Величие… о деяниях к нему Сакамото Осянō рассуждал: «Избыточные грёзы и иллюзии о победах и славе, не столь военных, сколь личных, нередко забредают в души людей и нелюдей, мой вакатоно¹ Ōхико. С этим растёт их решимость и даже бесчеловечность. Иллюзии затмевают трезвость их умов, а сердца чернеют подобно старому пло́ду, зачастую приводя ко смерти духовной, а то и телесной для столь самонадеянной личности. И всё же единицы добиваются желания, завидного всем остальным — те смогут стать владыками как своей, так и чужой жизни, и если дух твой силён, стоит стремиться к этому. Не стоит стремиться, если духом ты слаб и подвластен эмоциям». — «Берега Кюсюн в сиянии рассветных лучей Тайё²», IIIЭ. 833, записи Хирасара Эбимуры в беседах со стариком Сакамото в Камакуре.

Беседы при замке «Хакка»

IIIЭ 1096. Окрестности Татэбаяси-кё

— Деда, ты ведь предвкушаешь наши достижения во времена грядущих восстаний провинций севера, не так ли? — юный Куки Ёсимаса с гордой улыбкой обратился к старому военачальнику.

— А ты-то как думаешь? Куёси-кун, я ждал этого шестьдесят один год, и всё никак, — прозвучало раздражённо. — Конечно, меня долго томили надежды, что Торимаса подсобит мне в этом, но вырос он слишком отстранённым от отцовских идей и планов да засел в своём же замке аки в темнице. Тревожно мне, — с сожалением дополнил Куки Торимада. — Да и с поддержкой так себе положение за столько лет, вопреки моим заслугам перед господином ōнуси³ и влиянию на столичную политику. Н-но, Ёсимаса, вместе мы докажем людям в смутные дни севера, что самураи древнего рода Куки способны на многие свершения великой славы, способны к достижению собственных стремлений — быть самой могущественной силой Акуцухары.

— Отец в последнее время сам не свой, он и правда не покидает стен замка, а большую часть дня даже из покоев не выходит. С ума сходит: говорит, что идут некие чудища, «способные души заточать, а телами управлять». Что «нужны им тела семьи Кюсибон»… главной семьи. Описывает их как тёмные и размытые образы с кучей щупалец и на четырёх лапах. Эх, а всего два года назад скакал на коне да катаной рубил всех, кого хотя бы подозревали в мятежности против владыки, — устало промолвил Ёсимаса. — Обещаю, ты будешь гордиться моими подвигами и однажды наш род будет на вершине влияния и власти. И я уверен, что господин Тоётоми Хидэнара наградит меня за все будущие свершения на севере, но ему необязательно знать, какими методами я до них дойду. И отца излечить способ найду. Думаю, поиски ответа надо начать с провинции Гиномото.

О Хидэнаре

圷原の豊岸国王主・豊臣秀楢「天道神の大白鳥」、民意の恩人

«Большой лебедь богов небесного пути» Тоётоми Хидэнара, подлинный правитель страны Тоёгиси на Акуцухаре, Благодетель народной воли.

Торимада рассмеялся, но внутри он тревожился о состоянии своего третьего сына — Куки Торимасы, отца Ёсимасы. Военачальник и сам страдал от кошмарных чуждых образов, пусть и не столь чудовищных, как у сына.

«Надо бы наведать его в Тюсо да вывести на воздух к люду. Возможно, это лишь помутнение наших рассудков, и будет лучше, если так. И всё же я боюсь: это может быть связано с той тварью, убитой в Нэндай двадцать лет назад копьём брата… Быстро он слёг в землю после этого», — содрогая пальцы, размышлял Торимада.

— Конечно, а то он разозлится и будет громко шипеть, как змей, и кудахтать, как неугомонный петух, на весь Татэбаяси, — Торимада изображал, будто еле сдерживает эмоции. — И всё же надо быть осторожными — наш род силён, но недостаточно, понимай это. Я не увижу рассвета рода Куки на Акуцухаре, не при жизни. Да и Торитада, мой старший, не уступит ничего ради наших амбиций, пока занимает положение сōкэ⁴… Куёси-кун, прошу, сделай всё, чтобы именно ты стал главой нашей великой семьи, — военачальник притих на секунду, проверяя, не появились ли у стен поблизости уши. — Если это потребуется, убей своего дядю, а я помогу и прикрою несмотря на то, что он тоже мой потомок. Я всегда тебя поддержу, — прошептал он.

