Сяо Чжань сидит на какой-то ступеньке. Он уже пару часовю гуляет по Парижу — городу огней. Сейчас, в тени вчера, он ещё красивее, чем при свете дня. Везде горят огоньки, гирлянды, где-то позади него ходят люди, в основном парочки, мило держась за руки и улыбаясь друг другу самой яркой улыбкой, которую могли бы показать. Чжань смотрит на это с улыбкой во взгляде, с детским любопытством и интересом. Он делает ещё пару штрихов на листочке скетчбука, вновь поднимая свой взгляд. Он любит это место. О нем знают немногие, лично Сяо Чжань узнал о нем спустя три месяца прибывания в Париже. Здесь большую часть времени тихо, а если и проходят люди, то не раздражают, а лишь придают этому месту больше тепла своими улыбками, восхищенными взглядами, звонким смехом и такой правдивой, молодой любовью. Чжаню нравится смотреть на парочки, которые проходят мимо, никого не замечая кроме себя. Но им простительно, это же любовь. Он заканчивает рисунок, сравнивая свой пейзаж с картиной на против. Вроде бы похоже, но чего-то не хватает. Он хмурится, думая, что ему не нравится.
— Красивый.
Чжань от испуга дернулся. Рядом сидит парень. Когда он вообще успел сесть рядом, Сяо Чжань не знает.
— Простите? Вы мне?
— Да, — парень чуть помоложе его с восхищением смотрит на него. — Красивый.
— Я?! — Чжань пялится на парня с недоумением.
Парень смеётся таким живым и настоящими смехом:
— Пейзаж, — пауза. Но он становится серьезным. — И ты тоже.
Оба вновь смеются. Парень протягивает руку:
— Ван Ибо.
— Сяо Чжань.
— Знаешь, я давно тебя тут наблюдаю, прохожу почти каждый день здесь, а ты сидишь, усердно сверлишь взглядом бумагу и никого не замечаешь, кроме карандашных линий. Ты давно в Париже?!
— Прилично... Два года.
— Готов поспорить, что учишься на творческих специальностях, — Ибо смело это говорит.
— Ты проиграл. Экономика.
— Но с твоими талантами стоило бы удариться в творчество.
— Мои родители считают по другом, — Чжань поправляет пальто. — В моих кругах общества таким как я стоит учится на серьезные профессии, желательно за границей. Вот я и приехал сюда из Китая ради какой-то экономики, — он усмехается. — Считай, что это лишь хобби, которое никогда не станет чем-то серьезным.
— Не правда. Ты рисуешь, как один из великих художников, почему бы не попробовать продать свои картины однажды?!
— Ага, — Сяо Чжань саркастически усмехается. — А потом за свою авторскую роспись и имя где-то рядом с картиной получить от родителей?! Мечтал об этом всю жизнь!
Ибо с обидой смотрит на него, он не хочет этого выдавать, но глаза всегда все говорят быстрее, чем их хозяин.
А вообще Ибо довольно нестандартен для парижского, да и вообще другого любого общества. Смело подошел, заговорил. Он мыслит местами как ребенок, но это не портит первое впечатление о нем, а скорее придает некой особенности. Хочется узнать его по-лучше. А если посмотреть на внешность, то можно утонуть в этих глазах. У Ибо гетерохромия. Его глаза необычайно красивы. Один светло-серый придает ему такой необычайно серьезный вид, если он молчит и не улыбается, а второй красиво блестит живым блеском, словно самый дорогой изумруд в не дешевых побрякушках коллекции его матери, зеленый, словно самая молодая трава на лугах весной. Именно этот необычный вид, и заставляет Чжаня предложить следующее:
— Не хочешь поужинать где-нибудь в кафе неподалеку?!
— Да, — Ибо кивает быстро назад-вперед, как болванчик, что заставляет Чжаня улыбнуться.
Он встает, поправляя свою белую кофту и пальто, отряхивает джинсы с дырками на коленях, родители всегда были против таких штанов, но сейчас их нет, и Чжань позволяет себе пользоваться такими своего рода вольностями. Он убирает все в сумку и тянет Ибо за руку в одно из его любимейших заведений неподалеку. Они садятся за самый дальний столик. Ибо позволяет Чжаню заказать для них еду самому. Они сидят в тишине до того момента, пока им не приносят заказ. Тут Чжань смотрит с интересом на парнишку:
— И ко всем ты так подходишь?
— Если человек мне интересен, то почему бы и нет?
— Ну, это может быть ему не приятно, мешать, — Сяо Чжань пожимает плечами, вроде говорит элементарные вещи.
— Вот как? — Ибо пожимает плечами, отрываясь от еды и смотря прямо в глаза собеседника. — Тогда они могут сказать об это. Разве нет?
А разве о элементарной вежливости мальчишка тоже не знает? Мало ли какие люди есть. Кто-то на прямую действительно скажет, что не заинтересован в общение, а кто-то из-за элементарной вежливости к подошедшему будет молчать и слушать его нелепые и скучные разговоры. И нет, Сяо Чжань не считает Ван Ибо скучным, сейчас ему очень интересно с этим парнем, интересно рассматривать его, пропадать на пару секунд в его глазах, просто слушать этот детский бред.
— Не всегда, — старший мотает головой. — Ты словно ребенок.
— Это просто ты, как многие, загнал себя в рамки и заставил вырасти, — глаза Ибо вдруг сверкают интересом. — А можно посмотреть твои рисунки?!
Чжань кивает, тут же протягивая почти полностью изрисованный скетчбук. Ибо с трепетом открывает первую страницу, перелистывает через время. Он очень долго рассматривал каждый рисунок, по минут десять точно. Но дольше всего всматривался в портереты. Младший словно пытался запомнить каждый отдельный штрих карандаша, линии разной толщины. Он восхищенно выдыхает воздух:
— Всегда хотел стать чьим-то вдохновением… Ты так красиво рисуешь, я бы очень хотел стать творением твоей руки.
— Ну про объект вдохновения, конечно, не обещаю, но картина… Знаешь, я могу попробовать. Хочешь встретится завтра у меня, чтобы начать работу?
— Конечно, — Ибо протягивает ему обратно скетчбук.
Чжань в ответ протягивает ему стикер с адресом. Время подходит к прощанию.
До своей комнаты в общежитие он идет с дурацкой улыбкой на лице, позволяя думать прохожим, что влюбился. А Чжань и не знает вовсе ее источник, а может и знает, просто не хочет признаваться себе в этом. Он просто рад, что Ибо предложил быть его натурой. Он бы и сам попросил его сегодня, ведь таких людей грех не запечатлить для вечной памяти и жизни на полотне. Он уже ждет завтрешнего последнего дня выходного, чтобы полностью посветить его новому знакомому и рисованию. В маленькой комнатушке он смотрит на гору учебников и тетрадей, с тоской садясь за уроки. Экономика явно не то, что его привлекает, но разве кого-то это волновало? Отправили в Париж, мол, город искусства, будет не так тоскливо по потерянной мечте. А у Сяо Чжаня в таких важных вопросах право голоса пока что нет, да и вряд ли будет в ближайшие еще лет пять точно. С другой стороны хобби его родители никак не препятствуют, даже покупают все нужное, оплачивая все его прихоти в этом плане. Сяо Чжань хочет верить, что все это они делают и заставляют делать его, потому что уверены таким образом в его лучшем будущем, а не потому что так требует их общество и родственники.
Утром следующего дня он просыпается ранно, делает поверхностную уборку по всей комнате. Сознание ожидает чего-то волшебного с предвкушением. Это очень странное чувство, когда ждешь чего-то с такими большими надеждами и планами, словно ребенок рождество или свой день рождение. Чжань достает еще совсем новый холст, краски и кисти. С каждой минутой приближения к нужному времени сердце бьется чаще и тревожнее. Он медленно выдыхает, когда открывает двери. Ибо с широкой улыбкой стоит за порогом. Сяо Чжань пропускает его в свою комнату:
— Привет. Ты как прошел через охрану?
—Слился с какой-то толпой студентов… Приступим?
Чжань отвлекается от рассматривания его лица, закрывая двери:
— Да, давай!
Он ведет его на маленький балкончик. От туда прекрасный вид. Лучи солнца словно освещают фигуру Ван Ибо, придавая внешности более теплый и необычный вид, хотя казалось бы куда еще больше, эйфелевая башня на заднем фоне придает пару крупиц романтики. Чжань несет белую керамическую чашку ставя рядом с ним:
— Веет романтикой… В первые.
— Да ну?! — Ибо смеется. — Ты находишься в Париже, буквально в городе любви! Вокруг столько слащавых парочек! Кто приехал на медовый месяц, кто просто так. Я мечтаю однажды тоже полюбить кого-то в Париже, ходить на свидание по Лувру, дарить букеты, целоваться где-то на Эйфеливой башне или под ней, просто гулять с любимым человеком, держа его за руку и улыбаясь. Что может быть лучше?!
— Предпочитаю называть его городом огней, — Сяо Чжань холодно пожимает плечами. — А парочки и любовь… Мне нет до них дела. Пускай и дальше милуются. Да и цветочков от меня не дождешься — не люблю их. Они уже через неделю завняут.
