То, что Алина наблюдала на улице, на весну походило с большой натяжкой. Снег начал кое-где таять, превращаясь в тягучую сероватую жидкость, напоминавшую коллоидный раствор, но в основной массе он по-прежнему лежал на тротуарах, уже утратив былую белизну. Ветер дул не по-весеннему северный, а солнце уже село, уступив место сумеркам. С этой проклятой гравиметрией Алина пропустила «золотой час» — время, когда солнце только-только садится и отражается от всех возможных поверхностей. Это было любимое время суток Алины. А вот Даша больше любила вечер.

      Всю дорогу до дома Алина не могла перестать думать о подруге. Что-то сильно её напрягало, как будто она оставила Дашу не в универе, а в логове циклопа, который мог вылезти в поисках пищи в любой момент и увидеть ничего не подозревающую девушку даже единственным подслеповатым глазом.

      Причина тревоги оставалась неясной. Алину и саму раздражало это токсично-заботливое материнское беспокойство. Она же не может постоянно вместе с Дашей находиться. Это даже для людей в отношениях не нормально, не говоря уже о тех, кому со своим крашем ничего не светит. Раньше Алина никогда себе не позволяла клешнями лезть в чужое личное пространство. У Даши своя работа, у Алины — своя. Другое дело, что теперь у них стало очень много общей работы, но это ещё не даёт ей права… И всё-таки что-то Алину напрягало. Словно дело было вовсе не в собственничестве. Но подозревать себя в последнем было до того неприятно, что инженерка старательно гнала от себя любые тревоги за Дашу. Она не курица-наседка. Ей тоже надо место и время, чтобы спокойно вздохнуть.

      До дома Алина, казалось, шла целую вечность. Топать три автобусные остановки и одну трамвайную напоминало первый круг ада. Но и на транспорт в час пик садиться девушка не хотела из принципа, потому что это был бы уже второй круг, если не третий. Люди набивались внутрь, как селёдки в бочку и только и делали, что ругались и толкались, а жирная кондукторша требовала «оплатить за проезд», даже не пытаясь чуть ближе поднести терминал. А ещё, кто-нибудь обязательно случайно вырывал наушник, пытаясь пробиться вглубь салона, в чём Алина не видела совершенно никакого толку, потому что толпа народа была и там. Уж лучше пешком. Правда у этого варианта был нефиговый такой побочный эффект: только переступив порог квартиры, Алина тут же, не раздеваясь, рухнула на диван без сил и забылась беспокойным сном.

      Снилась ей куча всякой дряни — глюки как у марихуанового торчка. То какой-то чёрный тоннель, с акустикой похлеще, чем в органном зале, то пепельная пустошь, то сцена стендапа, на которой Денис травил свои несмешные анекдоты, а весь зал, кроме Алины, рукоплескал в экстазе. А в конце, вместо сгнившей вишни на просроченном торте, — какой-то странный автобус.

      Он напоминал буханку, на которой инженерка ездила домой на выходные, пока сестре не купили машину. С той только разницей, что буханочку, как девушка ласково её называла, Алина любила. Тот автобусик отдавал каким-то светом, нежностью и теплом родной деревни, поэтому Алина искренне расстроилась, когда узнала, что его, в угоду капитализму, сняли с массового производства. Но этот автобус вовсе не был уютным. Колёса противно скрипели, пассажиры подпрыгивали на каждой кочке, а в салоне воняло бензином и какой-то болотной жижей. Но самое страшное было в том, что никто, кроме Алины ничего толком не замечал. У пассажиров были такие лица, будто бы они почти отошли в мир иной. Смотрели они сквозь Алину и решительно не обращали на неё внимания.

      Выборка пассажиров процентов на восемьдесят состояла из стариков. Не то чтобы на обычных автобусах мало бабулек ездило, но тут старческие лица выглядели совсем уж никуда не годными. Запах пота и таблеток смешался с запахом застарелой мочи и заглушался лишь гулом ударов о кочки на пустой трассе. Девушка попыталась заговорить с кем-нибудь, но все, как один, её игнорировали. Только после нескольких безуспешных попыток привлечь к себе внимание, Алина, наконец, поняла, что пассажиры автобуса её в прямом смысле не слышат. А когда она повела перед их остекленевшими глазами рукой, то сделала вывод, что ещё и не видят. Выпрыгнуть на ходу тогда показалось не самой худшей идеей, но не успев толком это обдумать, девушка осознала, что у автобуса нет дверей. Это напугало Алину в сто раз больше, чем всё остальное. То, что все здесь странные, это бог с ними. То, что не слышат и не видят, да мало ли, может быть просто специально издеваются. Но вот двери… У всех автобусов всегда должны быть двери. Алина не находила объяснения. Зато чувствовала жуткий холод, смешанный со страхом, пробирающий до кончиков пальцев. «Как в могиле», — успела подумать девушка. А потом увидела её.