«Такой юный. Ему всего четырнадцать, а своими талантами и амбициями он может затмить даже моих сыновей и сравниться с моим отцом. Всё же он многообещающий мальчишка, хах. Я должен помочь этому цветку распуститься во благо всего нашего рода и доверить ему будущее», — решил для себя Куки Торимада.

— Хорошо, дедушка. Я стану сōкэ, и даже не ради тебя или ради нашего рода, а потому что сам захотел, х-ах. Может, и с дядей ничего делать не придётся. А вообще следовало бы прислушаться к совету министра золотой палаты и передать титул Торисукэ, но что уже сделано… как говорил отец.

Торимада встал и подошёл к окну. За ним открывался вид из замка Хакка: взору представала сама столица с её яркими жёлтыми стенами и вид на окружающие её пейзажи, пестрящие пышным разнообразием — леса, озёра, реки, скалистые холмы, туманные болота и травянистые поля да цветочные луга, и всё это в пределах всего пяти ри⁵.

«Эх. Ну… всё же он был прав — я слишком слепо чтил традиции, не обращая внимания на качества сыновей. Лорд Абэ всегда точен в своих предсказаниях и советах, но я оказался слишком упрям. Как и всегда».

— А насчёт твоего отца, — опустив голову, промолвил Торимада. — Есть вероятность, что ему уже не помочь. У меня есть причины так считать, как и отчасти доверять его видениям.

— Почему? Чего я не знаю?

— Как ты знаешь, двадцать лет назад в провинции Нэндай вспыхнуло очередное восстание фанатиков Гёмото. Торимаса с моим братом Торисигэ бились там вместе. В одну из ночей они осаждали город Коногава на западе. Там им пришлось столкнуться не только с людьми, но и с внезапно появившимися чудищами, и…

— Торисигэ-сан поразил копьём чудище Сандзэцу⁶. Отец впервые об этом рассказал, когда мне было лет, наверное, семь. Но я так и не смог понять, что это такое. Ёкай как ёкай, хоть и опасный.

— Это не простой ёкай или даже ками. Это нечто другое. Чуждое и зловещее. Суйгами с отцом склонны полагать о гогансандзэцу, что те рукотворные создания из «нитей, сотканных из душ» (синъито). Суйгами лучше в этом сведущ, а я не совсем могу понять, как из душ можно создавать нити, а из них чудовищ… Однако я точно уверен в том, что контакты с подобными тварями опасны, даже если выйти победителем: Торисигэ погиб спустя год, как одолел чудовище, и весь этот год он страдал от неизлечимой болезни. Благодаря роду Абэ нам даже удалось обратить на себя внимание одного из младших ками — Кубёмацу-но Микото — но и тот помочь не смог.

∗

Суйгами — представитель рода Абэ, одного из древнейших на Нихонсётō. Этот род прославился в истории многим — политика, магия, алхимия, различная наука, и разбрёлся по местным островам. Юноша происходит из камакурской ветви Абэ (север Хонсю), боковой семьи Инума, гонимой конфликтом между домами Фудзивара и Минамото. Совет старших при главе тогда ещё зажиточной Инума был обеспокоен и неоднозначным статусом императорского двора — господство монарха сковывалось влиянием военного диктата высших чинов из сословия самураев. В то же время сторонники претендовавшего на власть потомка принца Гэмму запугивали жителей Камакуры и разоряли окрестности, что отразилось на благополучии северных домов Абэ.

