Предрассветный час — самое безмятежное время на пике Цинцзин. Когда первые лучи утреннего солнца только касаются горных вершин, занятия ещё не начались, а ученики спят и видят цветные сны, бамбуковая роща уже готовится встречать тайного гостя. Стройные зелёные стволы беззвучно покачиваются в такт журчанию ручья и заливистому пению зябликов. Шелест бамбуковых листьев едва ли слышен в прозрачной утренней дымке, они колышутся, позволяя тайному гостю остаться незамеченным. Поступь мужчины лёгкая, но при этом уверенная. Он знает дорогу, запомнил её так, как если бы каждый день возвращался по ней в родной дом — между бамбуковых деревьев, затем направо, за кустами потайная дорожка круглых камней на песчаной россыпи, нужно пройти по ней прямо, пока не выйдешь к уличному фонарю в виде лесного духа. Там, в глубине рощи и есть сердце пика Искусств — хижина Мастера Шэня.
Как бы сильно Лю Цингэ не был измотан или раздражён, и как бы ему не хотелось бросить вызов всему миру, побить пару-тройку…возможно десяток учеников и в одиночку сразиться с целой армией демонов, случался такой день, когда он оставлял образ «Великого и Ужасного Непобедимого мастера Лю» и навещал Шэнь Цинцю, чтобы разделить с ним утренний чай.
Впервые это случилось не так-то просто. Шэнь Цинцю пришлось здорово поднапрячься, чтобы уговорить своего неугомонного шиди остаться на чашку чая, а потом Лю Цингэ и сам не знал почему каждый раз ему хотелось возвращаться в Бамбуковую хижину. Ноги будто сами несли его в эту тихую обитель уюта, а Шэнь Цинцю не прогонял, вежливо улыбался и ставил чайник. И Лю Цингэ привык. Рядом с Шэнь Цинцю было хорошо, и сердце как-то по-новому трепетало, а пальцы покалывало от волнения, но хаос в голове прояснялся, а на душе становилось спокойно. Впервые это было диковинно, но со временем это стало традицией их еженедельного чаепития, а затем, лишь формальным поводом, чтобы остаться наедине.
Дверь отворяется, пропуская мужчину в белых одеждах внутрь. Он приносит с собой свежий воздух и утреннюю легкую прохладу. Несколько росинок, осевших на его обуви, теперь срываются на гладкий деревянный пол хижины. Не дожидаясь приглашения, мужчина уверенным шагом проходит в комнату. Он знает, его там уже ждут.
Комната просторная и теплая встречает вошедшего мягким рассеянным светом. Занавеска слабо колышется на окне играя с солнечными лучами, то пропуская их в комнату то оставляя снаружи. В комнате не так много мебели – пара стеллажей под свитки и книги, тумба с гуцинем и тлеющей курильницей, два напольных подсвечника и низкий стол для чаепития, изысканная каллиграфия на стене подчеркивает утончённый вкус владельца дома.
Человек, сидящий за столом, красив в свете утреннего солнца. Его длинные каштановые волосы не собраны и свободно стелются по плечам и одеждам цвета цин, взгляд изумрудных глаз, ясный и сосредоточенный, устремлен в окно, широкий веер, прикрывающий нижнюю половину лица, придает человеку таинственности. Он выглядит расслабленным, не теряя при этом своей грациозности, в утонченных чертах лица и плавных движениях его рук угадывается высокий статус. Заслышав шаги, он поворачивает голову в сторону двери, и уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке.
Мужчина в белом так и останавливается в дверном проёме, его лицо выглядит серьёзным, как если бы сейчас он готовился к трудному поединку. Он напрягается и внутренне, от внезапно нахлынувшего волнующего чувства, что теплом разливается в груди, давит на легкие и покалывает горло. Оно нарастает, распространяется по напряженным мышцам и кажется мужчина совсем забывает, как дышать. Эта мимолетная вспышка чувств не ускользает от человека за столом. Лишь спустя некоторое время мужчина в белых одеждах отмирает, снова хмурит густые брови и наконец складывая руки в приветственном поклоне неловко произносит:
— Приветствую шисюна...
Человек в одеждах цвета цин довольно щурится и, закрывая веер с тихим щелчком, поднимается, чтобы дать ответный поклон.
— Шиди Лю, ты вовремя. Проходи, я как раз разогрел чайник.
Лю Цингэ серьезно кивает и садится напротив хозяина хижины. Шэнь Цинцю выглядит уютно, занимаясь приготовлениями к чайной церемонии. Он неспешно снимает с тлеющих углей чайник, аккуратно придерживая тонкими изящными пальцами крышку, сливает первую воду в бамбуковую чабань, а затем наливает свежую. Густой белый пар клубами поднимается к потолку и исчезает, стоит ему коснуться солнечного света. Когда на стол перед Шэнь Цинцю ложатся три одинаковых белых мешочка, он поднимает свои ясные глаза на Лю Цингэ. Их взгляды встречаются, и Лю Цингэ спешит отвернуться в окно, чтобы еще больше не выдать свое волнение. Его руки сжимаются на ткани верхнего ханьфу.
— Нашел тот чай, о котором ты рассказывал в прошлую встречу, — как можно спокойнее произносит он, внимательно разглядывая занавеску. — Цзюнь Шань Инь Чжень* — очень редкий и есть только в трёх лавках во всей Поднебесной! Так что, шисюн, ты даже не представляешь скольких торговцев мне пришлось обойти, чтобы добраться до него. А вот, — он подталкивает два других мешочка ближе к Шэнь Цинцю, — есть ещё Инь Ло* и Люань Гуапянь*. Лавочник сказал, что второй снимает усталость и улучшает сон, а третий стабилизирует потоки светлой ци.
