Отрицание.
Инсин точно помнит боль от смертельного ранения. Помнит металлический привкус крови во рту. Так много.
Но вот он снова здесь. Живой и практически такой же, как был. Вот только рана не зажила до конца. Чуть сочась кровью. Стигмат. Первый.
– Не может быть, – шепчет едва слышно Инсин, – это неправильно. Это просто сон. Кошмар.
Инсин не находит способа лучше, поэтому просто вновь насаживает собственное тело на острие клинка.
И просыпается поздно ночью на том же месте. Стигматов становится больше.
Гнев.
Инсин злится. Даже не так. Он в бешенстве. Кажется, сознание даже ускользает от него на какое-то время, потому что он едва ли помнит о причинах появления новых ран. На руках, на ногах, на лице… Везде. Кажется, он сам постепенно становится одной большой незаживающей раной. Но смерть не приходит за ним. И это вводит Инсина в очередной приступ гнева.
Торг.
Инсин ищет. Должен ведь быть способ! Он сможет снять это проклятие и уйти на покой.
Но помощь не приходит. Ему отказывают, гонят, несколько раз даже убивают. Разгневанный Инсин платит за это вдвое, неся всем, кто не справился или даже не попытался, то, что не может заполучить сам. Смерть.
Может быть, он пытается обратить на себя гнев Эонов. И раз за разом вскрывает себе горло. С затихающей надеждой: “Может быть, в этот раз?”
Депрессия.
Инсин лежит в луже. Дождь идёт третий или четвёртый день. Но едва ли это его волнует. Голод и жажда больше не мучают его, лишь замедляют бесконечное восстановление. Оказывается, проклятие способно вернуть на место даже отрубленную голову. Правда, времени это занимает… Кому он врёт? Инсин давно утратил ощущение времени.
Дождь смывает с лица всё: грязь, кровь, слёзы. Инсину остаётся только лежать и ждать смерти, которая так и не наступает. Он грозился, торговался, умолял. Но никто его не слушает.
Он собирается остаться лежать на одном месте, сколько понадобится. Но… Приходит она.
Принятие.
От дождя его защищает тёмный зонт. Его обладательницу Инсин различает немногим позже.
– Для того, кто должен сыграть роль в нашем плане, выглядишь жалко, – замечает она, закуривая.
– Кто ты? – голос непривычный. Хриплый, сорванный.
– Кафка, – любезно представляется незнакомка, – так и планируешь лежать тут? Даже выгнанная из дома псина прячется от дождя.
– Мне всё равно, – Инсин закрывает глаза. – Проваливай.
– Он сказал, что ты будешь сопротивляться, – звонко смеётся она, роняя сигарету рядом с лицом Инсина, – но знаешь, мне сложно отказать.
– Я же…
– Послушай, – внутри всё сжимается, – неужели в тебе не осталось желаний?
– Я хочу умереть и отомстить тем, кто виноват в… этом. В том, что я стал таким.
– Тогда у меня есть для тебя предложение. Но есть пара условий.
Назвавшаяся Кафкой помогает ему подняться.
– Для начала… Тебя надо отмыть. Выглядишь действительно ужасно.
Когда Инсин показывает, что может стоять сам, Кафка поднимает один из мечей – все они пытались лишить его жизни.
– И ведь ты не захочешь пользоваться старым именем? Стоит дать тебе новое. Мечи, лезвия… Это ведь твоё всё? Что насчёт Блэйда? Но я буду звать тебя Блэйди. Так звали мою любимую собачку в детстве.
Инсин, видимо, теперь Блэйд, не отвечает. Кафку это ни капли не волнует. Она уже приняла все необходимые решения. Но почему-то он не против.
Впереди целая вечность, если ему не помогут умереть. Никогда не станет поздно вновь лежать в луже крови или воды, ожидая конца, который никогда не наступит.