Суйгами всегда привлекала магия и её таинственность, а избрал он собственным путём оккультные практики оммёдō («Путь Тёмного и Светлого начал»), богатые на дисциплины, из которых распространены гадания, изгнание злобных духов, взаимодействия с духами-прислужниками сикигами, колдовство и составление календарей. Начинающий оммёдзи знал семью Кюсибон, а с Ёсимасой и вовсе дружил уже шесть лет. Он нередко помогал молодому самураю, его отцу и деду, а ещё отличался сильной добротой, иногда раздражавшей девятилетнего Ёсимасу…

∗

«Правда ли, что есть не только ёкаи и ками? Есть и иные подобные существа, о которых мне не рассказывал мастер Хайся? Придётся немного подокучать отцу Суйгами…», — подумал Ёсимаса.

— Думаешь, отец подвергся тому же влиянию?

— Да, но проживёт он куда больше, ведь не вступал в этот бой. Кошмары начали одолевать его очень поздно. И это может быть хорошим знаком, пусть я и ожидаю худшего. У Торисигэ всё начиналось с тех же симптомов: ему начали сниться кошмары спустя полгода после восстания в Нэндай.

— Одзӣ⁷-сан, я попробую разузнать как можно больше, особенно в Гиномото. Возможно, нам не помешает и тайна «Накабасиры», которую так удерживает Нагамаса — всё же дух «тайности» там стоит давно. Хотя найти «Книгу чёрного снега» («Куроюки-хон») было бы полезнее.

— Куроюки-хон? — с удивлением переспросил военачальник. — Она же была утеряна ещё во времена падения города Хибасира.

— Купец с Хигэкуры поговаривал, что похожую книгу видели в порту Фукухары в Хирагоку (страна рода Тайра, восточнее страны Хигэкура). Конечно, это лишь слухи, но я хочу их проверить.

— Далековато. И затратно. Ты ещё юн, для тебя такое путешествие опаснее, чем для тех, кого можно отправить вместо тебя. К тому же здесь ты нужнее.

— Не имеет значения, если это даст нам бóльших знаний о происходящем и позволит хотя бы ослабить страдания отца, — Ёсимаса вдруг задумался. — Ну, ещё одну зацепку я рассчитываю найти в пещере водопада при Кавабасире. Поговаривают о странностях и магических явлениях в тех местах.

— Хидэкацу недавно выдвинулся туда с оммёдзи.

— Вот как… младший брат господина-правителя… Следует уже назначить лорда Хидэкацу главой искоренителей злых духов — о его расследованиях слышно из каждого куста.

— Соглашусь, правда свой пост Хидэкацу покидать не спешит. Куёси-кун, я не одобряю твоих намерений отправиться в Хирагоку. Слухи о книге — лишь слухи, а риск помереть для чужеземца велик. Там твои чины и заслуги ничего не значат, а страна так далеко, что им не страшны последствия смерти хоть наследника Тоётоми. Можешь считать мои слова хоть запретом, хоть приказом остаться здесь. Следует выждать лучшего времени. И в Гиномото спешить не советую. Род Хинакамори мелкий, слабый, но проблем не оберёмся потом, если совершим ошибку. Даймё Нагамаса очень вспыльчив, и с твоим текущим статусом для него ты всё равно, что назойливая муха, которую он раздавит об пол, не задумавшись, и даже фамилия Куки тебя не спасёт.

— Ладно, одзӣ-сан, я уважаю твоё мнение, и повременю с книгой, — преклонившись, сказал Ёсимаса. — Доводилось бывать в столице Гиномото по приказу сōкэ Янагидзава. Честно — не замечал чего-то сильно отличного от наших земель, хотя о Нагамасе действительно многое говорят даже там.

— Иногда мне кажется, что он просто жестокий безумец: в середине весны демонстративно зарубил посланника из рода Така, якобы за оскорбление чести. Хотя я слышал, что тот, чихнув, просто испачкал дорогое одеяние Нагамасы, что и привело того в бешенство. И такими подданными дорожит ōнуси… как он вообще собирается удерживать власть. Я бы поставил сотню бутылок сакэ на то, что после этого род Така, особенно «Благородный Кавамада», захочет вернуть должок, а то и вовсе восстанет. А нас пошлют их подавлять…

⁂

Торимада и Ёсимаса продолжали свою беседу ещё некоторое время, обсуждая положение дел, но плавно это перетекло в тему о собственных корнях…

— В конце концов, мы несём прямое наследие рода Фудзивара. И как бы негативно я не относился к состоянию этого дома сейчас, некогда Фудзивара действительно значились самой могущественной силой во всём Нихонсётō, пока удерживали под своими пурпурными ветвями тэннō⁸, — сказал Торимада, наслаждаясь видом на озеро с гигантским древом гинкго под собирающимися тучами с изморосью к западу от стен столицы. — Раньше я этого не говорил, но основателем нашей семьи приходится Фудзивара Сайгодани, и мне всегда нравились рассказы моего дедушки о нём.