Лю Цингэ наконец снова поворачивается к Шэнь Цинцю и поудобней устраивается на циновке, деловито скрещивая руки на груди. Он выглядит довольным своим трудом и старается угадать, разделяет ли его дорогой шисюн это мнение.
Шэнь Цинцю думает, что если бы Лю Цингэ был котом, то наверняка сейчас бы горделиво вздернул уши и махал хвостом из стороны в сторону. Он не обижается на него за это, и ловко развязывает первый мешочек, поднося ближе, глубоко вдыхая аромат чайных листьев. Его глаза светятся, стоит ему почувствовать изысканный запах, присущий только свежим и качественным чаям.
— Шиди так заботлив и внимателен. Этот Шэнь очень благодарен.
Шэнь Цинцю говорит тихо, но в его словах угадывается искренняя признательность, его расслабленное лицо озаряет улыбка, и Лю Цингэ удовлетворенно кивает, принимая похвалу.
Он продолжает сидеть неподвижно, как скала, пока Шэнь Цинцю занимается чаем, промывает и заваривает листья. Его руки двигаются плавно и изящно, играючи переливая воду из чайника в гайвань и обратно. Лю Цингэ готов поспорить, в прошлой жизни Шэнь Цинцю точно был женщиной, и не просто женщиной — танцовщицей, самой лучшей во всей Поднебесной.
Он до того засматривается, что пропускает момент, когда Шэнь Цинцю уже закончил наполнять пиалы ароматным настоем и, подняв в руке свою, ждет реакции гостя, который очевидно не торопился, слишком пристально наблюдая за действиями своего шисюна.
Встретившись взглядом с Шэнь Цинцю вновь, Лю Цингэ смутился и наконец очнулся от наваждения. Он тоже взял свою чашку и быстро поднёс её к губам, но не успел сделать и первый глоток, как гармонию этих замечательных утренних посиделок нарушил тройной стук в дверь.
Лю Цингэ мгновенно ставит пиалу обратно, разбрызгав по столу немного чая, и вскакивает на ноги, попутно кладя руку на эфес Чэнлуаня.
Словно пойманный за каким-то непристойным занятием, он смутился до возмущения. Все, кто должен был, уже знали о тайных чаепитиях двух лордов, а те, кто не должен, пребывали в спокойном неведении и мирно существовали в переделах школы. И, если их так бессовестно прервали, то могло быть лишь два варианта — в школе случилась беда и кто-то реально поверил в своё бессмертие. В любом из этих вариантов Лю Цингэ уже был готов драться.
Вопреки нарастающей тревоги своего шиди, Шень Цинцю был спокоен. Он неспешно вытер стол и налил для Лю Цингэ новую пиалу чая. Как будто бы он и вовсе не слышал никакого стука, Шэнь Цинцю позвал Лю Цингэ, а затем легко похлопал пальцами по краю стола побуждая лорда Байчжань вернуться на место.
— Шиди не стоит так волноваться. Это, наверное, ученик, принес закуски к чаю, — вкрадчиво пояснил он, кокетливо опуская ресницы.
От того, как внезапно заговорил Шэнь Цинцю, Лю Цингэ обдало внезапной волной жара, а по задней поверхности шеи пробежали мурашки.
Шэнь Цинцю говорил тихо, ободряюще, но к концу фразы интонация стала чуть смешливой. Хотя при помощи сказанного он и собирался вернуть внимание своего шиди к непринуждённой беседе, но всё же находил ситуацию забавной.
Непонятно почему, но это действительно успокоило Лю Цингэ, и вернув Чэнлуань в ножны, он снова уселся за стол. Лишь после этого Шэнь Цинцю слегка кашлянул и позволил неловко переминающемуся за дверью ученику войти.
Юноше, который принёс закуски, было лет четырнадцать на вид. Он был строен, но при этом хорошо сложен. Хотя черты его всё еще были по-детски невинными, а взгляд больших черных глаз чистым и ясным, его утонченное личико уже можно было назвать привлекательным. Ученик почтительно склонился перед горными лордами и легко поставил на стол серебряный поднос с изысканными тонкими фарфоровыми блюдцами, после чего исполнил ещё один глубокий поклон. Шэнь Цинцю одобрительно кивнул, слабо покачивая веером возле губ, и взгляд его наполнился теплотой, когда он вновь посмотрел на ученика.
— Спасибо, Бинхэ.
После этих слов лицо юноши просияло, глаза залучились обожанием, и в следующий миг на нефритовых щеках проступил нежный румянец, ведь Шэнь Цинцю продолжил говорить:
— Закуски выглядят очень аппетитно, мы с шиди Лю обязательно попробуем. И… Ты ведь добавил, что я просил?
— Благодарю учителя за похвалу. Да, этот ученик нашёл самый лучший вяленый имбирь, который только был в городе! — звонко отвечает Бинхэ, и, его детский не ломавшийся голос слегка дрожит, не то от волнения, не то от тяжелой ауры Лю Цингэ, плохо скрывающей его намерение убивать. Когда ученик уходит, отвесив напоследок еще один глубокий поклон, то всё еще чувствует на себе испепеляющий взгляд лорда Байчжань.
Закуски, с виду простые и незамысловатые, действительно выглядели очень аппетитно. Ло Бинхэ ответственно подошел к задаче, которую поставил ему учитель, и немало заморочился над подачей. Как бы то ни было, они оказались у лордов на чаепитие очень вовремя, и первым делом Шэнь Цинцю изящным движением руки подцепляет белыми нефритовыми палочками кусочек какой-то сладости, затем еще один и ещё.
Со стороны лорд Цинцзин не выглядел сильно голодным, однако меньше чем за пару минут он успел попробовать каждую закуску минимум два раза, а насытившись довольно запил всё это чаем, удовлетворённо прикрывая глаза.
