Завтра полнолуние, отметил Кокушибо, едва взглянув на Луну, царственно и неспешно поднимающуюся над щербатыми лесными склонами гор на горизонте.

— В- Верни мне ножны, — новый подопечный протянул подрагивающую руку и добавил немного пискляво. — Пож-жалуйста!..

Кокушибо отдал требуемое. Он молча наблюдал, как Зеницу подошёл к воткнутому в землю проклятому клинку ничирин, с трудом вытащил его и аккуратно вложил в ножны, на короткое мгновение прижав к груди, словно они были оберегом из храма.

— Идём…

Кокушибо прошёл мимо, держа курс прочь из деревни. Следующее место из его списка ждало его, и он не намеревался задерживаться более.

Звука шагов, вторящий его собственным, не было. Он обернулся. Мальчик неловко мялся на месте, всё также теребя катану в руках. Воробей касугай сидел на его макушке, как в гнезде.

— У меня были с собой вещи, — спустя несколько секунд молчания, выдавил Зеницу. — Они остались в том… т-там, где ты меня нашёл.

Молча Кокушибо отправился в сторону обозначенного здания. И на этот раз с отчётливым звуком варадзи зашелестели следом.

Если размеры дома и были недостаточным ориентиром, то темнеющее кровавое пятно на вытоптанной земле неподалёку безошибочно указывало на нужное место. Разлагающаяся кровь наполняла запахом воздух вокруг, привлекая мух. Зеницу скривился.

В том же углу, где он прятался минувшим вечером, лежал небольшой фурошики. Кокушибо поднял мешочек. Он оказался лёгким.

Тишину ночи разбивал ор цикад и лягушек. Зеницу, как получил в руки свои вещи, уставился в пол и замер. Кокушибо пристально посмотрел на него.

— Если у тебя нет сил чтобы идти… то мы поедим по дороге… Нам надо спешить…

— Почему ты не отпустишь меня? — Не поднимая головы, негромко Зеницу задал вопрос. Будто от них зависела его жизнь, он крепче прижал к себе фурошики и катану. — Зачем мне идти за тобой?

— Ты мой подопечный… И ты будешь делать то… что я тебе скажу…

— У меня уже есть шихан! — Мальчик вскинул голову. В полумраке его глаза из бледно-жёлтых обратились в сияющее чистое золото. Молодые демоны часто черпали силу из эмоций, а действовали — на инстинктах, потому Кокушибо не насторожился. Подопечный явно всё ещё переживал из-за обращения и просто щерился, не намеревался всерьёз наброситься. А ежели всё же решился бы повторить безрассудную попытку нападения, Кокушибо в свою очередь не составило бы труда повторить вчерашний короткий «поединок». Однако в этот раз целится он будет в руки. — И у меня есть дела, которые я должен закончить перед смертью!

— О… — А вот это уже было тем, что не стоило игнорировать. — Ты решился сгинуть?..

— Да! — Зеницу с вызовом задрал подбородок. — Я верну дедуле клинок и на рассвете умру! Так что найди себе другого подопечного, если он тебе так нужен!

С минуту Кокушибо вглядывался в лицо напротив. Поджатые губы подрагивали, глаза влажно блестели, но и только: Зеницу сдерживал себя от слёз, пытаясь максимально ярко показать, насколько крепка его решимость воплотить то, о чём он только что объявил, хотя было очевидно, что мальчик выбрал смерть из идеализма, умирать он боялся и не очень стремился. Плохая мина при ещё более худшей игре.

— Вот как, ты решил… забрать с собой… своего шихана… — Промолвил он и обернулся, направляясь наружу.

— Что?! Почему это?!

Лишь оказавшись на улице, Кокушибо обратил взор на недогадливого упрямца и пояснил:

— Ты собираешься отдать клинок… Нанести визит…

— Да? — Озадаченно подтвердил Зеницу из тени. А потом, дойдя до каких-то выводов, он выкрикнул сердито. — Но я не собираюсь его есть! Как тебе вообще пришла такая идея?! Я только отдам ему катану и попрошу прощения!