— Ну и что? Зато любимому приятно!
Любовь… Это что-то, что всегда было под запретом. Бабушки и дедушки его любили, дарили кучу подарков, брали отдыхать в самые дорогие курорты, отдавали все свое свободное время, а его у них не особо много было на тот момент, ему. Родители его любили, тоже дарили много всего и давали Чжаню прекрасную жизнь. Но вот любили ли они друг друга, для него все еще большой секрет. И что-то явно подсказывает, что не особо. У них даже взгляд, обращенный друг на дурга, был полон равнодушия и холода. Когда он проводил время с обоими родителями вместе где-то, где нет камер, то чувствовал себя не особо комфортно, словно каждый из его родителей пытался перетянуть сына на свою сторону, не зная, что вся любовь уже отдана бабушкам и дедушкам, к которым в Китае он и сбегал от таких посиделок. И Сяо Чжань уверен, что его ждет такая же судьба, уверен, что родители уже в поисках идеальной жены, по их мнению, для него, а ему лишь остается смириться с этим. Чжань все еще помнит, как однажды, отец сказал, что он может иметь кучу связей, но о них никто из прессы даже подозревать не должен. Не отношения, а именно связи. А Чжань послушался. Он все еще уверен, что для большинства бывших остался поддонком, который так нагло использовал их на одну ночь. Ангельски-красивое личико, но поистине дьявольски-ужасное поведение, так его охарактеризовали парочка тех девушек, когда рассказывали о нем новеньким.
— Ладно, забудь. И так, готов просидеть так пару часов? Как устанешь — скажешь, мы сделаем маленький перерыв.
Все три часа Ван Ибо наблюдает с каким усердием Сяо Чжань увлекается в свою работу. Как с задумчивастью смешивает цвета, с каким трепетом меняет кисти и серьезным взглядом сверлит в картине дыру. Чжаня словно больше не существует в этом мире, он потерял связь с реальностью, как многие подростки в своих телефонах, по мнению их родилей, почти сразу, как взялся за кисть и сделал первый мазок краской, вот только Чжань зависим от картин. Он немного запачкался в красках, на его лице голубоватые кляксы на щеке, и желтые немного спустились на шею, наверное задел кисточкой, Ибо бы обычно посмеялся, но сейчас это кажется столь парвильным, красивым и эстетичным. Точно так же, как и сам Чжань в какой-то рубашке, безнадежно испорченной в красках разных цветов и, Ибо уверен в это, видов, на первый взгляд, но такой необычно-красивой если присмотреться, Ибо вообще любит атмосферу чего-то домашнего, а такой Чжань — олицетворение чего-то такого уютно-домешнего. Его хочется обнять, сгребсти в охапку и не отпускать никогда, повиснув на нем, как коала. А руки, держащие карандаш и прочие вещи, на которые младший залипает тайно уже пару недель, стоят многого.
Так проходит три недели их работы над картиной. Они видятся слишком мало из-за учебы старшего, тот буквально проводит в своем институте, кажется, почти весь день, приходя домой, чтобы сделать домашку и лечь спать, ну еще позвать к себе Ибо, если приходит по-раньше и осаются хоть какие-то силы на простое общение с людьми. Но помимо проблем с учебой, у Чжаня начинают вызывать проблемы и серо-зеленые глаза Ибо, да и в принципе сам Ибо. Эта его улыбка, котрая чаще всего чуть косается уголков губ, его белые и кудрявые, как облака, волосы, вечный блеск интереса в глазах, смех… Все действует против Чжаня. Он никогда бы не подумал, что так легко может влюбится, но Ибо кажется дает ему познать много чего нового, каждый раз, когда они видяться у него или даже когда просто гворят по телефону. Он готов умереть на месте, когда видит эту ухмылку младшего, он не часто это делает, но когда все же она появляется на его лице, то Чжань готов таять, так же как мороженное, которое обожает младший, под теплыми лучами столь частого солнца. Чжань вообще сейчас даже не понимает, как так вышло, что они теперь даже иногда просто гуляют, встречаясь просто так, а не ради картины. Да в приниципе не понимает даже то, как ему мог понравится парень?! Он всю свою подростковую жизнь был твредо уверен, что исключительно по девушком, кто бы мог подумать, что какой-то парижский мальчишка так сильно его изменит! Ибо в их встречи много говорит обо всем на свете, а Чжаню нравится слушать его и иногда отвечать пару фраз, смотря на него столь нежной улыбкой, значение которой, он хочет в это верить, Ибо не знает. Ибо учится в школе, последний класс, потом хочет пойти учится на дизайнера лангшафтов, Чжань с восхищением запоминает об этом каждое слово. Его мечты – запретное будуещее для старшего. В такие моменты Сяо часто завидует столь огромной свободе в выборе младшего, такому большому количеству свободного времени, хотя казалось бы, тот заканчивает последний класс, должен еле-еле время на сон в своем расписание находить, а он еще и успевает посидеть у него пару часов, попозировать, прогуляться после, а потом полночи написывать, кидая всякие приколы в переписках. Но Чжань даже не злится за это на него, охотно отвечая на все мемные картинки, забывая, что так-то пару десятков минут назад должен был лечь спать, ведь завтра вновь проходить все круги ада в институте. Но даже в этом его личном аду, Ибо находит двери в более спокойное и радостное место своими сообщениями. Ибо единственный, кто без уговоров, с большой радость идет с ним на всякого рода выставки, внимательно слушает его там с не поддедльным интересом, пытаясь вникнуться и углубиться в искусство.
Очередная скучная пара. Чжань пытается не уснуть, заставляя себя слушать нудный голос преподавателя. Телефон загорается, предупреждая о новом поступившем сообщение, это явно было более интересно ему, чем тема. Он быстро его открывает. Пишет Ибо, что вызывает у него улыбку.
Ты сегодня вечером свободен?
Вообще-то нет, у него есть куча домашки, которая ожидает его в общаге, но как он может быть занят для него?
Да
А что?
Чжань очень волнуется, ведь ответа нет уже больше трех минут, хоть его сообщения прочитанны. Он бы подумал, что младший сейчас на уроке, но проблема в том, что уроки у него закончились еще как минут тридцать назад, о чем он опевестил его выше в сообщениях. Но Чжань не успевает себя накрутить, потому что ответ все же приходит:
Пошли в парк?!
Не будь здесь более чем тридцати человек, Чжань явно бы стал как сумасшедший обниматься с телефоном. Ибо позвал его на свиданиепрогулку! Он кричать об этом готов.
Пошли
Весь вечер Чжань проводит перед зеркалом шкафа, примеряя сотню образов, еле как найдя подходящий. Казалось бы обычная прогулка, в чем проблемы одется обычно? Но в глазах Ван Ибо, он хочет быть всегда красивым и идеальным. Он бежит в парк в паре кварталах от него. Ибо уже там. Он машет ему активно, с улыбкой на лице. Чжань подходит к нему, хочет обнять, но это переходит все приделы дружбы в его понятие, поэтому просто выдает тихое приветсвие. Они весь вечер ходят по парку, заходят в пару кафе и лавочек, которые встречаются по пути, смеются, забывают вместе о учебе и как-то не желают возвращатся к ней, уж слишком она требует много от каждого. Сяо Чжань явно упускает момент, когда Ибо останавливается, берет его за руки, смотрит в его глаза. Его лишь сликом быстро колочущееся сердце в память приводит.
—Я люблю тебя… как парня, — Ибо говорит это с такой легскостью, словно не в любви признался, а в чем-то слишком повседневном и обыденным. Но Чжань видит, как глаза того забегали, чувствует, что хватка на собственных ладонях стала сильнее, а на щеке вмятина, это выдает Ибо в том, что тот вновь грызет свою щеку, а это он делает исключитлеьно, когда волнуется. Чжань успел его немного проанализировать за их короткое знакомство.
—Успокойся, — он поправляет его джинсовку с кучей разных значков и нашивок, гладит соженные белые локоны. — Я тоже тебя очень сильно люблю. Позволь, я обниму тебя.
Ибо первее прижимается к нему, сжимает в кулаках одежду, утыкается в грудь, вдыхая всеми легкими его парфюм. Чжань несмело ложит свои руки на талию, сжимает ее немного, терется носом о щеку, чувствует, как волосы блондина щекочат собственные, вдыхая шампунь с нотками чего-то сладкого, по типу карамели, который он запомнит на долго, оставляет поцелуй на макушке, а после чувствует, как чужие губы накрывают его, делая их еще ближе друг к дургу. Ибо отсраняется с тихим чмоком:
— Спасибо...
— За что? Пошли.
— Куда?!
— Куда-нибудь?! В твоих владениях весь мир.
Сейчас бы Ибо позавидовали все прошлые девушки Чжаня, ведь его он бросать не планировал. Сейчас ему важна душа, радость в разноцветных глазах, иногда до глупого детские мысли, а не тело.
Они ходили по всем паркам, улочкам, перекидываясь тихими смешками и взглядами друг с другом. В итоге Чжань чуть не пропускает комендантский час в общежитии, но это того стоило.