Лю Цингэ, всё еще немного взбешённый, скептически присматривается к каждому блюду на столе, придирчиво осматривает и крутит своими палочками лепесток вяленого имбиря, но едва взглянув на Шэнь Цинцю, вальяжно развалившегося за столом и лениво обмахивающегося веером, на его блаженно прикрытые глаза и расслабленное лицо, отбрасывает сомнения и осторожно пробует наиболее знакомые на вид закуски, медленно пережевывает оценивая вкус и текстуру. Не то чтобы он сильно в этом разбирался, но нужно же понять, от чего так довольно улыбается его шисюн.
И так, пробуя подряд пять или шесть закусок, он находит их довольно приятными, не пряными и не пресными, как идеальное дополнение к чаю. Лю Цингэ приходится признать, ученики Шэнь Цинцю хороши не только в игре на музыкальных инструментах и цитировании поэтов. Они также умеют готовить, и по качеству и подаче их блюда не уступают тем, которые подают в лучших трактирах.
Шэнь Цинцю довольно жмурится, наблюдая за тем, как выражение лица Лю Цингэ сменяется на положительно-одобрительное, и прикрывая веером улыбку, доливает ему чай.
Догорает уже вторая палочка благовоний, но ни один из них даже не думает о том, чтобы всё закончить и вернуться к своим обязанностям.
Они пьют чай и наслаждаются терпким вкусом молодых листьев и почек, что с каждым глотком всё больше раскрываются и являют совершенно новые ноты. Цзюнь Шань Инь Чжень на первом глотке отдается терпкостью в горле, на втором уже более плавно обволакивает нёбо, вонзаясь в язык словно тысяча маленьких морозных игл, покалывает и щекочет. Язык немеет, а после весь рот обдаёт прохладой и свежестью. Ощущение такое, словно ты пьешь воду из горного водопада, прямо из бурного потока, бешено несущегося вниз со скалы. И, эта чистота и свежесть горного источника будоражит кровь, разгоняя ее по всему телу, принося мышцам сначала прилив бодрости, а затем долгожданное успокоение.
"Этот чай — хорошее подспорье для заклинателей, испытывающих трудности в своём духовном развитии, потому как его употребление способствует обновлению энергетических потоков в меридианах, а дополнительное свойство помогает избавиться от головной боли после тяжелой медитации...", — Шэнь Цинцю рассказывает то, что когда-то вычитал в одной из «очень-умных-медицинских книжек» Му Цинфана.
Он говорит серьёзные вещи с расслабленным видом, небрежно подперев одну щеку рукой. Его волосы совсем разметались по плечам, а одеяние небрежно распахнулось, являя взору острые ключицы. Шэнь Цинцю не знал проблем с совершенствованием и просто наслаждался свежим ароматом и легким изысканным вкусом чая.
Он лениво взбалтывает в своей пиале жидкость и одобрительно смотрит, стоит чаинкам закружиться.
— Ох, какой отличный чай! Скажи, шиди… — с восторгом восклицает Шэнь Цинцю, обмахиваясь веером.
Он хочет знать мнение Лю Цингэ об этом, но то, что он видит, когда переводит взгляд — это его шиди, сидящий, потупившись в стол. Одну руку он держит на волосах, в другой — недопитая пиала с чаем.
Лю Цингэ внимательно слушал Шэнь Цинцю. И Лю Цингэ пил чай.
Чай теплый, и вместе с теплом он приносит спокойствие. Чем больше Лю Цингэ пьёт его, тем больше расслабляется, позволяя скопившейся усталости взять верх. Глаза застилает туман, а на щеках расцветает нежный румянец, изыскано выделяющий крохотную родинку под левым глазом, что так завораживает смотрящего и манит к ней прикоснуться. Напряжение уходит, уступая место блаженной неге.
Почти в полудрёме он слышит, как зовет его Шэнь Цинцю и подсознательно тянется к этому голосу, придвигается ближе, поднимает голову чтобы лучше слышать. Он кажется готов рухнуть, но его останавливает жёсткий край стола, упираясь в который Лю Цингэ наконец приходит в себя, и, окончательно избавившись от морока, снова садится прямо.
Он кожей чувствует, как заинтересованно рассматривает его Шэнь Цинцю. Хотя из-за прикрывающего нижнюю половину лица веера и нельзя понять, смеется он сейчас или нет, но в его изумрудных глазах пляшут задорные огоньки, а в уголках собираются маленькие морщинки, которые полностью выдают его.
Лю Цингэ снова старается напустить на себя серьезный вид, но скоро его взгляд снова затуманивается, а идеально ровный корпус всё ниже склоняется над столом. Дремота накатывает волнами, и в конце концов он сдается, отставляя пиалу с янтарной жидкостью, облокачивается локтями на стол, складывает руки в замок и, подперев ими голову, прикрывает глаза, его ровное дыхание попадает в такт мерным покачиваниям веера Шэнь Цинцю, глубоко погруженного в собственные мысли. Он задумчиво рассматривает задремавшего Лю Цингэ, изучает глазами каждую мелочь, и во взгляде рождается новое, нечто порочное и по-лисьему хитрое. Его собственный морок исчезает без следа.
Спящий Лю Цингэ выглядит не так смертоносно и грозно, напротив, по изящному молодому лицу можно подумать, что это юноша, молодой учёный, поэт или аристократ — тонкие губы, как два абрикосовых лепестка, и бархатистая молочная кожа, наверняка очень приятная на ощупь, распаляют в Шэнь Цинцю голод иного толка. Продолжая скользить взглядом по фигуре Лю Цингэ, он быстро облизывает пересохшие губы, одним глотком допивает свой чай и с грацией дикого кота поднимается из-за стола. В его грозовых глазах тяжестью оседает вожделение, когда он смотрит на Лю Цингэ из-под полуприкрытых век и приближается к нему, медленно, тихо, словно зверь загоняющий добычу, выдавая себя лишь по шороху одежд.
