По неровной дорожке, ведущей к старой деревушке, гулял лунный свет, прячась в скромных деревьях и танцуя на цветочных кустах неровных, совершенно неряшливых форм. Свет этот, молчаливо улыбаясь, касался воздушного платья девушки, что напевала под нос бессвязную мелодию. Еще пару дней назад совершеннолетие приветливо постучало в дверь ее радостных и светлых дней, но не просясь в гости, а приглашая в новую жизнь – жизнь волшебницы, ответственной за благополучие одной маленькой деревни.
С самого детства куда бы не пошла юная волшебница, под ее ногами всегда распускались яркие цветы, а на худенькие плечи частенько слетались певчие пташки, желая скромного сна под мелодии девы. За ней, словно ее собственная тень, любило следовать нежное солнце, разливая тепло и уют вокруг нее. От ее улыбки в хороводы слетались бабочки, а маленькие животные, как принято боявшиеся всех и вся, увлеченно наблюдали за светлым ребёнком, прячась на ветках вековых деревьев, за камнями и невероятно большими, богатыми всевозможных зеленых цветов, листьями разных трав. Сама природа тянулась к ней, желая стать частью ее мирной жизни, ощутить приятный ветерок ее светлых мыслей и идей.
Насколько открытым мир был для девушки, настолько же открытой она была к нему, желая одарить его ответной заботой и веселым смехом. Поэтому, как только она выучила слово «книга», стала прокрадываться в библиотеку в ее родном волшебном городе, забиралась на высоченный деревянный стул у хрупкого стола у всегда бесконечного светлого окна и листала множество книг – любые, до каких могла дотянуться девочка. Особенно любила тогда рассматривать картинки, которые в одних книгах были неживыми, но прелестными иллюстрациями, а в других же подвижными и пышными пейзажами, а иногда даже портретами взрослых женщин – волшебниц, когда-то решивших поделиться своими знаниями с будущими поколениями. Дамы на позолоченных страницах бывали строгие, иногда веселые и невероятно улыбчивые, но всегда открытые для юной волшебницы, что только научилась читать, хотя и по-прежнему отвлекавшаяся на озорных зверушек, шумевших на других листах.
Когда же пришло время надеть свое первое школьное платье, юная волшебница чуть ли не вбежала в местную академию за еще бо́льшими, прекрасными и важными знаниями о мире и магии. Обучалась она с особым усердием, кропотливо изучая каждую страницу действительно серьёзных книжек. Она никогда не забывала основы, которые дали ей дамы с иллюстраций из, как оказалось, детских сказок, созданных для невероятно любопытных детей. То-то некоторые строгие волшебницы из книг улыбались так мягко и радостно девочке, узнавшей что-то новое от них.
Будущая волшебница часто собиралась за с детства полюбившимся хрупким столом в библиотеке с сокурсницами, такими же горячо желавшими не просто прикоснуться к магии, а крепко схватить ее за руку, усадить перед собой как близкую подругу, и никогда не расставаться с ней. Так, у солнечного окна на протяжении нескольких лет девочки делились своими мыслями, идеями и мечтами, поддерживали друг дружку и уверенно улыбались учебе в лицо, будто заявляли, что станут самыми великолепными волшебницами, что подарят миру тот свет, что таился в их сердцах с самого рождения.
И к моменту своего триумфально выпуска из академии девушка уже во снах видела, как ее направят в самую солнечную деревню, где люди только и ждут, когда же именно она благословит их светлой магией, полной тепла и радости жизни. Однако многие преподавательницы настойчиво отговаривали ее – одну из лучших учениц академии – от этой идеи, ведь у волшебниц столько разных путей в жизни. Магические открытия и исследования, практически буквальное написание истории: великие свершения, настоящие приключения и самые невероятные путешествия. О бьющей ключом жизни, в которой магия являлась серьезным, иногда даже осязаемым инструментом, мечтали многие современные волшебницы, которых все чаще тянуло за пределы, за все возможные границы мира, их манила свобода. Хотя и когда-то академия была основана для того, чтобы будущие волшебницы могли делиться своими знаниями и магией для поддержки простых людей, для обогащения их жизней и помощи в развитии культуры, со временем нуждающихся в этом мест становилось всем меньше, когда скромные деревеньки стали обращаться в крупные и важные города под уверенным взглядом волшебниц. А поселения, решившие остаться самыми обычными деревнями, были чрезмерно развиты и едва ли нуждались в светлой магии. Волшебниц все еще направляли в такие места, однако жизнь их там ждала невероятно простая, безумно скучная и лишенная всякого выбора. И все же девушка видела себя именно там, где есть люди, незнакомые с чувством восторга от настоящей магии, не знающие, каким красивым и отзывчивым бывает мир. Еще с первых детских книжек о магии она видела там такой простор и вдохновение для себя, ведь при должном желании и хорошей фантазии ее жизнь с простыми людьми может стать таким же захватывающим приключением.
