Хината пахнет ромашками.
Кагеяма зарывается носом в рыжие волосы; те щекочут лицо, колются невыносимо, вот только и он - не человек, чтобы такие слова к нему применимы были, чтобы силу имели. Кагеяма от человека далек, как взаимоудаляющиеся небесные тела друг от друга, а к волосам Хинаты прикасается так давно, так подолгу, так много лет желал их владельца, что... Глупости это ваше раздражение на коже - все травами вылечится, а что останется, то родной волк вылечит, залижет, заставляя дыхание сбиваться каждый нечетный раз.
Волосы у Хинаты жесткие спустя много лет - он взрослый волк, пусть все еще не слишком высок в человеческой форме, глаза в темноте ослепляют золотом, а при дневном свете позволяют утонуть в не существующем запахе мокрой земли, теплой, с любовью взрыхленной, напитанной силой. Шерсть у Хинаты-волка густая и рыжая, как его шевелюра, и Кагеяма с первого взгляда в нее влюбился: глаз еще не увидел, а знал - вот он, тот, его волк, о котором мама рассказывала. Его, который всегда будет рядом, защитит и излечит, будет любить пуще родных и беречь как зеницу свою, - этот оборотень его, Кагеямы. Наконец-то.
Только вот характер у волка оказался не покладист. Не сходились они сначала, хотя Кагеяма пытался - ну как не пытаться, коли мил сердцу, даже если коротышка со скверным нравом, словно ему взрослая луна не минула, тьфу. Ему минула, в том-то и дело. В нраве проблема была.
Хината тогда всем собой давал понять: Кагеяма ему не интересен. Как и все колдуны, кажется.
У Кагеямы в жилах кровь стыла и сердце забывало, в каком ритме следует биться. Было больно. Одно время он не мог отпустить, удерживал, пытался к себе привязать.
Только понял: этому волку насильно мил не будешь. И так он плохого о Кагеяме мнения, а что будет, коли продолжить на поводке водить? Какая же это любовь - когда по холке гладишь, а сам все оглядываешься, как бы в ласкающую руку клыками не впились?
Кагеяма его отпустил. Отвязал однажды волшебные путы, не прикоснулся напоследок к медной шубе, хотя хотелось, барьер вокруг дома снял. Посмотрел в последний раз в золотые глаза и бросил сквозь вой в сердце:
- Уходи, пока не передумал.
И волк, казалось, ушел, - порычал, поворчал, да так, что они с Кагеямой поругаться успели, а потом развернулся да и дал деру - только пятки сверкали. Кагеяма сказал себе: больше он Хинаты не увидит. Не его это волк был, коли Кагеяму сам не почувствовал. Перепутал. Должно быть, бывает, - жаль, мать вскорости не спросить, разве что праздника особого ждать, чтобы воззвать к ее духу. Кагеяма обязательно это сделает.
Только ему не пришлось.
Хината вернулся, Кагеяма почувствовал его, словно нарочно гуляющего вдоль грани его барьера, играючи пересекавшего его. Он жил в его лесу, жрал его травы и охотился на его дичь, вознося молитвы своим, волчьим, богам. Кагеяма думал: ну чушь - рвался на волю, а как отпустили, лапы умыл да вернулся? Не зря волки с лисами Великой Матерью были задуманы как братья.
Кагеяма Хинату не понимал, но запах его шерсти, травяной, чуть кровавый и душный, доносящийся до колдуна со всех сторон, странно успокаивал теперь, а не тревожил тем, что оборотню с ним неуютно, что он хочет сбежать. Этот оборотень своими лапами сюда пришел. Вернулся. Почему - следующий вопрос.
Это теперь волосы у него пахнут ромашкой, жесткие и колючие, живот покрыт шрамами и клыки в человеческой форме теряются, только если специально на них заострять внимание, а тогда они были молоды и глупы: Кагеяма других возле себя не видел, а Хината не желал семьи лишаться - только волчонком быть перестал, считай, а здесь суженый давай распоряжаться. Он сам еще не нараспоряжался!
Только вот дома после Кагеямы было не то. Не тот лес, не те ягоды, нет магии, пропитавшей воздух, дабы вовремя свои территории защищать: волки не были волшебниками, не дружили они с колдовством да зельями, и все тут. Один раз поживешь с колдуном - поймешь, как это влияет на лес. Не такой он живой, как у Кагеямы, не такой молодой и зеленый и шепчет гораздо тише, совсем непонятно.
И запаха колдуна не хватало - травяного и кислого, с сильными нотами древесины. Хотелось зарыться ему в шею, всего облизать, укусить...
Конечно же, он вернулся. Хвостом вилял, дразнясь, месяцами, все выжидал, когда это Кагеяма не выдержит и сам к нему выйдет, да не выходил. Обед ему порой варил и за ограду выносил, мясом делился, но не заговаривал. Обиделся? Мог. Как Хината - не так далеко они друг от друга ушли, вчерашние дети, хотя Хината от таких слов мамы настойчиво отбрыкивался. Про себя следовало признаться.
А потом чуть на вилы не напоролся - пришлось этого дурака спасать, и Хината до сих пор не понимает, был это хитрый план или Кагеяму так заворожил его собственный запах? Они снова оказались под одной крышей. Только теперь они говорили, и спорили, и соглашались.
Теперь Хината ромашками пах, а не кровью освежеванных тушек, носил подтороченную одежду колдуна и каждую ночь вылизывал и кусался, как когда-то хотел. Стремился весь под кожу залезть, меток наставить, чтобы всем и каждому было понятно: рядом с колдуном место занято, за него будут бороться.
Теперь Хината пах ромашками, а Кагеяма - Хинатой.