Слух Лю Цингэ по-прежнему чуткий, он без труда улавливает это движение со стороны Шэнь Цинцю, но совсем никак не реагирует, поудобнее устраивая голову на подставке из рук.
С такого расстояния еще лучше было видно, насколько выматывающими выдались последние несколько дней для Великого и Ужасного лорда пика Байчжань — тень усталости исказила его прекрасное лицо, темными кругами бессонных ночей залегла под глазами, и врезалась в голову пульсирующей болью, заставляя хмуриться и заламывать губы словно в отвращении. Он иногда дергался во сне словно от кошмара, но не просыпался, а продолжал дальше тревожно дремать.
От пытливого взгляда Шэнь Цинцю не укрылось, как мелко дрожали его веки, а ноздри раздувались в такт сбивчивому дыханию, на кончиках пальцев иногда проскакивали искорки духовной энергии. Казалось, сон был поверхностным, но Лю Цингэ всё никак не мог справиться с ним и вернуться в реальность.
Шэнь Цинцю видит, как тяжело приходится его шиди. Он подходит сзади и кладет руки на сильные плечи Лю Цингэ, слегка сжимая их и надавливая пальцами, массируя забитые мышцы сквозь одежду. Он говорит тихо почти шепотом, но его собеседник отлично слышит его сейчас.
— Шиди опять все ночь гонялся по лесам истребляя нечисть...?
«Мхм», — и легкий кивок в ответ.
Лю Цингэ хмурится раздражённо, но затем вновь прикрывает глаза и откидывает голову назад. Чем сильнее Шэнь Цинцю нажимает на болевые точки, тем чаще трепещут ресницы Лю Цингэ, его пальцы непроизвольно сжимаются на одежде.
— Поток ци тоже нестабильный…Шиди давно не занимался медитацией? — продолжает изучать его Шэнь Цинцю.
И снова легкий кивок, и рука Лю Цингэ ложиться поверх его руки, оглаживая подушечками пальцев выступающие костяшки.
— Тогда этот Мастер…мог бы помочь шиди с этим…или…
Любезно поданная Шэнь Цинцю и поднятая в руке чашка зависает возле лица Лю Цингэ, это "или" так интригует…
Шэнь Цинцю склоняется почти к самому уху Лю Цингэ, обдавая своим дыханием прохладную кожу, и неторопливо проговаривает:
— Или шиди хотел бы совместить приятное с полезным?
Лю Цингэ не успевает отреагировать, как Шэнь Цинцю быстро отстраняется, с щелчком распахивая веер. Он двигается плавно, оставляя за собой едва уловимый аромат чайных листьев. Если бы не тонкое обоняние, Лю Цингэ ни за что бы не почувствовал его.
Шэнь Цинцю направляется в сторону внутренних покоев, игриво стреляя глазами поверх веера. Лю Цингэ, словно околдованный этим взглядом, следует за ним, а оказавшись в спальне, позволяет усадить себя на кровать.
Наваждение полностью спадает, стоит Шэнь Цинцю опасно коснуться колена Лю Цингэ, игриво проводя вдоль бедра, царапая короткими ноготками ткань боевого ханьфу.
— Для начала нужно стабилизировать поток энергии в твоих меридианах, — закатывая рукава объясняет Шэнь Цинцю, пока Лю Цингэ пытается справиться с собой и унять внезапно разбушевавшуюся энергию.
Его разум очень живо рисует ему неприличные картины. Пошлые и лишенные возвышенности, но настолько желанные, что кровь в сосудах закипает и шумит в ушах. Он особо не слушает то, что говорит ему лорд Цинцзин. Шэнь Цинцю уже несколько раз задавал ему вопрос. Кажется, один и тот же. Но смысл его доходит до Лю Цингэ лишь когда его собственный рассредоточенный взгляд встречается с испытующим взглядом Шэнь Цинцю.
— Шиди разденется сам или мне помочь ему с этим? — вкрадчиво уточняет он, все ещё немного сомневаясь.
Шэнь Цинцю придвигается ближе, на этот раз почти касаясь губами кончика носа лорда Байчжань, щекочет своим дыханием его кожу, и, всё также не отводя взгляда, поддевает изящными пальцами шнурок на поясе Лю Цингэ. Дразнит.
Терпение лорда Байчжань почти на пределе, его кадык дергается, он снова хмурится, прежде чем слегка отстраниться и небрежно рвануть с плеча верхнее одеяние и такой ненавистный, стягивающий его пояс.
Его кожа горит, он так сильно желает почувствовать не ней прохладные пальцы Шэнь Цинцю. Ощутить прикосновение этих прекрасных губ на своей шее. Но то, что он получает в следующий момент — легкий шлепок веером по руке.
— О нет, нет, шиди! Я не смогу помочь тебе расслабиться, если ты так грубо станешь рвать свою одежду… — с досадой качает головой Шэнь Цинцю и Лю Цингэ стыдливо опускает голову, вновь принимается раздеваться, но уже менее резко, старательно расстегивая все ремешки и пуговицы.
Шэнь Цинцю любит аккуратность, и Лю Цингэ знает об этом лучше всех. Верхнюю мантию он скидывает на пол, но встретившись с укоризненным взглядом, аккуратно складывает ее на прикроватную кушетку. Туда же он скидывает пояс, вторую накидку, нижние одежды и сапоги. Лю Цингэ не стесняется своей наготы, но под внимательным взглядом Шень Цинцю почему-то робеет и сам прячет глаза, первый румянец окрашивает его шею и кончики ушей.
— Хорошо, шиди. Ты славно постарался!