Он счастливый ложится на кровать, что могло бы потревожить его счастье? Уроки... Они немного подбивают величе счастья, возвращая в реальность. Приходится встать, отогнать с большой неохотой мысли о ванильной любви и вернуть внимание к скучным конспектам.
Утром он идёт в институт как обычно с большими мешками под глазами, которые кричат о недосыпе. Тут же его встречает друг прямо у ворот:
— Привет! Ты куда пропал с последних двух пар?
— Ушел по делам. Выдалось кое-что более интересное.
— И что же?
— Пока не могу сказать, — он идёт в перед, а на губах при мысле о этом "кое-чем более интересном" вновь расцветает улыбка.
Друг не расспрашивает, знает, что ему вряд ли ответят, если не хотят. Сяо Чжань такой человек.
— Ты после выпуска сразу же уезжаешь на родину?
— Выпуск?
— Ага. Через пару месяцев, если ты забыл. Хотя врыд ли, ты, мне кажется, с этими мыслями даже во сне живешь.
— Да, — он усмехается. — наверное... Вряд ли меня даже родители смогут переубедить. Хочу сделать одному близкому другу сюрприз, как раз приеду на его день рождения.
— Что подаришь?
— Хорошее настроение?! — Чжань улыбается. — А если серьезно, я полтора месяца гонялся за одной моделью карабля, ему нравятся такие штуки.
— И как ты его повезешь?
— А карабль сейчас в Китае ждёт меня. Не зря же я дополнительно за хранение запалтил?
— Сколько в целом вышел.
— Тысяч десять... В долларах.
— Афигеть.
— Это копейки.
Тот кивает с саркастической улыбкой. Они довольно из разных кругов обещства. Когда для Луки эта сумма довольно большая, Чжнь уверен, что его самый дешевый костюм стоит куда больше чем какие-то десять тысяч долларов. Поэтому чаще всего он старался не называть цены при нем, чувствалась после каждого такого разговора неловкость.
Отсидев все пары они выходят из здания. Лука останавливается, чтобы поджечь сигарету:
— Что делать планируешь?
— Уроки?
— Завтра суббота.
— Вот именно, — Он освободит себе два дня для работы над картиной Ибо.
— Да уж... Если тебе не нравится так эта профессия, то почему ещё не отчислился?
— Не хочу лишних скандалов.
— Ага, — Лука улыбается. — Хочу быть городостью для родителей.
— Хочу, чтобы сестрёнку потом в покое оставли. Чтобы хотябы она была счастлива.
— Сестрёнку?
— Да. Лу. Ей сейчас шестнадцать, ещё чуть-чуть и она закончит учиться и, я очень надеюсь, поступит куда мечтает.
Сяо Чжань мечтательно смотрит в небо, которое приглашает закат.
— Что за парнишка пялится на тебя уже которую минуту?
Чжань вопросительно смотрит в сторону ворот. Он улыбается видя знакомые витки белокурых волос и большую одежду для худого юного тела.
Чжань бежит к нему, оставляя друга. Ибо с улыбкой смотрит на него. Сяо прижимает его к себе, как ребенок плюшевую игрушку:
— Ты чего тут стоишь?
— Я хотел увидеть тебя... Надеюсь, ты не против прогулки?!
— Не хочешь пойти ко мне? Просто посидеть, — Чжань ложит ладони на его талию, целуя в щеку.
— Если ты приготовишь свою пасту, которой хвастаешься при каждом удобном моменте.
— Договорились, — он смеётся, поворачиваясь к другу, который успел подойти. — Я пойду. Пока.
Он быстро тянет Ибо к своему общежитию. Тот идёт туда, как к себе домой. Чжань тихо смотрит на него, как тот свободно проходит в комнату, как садится на кровать, громко говоря. Ибо здесь создаёт шум, который напоминает соседям за стенкой, что здесь кто-то живёт, его звонкий смех, наверное, слышен всем, но Чжаню все равно. Пусть завидуют что кому-то здесь очень весело вдвоем.
Старший идёт на кухню, моет нужные овощи. Ибо садится на свободный стул, он с интересом и улыбкой смотрит на него, как тот режет все быстрыми движениями ножа.
— Не думал, что ты такой повар.
— Смеёшься? Это тоже ещё одно хобби. Скорее так от скуки иногда сам готовлю, в основном питаюсь где-то в кафе или доставкой, — он не отрывает взгляда от продуктов.
— Почему все чем ты занимаешься выходит так великолепно?
Сяо Чжаеь самодовольно смотрит на него, не показывая смущение. Ибо быстро встаёт, перегибаясь через столешницу, и целует его. Чжань чистой рукой сжимает его ладонь, притягивая как можно ближе, а после отстраняется. Ибо продолжает сверлить его взглядом, а после подходит, обнимая со спины:
— Я люблю тебя.
— И я тебя, Ибо, но, пожалуйста, аккуратнее, у меня нож, — Чжань смотрит на руки на своей талии.
Через час они сидят за маленьким столом на против друг друга, уплетая пасту. Ибо восхваливет теперь не только его способность к рисованию, но и готовку. Чжань отмахивается, говоря сущую правду о том, что в его семье так каждый может, на что Ибо заявляет о своем желание познакомится в таком случае с ними. А Чжань улыбается, но про себя уже такую панику развел. Его семья никгда не разрешит ему быть с Ибо. Ну потому что не по статусу, потому что " а что же скажут люди", потому что Ибо ещё школьник, хоть и выпускник и потому что они оба мужчины. Последний аргумент будет самым весомым, чтобы невзлюбить Ибо. Сяо Чжань не знает, что будет делать дальше, жить в Париже до конца дней не его мечта, но и оставить Ибо, как какой-то подростковый роман, он не хочет. А скоро выпуск, и с каждой секундой воображаемые часы будто тикают быстрее, давая понять, что времени для выбора все меньше и меньше. А Чжань смотрит на сияющее лицо перед собой и пытается понять, как сделать так, чтобы из столь любимых глаз по нефритовой коже щек не потекли слезы. Он не сможет это рассказть ему пожалуй никогда.
— Я тут купил нам билеты в Лувр на завтра. Сходим на свидание?
Ибо замирет с недоверием в глазах, губы дрожат, вырисовывая улыбку на лице, а после он кидается Чжаню на шею, радостно целуя в щеки и шею. Старший смеется. Это была самая лучшая благодарность в его жизни.
— Я согласен.
Следующим днем Чжань одев свой самый любимый костюм идет к Лувру. Ибо стоит в белом худи и джинсах. Он радостно машет Чжаню, что-то прячя за спиной, а после целует. В этот момент внутри старшего все дрожит и плавится от любви. Ибо тянет малеьнкий букует ему:
— Ты говорил, что не любишь цветы, но... Я решил, что все же подарю их тебе.
— От тебя мне нравится все что угодно, — он берет в руки цветы в обертке, хоть и по прежнему не понимиает этот жест, но искрене рад получить их от Ван Ибо.
В Лувре Чжань был уже много раз. Он с точностью мог сказать, что «Мона Лиза» прекрасна, но куда с большим трепетом он относился к автопортерту Элизабет Виже-Лебрен с дочерью, ведь видел в картине то, чего был лишен сам — любовь родителя. Мама всегда была занята бизнесом, всегда уделяла мало времени детям. «Мост в Нарни» давал почувствовать некую свободу, которой было мало, уют и спокойстиве, но самой любимой картиной была « Мадонна канцлера Роленна» Яна ван Эйка. Он не сможет объяснить почему, просто она запала в душу и все. Здесь нету длинных объяснений, для него здесь словно запечатленны все самые красивые сочетания цветов и оттенков, в ней просто было что-то пленительное. Примерно все это Чжань разъяснял своему парню водя его по всем возможным местам и акцентрируя внимание на всех его любимых и мнее превосходных, по его мнению, картинах. Ван Ибо словно старался запомнить все, что сказал его возлюбелнный, слово в слово. Сяо улыбался, думая, что если дать младшему блокнотик и ручку, то тот начнет конспектировать весь этот поток мыслей.
Они вышли из Лувра в восемь вечера. Чжань повел его по улочкам, аккуратно держа за руку. Ибо счастливо улыбался, обхватив Сяо за руку своими двумя. Детский восторг в его глазах лишь прибавился, когда они подошли к Эйфелевой башне.
Чжань быстро разобрался с билетами, а после они поднялись на второй этаж. Здесь было красиво. Все переливалось огнями тёплого жёлтого оттенка. Ибо с восхищением смотрел вниз, уперевшись руками за бортик. Сяо Чжань подходит ближе к нему, аккуратно придерживая.
— Не могу поверить, что за день ты осуществил все мои мечты для нескольких идеальных свиданий; я подарил тебе цветы, мы прошлись по Лувру, после гуляли по улочкам взявшись за руки, а теперь стоим тут, на Эйфелевой башне, влюбленные и счастливые.
Он полностью разворачивается к нему, его лицо сияет счастьем куда ярче этих огоньков на башне. Чжань обнимает его, нежно проводя по щеке пальцами:
— Мне кажется, был один пунктик, который мы все ещё не осуществили.