— Отец как-то говорил, что наши корни лежат в доме Фудзивара, но разве не пошли мы от Фудзивара-но Дзицукуна? Имя Сайгодани я припоминаю, в детстве ты тоже о нём мне рассказывал сказки, и довольно часто, — Ёсимаса на мгновение задумался. — Помню, у него было прозвище: «Отворитель девяти демонических врат» (Кюмамон хиракуси).

Отец Ёсимасы на протяжении десятков лет занимался изучением истории собственного рода и составил внушительную библиотеку свитков. В этом ему помогали и профильные историки, чьё «искусство прошлого» передавалось от родителей к детям — род Кира из Будена. В какой-то момент Торимаса загорелся идеей, что рода Куки и Кудзё ближе, чем это представлялось ранее. Тогда, проведя исследования доступных знаний, он пришёл к выводу об общем предке в лице Дзицукуны — великого лучника своей эпохи, жившего в одно время с Сайгодани. В народе говорили, что однажды он попал в глаз синего солнца.

— Нет, Торимаса ошибается. Дзицукуна — предок дома Кудзё, но не Куки. И да, это прозвище Сайгодани. По давним сказаниям, вместе со своими воинами он защищал Хонсю в долине Идаку-ути от созданий, что страшнее любых óни⁹. Из этой битвы ему достался особый предмет, который передавался в нашей семье от отца к сыну. И ко мне он тоже перешёл, как старшему сыну твоего прадедушки, вместе с подгнившей флейтой некоего «тёмного мастера» (дзядō-сюси/сьедао-чжуши).

— А сейчас эта вещица у Торитады?

— Нет, я не смог отдать его ни одному из сыновей. Не обладают они достоинством владеть таким артефактом, особенно Торитада. И ни один из их сыновей не показал себя умело… Кроме тебя, Ёсимаса.

— Это значит…

— Да, Ёсимаса-кун, он твой, — Торимада, достав из потайной секции в стене, передал внуку нечто, завёрнутое в пурпурные ткани. — Но не открывай, ещё рано узнавать. Придёт время, и он сам подскажет тебе, что уже пора.

— Благодарю, одзӣ-сама¹⁰. Для меня большая честь принять эту реликвию. Я буду оберегать её и ждать этого часа, — Ёсимаса склонился в почтении к военачальнику. — А что о флейте? — поднял он голову с выражением явного интереса.

— А-а, она из «Ниси-аокуса» (город «Си-циньцао»), это где-то дальше Тюгоку (Чжунго, «Центральный Китай»). К западу от него. Твой прадедушка рассказывал мне, что она принадлежала мастеру какой-то «загадочной магии» и наделала немало шума, и что этот мастер остановил нашествие «страшных тангутов»¹¹ на те земли. Хотя я думаю, что он это всё выдумал, пытаясь развеселить ребёнка в моём лице.

— Тангуты… не знаю о таких. А флейта при тебе? Доводилось слышать о подобных вещах от некоторых оммёдзи и махōси¹². Абэ Суйгами говорил мне, что существует шесть флейт из дзюхихонгай¹³, подобно шести столпам Хонкая. Вдруг и эта из особой древесины.

— Мне тоже. Да, я всегда ношу её в память об отце, — Торимада достал старую и чахлую флейту в красно-зелёных оттенках. — На ней даже не сыграть — звук есть, да вот мелодии никак. Она и явно не подобна «шести флейтам».