Шэнь Цинцю одобрительно кивает. Он жестом приглашает Лю Цингэ лечь на кровать, пока сам копается в поисках масла.
Лорд Байчжань повинуется и укладывается на живот, удобно подперев голову руками, боковым зрением он наблюдает за действиями Шэнь Цинцю.
Некоторое время спустя лорд Цинцзин возвращается, и кровать прогибается под весом уже двух мужчин. Шэнь Цинцю медленно оглаживает литые мышцы Лю Цингэ, а затем тягучая мягкая жидкость проливается на его спину от лопаток до поясницы. Комнату заполняет тяжелый запах хвои. Масло теплое, но от него у Лю Цингэ все равно пробегают приятные мурашки, а дыхание становится глубже. Он самопроизвольно напрягается, когда чувствует чужие руки на своей спине, но не отстраняется, и, чем больше плавных движений делает Шэнь Цинцю, растирая и расслабляя затёкшие мышцы, тем больше расслабляется Лю Цингэ, полностью отдаваясь новым и неожиданно приятным ощущениям.
Шэнь Цинцю начинает от шеи, постепенно проминая каждый участок, чуть усиливая хватку на плечах, он выжимает Лю Цингэ как спелый сочный плод. Плавными скользящими движениями Шэнь Цинцю проводит от лопаток до ягодиц, вдоль позвоночника, посылая через кожу небольшие импульсы светлой ци, что искорками рассыпаются по меридианам и приятным теплом растворяются в области золотого ядра. Масло лишь усиливает этот эффект, вынуждая Лю Цингэ полностью сдаться и расслабиться.
Руки Шэнь Цинцю хороши. Сильные, какие и должны быть у мастера меча, цепкие пальцы, движения точные и в то же время нежные, как у самой изысканной городской барышни, такие, что даже жесткие мышцы Лю Цингэ становятся мягкими и податливыми как тесто. Он плавится под легкими касаниями, от тепла приливающей светлой энергии. После каждого умелого нажатия, его едва ли не подбрасывает на кровати, от пробирающего от ногтей до корней волос тепла становится по-настоящему хорошо.
— Мхм, шисюн, вот тут..сильней…ещё чуть ниже...
Лю Цингэ лишь тихо мычит, сильнее прижимаясь к прохладной простыне. По началу хоть он и старался сдерживать себя, но чем глубже доставали его руки Шэнь Цинцю, тем путанее становились мысли, а голос хриплый сам подсказывал, где расслабить, а куда лучше пустить больший поток энергии.
И Шэнь Цинцю слышит его и становится смелее в своих действиях. Он нажимает на болевые точки, внимательно разминает каждую и там, где касаются его пальцы, кожа Лю Цингэ начинает гореть. Он шумно выдыхает и волны удовольствия вперемешку с легкой болью накатывают на него одна за другой, кожа головы немеет, когда он старается поймать ускользающее вслед за изящными пальцами удовольствие. Шэнь Цинцю ведет руками вдоль поясницы, и Лю Цингэ невольно прогибается, от нарастающего возбуждения. Его пробирает легкая дрожь. Он мычит что-то невнятное, стоит Шэнь Цинцю посильнее надавить куда-то в середину. Тяжелый запах масла обволакивает его, проникая в сознание и отсекая все попытки к сопротивлению. Лю Цингэ пребывает в прострации, находясь почти что на грани, между реальностью и миром грёз. В этот момент он полностью открыт и беззащитен, готовый на все, лишь бы подольше остаться в этих руках. Его разум туманится, и ясность во взгляде ускользает так же быстро, как утренняя дымка. Когда ладони Шэнь Цинцю спускаются на ягодицы Лю Цингэ, слегка касаются, а затем крепко сжимают и тут же замирают, оценивая, лорд Байчжань сам подается назад и просит прикосновений. Он в таком состоянии, что кажется, будто он в одиночку готов уронить небо и перевернуть весь мир, лишь ради одного этого будоражащего кровь приятного ощущения.
Внимательно наблюдая за его реакцией, Шэнь Цинцю облегченно выдыхает. Он не может сдержать восторга от вида того, как отчаянно Лю Цингэ тянется к его рукам, льнёт доверчиво и просит продолжения. Самый Великий и Непобедимый воин во всем мире лежит под ним, расслабленный, разгорячённый и жаждет почувствовать на себе его руки. Или не руки вовсе…
— О, шиди, кажется, здесь в напряженных мышцах тоже образовался застой энергии, —повседневно, немного хрипло сообщает Шэнь Цинцю. Он неспешно оглаживает упругие ягодицы, сжимая их, слегка пощипывая кожу. Лю Цингэ шумно втягивает носом воздух и сжимает зубы, чтобы случайно не простонать в голос от такого интимного прикосновения. Его мышцы рефлекторно напрягаются.
Лорд Цинцзин, будто бы не замечая, продолжает монотонно мять руками упругие мышцы, нажимать и поглаживать, выводить пальцами замысловатые узоры. Он абсолютно бесстыден, когда почти вплотную наклоняется к Лю Цингэ, едва ли, не ложась на него и вкрадчиво проговаривает у самого уха:
— Если ты не возражаешь… Этот Мастер также мог бы помочь тебе справится с этим…
Шэнь Цинцю намеренно растягивает слова, его собственный голос хриплый от желания, больше похож на рокот сытого хищника, и все же он пока держится, в отличие от Лю Цингэ, раскрасневшегося, беспрестанно ёрзающего, не находящего себе места и жаждущего разрядки. Он посылает небольшой импульс светлой энергии, который подобно шлепку отрезвляет лорда Байчжань.