Его лицо приближается к лицу Ибо, так, что можно почувствовать дыхание друг друга, сердце младшего стучит, ожидая чего-то, а после их губы смыкаются. Ибо неуверенно ложит руки на шею Чжаня, но понимает, что все делает верно, когда руки Сяо сжимают его талию, углубляя поцелуй. Воздух предательски заканчивается в лёгких и они отстроняются. Ибо ложит голову на его плечо:
— Я не могу поверить, что все это реальность.
— А зря. Ведь это самая настоящая релаьность. И дальше будет только лучше! Главное останься рядом.
— Не всегда, — старший мотает головой. — Ты словно ребенок.
— Это просто ты, как многие, загнал себя в рамки и заставил вырасти, — глаза Ибо вдруг сверкают интересом. — А можно посмотреть твои рисунки?!
Чжань кивает, тут же протягивая почти полностью изрисованный скетчбук. Ибо с трепетом открывает первую страницу, перелистывает через время. Он очень долго рассматривал каждый рисунок, по минут десять точно. Но дольше всего всматривался в портереты. Младший словно пытался запомнить каждый отдельный штрих карандаша, линии разной толщины. Он восхищенно выдыхает воздух:
— Всегда хотел стать чьим-то вдохновением… Ты так красиво рисуешь, я бы очень хотел стать творением твоей руки.
— Ну про объект вдохновения, конечно, не обещаю, но картина… Знаешь, я могу попробовать. Хочешь встретится завтра у меня, чтобы начать работу?
— Конечно, — Ибо протягивает ему обратно скетчбук.
Чжань в ответ протягивает ему стикер с адресом. Время подходит к прощанию.
До своей комнаты в общежитие он идет с дурацкой улыбкой на лице, позволяя думать прохожим, что влюбился. А Чжань и не знает вовсе ее источник, а может и знает, просто не хочет признаваться себе в этом. Он просто рад, что Ибо предложил быть его натурой. Он бы и сам попросил его сегодня, ведь таких людей грех не запечатлить для вечно памяти и жизни на полотне. Он уже ждет завтрешнего последнего дня выходного, чтобы полностью посветить его новому знакомому и рисованию. В маленькой комнатушке он смотрит на гору учебников и тетрадей, с тоской садясь за уроки. Экономика явно не то, что его привлекает, но разве кого-то это волновало? Отправили в Париж, мол, город искусства, будет не так тоскливо по потерянной мечте. А у Сяо Чжаня в таких важных вопросах право голоса пока что нет, да и вряд ли будет в ближайшие еще лет пять точно. С другой стороны хобби его родители никак не препятствуют, даже покупают все нужное, оплачивая все его прихоти в этом плане. Сяо Чжань хочет верить, что все это они делают и заставляют делать его, потому что уверены таким образом в его лучшем будущем, а не потому что так требует их общество и родственники.
Утром следующего дня он просыпается ранно, делает поверхностную уборку по всей
— Да, давай!
Он ведет его на маленький балкончик. От туда прекрасный вид. Лучи солнца словно освещают фигуру Ван Ибо, придавая внешности более теплый и необычный вид, хотя казалось бы куда еще больше, эйфелевая башня на заднем фоне придает пару крупиц романтики. Чжань несет белую керамическую чашку ставя рядом с ним:
— Веет романтикой… В первые.
— Да ну?! — Ибо смеется. — Ты находишься в Париже, буквально в городе любви! Вокруг столько слащавых парочек! Кто приехал на медовый месяц, кто просто так. Я мечтаю однажды тоже полюбить кого-то в Париже, ходить на свидание по Лувру, дарить букеты, целоваться где-то на Эйфеливой башне или под ней, просто гулять с любимым человеком, держа его за руку и улыбаясь. Что может быть лучше?!
— Предпочитаю называть его городом огней, — Сяо Чжань холодно пожимает плечами. — А парочки и любовь… Мне нет до них дела. Пускай и дальше милуются. Да и цветочков от меня не дождешься — не люблю их. Они уже через неделю завняут.
— Ну и что? Зато любимому приятно!
Любовь… Это что-то, что всегда было под запретом. Бабушки и дедушки его любили, дарили кучу подарков, брали отдыхать в самые дорогие курорты, проводили все свое свободное время, а его у них не особо много было на тот момент, с ним. Родители его любили, тоже дарили много всего и давали Чжаню прекрасную жизнь. Но вот любили ли они друг друга, для него все еще большой секрет. И что-то явно подсказывает, что не особо. У них даже взгляд, обращенный друг на дурга, был полон равнодушия и холода. Когда он проводил время с обоими родителями вместе где-то, где нет камер, то чувствовал себя не осбо комфортно, словно каждый из его родителей пытался перетянуть сына на свою сторону, незная, что вся любовь уже отдана бабушкам и дедушкам, к которым в Китае он и сбегал от таких посиделок. И Сяо Чжань уверен, что его ждет такая же судьба, уверен, что родители уже в поисках идеальной жены, по их мнению, для него, а ему лишь остается смирится с этим. Чжань все еще помнит, как однажды, отец сказал, что он может иметь кучу связей, но о них никто из прессы даже подозревать не должен. Не отношения, а именно связи. А Чжань послушался. Он все еще уверен, что для большинства бывших остался поддонком, который так нагло использовал их на одну ночь. Ангельски-красивое личико, но поистине дьявольски-ужасное поведение, так его охарактеризовали парочка тех девушек, когда рассказывали о нем новеньким.
— Ладно, забудь. И так, готов просидеть так пару часов? Как устанешь — скажешь, мы сделаем маленький перерыв.
Все три часа Ван Ибо наблюдает с каким усердием Сяо Чжань увлекается в свою работу. Как с задумчивастью смешивает цвета, с каким трепетом меняет кисти и серьезным взглядом сверлит в картине дыру. Чжаня словно больше не существует в этом мире, он потерял связь с реальностью, как многие подростки в своих телефонах, по мнению их родилей, почти сразу, как взялся за кисть и сделал первый мазок краской, вот только Чжань зависим от картин. Он немного запачкался в красках, на его лице голубоватые кляксы на щеке, и желтые немного спустились на шею, наверное задел кисточкой, Ибо бы обычно посмеялся, но сейчас это кажется столь парвильным, красивым и эстетичным. Точно так же, как и сам Чжань в какой-то рубашке, безнадежно испорченной в красках разных цветов и, Ибо уверен в это, видов, на первый взгляд, но такой необычно-красивой если присмотреться, Ибо вообще любит атмосферу чего-то домашнего, а такой Чжань — олицетворение чего-то такого уютно-домешнего. Его хочется обнять, сгребсти в охапку и не отпускать никогда, повиснув на нем, как коала. А руки, держащие карандаш и прочие вещи, на которые младший залипает тайно уже пару недель, стоят многого.
Так проходит три недели их работы над картиной. Они видятся слишком мало из-за учебы старшего, тот буквально проводит в своем институте, кажется, почти весь день, приходя домой, чтобы сделать домашку и лечь спать, ну еще позвать к себе Ибо, если приходит по-раньше и отсаются хоть какие-то силы на простое общение с людьми. Но помимо проблем с учебой, у Чжаня начинают вызывать проблемы и серо-зеленые глаза Ибо, да и в принципе сам Ибо. Эта его улыбка, котрая чаще всего чуть косается уголков губ, его белые и кудрявые, как облака, волосы, вечный блеск интереса в глазах, смех… Все действует против Чжаня. Он никогда бы не подумал, что так легко может влюбится, но Ибо кажется дает ему познать много чего нового, каждый раз, когда они видяться у него или даже когда просто гворят по телефону. Он готов умереть на месте, когда видит эту ухмылку младшего, он не часто это делает, но когда все же она появляется на его лице, то Чжань готов таять, так же как мороженное, которое обожает младший, под теплыми лучами столь частого солнца. Чжань вообще сейчас даже не понимает, как так вышло, что они теперь даже иногда просто гуляют, встречаясь просто так, а не ради картины. Да в приниципе не понимает даже то, как ему мог понравится парень?! Он всю свою подростковую жизнь был твредо уверен, что исключительно по девушком, кто бы мог подумать, что какой- то парижский мальчишка так сильно его изменит! Ибо в их встречи много говорит обо всем на свете, а Чжаню нравится слушать его и иногда отвечать пару фраз, смотря на него столь нежной улыбкой, значение которой, он хочет в это верить, Ибо не знает. Ибо учится в школе, последний класс, потом хочет пойти учится на дизайнера лангшафтов, Чжань с восхищением запоминает об этом каждое слово. Его мечты – запретное будуещее для старшего. В такие моменты Сяо часто завидует столь огромной свободе в выборе младшего, такому большому количеству свободного времени, хотя казалось бы, тот заканчивает последний класс, должен еле-еле время на сон в своем расписание находить, а он еще и успевает посидеть у него пару часов, попозировать, прогуляться после, а потом полночи написывать, кидая всякие приколы в переписках. Но Чжань даже не злится за это на него, охотно отвечая на все мемные картинки, забывая, что так-то пару десятков минут назад должен был лечь спать, ведь завтра вновь проходить все круги ада в институте. Но даже в этом его личном аду, Ибо находит двери в более спокойное и радостное место своими сообщениями. Ибо единственный кто без уговоров, с большой радость идет с ним на всякого рода выставки, внимательно слушает его там с не поддедльным интересом, пытаясь вникнуться и углубиться в искусство.