      Даша обернулась буквально на долю секунды. Но Алина успела заметить мелирование волосы и толстые очки под серым капюшоном какой-то старой кофты. «Даша!» — закричала девушка, но крик застрял где-то в горле. Она не могла произнести ни слова. Губы двигались, но звуки не проходили, как будто голосовые связки удалили. Даша встала со своего места и, опустив голову, направилась в сторону выхода. Алина было хотела к ней подбежать, но обнаружила, что ноги намертво пригвождены к полу. Она не могла ни говорить, ни двигаться, даже звуки доносились откуда-то из вакуума, словно бы девушка была в берушах. Единственном сохранившимся чувством было зрение. Алина всё видела до ненормального чётко, как будто зрение минус восемь резко стало плюс два. Громче всех приглушенных звуков был стук собственного сердца. Она смотрела на медленно уходящую Дашу и не хотела её отпускать. «Не ходи туда…» — взмолилась Алина. Но на этот раз не пошевелились даже губы. Чувства терялись одно за другим. Это было невыносимо. Алина не хотела на это смотреть, но отвернуться как будто что-то не давало. Да и куда ты денешься с подводной лодки, Алина? Где-то на краю сознания, она уже чувствовала, что это место будет похлеще подводной лодки.

      Даша была в наушниках. Чёрных таких, проводных, которые толком уже никто не носил. Но вкупе с заляпанной серой толстовкой и мешками под глазами, в которые можно было уже что-то класть, наушники смотрелись вполне себе органично. Даша посмотрела на Алину в упор. Долгие несколько секунд. Словно пыталась что-то сказать, но тоже никак не могла открыть рот. Нет… Даша, не ходи туда. Не ходи, не ходи, не ходи. Но Даша всё равно двинулась к двери ярко алого цвета. У Алины дёрнулся глаз, предупреждая о несостыковке, но слабый мозг отказывался вовремя обрабатывать нейронные импульсы. Алина начала задыхаться. Это место как будто выплёвывало её за ненадобностью. Всё здесь было противно природе, как будто пропитанное радиацией или чем-то подобным. Даша шла, как сомнамбула, еле передвигая ногами. Но и сопротивления Алина не наблюдала. Ей хотелось выдернуть Дашу и сбежать из этого проклятого места. Да хоть бы и окно разбив! Но она могла только смотреть и стоять. Стоять и смотреть…

      Стоп. Мозг наконец заработал. Алина поняла, что было не так. Ещё минуту назад здесь не было дверей. Кроме того, двери в автобусе выглядят не так. Эта — ярко-красная. Такая красная, что может выжечь сетчатку. И выжжет. Вот как Алина потеряет последний орган чувств. Из-за пронзительно красного цвета. «Красный — цвет огня!» — зазвучал утробный голос в голове.

      Красный — цвет огня!

      А потом Алина проснулась.

      Девушка стёрла выступивший пот со лба и тут же потянулась к телефону. На радарах была тишина. Ни одного сообщения, ни одного уведомления, ни даже завалящего мема, как будто весь мир вымер. Взглянув на время, Алина поняла, что проспала от силы минут двадцать. А ощущение было, что лет двести. И состояние по пробуждении было соответствующее. Тело трясло ещё с минуту, но потом бешенное сердцебиение, а за ним и все остальные нервы, успокоились. Это всего лишь страшный сон. Мало ли что может в кошмарах привидеться. Но тревога не утихала. Ни на секунду за этот вечер тревога не утихала.

      Спустя минут десять беспокойных бдений, Алина, наконец, признала поражение и, мысленно похоронив свою гордость, набрала Дашу. Гудки на том конце провода длились бесконечно долго, как будто кто-то поставил их на повтор. Равнодушные «пип-пип-пип» как будто били девушке по голове, разрушая остаток нервных клеток. В конце концов, равнодушно-слащавый женский голос выдал, что абонент не отвечает и предложил перезвонить позже. Да уж, спасибо за ценную информацию, сама бы Алина в жизни не догадалась.