— Да…Шисюн, сделай что-нибудь…
Его голос тоже не такой ровный как прежде. Как и сам Лю Цингэ, он весь дрожит от напряжения. Яркий румянец стыда вспыхивает на его обычно бесстрастном лице, заливает грудь, шею, окрашивает мочки ушей. Ему по-прежнему неловко осознавать, что его тело сдалось уже в тот момент, когда руки Шэнь Цинцю оказались на его спине.
— Тогда, взамен шиди пообещает быть послушным и выполнять всё, что говорит ему этот мастер?
Внезапно Шэнь Цинцю прекращает все свои действия и слегка отстраняется, ожидая ответа. Лю Цингэ закатывает глаза от досады и изо всех сил кивает, снова багровея. Шэнь Цинцю, кажется, удовлетворённый его ответом, вновь обвивает пальцами ягодицы Лю Цингэ.
— Тогда для начала шиди расслабится и позволит шисюну избавиться от застоя энергии в меридианах, — говорит он, стараясь сохранять тон спокойным. — вот тут…и ещё здесь…
Лю Цингэ под его руками вскоре расслабляется, позволяя шисюну изучать его тело. Шэнь Цинцю возвращается на талию, надавливает большими пальцами в область чувствительной поясницы, ведет дальше, оглаживает каждый шрам и с восхищенным вздохом отмечает, сколько раз победа Лю Цингэ могла стоить ему жизни. Дальше он двигается чуть более рвано, цепляет острые лопатки и жарко припадает губами к крохотной родинке под правой, скользит мокрыми поцелуями вдоль позвоночника, останавливается на соблазнительно выпирающей косточке у основания шеи и слегка прикусывает.
Лю Цингэ теряется в ощущениях, его выдержка всегда ни к чёрту, когда рядом Шэнь Цинцю. Он мечется на постели, комкая простыни, тщетно стараясь отвлечься от давящего желания. Шэнь Цинцю возвращается, спускаясь поцелуями вниз, выцеловывая каждый сантиметр кожи и жарко мажет губами по левой ягодице.
— Шиди, ты не мог бы слегка развести ноги?
Скорее не вопрос — приказ, и выжидающий взгляд Шэнь Цинцю устремляется в затылок Лю Цингэ.
— Мхм, — бессвязно выдает он, еще больше краснея лицом, и трясущиеся ноги наконец разъезжаются, являя взору аккуратные поджавшиеся яички и нежно-розовый пульсирующий анус. Шэнь Цинцю едва сдерживает свой восхищенный вздох от представшего перед ним вида.
Когда прохладное масло попадает на разгоряченную кожу, задевая промежность, Лю Цингэ подбрасывает вверх. Шэнь Цинцю слегка разводит его ягодицы, надавливает на чувствительный сфинктер, массирующими движениями разглаживает складочки кожи и удивляется, когда нежные стенки расслабляются, засасывая кончик пальца внутрь.
— Итак, шиди хочет, чтобы его трахнули пальцами?
Лорд Цинцзин хитро прищуривается, продолжая мягко массировать анус Лю Цингэ. Он двигает сразу двумя пальцами размеренно, не спеша, тщательно растирая масло.
—…Ты! Бесстыдник! — Лю Цингэ, не готовый услышать такую пошлость, успевает выкрикнуть лишь это, когда пальцы Шэнь Цинцю нагло толкаются внутрь. Лорд Байчжань давится своим возмущением вперемешку со стыдом.
Шэнь Цинцю в восторге от его реакции. Он издаёт короткий смешок и начинает плавно двигать пальцами вперёд-назад, постепенно наращивая темп.
Музыкальные пальцы Шэнь Цинцю яростно врезаются в чувствительное нутро, вызывая новые приятные спазмы, расходящиеся рябью по всему телу. Лю Цингэ глубоко дышит, гортанно постанывая, и, как может, запрокидывает голову. Он весь горит, и Шэнь Цинцю начинает двигаться хаотично, более резко, то полностью выскальзывая, то погружаясь в тесный жар тела его шиди. Он разводит пальцы и сгибает их прокатываясь по чувствительным стенкам костяшками, а потом снова углубляет проникновение, заставляя Лю Цингэ издавать новые, всё более восхитительные звуки. Когда в очередной раз его скользкие пальцы с легким нажимом прокатываются по чувствительному уплотнению внутри, Лю Цингэ крупно вздрагивает и замирает, испуская протяжный стон.
— Вот здесь, твоё особенное местечко.
Шэнь Цинцю победно ухмыляется и азартные огоньки вспыхивают в его грозовых глазах.
Лю Цингэ едва ли не вскрикивает, когда Шэнь Цинцю даёт по простате импульс своей светлой энергии. А потом ещё один, и ещё…
Лорд Байчжань стонет протяжно и глаза закатывает от удовольствия. Желая почувствовать больше Шэнь Цинцю, он почти до упора подается назад, насаживаясь на пальцы. Его член, зажатый между кроватью и телом, болезненно пульсирует и сочится предъэякулятом, изнывая без долгой разрядки. Лю Цингэ тянется к нему неосознанно, и в следующий миг Шэнь Цинцю отстраняется, с пошлым чавканьем вытаскивая пальцы, оставляя Лю Цингэ без долгожданной разрядки.
Лорд Байчжань глухо стонет и со всей силы ударяет кулаком в простыни.
Шэнь Цинцю думает, что сейчас Лю Цингэ больше всего похож не на отважного Бога Войны, не знающего себе равных в битвах, а на прелестницу хулицзин из собрания весенних картинок. Так он выглядит сейчас — разгоряченный, вспотевший, со вздернутой кверху задницей, отчаянно жаждущий прикосновений.
Шэнь Цинцю успокаивающе гладит его по бедру и невесомо дует в напряжённую поясницу.
— Шиди нужно немного остыть, иначе он кончит раньше времени, и всё будет без толку. Этот Мастер по-настоящему хочет помочь. Но шиди нужно научиться сдерживаться.