Очередная скучная пара. Чжань пытается не уснуть, заставляя себя слушать нудный голос преподавателя. Телнфон загорается, предупреждая о номов поступившем сообщение, это явно было более интересно ему, чем тема. Он быстро его открывает. Пишет Ибо, что вызывает у него улыбку.
«Ты сегодня вечером свободен?»
Вообще-то нет, у него есть куча домашки, которая ожидает его в общаге, но как он может быть занят для него?
«Нет.»
«А что?»
Чжань очень волнуется, ведь ответа нет уже больше трех минут, хоть его сообщения и прочитанны. Он бы подумал, что младший сейчас на уроке, но проблема в том, что уроки у него закончились еще как минут тридцать назад, о чем он опевестил его выше в сообщениях. Но Чжань не успевает себя накрутить, потому что ответ все же приходит:
«Пошли в парк?!»
— За что? Пошли.
— Куда?!
— Куда-нибудь?! В твоих владениях весь мир.
Сейчас бы Ибо позавидовали все прошлые девушки Чжаня, ведь его он бросать не планировал. Сейчас ему важна душа, радость в разноцветных глазах, иногда до глупого детские мысли, а не тело.
Они ходили по всем паркам, улочкам, перекидываясь тихими смешками и взглядами друг с другом. В итоге Чжань чуть не пропускает комендантский час в общежитии, но это того стоило.
Он счастливый ложится на кровать, что могло бы потревожить его счастье? Уроки... Они немного подбивают величе счастья, возвращая в реальность. Приходится встать, отогнать с большой неохотой мысли о ванильной любви и вернуть внимание к скучным конспектам.
— Что делать планируешь?
— Уроки?
— Завтра суббота.
— Вот именно, — Он освободит себе два дня для работы над картиной Ибо.
— Да уж... Если тебе не нравится так эта профессия, то почему ещё не отчислился?
— Не хочу лишних скандалов.
— Ага, — Лука улыбается. — Хочу быть городостью для родителей.
— Хочу, чтобы сестрёнку потом в покое оставли. Чтобы хотябы она была счастлива.
— Сестрёнку?
— Да. Лу. Ей сейчас шестнадцать, ещё чуть-чуть и она закончит учиться и, я очень надеюсь, поступит куда мечтает.
Сяо Чжаеь мечтательно смотрит в небо, которое приглашает закат.
— Что за парнишка пялится на тебя уже котрую минуту?
Чжань вопросительно смотрит в сторону ворот. Он улыбается видя знакомые витки белокурых волос и большую одежду для худого юного тела.
Чжаеь бежит к нему, оставляя друга. Ибо с улыбкой смотрит на него. Сяо при жимает его к себе, как ребенок плюшевую игрушку:
— Ты чего тут стоишь?
— Я хотел увидеть тебя... Надеюсь, ты не против прогулки?!
— Не хочешь пойти ко мне? Просто посидеть, — Чжань ложит ладони на его талию, целуя в щеку.
— Если ты приготовил свою пасту, которой хвастаешься при каждом удобном моменте.
— Договорились, — он смеётся, поворачиваясь к другу, который успел подойти. — Я пойду. Пока.
Он быстро тянет Ибо к своему общежитию. Тот идёт туда, как к себе домой. Чжань тихо смотрит на него, как тот свободно проходит в комнату, как садится на кровать, громко говоря. Ибо здесь создаёт шум, который напоминает соседям за стенкой, что здесь кто-то живёт, его звонкий смех, наверное, слышен всем, но Чжаню все равно. Пусть завидуют что кому-то здесь очень весело вдвоем.
Старший Иде на кухню, моет нужные овощи. Ибо садится на свободный стул, он с интересом и улыбкой смотрит на него, как тот режет все быстрыми движениями ножа.
— Не думал, что ты такой повар.
— Смеёшься? Это тоже ещё одно хобби. Скорее так от скуки иногда сам готовлю, в основном питаюсь где-то в кафе или доставкой, — он не отрывает взгляда от продуктов.
— Почему все чем ты занимаешься выходит так великолепно?
Сяо Чжаеь самодовольно смотрит на него, не показывая смущение. Ибо быстро встаёт, перегибаясь через столешницу, и целует его. Чжаеь чистой рукой сжимает его ладонь, притягивая как можно ближе, а после отстраняется. Ибо продолжает сверлить его взглядом, а после подходит, обнимая со спины:
— Я люблю тебя.
— И я тебя, Ибо, но, пожалуйста, аккуратнее, у меня нож, — Чжань смотрит на руки на своей талии.
Через час они сидят за маленьким столом на против друг друга, уплетая пасту. Ибо восхваливет теперь не только его способность к рисованию, но и готовку. Чжань отмахивается, говоря сущую правду о том, что в его семье так каждый может, на что Ибо заявляет о своем желание познакомится в таком случае с ними. А Чжань улыбается, но про себя уже такую панику развел. Его семья никгда не захочет быть с Ибо. Ну потому что не по статусу, потому что " а что же скажут люди", потому что Ибо ещё школьник, хоть и выпускник и потому что они оба мужчины. Последний аргумент будет самым весомым, чтобы невзлюбить Ибо. Сяо Чжань не знает, что будет делать дальше, жить в Париже до конца дней не его мечта, но и оставить Ибо, как какой-то подростковый роман, он не хочет. А скоро выпуск и с каждой секундой воображаемые часы будто тикают быстрее, давая понять, что времени для выбора все меньше и меньше. А Чжань смотрит на сияющее лицо перед собой и пытается понять, как сделать так, чтобы из столь любимых глаз по нефритовой коже щек не потекли слезы. Он не сможет это рассказть ему пожалуй никогда.
— Я тут купил нам билеты в Лувр на завтра. Сходим на свидание?
Ибо замирет с недоверием в глазах, губы дрожат, вырисовывая улыбку на лице, а после он кидается Чжаню на шею, радостно целуя в щеки и шею. Старший смеется. Это была самая лучшая благодарность в его жизни.
— Я согласен.
Следующим днем Чжань, одев свой самый любимый костюм, идет к Лувру. Ибо стоит в белом худи и джинсах. Он радостно машет Чжаню, что-то прячя за спиной, а после целует. В этот момент внутри старшего всего дрожит и плавится от любви. Ибо тянет малеьнкий букует ему:
— Ты говорил, что не любишь цветы, но... Я решил, что все же подарю их тебе.
— От тебя мне нравится все что угодно, — он берет в руки цветы в обертке, хоть и по прежнему не понимиает этот жест, но искрене рад получить их от Ван Ибо.
В Лувре Чжань был уже много раз. Он с точностью мог сказать, что «Мона Лиза» прекрасна, но куда с большим трепетом он относился к автопортерту Элизабет Виже-Лебрен с дочерью, ведь видел в картине то, чего был лишен сам — любовь родителя. Мама всегда была занята бизнесом, всегда уделяла мало времени детям. «Мост в Нарни» давал почувствовать некую свободу, которой было мало, уют и спокойстиве, но самой любимой картиной была « Мадонна канцлера Роленна» Яна ван Эйка. Он не сможет объяснить почему, просто она запала в душу и все. Здесь нету длинных объяснений, для него здесь словно запечатленны все самые красивые сочетания цветов и оттенков, в ней просто было что-то пленительное. Примерно все это Чжань разъяснял своему парню водя его по всем возможным местам и акцентрируя внимание на всех его любимых и мнее превосходных, по его мнению, картинах. Ван Ибо словно старался запомнить все, что сказал его возлюбелнный, слово в слово. Сяо улыбался, думая, что если дать младшему блокнотик и ручку, то тот начнет конспектировать весь этот поток мыслей.
Они вышли из Лувра в восемь вечера. Чжань повел его по улочкам, аккуратно держа за руку. Ибо счастливо улыбался, обхватив Сяо за руку своими двумя. Детский восторг в его глазах лишь прибавился, когда они подошли к Эйфелевой башне.
Чжань быстро разобрался с билетами, а после они поднялись на второй этаж. Здесь было красиво. Все переливалось огнями тёплого жёлтого оттенка. Ибо с восхищением смотрел вниз, уперевшись руками за бортик. Сяо Чжань подходит ближе к нему, аккуратно придерживая.
— Не могу проверить, что за день ты осуществил все мои мечты для нескольких идеальных свиданий; я подарил тебе цветы, мы прошлись по Лувру, после гуляли по улочкам взявшись за руки, а теперь стоим тут, на Эйфелевой башне, влюбленные и счастливые.
Время действительно проходит незаметно. Ибо почти поселяется за эти месяцы у него, ночует часто, иногда Чжань думает, что его родители уже не любят его: парня, который так надолго крадёт сына. Чжань слишком полюбил его, иногда это пугает. Ему говорили с самого детства не привязываться к людям, чтобы покидать их бло не так больно, а он это и сделал, а сейчас, ожидая Ибо, чтобы показать конец их работы над картиной, он думает как мягче сообщить, что завтра должен уехать в Пекин, и скорее всего если не навсегда, то явно на долгие годы. Он не хочет, но родители заставят, даже не предоставив выбор.
