Были моменты, когда справляться становилось тяжело. Не было понимания: в какую сторону не смотреть, где триггер, что нужно сделать, чтобы его разбить - слушать метал на полную громкость, резаться, уволиться, выйти в окно, что? Тсуна тогда включал музыку в огромных наушниках так громко, что собственных мыслей не слышал уже через пару минут, какую-нибудь сюжетную игру с диалогами и делал вид, что для мира мертв. Потому что ебаный мир заставлял его чувствовать себя так.
Когда он обосновался в Варии, приступы все еще случались, а методы борьбы с ними поменяться не успели: Тсуна включил гремящий рок так, чтобы снять наушники, когда станет больно, запустил "Ведьмака" и не понимал, что делает, пока его плечо не согрела ладонь. Широкая и горячая, светящаяся слабым золотым, хотя, может быть, это просто плохое освещение.
Тсуна знал эти шрамы, а еще, глядя на них, пытаясь расшифровать почерк, с которым был ознакомлен, понял: он плакал. Перед глазами иногда смазывалось.
Сердце зашлось оглушительно, а ладонь на плече сжалась крепче, словно владелец ее сердце Тсуны слышал лучше него самого.
Запершило в горле. Было больно - в груди, в голове, в ушах от наушников и громкости рока, в глазах - от соленых слез. Тсуна сделал вдох.
Осознал: контролировать поток слез он не сможет.
И уткнулся лицом туда, куда пришлось, - ближе к теплому человеку, к Солнцу, призванному исцелять, в чужой живот, остаточно благоухающий дорогими духами. Его полномочия на этом... все.
Луссурия держал в руках всхлипывающего Тсуну и пытался двигаться органично в этом его срыве, в темноте покоев, отведенных ему. Он все еще слышал, как одновременно со рваными глухими вздохами хрипит и кричит в чужих наушниках музыка и как одновременно с ней на экране ноутбука переговариваются персонажи игры.
У Тсуны в этой новой для него жизни медленно отрастали волосы: в прежней их приходилось постоянно стричь, их состояние и постоянные мелкие болезни Тсуну еще больше расстраивали. Теперь у него были деньги, а Лусс - Лусс знал кучу всего про разного рода уход и охотно делился знаниями по первому требованию. Поэтому сейчас он мог зарываться пальцами в мягкие, немного колючие волосы, и еще отчетливее ощущать чужую дрожь.
Они знали, как Тсуна жил до них. Не слишком плохо, каждый в Варии прошел через ад: крал, убивал, предавал, порой с самого детства. Варию не зря опасались даже внутри Вонголы: они были отщепенцами, так уж сложилось. В эту Семью отправлялись те, кого не могла подчинить сама Вонгола.
Тсуна был другим, как меньшая часть отряда - не всем же обязательно быть преступниками с рождения. Тсуна жил с матерью, пока Внешний советник, его отец, делал вид, что его не существует. Ходил в школу, учился не слишком хорошо, подрабатывал. Буллинг имел место, но Луссурия был наслышан, что в Японии буллят и жестче. Тсуна был жив и даже без шрамов от попыток самоубийства. Мама Тсуны отлично готовила и плохой не была, разве что отстраненной.
Это был один из весомых пунктов личного ада того, кто теперь не мог собственные эмоции пережить, наверняка, уткнувшись в Луссурию, думая лишь о том, когда это прекратится и какой он жалкий. Луссурия покачал головой, подпуская целительную часть Пламени в руки, посылая в голову Савады успокоение и нарастающую сонливость. Пусть проплачется и спокойно уснет без головной боли, он этого заслуживает.
Мама Тсуны не интересовалась, были ли у сына друзья. Какие у него отношения с учителями. Все ли на учебе у него получается и какие усилия он для этого прикладывает. Мать Тсунаеши не была плохой, а еще не выполняла функции матери.
Порой Луссурия чувствовал, что все эти неотесанные мужики в отряде - первые, кто за долгие годы проявил к этому мальчишке участие. Протянул руку, похвалил скупо и помог, хотя вслух не просили. Тсуне это было нужно. И осознавать это было больно.
Отсутствие друзей и без того одинокую обстановку нагнетало. Луссурия не знал, почему, но с этим мальчиком правда никто не хотел дружить, и пусть он трижды был неуклюжим, не слишком, кажется, старательным, не отличником, боги, таких же детей не сосчитать в одной только Японии. Может быть, в один момент он сам начал отталкивать всех. Может быть, это именно его способности и его Пламя.
У Облаков бывает: обычно они не любят общественное внимание и толпы людей вокруг них, учатся быть невидимыми, делать пространство вокруг себя неприкосновенным. Тсуна сейчас не выглядел как обычное Облако, никогда не желавшее участия окружающих в его жизни. Но он мог пользоваться своим атрибутом неосознанно.
Итак, неучастливая мама, отсутствие друзей. Тсуне не давалось обучение в школе: сначала он не смог осилить началку в одиночку, учителя его не слишком любили и не хотели уделять время, потом утонул в безразличии окружающих. Потом решил для себя, что все это не слишком ему и нужно.
Тсуна знал базу, они его тестировали. Но не больше. Что не отменяло того факта, что слушать бесструктурный бубнеж Бельфегора обо всем и сразу ему, похоже, нравилось, а смотреть на работу механиков было любопытно. Тсуна все еще был ребенком с незакрытым периодом почемучки - только вопросов пока не задавал. Многим из них хотелось верить, что это время еще наступит.
Тсуне в последний раз исполнилось двадцать два, он был молод и одинок и в Варию попал, потому что отец после смерти матери с ним не справился. Хотелось верить, однажды он найдет здесь свой дом.
Хотелось верить, именно здесь он узнает, что это такое.