Лю Цингэ хоть и слышит его, но с трудом возвращает контроль над телом, и обессилено сползает обратно на кровать. Возбуждение уже немного отступило, так что теперь он может чувствовать, в каком состоянии он находится. Простыни под ним сырые от смеси пота, масла и его собственной смазки. Лю Цингэ замирает, ожидая новых указаний, и Шэнь Цинцю расслаблено выдыхает, уловив в этом согласие.
— Тогда, этот Мастер начнёт всё сначала, а шиди пообещает сдерживать себя, пока не получит разрешение?
Лю Цингэ плотно стискивает зубы прежде чем выдавить хриплое: «Хорошо», — и получает мягкий поцелуй за ухо от Шэнь Цинцю.
— Вот так молодец, шиди! Я не сомневался в тебе. Просто расслабься и сосредоточься на своих чувствах.
Лорд Цинцзин был полон решимости, но была ли так безупречна выдержка Лю Цингэ?
Особенно когда Шэнь Цинцю решил немного изменить подход, и, покопавшись в своих ящиках, выудил оттуда один из любимых вееров Лю Цингэ. Тонкий изящный бумажный веер с изображенными на нём горными вершинами был не самым дорогим в коллекции лорда Цинцзин, но одним из тех, который Шэнь Цинцю чаще носил при себе. При виде этого скромного аксессуара взгляд Лю Цингэ начал разгораться.
Лорд Байчжань столько раз держал этот веер в своих руках, но даже в своих самых смелых фантазиях не думал о чем-то подобном. Он скоро облизал пересохшие губы и снова замер в предвкушении.
Шэнь Цинцю знает, какое впечатление он производит на своего шиди с веером в руках. Он подходит медленно, садиться на кровать, как бы невзначай обмахивается, обдавая прохладным потоком воздуха и себя и человека, лежащего возле него. От неожиданно холодного воздуха у Лю Цингэ по спине бегут мурашки, и вздыбливаются крохотные волоски на шее и пояснице. Он вздрагивает, немного напрягается, а Шэнь Цинцю посмеивается, продолжая обмахиваться. Затем он легко проводит раскрытым веером вдоль спины Лю Цингэ, щекоча и вызывая у того новый табун мурашек. Это легкое, словно от пера невесомое, прикосновение вызывает у Лю Цингэ возбужденную дрожь. Его член снова начинает твердеть, наливаясь кровью. Лю Цингэ хмурится, но его спина при этом расслабляется. Шэнь Цинцю нравится наблюдать за тем, как Лю Цингэ стремиться обмануть свои же ощущения. Он проводит веером еще так пару раз, а затем складывает полотно и словно кистью каллиграфа на холсте выводит на спине шиди замысловатые и витиеватые узоры. Каждой новой линией он спускается всё ниже, нарочно дразня и удовлетворённо хмыкает, отмечая, как Лю Цингэ снова начинает терять контроль над своим телом.
Его выдержка слетает напрочь, когда чертов веер Шэнь Цинцю проходится по ягодицам, слегка задевая мошонку, и по ногам уходит под колени, где ставит завершающий штрих.
Шэнь Цинцю в этот раз правда действует выверено, очень плавно, управляя веером с одной скоростью и нажимом. Он оглаживает внутреннюю сторону бедра, заставляя Лю Цингэ трепетать. Лорд Байчжань рефлекторно покачивается назад, прогибаясь в пояснице, но ласковый веер в следующую секунду больно обжигает ягодицы.
— Что я говорил про вольности?
Лю Цингэ едва ли не воет от разочарования, простынь в его руках опасно трещит, но веер Шэнь Цинцю снова ложиться на мягкую плоть. Рядом с ним уже наливается алая полоска.
— Шиди нарушил нашу договоренность. И как же теперь мне стоит поступить?
Будто бы озвучивая собственные мысли, говорит Шэнь Цинцю, постукивая веером по своему запястью и укоризненно глядя на Лю Цингэ.
Лорд Байчжань, явно уязвленный тем, что его отшлепали, как младшего ученика, виновато прячет краснеющее лицо в простынях. Следующие слова даются ему крайне тяжело.
— Этот Лю осознал свой проступок и требует справедливого наказания…Прошу, Шэнь-шисюн, я…
«Не нарочно» так и не успевает сорваться с губ, когда веер Шэнь Цинцю снова безжалостно обрушивается на пылающую кожу. Лю Цингэ болезненно стонет, но не отстраняется. Его член резко подёргивается, истекая смазкой.
— А так, я смотрю, шиди нравится куда больше, чем руками, — глаза Шэнь Цинцю восторженно блестят. Он нежно касается наливающихся кровью потеков, борясь с желанием припасть к ним губами.
— Как думаешь, шиди, сможешь кончить вот так, если тебя отшлепают словно ребенка?
— Что ты..!
Лю Цингэ не успевает договорить, вскрикивая от следующего беспощадного удара. Шэнь Цинцю не вкладывает много силы, ударяя наотмашь, но там, куда ложится веер, сразу же наливается кровавая полоса. Следующий удар Лю Цингэ встречает, закусывая губу и очаровательно изламывая брови в мольбе. Шэнь Цинцю, удовлетворенный таким видом его шиди, вкладывает в следующий удар больше силы.
Лю Цингэ считал необходимостью сдерживать свой голос. Но от Шэнь Цинцю голова идет кругом, а от осознания того, чем они занимаются вместе, кровь закипает прямо в жилах. Его тело, предательски чувствительное, реагирует мгновенно, когда изящный веер Шэнь Цинцю касается воспаленной кожи. Лю Цингэ стонет развязно, вызывая у лорда Цинцзин самодовольный смешок, сопровождающийся новым звонким шлепком. Член Лю Цингэ тут же дергается, капля вязкого предъякулятасоблазнительно венчает головку. Когда его разум окончательно затуманивается желанием, он бессознательно поднимает зад, как можно глубже прогибаясь в пояснице, поднимается, опираясь на колени и локти и бесстыже виляет, подставляясь под яростные удары Шэнь Цинцю.