Ибо приходит как обычно в очень большой одежде для своего размера, в руках газировка. Сяо Чжань спешит тут же к нему, целует в пухлые губы, на что в ответ получает тихий смешок, объятия и громкий возглас:
— Ты съезжаешь?!
— Что? — а в голове уже куча мыслей. От куда он узнал? Кто-то мог рассказать?
Но вопреки страху Ибо кивает на кучу сумок с одеждой. Чжань кивает, не зная радываться ему такому развороту событий или грустить. Он должен освободит комнату в течение месяца по правилам института, ведь больше не студент.
— Хочешь посмотреть на картину?
Ибо кивает идя на балкон. С полотна на против на него сморит точная копия. Младший восторженно смотрит на портрет, ведя по контуру своего лица пальцем:
— Чжань-Чжань... Это прекрасно. Спасибо.
— Да не за что... Ибо, — он берет его за плечи. — Ты действительно стал моим объектом вдохновения, показал любовь, ты весь волшебный и такой... необычный для этого общества, ты очень красивый, милый, чувственный, я промолчу о твоих глазах, они очень... Великолепны... Спасибо, что показал мне каким может быть город любви и за многое-многое другое. Мне действительно повезло тогда встретить тебя на той улице.... Я люблю тебя, пожалуйста, помони это.
— Я тоже тебя люблю, — Ибо усмехается, обнимая его. — И ты мне нравился с самой первой нашей встречи, когда ты меня ещё не видел. Ты тоже необычайно красив, добрый... Но к чему все это? Ты говоришь так, словно умираешь! — возможно сейчас Чжань потешился бы над обеспокоенным выражением лица младшего, но смеяться в такой атмосфере совсем не хочется.
— Я уезжаю в Китай. Завтра. Скорее всего на пару лет.
Объятия пропадают, Ибо смотрит на него таким нечитаемым взглядом, где есть лишь разочарование и нотки злости, словно что-то в один момент сломалось:
— Ты что?...
Слова, кинутые в пустоту, больно режут по живому. Ибо громко сглатывает, а после идёт с балкона, больше для того, чтобы его слез не видели:
— Как давно ты знал, что уедешь?
— С самого начала.
— Серьезно?! Чжань! Ты все это время держал меня в навидинье... Я сейчас так... зол! Наверное. Я не понимаю, что чувствую, и это очень отвратное ощущение. Мне больно, очень больно. Чувство будто мной играли.
— Ни в коем случае, Ибо! Я действительно полюбил тебя, — старший подскакивает к нему, сжимает его руки. — А не рассказал, потому что боялся. Боялся, что ты передумаешь быть рядом со мной, и мы расстанемся. И я не предлагаю сейчас разойтись... Мы можем встречаться на ростоянние.
Ибо молчит. Он смотрит в пол, прожигая в нем дыру, а мысленно уже разрыдался. Он видит переживание на лице Чжаня и хочет верить, что его действительно любили. Слезы подкатывают к глазам с каждой секундой все быстрее, он поднимает голову вверх, вытирает их рукавом:
— Ладно. Давай не будем ссориться в последний день... Попробуем встречаться на ростоянние.
— Останешься сегодня на ночь?
— Да, — Ибо улыбается. — А утром провожу тебя на самолёт. А потом буду каждый день звонить, писать... И всячески надоедать.
— Надоедать?! Да вот ещё! Я буду ждать каждый твой звонок и радоваться сообщению.
Ибо обнимает его, как в последний раз, хотя, возможно, так оно и есть
Весь оставшийся день они рядом. Оба не могу радоваться друг другу в полной мере, ведь сразу же вспоминают, что завтра им предстоит разлука, и в лучшем случае только на пару лет. Ибо звонит отцу, так как с тем договориться проще, чем с матерью. Отец легко соглашается, говоря, что завтра утром Ибо должен обязательно быть дома. Тот соглашается на компромисс.
Сердце отдает тревожной дрожью, словно его сжали сильной рукой и разжимать как-то не хотят.
Вечером Ибо лежит рядом. В полутьме его вид похож на ангела, свернувшего с пути, в глазах отражаются лунные блики, Чжань думает на счет того, чтобы нарисовать еще одну картину, вот только времени уже нет. Младший смотрит на него, ведя пальцем по щеке:
— Обещай не грустить. И не плачь завтра, иначе мы не сможем расстаться.
Сяо Чжань засыпает. Ибо в полной тишине гладит его по щеке, прижимает к себе. Слёзы капают на одеяло, а где-то глубоко застывают крики от обиды и отчаянья. Он в последний раз смотрит на него, кивает сам себе, что-то решив, и целует.
Как только он отрывается от его губ, сразу же встаёт с кровати, забирает свой портрет и спускается вниз. Они больше не увидятся, но Ибо память сохранит на всегда, как и любовь.
Утром Сяо Чжань просыпается по будильнику. На телефоне уже пропущенный от матери. Он улыбается, мотая головой. Она уже волнуется. Как обычно куча суеты. В мессенджерах от нее сообщения, по типу: не забудь что-то взять, поешь и так далее по списку. Он начинает одеваться.
Утром выходного дня улицы пустынны, и лишь в аэропорту людей все так же много. Они везде ходят, словно в муровейнике. Сяо Чжань со скукой все осматривает, медленно продвигается через большую толпу. Так странно, вчера он хотел жить, бегать, улыбаться, а сегодня даже сил нет на лишнее движение. Какие-то странные у него перепады настроения. Он смотрит в окно. Словно, что-то забыл, что-то оставил. И это странное чувство не покидает его вполть до Китая. А там уже времени думать не остаётся. Он буквально на пару часов приходит в свою квартиру, чтобы полежать на таком мягком диване, его кровать в парижском общежитие хоть и была удобной, но даже рядом не стояла, поесть, переодетая. А после он бежит за подарком для друга, с трепетом забирает его, доплачивая недостающую сумму, садится в свою машину и едет к дому друга.
Особняк ни капли не изменился с тех пор, как он уехал. Здесь уже много лиц, некоторых Чжань помнит, а о том, кто другие, даже не знает. Он заходит в дом. Его никто не ждал, поэтому друг даже внимание не обращает, стоя в кругу каких-то гостей. Чжань оставляет подарок на специально отведенном столе и идёт прямо к другу. Тот с улыбкой слушает истории других его друзей. Чжань останавливается в паре метрах, но этого хватает, чтобы Личэн увидел его, помчался со всех ног, обнял, хоть раньше и брезговал это делать на обществе:
— Ты приехал?! Должен же был остаться ещё на месяц!
— А как я мог пропустить такое важное событие, Личэн? Тебе двадцать пять. Ты дал мне столько важных советов, помог столько всего решить в жизни, что не прийти было бы не уважительно по отношению к тебе.
Они ещё раз долго обнимаются, Личэн весь светится. Чжань с улыбкой, которая уже успела обворожить многих девушек, смотрит на него.
— Кстати, а девушка твоя где? — Личэн оглядывается. — Ты ведь ее привез?!
— Девушка?! — Сяо Чжань хмурисья. — Что за ахинея? Не было у меня никакой девушки.
— Да?! Но ты был таким счастлив, вечно с кем-то гулял... Вот я и подумал.
— У меня нет никаких девушек. Сам же знаешь, что это не входит в мои ближайшие лет пять ещё точно.
Личэн кивает, ведя его куда-то без точного понимания куда. Они просто ходят, разговаривают. У них много тем накопилось, которые просто так не обсудить по телефону. Завтра Чжаню ещё ехать сюрпризом к семье. Он наконец-то выполнил свою обязанность — хорошо учиться — перед родителями. Осталось лишь отдать долг— пойти работать на компанию отца. От него так много ожидают, что иногда хочется все бросить и скрыться, но он не может. Он обязан быть хорошим сыном. Он должен оправдать чужие ожидания.
Поэтому даже в день рождения, в юбилей своего лучшего друга он не задерживаетчя, потому что нужно как следует отдохнуть и подготовится к завтрашнему дню. Алкоголя в его организме, несмотря на явное его разнообразие, не было. Он смело садится за руль и уезжает к себе.
Дома слишком тихо и пустынной, казалось бы он уже должен был привыкнуть к этому в Париже, но почему-то совсем не чувствовал там себя одиноким, но Чжань все смахивает на учебу и редкое присутствие Луки в его перерывы от учебы. А здесь он должен вновь начать жизнь заново и просто не готов к этому. Он с тоской вслушивается в тишину, словно хочет что-то услышать, но здесь, словно на кладбище, но единого звука. Он мотает головой, проходя в спальню и зашторивая панорамные окна :
— Ничего, привыкну. Вот заберу ещё кота у родителей, и заживём...
Утром он с волнением ведёт машину, держа путь за город. Именно там, в часе езды находится осабняк семьи Сяо. Он знает дорогу наизусть, ведь когда-то каждый день проезжал этой дорогой в школу.
