– Неужели ты не боишься обжечь руки? – спрашивает Ацуши, завороженно глядя на палочку с огоньком, зажатую между пальцев Рюноскэ.

– А? Разве должен? – Акутагава интересуется как-то рассеянно, не поднимая головы. Искры поднимаются всё выше по палочке, и Рюноскэ уже ощущает жар и брызги на пальцах. Немного и правда жгёт, но не настолько, чтобы выронить бенгальский огонёк из рук.

Накаджима смотрит на него, как на восьмое чудо света, не отрывая взгляда. Ветер скользит между прядями блондинистых волос, а издалека раздаются громкие хлопки запускаемых фейверков, из-за которых Ацуши иногда вздрагивает от неожиданности. А лёгкий ветер от воды заставляет поёжиться и кутаться в летнюю юкату сильнее. Ночью воздух холоднее.

Некоторые люди ушли в дом, Танидзаки вместе с Гин наблюдают за яркими всполохами в небе, а Кёка с Рампо бросают блинчики в тёмную воду.

– Ну, в моей жизни происходили вещи и похуже обожжённых рук, – спокойно объясняет Акутагава, выбрасывая уже потухшую палочку. Некоторое время смотрит на спокойную гладь моря и переводит взгляд на притихшего Накаджиму, который не сводил с него глаз всё это время.

– Я не привык к такому... Наверное, тигр меня слишком избаловал быстрой регенерацией. С его появлением мне тяжело переживать даже незначительные ранки во время готовки, – неловко посмеялся Ацуши, почесывая голову. Рукав фиолетово-желтой юкаты (под цвет глаз) задирается, обнажая идеально гладкую белую кожу, на которой виднелась лишь пара шрамов. Наткнувшись на заинтересованный взгляд Рюноскэ, который рассматривал эти шрамы, Накаджима обвёл их пальцем, поджимая губы.

– Регенерация не распространяется на старые раны, поэтому у меня всё-таки полно шрамов с пребывания в приюте.

Было неловко рассказывать о подобном кому-либо, но Акутагаве можно довериться. Он никому не разболтает, не в его стиле. И они оба давно уже пережили то время, когда старались уколоть другого побольнее, сейчас у них перемирие, не только внешнее, но и внутреннее. Так было намного спокойнее.

– Для таких случаев люди придумали специальную мазь для заживления шрамов, – тихо, даже немного интимно говорит Рюноскэ, рассматривая белые дзори на ногах. Он не очень жаловал традиционную одежду, но ведь это условие праздника. Да и сестру обижать не хотелось, поэтому и надел. Гин очень радовалась возможности отдохнуть, хоть и не показывала этого остальным. В конце концов, она даже волосы собрала в какую-то старинную причёску и украсила её, всё-таки длина позволяла.

– Мне кажется, если я избавлюсь от своих шрамов, то стану уже кем-то другим. 

Ацуши встал и с удовольствием потянулся, начиная расхаживать возле самой кромки воды, но всё-таки не переступая.

– Это глупо, – тут же прокомментировал Акутагава, становясь рядом, чтобы не прерывать разговора.

– Но ты ведь тоже не пользуешься ничем таким.

Это замечание выбило землю из-под ног Рюноскэ, ввело в ступор на некоторое время, но он быстро оправился, снова надевая непроницаемую маску.

– Мои шрамы делают меня сильнее. Я не должен забывать через что я прошёл.

Ацуши согласно кивнул, оглядываясь через плечо.

– Я тоже так думаю.