Лорд Цинцзин тоже видит, что Лю Цингэ уже на пределе: в вызывающей позе, на сильных, комкающих простыни руках, от напряжения повздувались вены, мокрые от пота волосы совсем растрепались и прилипли к лицу, нижняя губа закусана, а глаза плотно сомкнуты. Таким, он выглядит очаровательно для Шэнь Цинцю, отчаянно пошло, и всё же ему льстит, что своим нынешним состоянием гордый Бог Войны с пика Байчжань обязан ему.
Задумавшись, Шэнь Цинцю сокращает количество ударов и их резкость. Он нежно касается лица Лю Цингэ, убирает склоченные волосы, тихо зовёт по имени, и когда Лю Цингэ наконец открывает свои прекрасные бездонные глаза, Шэнь Цинцю видит скопившиеся в них алмазные слёзы. Поддавшись порыву, он стремительно накрывает губы шиди своими, утягивая его в долгий страстный поцелуй. Он почти что падает сверху на Лю Цингэ, придавливая его своим весом к кровати, но продолжает целовать мягко, тягуче, отвлекая от жгучей боли. Лю Цингэ стонет сквозь поцелуй и Шэнь Цинцю, воспользовавшись этим, нагло проталкивает меж приоткрытых губ свой язык. Он исследует жар рта лорда Байчжань, щекочет верхнее нёбо, оглаживает кромку зубов и, встретившись с языком Лю Цингэ, переплетается с ним в жарком танце. Нежный поцелуй постепенно перерастает в нечто дикое, яростное. Теперь он больше походит на сражение за право сделать вдох, отстранившийся первым — проиграет. Они мучают друг друга, истязают, кусают за губы и снова и снова сплетаются языками. Шэнь Цинцю напрягается всем телом, чтобы удержать контроль, у Лю Цингэ кружится голова и в глазах калейдоскоп. Они отстраняются почти одновременно, и слабая ниточка слюны повисает между ними. Шэнь Цинцю ещё раз целомудренно клюёт Лю Цингэ в уголок рта и отстраняется.
— Шиди хочет продолжить? Этот не уверен…
Лю Цингэ кивает не дослушивая. Его член всё еще болезненно пульсирует и поджимается к животу, кожа на ягодицах горит огнём, а сам он, так страстно желает получить разрядку, что готов хоть лечь перед Шэнь Цинцю, раздвинуть ноги и умолять взять его, как тот пожелает.
Всё-таки Шэнь Цинцю, хитрый лис, хорошо выучил его.
Звонкие удары возобновляются, а вместе с ними тихие стоны Лю Цингэ наполняют комнату, сладкой песней вливаясь в уши Лорда Цинцзин.
— Шисюн, я готов…— хрипит Лю Цингэ, и Шэнь Цинцю понимает его без слов. Член лорда Байчжань призывно дергается и капает смазкой, привлекая к себе внимание.
Лорд Цинцзин ласково проходится сложенным веером по всей длине, задерживается на головке, немного потирает её, нажимает, выдавливая ещё смазки, небрежно размазывает, слегка царапая нежную кожу, проходится вдоль по стволу ещё несколько раз, щекоча задевает мошонку. Момент кульминации он оттягивает как может, а затем резко замахивается для следующего шлепка.
Последний удар он наносит, не сдерживаясь, проводя энергетический импульс, и замирает, когда слышит треск древесины, а Лю Цингэ широко распахивает покрасневшие глаза, крупно содрогается, застывая в немом крике и бурно кончает, пачкая простыни под собой, свой живот и грудь. От прилива энергии его тело словно прошивает десять тысяч игл одновременно, в голове взрывается сноп фейерверков, а перед глазами мигают звёзды.
Проходит время, прежде чем он наконец издает глубокий удовлетворённый стон, больше похожий на вой животного, и закатывает глаза, пребывая на пике своего блаженства. Судороги от яркого оргазма начинают стихать, и Лю Цингэ обессиленно падает на постель. Уже находясь в полудрёме, он слышит, как суетится Шэнь Цинцю, обтирает и укрывает его, слушает пульс. Безнадёжно испорченный, сломанный пополам веер валяется у кровати, рядом с кучей одежды. Проваливаясь в сон, он смутно улавливает как вкрадчиво Шэнь Цинцю говорит с ним, и его голос, как прежде, мягкий и успокаивающий.
— Твои потоки энергии стабильны, но шиди виноват… К следующему чаепитию должен будешь этому Мастеру два новых веера.
Примечание
* Чай Цзюнь Шань Инь Чжень – «Серебрянные Иглы». Редкий чай с горных плантаций острова Цзюньшань, который расположился в самом сердце знаменитого озера Дунтин. Единственный из желтых чаев, который входит в состав Десяти Знаменитых Чаев Китая. В течение многих лет чай «Серебряные иглы» был доступен только императорской семье.
* Чай Люань Гуапянь – «Тыквенные семечки из Люаня». Его маленькие листики плоские и продолговатые, похожи на семечки тыквы, благодаря чему чай обрёл своё имя. Вкус чая сладковато-терпкий, запах нежный и заманчивый, цвет его — ярко-желтый.
* Чай Инь Ло – «Серебряная улитка». Элитный белый чай Инь Ло (银螺) в переводе с китайского означает «серебряная улитка». Для производства данного чая используются только самые молодые, самые свежие, еще закрытые чайные листики — чайные почки.