Дом все такой же большой и не доступный, словно башня. Он ищет ключи, которые завалились на самый низ сумки. Тихо открывает ворота и идёт по плитке к дому. Там, несмотря на выходной и присутствие всех членов семьи, тоже тихо. Старший сын семьи Сяо уже устал от нее. Он входит в зал. Первой его видит сестра. Она бежит к нему, обнимает. Он с улыбкой целует искусственно высвеченную макушку:
— Лу.... Как ты выросла... Я уезжал — ты была меньше.
— Я так скучала, — девочка всегда была чувствительна, поэтому слезы на ее щеках — далеко не удивительное явление. — Ты же сказал, что приведешь только через неделю. Не важно, я рада, что ты здесь.
Отец тоже обнимает его, и Чжань хочет верить, что у него было много чего сказать, но крепко вбившаяся в подкорку сознания хладнокровность позволяет лишь спросить:
— Ты готов к работе через пару дней?
— Конечно, — А Чжагь нагло врёт. Он не хочет, все желание хоть как-то связываться с этим отбила учеба.
— Я думаю сегодня остаться здесь на пару дней.
— Что с тобой, — мама улыбается. — Раньше ты бежал от нашей компании.
— Я соскучился.
Опять враньё. Он не хочет быть один в своем большом доме. Не то чтобы дом родителей — лучший вариант, но пока и он сойдёт. Сяо Чжань входит в свою комнату. Здесь словно по прежнему живёт тот школьник, который пытался что-то доказать своим родителям. В шкафу с одеждой безформенные худи, широкие штаны, где-то в углу изорванный костюм, он тогда в первый и последний раз взбунтовал, отказавшись идти на очередную вечеринку для богатых. Чжань улыбается, прикасаясь к нему. Он действительно верил, что может победить своих родителей? Наивный мальчишка. Он переоводит взгляд на полку. Тут все так же: куча тетрадей и альбомов абсолютно разных форматов. В ванной стоят кучу красок для волос разных цветов. Большинство из них даже не открыто. Он помнит, как хотел покраситься за один раз во все возможные цвета, которые нашел, но резко передумал, ведь идея была не одной из лёгких, а денег на солон никто бы не дал, ведь это бы подпортило репутацию семьи, да и самого Сяо Чжаня. Он с самого детства словно в запрети.
В самом низу большого шкафа он находит холсты. Давно не садился за них. С детским интересом и трепетом он проводит по рисунку пальцами, а в груди отдается сладкое, тягостное чувство. Что-то теплеет и наводит тоску. Он словно рисовал что-то важное для него там, в Париже, но что? Почему не помнит? Почему не привез с собой? Что происходило на том балконе? Сяо Чжань правда не помнит, но знает, что проревел около часа, изводимый муками совести и с очень паршивым настроением, чувством потери, на том балконе около минут сорока перед выходом. Вот бы ещё раз там оказаться. То место ассоциируется с любовью, с тёплыми руками, в объятиях которых, словно так тепло и уютно.
Он откладывает холсты и ложится на кровать. Через пару дней он станет работником в компании отца, он должен делать вид, что для него важнее его карьера, а не хобби. Он должен вырасти. По крайней мере в глазах родителей. Двери открываются, порождая тихий срип. Рядом садится Лу. Она лёгкими касаниями ложит руки на его плечи:
— Как в Париже?
— Я не понимаю свои чувства... Я так не хотел от туда уезжать. Такие странные чувства.
— Ты там учился как никак больше четырех лет.
— Да, но на протяжение этих лет я был бы рад вернуться сюда, в Китай. А этим утром меня переклинило! С таким тяжелым камнем на сердце уезжал.
— Отойдешь, и все будет нормлаьно.
— Ты как сама?
— У меня все хорошо. Теперь ещё и ты приехал.
Сяо Чжань кивает, обнимая ее.
Ночью ему снится странный сон. Он видит лицо, которое знакомо. Мальчишка ведёт его на поле. Там полно зелёной травы. Сяо Чжань позволяет обнять себя, тот ведёт по его волосам, целует в щёки:
— С тобой все хорошо? Ты добрался до дома, да?
Сяо Чжань заторможено кивает, а после засматривается в разноцветные глаза, которые светятся и блестают ярче всех драгоценностей. Парнишка улыбается, поправляя его волосы:
— Извини, я украл картину... Мне пора.
Парнишка просто растовряется, а Чжань словно воздух теперь обнимает. Он чувствует такую пустату в груди, от сильного чувства разочарования и просыпается. Он видит, что уже утро, поэтому спускается. Отец похвально хлопает его по плечу:
— Рано встаёшь! Молодец.
— Пап... Ты не знаешь, у нас есть знакомые с... Гетерохромией?! Зелёный один глаз, а дургой —серый. Может есть кто-то. Он молодой.
Отец задумывается на минуты три точно:
— Да нет... Нет. Твоя мама с такими бы не позволила водится. Знаешь ведь, не любит она не таких как все.
— Ладно. Я пойду.
За завтраком полная тишина. И это тоже обыденно для его семьи, но почему сейчас так не привычно?! Он словно в Париже не ел один, но почему тогда так одиноко?
Отец по окончанию трапезы хлопает его по плечу:
— Завтра приготовь костюм, ты едешь на свой первый рабочий день.
Чжань кивает.
Проходит семь лет. Чжань ушел из формы отца и открыл свою художественную школу, он лично преподает рисование, но помимо этого есть и пение с танцами. Сейчас он счастлив ходить на работу, вкладывать в нее все свои силы, а после приходить домой усталым. Но эта усталость приятно отдается внутри словно он добился того чего хотел. Родители конечно все еще не одобряю но упрекнуть не могут, ведь их сын даже копейки не взял на осуществление своих идей.
Он лет пять назад с большим скандалом ушел из компании отца. В те годы он почти каждые выходные напивался до тошноты, пытаясь забыться, убежать от каких-то воспоминаний, которые оставались болью, но они были таким нечёткими, что понять из-за чего ему грустно он не мог. А после воскресной ночи приходил домой брался за кисти со слезами рисовал, а после в ярости рвал свои же холсты. Именно в таком состоянии его и нашел отец, который приехал, потому что сын не отвечал на звонки. Он испугался первые пару минут, но когда отошёл от шока уложил спать, а на утро на кухне читал морали:
— На твое место многие метили! Так будь добр, раз оно досталось тебе, работай, черт возьми! Что за работник, от которого каждый понедельник несёт алкоголем?! Что с тобой произошло?! Тебя после Парижа даже не узнать!
— Раз метили чего не взял?! Я бы не расстроился. Напомню, что хотел поступить на художественный.
— И куда ты пойдешь?! За копейки продавать картины и бомжевать?!— отец злится, в его глазах блики бешенства. — Мы с матерью тебя в люди выбили!
— Спасибо большое!— Чжань саркастически усмехается, кланясь. — Всегда мечтал о такой жизни! Пап, я увольняюсь. Я задолбалася! Не хочу ходить на работу, которая мне не нравится! Не хочу слушать твои приказы! Мне не пятнадцать!
— Отлично! Ты ещё прибежишь ко мне, как деньги закончаться! Неблагодарный. Рисуй свои картинки дальше!
А Сяо Чжань и продолжил. Почти сразу начал их продавать за средние суммы, но уже через год они достигали цифр с парой ноликов в конце, которые могли позволить себе не каждые.
Тогда то он и выкупил здание, сделал в нем капитальный ремонт, нашел персонал и начал свое дело. Художественная школа. Здесь сочитаются все искусства прекрасного: музыка, танцы от современного стиля до балета, рисование. В первые годы был трудно, но сейчас его учреждение — одна из самых востребованных школ искусств. Сейчас он добился вершины своей карьеры.
Он сидит в своем кабинете, занятие только через пол часа. В двери стучат и тут же открывают. Он поправляет костюм, когда входит девушка. Она мило улыбается:
— Чжань-Чжань? Мы с твоей сестрой думали сходить в цирк. Видел афишу? Они по всему городу. Пошли с нами. Ты как раз не работаешь! — она пальчиком с норощенным ногтем водит по его руке.
Ещё один явный намек на то, что он нравится сестре своего друга, но он не любит ее. Она пытается ещё со школьных годов. А Чжань может быть и взглянул бы на нее, но что-то удерживает, словно где-то его ждут, но он пока не нашел это место. Он убирает ее руки со своего тела:
— Отлично. Напиши ко скольки. Мне нужно готовитсья к занятию.
— Конечно!
Она уходит счастливая, а Чжань продолжает вырисовывать высокий силуэт в мешковатой одежде и кудрявыми волосами на тетрадном листке ручкой. Этот парень вновь в его снах, как у себя дома, а вот лица он не показывает. Оно расплывчато в царстве Морфея.
После закрытий в школе он едет к месту. Там уже стоит Соль и его сестрёнка. Сестра быстро бежит к нему обнимает и тащит в шатёр. Он садится на скамью. В какой-то момент почти везде потухает свет и выходит молодой парень. Он одет в костюм официального стиля, волосы короткие, черные, но лицо знакомое. Он жмурится в попытке ещё лучше разглядеть челвоека.