      Позже Алина не перезвонила. Она перезвонила раньше. Намного раньше, чем того требует понятие «позже». Что можно округлить до «почти сразу». Результат, ожидаемо, не изменился. На третий раз всё снова было по-прежнему. Но когда Алина набрала подругу спустя какое-то время, как контрольный, она, неожиданно, услышала в трубке какое-то копошение. Алина позвала Дашу, но никто не ответил. Шуршание в трубке продолжалось. Сердце бешено заколотилось. В кровь выбросилась такая порция адреналина, какую не дал бы ни один энергетик. Словно её ударили током, а потом холодной водой облили. Это было не только не приятно, но и даже как-то мерзко. На отчаянные призывы хоть что-нибудь сказать, Даша так и не ответила, а перед тем, как связь прервалась окончательно, Алина услышала, как на том конце провода что-то упало.

      Алине было уже плевать, навязчивая она или нет. Всё равно на то, догадается ли Даша о её чувствах после этой выходки. А если догадается, выгонит ли из квартиры. Из общаги девушка непредусмотрительно выселилась как раз две недели назад, словно специально не хотела оставлять себе запасной вариант. Чтобы никакая прописка и закрепленная за ней койка не смели давать ей косить глаза куда-то в сторону от Даши. А теперь ей будет негде жить. Просто очаровательно. Но в эту минуту Алину не волновало ничего. Она чувствовала неладное, и ей было страшно.

      Алина читала где-то когда-то, что у каждого живого существа есть встроенная природная реакция на страх: бей или беги. Лера что-то впаривала о том, что есть и третья — «замри», и именно из-за реакции «замри» она в своё время так и не отчислилась, за что сейчас благодарила судьбу и, судя по всему, свою нерешительность. Алине же сейчас хотелось и замереть, и убежать, и побить кого-нибудь.

      Реакция «бей» подразумевала активное действие, и именно к нему Алина и прибегла, когда сидеть сложа руки стало совсем невыносимо. Она неслась обратно в университет, как будто бежала стометровку за автомат по физре, хотя автомат её ждал, если только Калашникова, с одним патроном, чтобы застрелиться от собственной глупости. Но учитывая, что Алина бежала в прямом смысле слова, то это же и было «беги», правильно? Бег навстречу проблеме, всё равно остаётся бегом. Если бы Алина не была трусихой, то осталась бы дома. А учитывая, что разум анализировал всё с большим опозданием, а мозг с трудом соображал, где находится тело… Вероятно, это и было «замри». Словом, Алина собрала комбо. И это было единственное о чём она могла думать по дороге.

      Даже когда её чуть не сбила машина за переход на красный, Алине всё ещё казалось, что всё не по-настоящему. Она думала о себе как будто в третьем лице, словно смотрела сериал или играла в компьютерную игру. «Да, вот это я, иду по слякоти, она коричневая, небо чёрное, улица пустая, — думала девушка. — Я знаю, кто я. Зовут Алина, учусь на химика, работаю инженером, живу у подруги, это реальность, но какая-то она, чёрт возьми, совсем не реальная».

      Время тоже как-то сжалось и стало идти быстрее, словно из пункта А в пункт Б, среднее время перехода между которым равнялось постоянной Т, половину дороги срезали, и Т теперь была равна приблизительно одной второй Т. Чувствовала ли Алина, что сходит с ума? Навряд ли. Скорее ей казалось, что кукухой двинулось окружающее пространство, а система кругом сбоила.

      Только когда девушка прошла уже две трети и остановилась передохнуть, она услышала тихую трель мобильника, который трезвонил уже неизвестно сколько, пока Алина терялась с прострации. Увидев на экране имя Даши, девушка сперва не поверила своим глазам.

      — Даш, ало, это ты…?

      Как глупо! А кто ещё это может быть? Сейчас вот окажется, что Даша звонит ей из какой-нибудь пятёрочки, чтобы спросить, стоит ли взять что-нибудь сладкое. А она тут устроила спектакль. Но не успела Алина толком оформить эту мысль, как осознала, что пауза на том конце провода неприлично затянулась.

      — Даш, ты меня слышишь?