— Из бамбука значит. Я попробую, — Ёсимаса взял флейту из рук дедушки и начал играть. Комнату заполонили отвратительные звуки, больше схожие с криком умирающей лягушки, чем с прекрасной мелодией — настоящая пытка для ушей. — Ой, не думал, что всё настолько плохо, — неловко озвучил он.

— Ха-ха. Я когда сам впервые попробовал, отец приказал больше не дуть в неё при нём никогда. Что забавно, всегда вслед за «игрой» на этой флейте что-то да происходит. Будто в ней есть некая сила, но всё это таки лишь случайные совпадения. Никаких чудес или зла от неё я никогда не видал, хоть отец и говорил об обратном.

— Нам теперь ждать беды? — Ёсимаса посмеялся и протянул флейту Торимаде.

— Возможно. Но лучше ждать нашей победы, Куёси-кун. А теперь пойдём наверх, — Торимада встал и почти убрал флейту в свои одежды.

— Постой, я вижу на ней остатки надписи.

Дедушка Ёсимасы остановился и посмотрел на флейту.

— А-а, это. Удивительно, что стёрлась она при моей жизни, а не раньше. Там было написано «Врата в океан» (Янмэнь), что бы это не значило. И это странно, насколько я знаю, в тамошних местах океанов нет, хотя я там и не бывал никогда. Наверное, это что-то более поэтическое, и понять смысл мне не суждено.

⁂

Вместе они поднялись на верхний этаж Хакка-дзё, изящно украшенного и обустроенного как балкон для умиротворения и созерцания. Столетием до сегодняшнего дня замок Хакка даровался роду Куки государем Тоётоми Хидэсиро в благодарность за их деяния на благо страны, важными из которых стали помощь клана в искоренении «мёртвых культов» и самого опасного из них — Сикабанэ-хадзоку, удержание ужасающих ёкаев и демонических отродий от стен Буден-кё и Татэбаяси-си, а также и уничтожение промышлявшего злотворными оккультными учениями да интригами со смутой дома Итимандзи на юге, под началом которого находилась часть из малых «мёртвых культов».

Хакка-дзё, «Мятный замок», возводился в давние времена — при «Ōтаймё¹⁴ центральных равнин и скал» Уцугунэ Наритомо, задолго до прибытия рода Тоётоми на остров Акуцухара. Входит он в «Семёрку великих замков Татэбаяси», охватывающих окружные границы столицы, и значится самым молодым из них — строилась Хакка больше ради эстетики, чем из практических соображений, и всё же не потеряла своей стратегической ценности и по сей день.

— Я чувствую, что недолго мне топтать здешние почвы, камни да балки. Ты должен уберечь и этот прекрасный замок — моё последнее наследие, даже если оно попадёт в руки совершенно иного дома по воле Тоётоми.

— Да ладно, ты хоть скоро уже и прадедушкой станешь, но здоровья и силы тебе не занимать, — улыбнулся Ёсимаса.

— Каждому отдан свой срок… Да и я сам без пяти лун восьмидесятилетний старик. Хех, но прожил я неприлично долго, даже не особо утратив своего тела, кроме заседевших волос… Последние двадцать лет мне приходили видения, — обеспокоенно высказался Торимада и начал возиться с вещами на балконе. — В будущем нечто страшное разделит здесь со мной красный, подобно крови, чай, и это будет последнее событие в моей долгой жизни. Я могу рассчитывать только на то, что ты продолжишь моё дело, и я в тебе уверен, — положил он руку на плечо внука.

— Ты больше ни с кем эти видения не обсуждал? — тревожным тоном спросил Ёсимаса. — Это могут быть лишь наведения и не более. Быть может, на тебя с отцом кто-то просто наложил сглаз кошмаров. Не хочу, чтобы вас постигла судьба Торисигэ-сана.

— Обсуждал. Я ездил к Суйгами-куну, однако и он толком не смог мне помочь. А вот пить сётю наперегонки было весело, хах. Правда, я проиграл…

— Да его никто не перепьёт, — посмеялся Ёсимаса. — И что же он сказал?

— Сейчас это не так важно, — Торимада достал из бархатных свёртков чугунный чайник тэцубин малахитовых оттенков и золотых узоров, «цусимскую чайницу», две серые чаши и другие чайные предметы.