— Охотники узнают о тебе… И твой шихан совершит сэппуку…

Поражённый этой новостью, как молнией, Зеницу распахнул глаза, открыл рот, чтобы возразить, но из него не вырвалось ни звука.

Кокушибо недолго понаблюдал за его шокированным выражением лица, затем отвернулся, зашагал прочь. Коли мальчишка и правда такой несмышлённый и непреклонный, что даже после этого побежит к охотникам, то Кокушибо лучше прямо сейчас избавить себя от мороки, которая неизбежно возникнет при работе с ним. Неважно, пользователь дыхания грома он или нет, Кокушибо не взращиватель, чтобы возиться с безнадёжными. Ему нужен подопечный, который мог бы помочь выполнять волю Музана-сама, в идеале же — перенять хотя бы часть его стиля, его наследие.

Он уже дошёл до конца улицы и поворачивал за угол, когда в спину донеслось:

— Что ты имел в виду?! Только что! — Сбоку возникла светлая макушка с птицей сверху. Лямка фурошики пересекала грудь диагональю, пальцы сжимали проклятый клинок ничирин, как соломинку — утопающий. — Почему шихан должен совершить сэппуку, если увидит меня?

Зеницу семенил за его его размеренными длинными шагами, не обращая никакого внимания на то, что, по существу, они всё ближе подбирались к окраине деревни, а ведь только что он совершенно не собирался никуда следовать за Кокушибо. Зеницу смотрел на его подбородок, не дерзая глядеть прямо в глаза, и недоумение на его лице выглядело искренним.

Неужели у мальчика совершенно нет никакого понимания чести?

— Если ты выжил… но стал демоном… это позор… В первую очередь… для твоего наставника… — Кокушибо сделал паузу, давая мальчику возможность додумать самому. Тот побледнел. Хорошо, значит, в этой голове всё же есть что-то. — Этот позор… смоет лишь смерть…

— Но мой шихан бывший хашира! Его уважают и ценят! И это только моя вина! Может, его простят, откуда тебе известно, что его заставят сделать сэппуку?!

— Таковы устои охотников… Они действуют для всех… без исключений…

Даже Ёриичи это не обошло стороной. Когда до Корпуса дошли вести о судьбе Кокушибо, Убуяшики предельно ясно выразили, что они означают для его гениального братца. Хотя охотники, конечно, не могли довести до самоубийства первого в мире обладателя дыхания, человека, чей вклад в истребление демонов был неоценим, они также не могли спустить всё с рук: Ёриичи исключили из их рядов.

— Почему я должен тебе верить? — Зеницу запротестовал. — Ты не охотник, может ты сейчас выдумываешь! Откуда тебе знать!

— Охотники — мечники… И хотя не самураи… они переняли у них многое…

— Самураев больше нет, — неумолимо он сопротивлялся реальности. Но идти рядом не прекращал, как и не предпринимал попыток убежать. — Они полвека как исчезли!

Аргумент, озвученный Зеницу, казалось, всплыл внезапно, и позабавил Кокушибо своей абсурдностью.

— Луна исчезает днём… Но это не значит… что она перестаёт существовать вовсе… — Когда он произносил эти слова, они как раз оставили позади последние дома разгромленной деревни, выходя на утоптанную дорогу. Взошедшая Луна безмолвно даровала утешение, щедро заливая округу благостным серебряным светом, который, в отличие от лучей ненавидимого Солнца, встречал детей ночи с материнской лаской. — Скажи мне, охотник… разве у вас нет чести?..

— Чт- Конечно, у охотников есть честь! Они-

— И это ответ… — Перебил Кокушибо. — На твой же вопрос… почему твой шихан… совершит сэппуку…

— Н-нет! — Зеницу всхлипнул и замотал головой.

В его мрачном лице промелькнуло сомнение, и Кокушибо мог слышать проносящиеся в его голове мысли, как если бы они были его собственными: «а что если это правда?».

Вдруг Зеницу застыл, посветлел, его сомнение быстро вытеснило недоверие, смешавшееся с ядовитой надеждой. Это было жалкое зрелище.