      — Да, да, всё хорошо, — ответила та, пытаясь прокашляться, голос у неё при этом был такой, что в то, что всё хорошо не верилось ни на минуту. — Хотела тебе сказать кое-что.

      — Ты трубку не брала, с телефоном что-то?

      — Уронила, только сейчас откопала.

      — Откопала откуда? — Алина больше не пыталась скрыть дрожь в голосе.

      Ничего определенного ещё не произошло, но девушка уже чувствовала, что вот-вот узнает что-то, что ей буквально надо узнать. А ещё она чувствовала, как сильно ей не хочется этого узнавать. Но вместо блаженства, последние секунды неведения приносили только надоедливый зуд между кожей головы и черепной коробкой.

      — Тут шкаф с растворами упал, несколько склянок разбились, — полуразборчиво объяснила Даша, — телефон уронила, когда отскакивала.

      — Как шкаф упал… — промямлила Алина, как в прострации, а потом вдруг резко сообразила. — Ты не поранилась?! Они… пролились да? На тебя что-то попало?

      — Не знаю, тут темно и вообще немного не до этого сейчас.

      — Темно…?

      — Свет вырубился. Алин, да не переживай ты так, они разбавленные были. В любом случае, это не главная проблема. Да и не важно это всё, в общем-то. Послушай, Алина, ты — моя лучшая подруга, я просто хотела сказать, что я очень счастлива, что мы с тобой познакомились. Ты… очень много для меня значишь.

      — Ты для меня тоже… — выдавила Алина в ответ, подавив, неизвестно откуда взявшийся, всхлип.

      — Я тебя люблю. Ну, как подругу. Мне было очень классно с тобой время проводить. И работать с тобой тоже очень здорово. Я очень хочу, чтобы у тебя всё-всё получалось, чтобы у тебя всё в жизни было хорошо. Скажи, ты бы забрала к себе Бусю, если бы со мной что-нибудь случилось?

      — Даш, к чему такие вопросы? Что значит, «если бы что-то случилось»?

      — Заберёшь или нет?

      Голос Даши приобрёл металлические нотки. Она требовала ответа немедленно, так и не пояснив контекст вопроса. От внимания Алины не ускользнуло и то, что теперь Даша говорила в настоящем времени, как о вопросе уже решенном.

      — Заберу, — уверено ответила Алина, проглатывая ком в горле.

      — Отлично, — выдохнула Даша вновь потеплевшим голосом. — Я рада, что вы будете заботиться друг о друге. Я вас обеих очень-очень люблю…

      В трубке тут же начали появляться помехи, мешая разобрать остальные слова, которые пыталась донести Даша. С минуту телефон ещё предпринимал жалкие попытки уловить сигнал, пока связь не прервалась окончательно.

      Алина застыла, как статуя, не понимая, как реагировать и что думать. Мир как будто поплыл и стал ощущаться ещё более нереальным. Она на автомате поплелась по слякоти дальше, не сильно уже соображая, куда идёт. Краешком сознания Алина уловила обрывок фразы, брошенной кем-то из прохожих, словно бы мозг знал, какую именно информацию он должен собрать для составления полной картины: «Ты прикалываешься, про пожар в университете не слышала? — тараторил молодой мужской голос. — Об этом уже весь телеграмм трещит. Говорят, там у химиков что-то загорелось. Да какие пожарные? Ну едут, наверное, где-то… Тут же пробки по всему городу. Да и нет в такое время там уже никого, поэтому, может и не торопятся…»

      Алину будто облили ледяной водой. Она вдруг отчётливо всё поняла. Только сейчас сложила два плюс два и разобралась в чём дело. Тигли. Муфельная печь. Восемьсот градусов. Ком подступил к горлу, а от собственного малодушия норовило стошнить.

      «А может так прокатит, пойдёмте уже домой», — вспомнила Алина слова Дениса. А потом и свои собственные: «Ладно, ставим так, ничего с вашими тиглями не случится».

      Случилось.

      Да как же… Как же так… Десять раз все так делали и ничего не было. А именно на ней стало. В её смену. К тому же с ней была Даша… Чёрт, чёрт, чёрт!

      «Нет там никого в это время». Но Алина точно знала, что есть. Даша есть. Её Даша сейчас там.

      Позже Алина спишет всё на галлюцинации и сбои в работе воспаленного сознания. Но в эту минуту ей отчётливо показалось, что она услышала где-то над ухом ту самую фразу.

      Красный — цвет огня!