— Это утварь для чайной церемонии?

— Да. Знаешь, пять лет назад я приплыл в портовый город Кин на западном берегу Хонсю, там правят сёгуны Накацугава. На моё удивление, меня там не зарубили, — в присмешку сказал Торимада. — Там я познакомился с Сакамото Ōцу, он обучил меня приготовлению разных напитков, а ещё проведению чайной церемонии по традиции Акидэнкō-чаю («Чайная церемония аиста осеннего неба»). Сейчас я наконец-то удовлетворён своими успехами в приготовлении этого сорта, и решил вот похвастать тебе.

Ёсимаса стал наблюдать, как его дедушка увлечённо занимается подготовкой чайной церемонии, необычной для здешних краёв.

Торимада не использовал угли для разогрева тэцубин, вместо чего возложил в очаг слитые в смоле «Рюбакуноки» травы с лазурными цветками и острыми лепестками.

— Я купил их там же, в Кин, и храню в Хакке. Это часть церемонии, пускай и не столь же быстрая, как будь на их месте угли, — военачальник растопил очаг, и балкон быстро заполонил стойкий смоляной и цветочный запах, хоть помещение и было открыто как сквозное по трём направлениям, кроме юга.

— Приятный запах и незнакомый, — подметил Ёсимаса.

— Это цветы «Осирои камахана», растут только на линии западного берега Хонсю. Ну, и ещё встречаются на Рюкю и Цусиме. Поговаривают, что этот запах привлекает аистов, где бы те не находились, — Торимада затих на пол минуты. — По правде говоря, эта церемония должна проводиться осенним вечером при голубом восходе Сёмокуби¹⁵ на востоке до глубокого оранжевого заката Тайё на западе, но я решил, что ничего страшного не будет и в летнем солнечном дне для моего хорошего внука, пусть уже и несколько дождливом, — улыбнулся он.

Старый полководец продолжил церемонию. Пока тэцубин нагревался, он взял один из дымящихся кирпичиков смолы и начал проходиться кругами по внешней дорожке балкона, проговаривая: «Mōhito-otsu-u no a-ame-e. Mōhito-otsu-u no kaede-e. Kōnotori-i wa ha-ashira ni tobitsu-uku-u» («Ещё один дождь. Ещё один клён. Аист прыгает на столб»).

— Звучишь как вылитый монах, — позабавился Ёсимаса, однако Торимада не прерывал «пения» ещё минуту.

Следом он уложил кирпичик уже остывшей смолы на блюдце для подношений. Оставалось лишь дождаться закипания воды. Торимада взял «цусимскую чайницу» и та зазвенела при открытии — особенность работы мастера, эстетика которой почитается у местной аристократии. Он начал приготовление светлого зелёного маття заморского сорта, размешивая его венчиком тясэн из молочного бамбука. Ёсимаса молча и внимательно наблюдал.

— Вот и всё, — промолвил Торимада. — Можешь пить, — он поставил серые чаши перед собой и внуком.

— Благодарю за церемонию и за то, что я стал первым, кто увидел твои старания, одзӣ-сан.

Перед тем, как дотронуться до чаши, Ёсимаса заметил в чае рябь, неестественно сильную, как от тряски почв: «Быть этого не должно в это время, если верить предсказаниям оммёдō-канри», — подумал он, смущённо двинув бровью, и поднял голову.

— Дедушка… Похоже, горные божества и духи опять чего-то хотят от нашей земли… в такое-то время. Или всё-таки флейта дел натворила? Совпадения, они, конечно, совпадениями, но…

— Не забивай голову лишними мыслями, просто насладись чаем, порадуй своего дедушку за его старания, — улыбнулся Торимада.

— Подожди, а эти звуки… — Ёсимаса вгляделся в небо. — Аисты? Я вижу, как сюда летят птицы. Там, с запада, — указал он ладонью.