— Тогда я оставлю катану на пороге. Меня даже никто не увидит!

— Клинок говорит сам за себя… громче любых слов…

На этот раз он сообразил на удивление быстро. Зеницу замер. Кокушибо продолжил идти. Он не прервался, не обернулся, не попытался вразумить ещё раз — сколько можно озвучивать прописные истины, пытаясь достучаться?

Спустя минуту за спиной раздалось надрывное:

— Ты просто зачем-то хочешь, чтобы я следовал за тобой! Лжец! Лицемер! Как вообще то, что вещь появилась из ниоткуда, может доказывать, что я стал демоном! Нет! Нет! Нет! — И Зеницу взревел. Как самое настоящее животное. Звучало всё это хуже, чем истерика в хижине. В интонациях проскальзывало рычание. — Ты! Ты! Чудовище, всё из-за тебя! Я- Дедуля- Неправда, неправда! Он не может- Не может умереть из-за меня! Эт-то ты-ы!.

Кокушибо, наконец, остановился, развернулся, сузил глаза. Юноша стоял на коленях, одной рукой сжимая форменную куртку в районе сердца. Свалившийся воробей скакал перед ним и пищал. Пылающие глаза с вертикальными зрачками светились столь же ярко, как Луна седьмого месяца на Обон, и на фоне бледного лица он сам выглядел, как гость из загробного мира. Из образа призрака выбивались лишь клыки, которые открыто демонстрировал широкий оскал.

— Я?.. — Подсказал Кокушибо, положил ладонь на рукоять своего клинка.

— Из-за т-тебя умрё-ёт м-мой-

— Нет… — Отрезал, не дослушав заикающиеся попытки оправдаться. — Его живот проткнёт… его же рука… Хочешь винить кого-то?.. Вини охотников… и их порядки…

Зеницу часто и мелко дышал, вырывающиеся из него обрывки слов потеряли силу, они звучали на грани шёпота, Кокушибо не мог их разобрать. Слёз не было, но его грудь содрогалась, как при рыданиях. Рука крепче вцепилась в куртку, разрывая ту, словно пытаясь вырвать собственное сердце. По ножнам, зажатым во второй руке, прошлась трещина. Зеницу не замечал.

Не унимался воробей.

Ну что за бедлам.

Кокушибо сделал то, что не делал давно — глубокий вдох.

С высоты Луна наблюдала, как он подошёл к бывшему охотнику, шугая в сторону воробья, и положил руки на дёргающиеся плечи.

— Успокойся… Этого ещё не произошло…

Ещё какое-то время Зеницу дрожал. Кокушибо не убирал ладоней.

Если бы реакция не обернулась такой бурной, если бы Зеницу просто разрыдался, оставаясь на месте, он бы даже не замедлил шаг, а продолжил путь. Не в его власти было заставить следовать за ним того, кто так страстно отвергал помощь и рвался в объятья смерти даже после всех предостережений, и Кокушибо не испытал бы каких-либо угрызений совести, вот так легко оставляя новообращённого. Однако Зеницу в один момент как будто одичал. И Кокушибо почему-то не смог проигнорировать это.

Может быть потому, что однажды точно также охотники поймали в сети лицемерия и его самого: когда всплыла информация о метках, вместо того, чтобы искать лекарство от неизведанного проклятья, глава Корпуса приказал продолжать охоту, приказал истребить Прародителя демонов любой ценой, приказал хранить в тайне неожиданное открытие от новеньких, которых стали набирать гораздо больше в надежде закидать врага трупами…

Почувствовав, что мальчика перестало колотить, Кокушибо отстранился.

— Как же… Как же быть?

Голос был сорван. Зеницу не поднимал головы. Удивительно, он не выпустил потрескавшиеся ножны, только ослабил хватку пальцев. И, хотя смотрел он куда-то вниз, но явно не на клинок, а, скорее всего, на воробья: последний активнее запрыгал, подбираясь ближе.

И тогда Кокушибо решил дать последний шанс:

— Следуй за мной… И я позабочусь о тебе…