякое желание тренироваться. Руки чесались от желания подойти и помочь. Собрать там волосы или причесаться. Ли Ляньхуа никогда бы не признался, но они замечали, как он порой неловко брал предметы — последствия долгой болезни не желали его оставлять.

Если Ли Ляньхуа делал это нарочно, в качестве учебного процесса, то его можно было только поздравить. Когда Фан Добину удавалось сосредоточиться, прогресс шёл семимильными шагами, подстёгнутый не иначе как вдохновением. Фан Добин вкладывал тоску в движения меча, а особо прицепившееся — в стихи. Ди Фэйшэн одобрительно кивал на первое и усмехался над вторым, бесцеремонно указывая на излишнюю возвышенность фраз, но Ли Ляньхуа не рассказывал.

Лао Ди, что было обидно, видом Ли Ляньхуа нисколько не смущался. Напротив, вполне себе бесстыдно разглядывал, пользуясь моментом.

А сам Ли Ляньхуа слов «приличия» и «стыд» не ведал никогда, что было известно всем.

Фан Добин страдал. Как оказалось, недостаточно.

В то утро Ли Ляньхуа, уже окрепший для подъёмов с солнцем без борьбы с кошмарами, со слишком довольным видом смотрел, как они собираются. Фан Добин насторожился, неуверенный, чего ожидать. Оружие было в порядке. Все предметы в доме оставались на своих местах. Неучтённые лекарства в обозримом пространстве не появились.

Зато пропали все заколки. Фан Добин протёр глаза и потряс головой, пытаясь понять, каким ветром их унесло. Ладно бы только его, но ведь и А-Фэй лишился любимого гуаня! И, судя по тихому рычанию, не одного.

Возле дома ведь не было сорок. А если бы залез вор, Хули-цзин поднял бы такой шум… Значит?

К Ли Ляньхуа они поворачиваются одновременно. И по невинному выражению лица сразу ясно: угадали.

— Ай-ё, какие жуткие лица! — притворно пугается виновник, безмятежно разглаживая складки одежд. — А ведь я всего лишь хотел устроить сюрприз. Что же, ничего не поделаешь… Под столешницей.

Они переглядываются. К столу идёт Ди Фэйшэн. Он провёл их, понимает Фан Добин, когда Ли Ляньхуа с каждым шагом становится всё довольнее и довольнее. Старый хитрый лис, думает Фан Добин, когда Ли Ляньхуа резко раскладывается на кровати, прикидываясь уставшим и больным.

— Снова интригуешь. — обвиняет его А-Фэй, протягивая Фан Добину одну из двух шпилек. А-Фэй выглядит… Позабавленным и удивлённым в одно время. Как будто поперхнулся ухмылкой и не знает, уместно ли насмешничать дальше.

Ли Ляньхуа злобно усмехается:

— Вы начали первыми. Моё зрение, конечно, не так остро, как прежде, но я не слепой. А-Фэй, Сяобао, такое невозможно не заметить.

В руках Фан Добина — шпилька. Деревянная, с тёплым запахом хвои, простая, с капелькой слёз моря в элегантном завитке. Парная к ней покоится на ладони Ди Фэйшэна — он любуется ей, как ядовитым цветком.

Ли Ляньхуа не собирается бежать.