— Что? Не верю. Их в этих краях давно нет, — военачальник встал и выступил на внешнюю дорожку балкона, чтобы разглядеть небо. — Да быть такого не может, сила пяти ками¹⁶… их четыре, и они летят сюда. И всё же О̄цу не лгал мне… но ведь раньше, когда я учился, они не слетались даже в его чайном домике на берегу Кин, где их полным-полно. Почему они сейчас слетелись, ещё и здесь…?

— Сам говорил, не забивай голову лишними мыслями, — присмешливо ответил на размышления своего дедушки Ёсимаса. — Думаю, прилёт аистов значит, что ты достиг значимых успехов в церемонии, и я с аистами вполне согласен, — улыбнулся он.

Четыре птицы сели на перила балкона замка Хакка, разделяя вместе с самураями время за испитием ароматного чая, завезённого в Кин из далёкой восточной О̄йнадзума-токугоку.

«Пары чая подобны запаху утренней росы после сильного дождя, а вкус заставляет думать о полях распущенных цветков», — такую оценку озвучил чайный мастер из Камакуры, приплывший в «страну больших молний», перед местным рёсёгуном¹⁷. Мысленно и юный самурай, и старый полководец разделяли подобные суждения, истинно наслаждаясь ароматом и вкусом. Здешние сорта не могли похвастать такой же изысканностью и богатством вкуса, а быть может пресытились они, и чуждый вкус для них стал открытием чайного эстетства… В любом случае, амарайтя и вправду хорош, и по достоинству оценивается во многих регионах.

Торимада дал аистам по осирои камахана, и те быстро и довольно проглотили их. Он удивился: видимо, для таких птиц это любимая сладость…

Так и просидели дедушка и внук на балконе Хакка-дзё, как Солнце начало стремиться к горизонту. Наслаждались они видами земель столицы и обществом прекрасных аистов да продолжали беседы о делах.

⁂

Под вечер Ёсимаса направился в Татэбаяси, к дому в центре по западной улице, где жил его знакомый — Цува Минатори — начинающий поэт и гравёр, совмещающий свои увлечения и со службой самураем, и с праздным образом жизни. Погода становилась дождливее, чем при посещении Хакки, и серые облака закрывали небо столицы, но было ещё светло.

Вместе с другими они рассчитывали провести время за развлечениями и чревоугодием, и даже приступили к воплощению сего плана. Прямо на центральной площади столицы самураи и их не-самурайские приятели стали распивать алкоголь да тратиться на разную пищу у довольных владельцев лавок и заведений. Ёсимаса предпочёл сладкий и дорогой напиток из зелени и ягод, свой любимый, тогда как Минатори не стеснялся перед крепким авамори. Оба имели при себе достаточно средств.

— Вот же молодёжь бескультурная сейчас взращивается, — с демонстративным презрением высказался проходивший мимо знатный самурай Сарутоби Сабуинака.

Долгого веселья, как юноши и юницы желали, у них не вышло — уже в первых часах ночи на столицу обрушился сильный ливень и ветер, вынудив Ёсимасу, Минатори и ещё семерых приятелей вернуться к дому семьи Цува.

Несладко пришлось отцу Минатори — Цува Масаве. Понимая всю безысходность своего положения — жена уехала к своей матери, тот принялся обслуживать гостей, готовя с нервно дёргающейся улыбкой, и развлекал их.

Действительно рад Масава был только Ёсимасе, помимо своего сына. Вёл себя он приличнее остальных, да и происходил из дома уважаемого. Он остался на всю ночь: ливень не прекращался, и Масава услужливо пригласил Ёсимасу переночевать.

Проснулся Ёсимаса ранним пасмурным утром от шума: «Треск? Ах, дайте поспать… похоже на треск, как вчера на балконе в Хакке. Аисты?», — подумал он, пытаясь различить разбудивший его шум, а после всё же ещё ненадолго уснул.

Удивительно стойко стояло ненастье над всей Акуцухарой. Оммёдзи, конечно, предвидели изменения погоды, однако ожидали они сильных, но коротких дождей. Уже утром должно было сиять чистое Солнце. Деяния Небесных богов? В любом случае, Ёсимаса, снова недоспавши, рано проснулся и отправился под дождливым небом в дзукё¹⁸ Куки на севере Татэбаяси-кё.