Весь вечер в цирке показывают невероятные фокусы, но узнает Чжань с не очень уже большим энтузиазмом, что он в цирке уродов. Их тела то расчленяют, то снова сращивают вместе, вонзают в них кинжал, из ран идёт кровь алыми ручьями, оставляя такие же алые разводы капель на лезвие, но когда кинжал резким движением вытаскивают, то раны сами по себе затягиваются
Звучит прощание и все расходятся. Сяо Чжань вновь видит парня в костюме и засмотревшись не замечает, как зал пустеет. Мальчишка улыбается с неверящими глазами смотря на него:
— Ты...
— Как вы это делаете?
Может ему и показалось, но на секунду парень расстроился:
— Главное правило — это не рассказывать секретов. Удачно провести остаток вечера вам.
— Да... И вам. До свидания.
Он бежит к машине. Сестра и Соль уехали, а значит он может сразу же направится домой.
Ночью ему вновь снится сон. Он сидит в каком-то нереальном месте, на большом камне около водопада, наверное, так выглядят райские сады. Рядом садится он. На его лице улыбка. Лице... Он видит его лицо?!
— Привет, Чжань-Чжань! Скоро твое день рождения. Я бы хотел справить его с тобой, как тогда, помнишь?
— Я не помню, прости. Ты каждый раз приходишь, говоришь вот такие рандомные вещи, а потом уходишь. Ибо, я не понимаю схожу ли я с ума или... Это просто мое воображение играет.
И тут он просыпается. Ибо?! Лицо во сне очень знакомо. А имя? Почему именно это? Все тело, как струна гитар тех детей с музыкального, напряженное. Он быстро берет тетрадь, рисуя примерное лицо по свежей памяти, а сам бормочет лишь имя, словно боится, что забудет. И тут его озоряет. Это Ибо — тот самый фокусник из цирка. Он должен все понять, должен... Прямо сейчас ему нужно к цирку.
Он садится в машину и едет к шатру. Быстро забегает внутрь. Мужчина строго смотрит на него:
— Вы куда?! Мы открываемся только вечером. Выйдите!
Но Чжань бежит за сцену, он по пути снимает свою кофту и останавливается в шоке. Вокруг ходят те самые уродцы, смеются, разговаривают, учат новые номера. Он словно пришел на какую-то вечеринку близких друзей. Взрослые люди ухаживают за более маленькими, а на одной из стен его картина. Нет, он не помнит, чтобы рисовал что-то подобное, не помнит чтобы рисовал фокусника да ещё и такого молодого, но знает что стиль его. Но как все это возможно? Он действительно свихнулся?
— Чжань-Чжань? Ты... Чего тут?— фокусник хмурится, смотрит на него как на что-то не правдоподобное.
— Чжань-чжань?! От куда ты знаешь мое имя? Кто ты, черт возьми, такой?! Почему?! Почему ты мне снишься?! Ибо... — Он истерично бьёт его по груди.
Но парень никак не сопротивляется, застыв, а после и вовсе обнимает, прижимая чужую голову к своей груди:
— Тише-тише... Видимо, я много думаю о тебе... Извини.
И тут в голове проплывают все дни в Париже последнего курса. Он видит себя в объятиях парнишки со светлыми кудрявыми волосами, видит свою улыбку, Ибо в качестве натуры, свой рисунок, который сейчас на стене цирка, слышит звонкий смех школьника. Все отдается счастьем и болью в голове. Он с тихим вздохом почти падает, но Ибо удерживает его.
Когда он приходит в себя, то видит что стидит на полу, все еще объятиях Ибо.
— Как?! Почему я тебя не помнил?! Ибо?! Я скучал,— он жмется ещё ближе, а слезы текут по щекам.
— Давай я все объясню в своей комнате.
У Ибо комната маленькая, но уютная. Они сидят в молчании, но с глупыми улыбками минут десять, пока Ибо не начинает:
— В это трудно поверить, но я стер все воспоминания о себе и о нас через поцелуй. Ты его не помнишь, я поцеловал тебя, когда ты уже спал, в ту последнюю ночь. Я не хотел делать больно ни себе, ни тебе. С самого детства меня поселили здесь. В странном цирке уродов. Родители мечтают, что я продолжу их деятельность, учили меня всем магическим штучкам.
— Магические штучки?! Ибо, я и так себя больным считаю, а ты тут рассказываешь это.
— Это правда идём!
Он тянет его на сцену, ставит в центр и вонзает нож. Чжань округляет глаза, готовясь ощутить боль, но ее нет. И этот точно не от шока. Кровь течет, уже всю белую рубашку испачкала, но болевых ощущений даже мельком не ощущается. Ибо вынимает нож и глубокая дыра тут же затягивается, и напоминанием о ней и утверждением его здравой психики служит лишь кровавое пятно на белой ткани.
— Что за... Боже. Я даже не знаю, что сказать...
— В это сложно поверить, но да. Такое может быть.
— А эти люди... Вы их сами такими делаете?!
— Нет, ты что фильмов пересмотрел? Мы спасаем их от смерти, притупляем боль, они ее даже не чувствуют, и даём выбор: жить здесь или на воле. Все по согласию.
— Знаешь — он садится на сцену,— Я бы хотел тебя обнять, поцеловать, ведь все чувства остались. Но факт того что ты заставил меня забыть важные фрагменты моей жизни заставляют тебя ненавидеть. Я не могу понять, что чувствую к тебе и отношение ко всему этому в принципе. Наверное, нам стоит закончить на этом.
Ибо со слезами на глазах берет его за руку, но Чжань грубо толкает его.
— Я уезжаю в воскресенье рано утром, надеюсь, ты приедешь
Но Чжань даже не оглядывается. Нет он не передумает. Как можно жить с человеком который в любой момент может стереть твои воспоминания, обрекая на муки, которым подвергался Чжань в течение семи лет?! Да никак! Он чувствует словно его желания даже не учитывались.
Приехав домой, он говорит, что неделю его не будет, заболел, а на деле просто хочет оправиться от такого количества информации. Всю неделю он рвется к Ибо, чтобы просто посидеть рядом, ловя взглядом чужую улыбку, но сам себя тормозит на выходе. Нет. Он должен забыть его. Сколько вечеров он проводил в компании хорошего алкоголя и слез из-за него? Он скучает. Скучал все эти года, а сейчас ещё сильнее. Казалось бы, Ибо рядом, но переступить через свои принципы и гордость Чжань просто не хотел. Мог, но не давала себе такого права. Может это бы продолжалось и дальше, но в один момент он понимает, что дальше так жить не сможет. Некоторые вещи переломаны в порыве ярости и гнева, на столе почти нет пустого места: все заставлено алкоголем и закусками к нему, а на подоконнике что? Пачка от сигарет, курить которые он бросил еще в последнем классе? Нет, так продолжаться дальше просто не могло. Он должен прямо сейчас вернуть Ибо, он не может жить без младшего.
В воскресенье Чжань проснулся рано и, как обычно уже для этой недели, без настроения. Время около четырех. Завтра понедельник. Ибо уезжает сегодня. Он быстро одевается, накидывает пальто и бежит на парковку. До аэропорта он добирается сам уже не помнит как, просто боялся, что не успеет. Осталось только понять в каких местах может быть его любимый. Он оглядывается по сторонам. Что-то тихое и красивое. Красивого здесь нет особо, впрочем, как и тихого. Он идёт просто ориентируясь своему внутреннему голосу, хотя совсем не верит в него. В толпе он видит знакомый стиль одежды и прическу. Мешковатая одежда висит на худощавом теле. Чжань бежит туда, обнимая его со спины:
— Я рад что ты не уехал!
— Чжань-Чжань! — Ибо поворачивается. — Ты все же пришёл! Чжань-ге, как же я боялся, что не увижу тебя.
— Ибо, оставайся со мной. Не улетай. Давай начнем все заново?!
— Да. Давай
— Ван Ибо,— голос женщины звучит очень строго и холодно, Чжань готов поклясться, что даже его мать так ни разу не говорила. — А цирк?
— Он меня никогда не интересовал. Ты это прекрасно знаешь, мам!
— Вот ты как...
— Мам! Хватит! Я не хчоу этим заниматься. Я ухожу.
Ибо ведёт своего парня на выход из аэропорта под просьбы и крики о том, чтобы он вернулся сейчас же.
На улице Сяо Чжань обнимает его, улыбаясь счастливо, целует. Ибо смеётся, укладывая голову на плече старшего:
— Я был так рад, когда ты стал известным художником...
— Я чувствовал, что мне нужно, словно я обязан это сделать.
— Есть маленькая проблема. Я ни разу не работал нигде кроме цирка, и у меня нет образования.
— Не вижу проблем, — Сяо Чжань ведет его к машине.— образование получить можно всегда, а пока можешь попробовать открыть свой кружок в моей школе искусств.
Они садятся на передние сиденья. Ибо счастливо кивает.
— Но у меня есть условие. Не стирай мне больше память. И вообще никак не проявляй на мне свои магические штучки!
Ибо смеётся:
— Вот ещё. Теперь ты просто обязан помнить и знать о нашей любви,— он счастливо ложит руку на его, приближается лицом к его и целует со всей нежностью и любовью, которую копил в себе все эти годы.