Потому сейчас, держа в руках скромный чемодан на перевес с простенькой сумкой для хрупких вещей, юная волшебница уверенно шагала к своей мечте. Улыбка с ее лица никак не могла пропасть, пока голова была переполнена предвкушением. Какие же люди в этой деревне? Наверное, самые добрые и отзывчивые. А думали ли они о том, какими бывают цветочные сады с плодоносящими кустами и деревьями, что дарят не только радость смотрящему, но и чаруют сладостными плодами? Уж она знала все тонкости такого наслаждения и обязательно поделится им. Или как на речке бывает пахнет чистотой, пока холодная вода ласкает кожу? Девушка уже представляла, как всей деревней они будут купаться в кристально чистых водах, что слаще самых сочных фруктов. И с каждым таким новым вопросом появлялось все больше идей и желаний. Ах, а ведь она познакомится со всеми только утром, когда солнце осветит лица милых людей. И как же ей столь взволнованной спать сегодня ночью?
И вот, едва оказываясь в паре шагов у входа в деревню, девушка заметила у тусклого фонаря высокую женщину, явно ожидающую ее. Была она такой красивой, что даже хотелось остановиться и изучить ее. Выражение лица женщины было скучающим, хотя глубокие небесные глаза казались полны игривости и азарта. На вид шелковые волосы, подобные цвету луны, были собраны в длинную косу, что спадала на грудь через плечо. Ее легкое летнее платье, лишенное причудливых украшении или воздушных элементов, закрывало и шею, и руки до самых кистей, и едва не касалось земли, стойко пряча ноги, хотя простенькие туфли все же выглядывали из-под светлой ткани. Казалась она строгой фигурой с ровной спиной и тонкими руками, таившими в себе невероятную силу. И женщина эта, несомненно, была ведьмой.
Еще с самых первых упоминаний в истории о работе волшебниц их всегда сопровождали таинственные ведьмы – мастерицы темной магии. Тогда хранительницы магии только начали понимать, что необъятный мир с каждым днем становился все больше, все насыщеннее, что в одиночку его невозможно раскрыть. Потому однажды пара ведьмы и волшебницы, взявшись за руки, впервые смогли показать наиболее полную картину реальности, ведь нет абсолютного света, как и абсолютной тьмы. Да и свет не всегда благо, как и тьма не обязана разрушать. И стало так заведено, что одна волшебница и одна ведьма покровительствовали людям вместе, чтобы объединить в этом союзе все стороны мира. Именно под влиянием двух женщин, олицетворявших столь разные, но невероятно похожие части, росли города, вбирая в себя тишину солнца и песни луны, развивалась культура, нежившаяся на границе дня и ночи, а люди, ох, люди, так прекрасно взрослели, невероятно расцветали, стремясь соответствовать девам, старавшимся на общее благо. Девушку эта часть работы волшебницы манила, будто звезды звездочетов, чуть ли не больше всего остального, ведь та связь, что обретали хранительницы разной магии, была самой чистой, сильной, прекрасной.
Поэтому дева, забывая, что весь день была в дороге, что ноги ее устали от ходьбы, а плечи давно уже отяжелели от сумок, устремилась спешным шагом прямо к женщине, едва сдерживаясь от того, чтобы начать бежать. Казалось, ее улыбка не могла стать еще ярче, еще заметнее, однако, став прямо перед ведьмой, волшебница сияла от головы до пят, затмевая фонарный свет.
– Приветствую, дорогая волшебница, – будто пропев, начала женщина, меняясь в лице со скуки до заметной радости от окончания ожидания. В простом ее приветствии звучала вечерняя усталость и легкая задорность, что, как предположила волшебница, была вызвана таким же предвкушением будущей их жизни. – Ах, милая, так запыхалась – куда же ты так бежала? – и правда, девушка все же не смогла не побежать, на минуту позабыв о всей своей усталости.
И все же невозможно было скрыться волшебнице от тягот изнурительных поездок на поездах и длительных пеших прогулок, от чего, выскользнув из рук волшебницы, чудной чемодан с глухим стуком коснулся земли. И в этом звуке дева наконец поняла, что ее дорога окончена, а под ногами теплая летняя земля заветной деревни. Ведьма, меланхолично ожидающая, когда девушка отдышится, оперлась о деревянный фонарь плечом, поправляя в руках простую картонную коробку, перевязанную такой же простой веревкой. Ее тонкие, длинные пальцы аккуратно передавали друг другу бантик веревки, гипнотизируя своей ловкостью и гибкостью.
Только собралась волшебница поприветствовать женщину, как внимание обеих привлек чересчур громкий смех и неряшливый треск стекла откуда из глубины деревни. С интересом пробежавшись взглядом по стареньким домам деревни, девы заметили яркий свет в одном из хлипких домиков, откуда необычайно незаметно для них доносился стук посуды да звон столовых приборов. Вот только свет в доме казался грязным, каким не видела его девушка никогда, а смех людей, явно веселых, был глухим и грубым, будто искусственным.
– А что за праздник сегодня? – вместо приветствия, самая от себя не ожидая, неловко прошептала волшебница, будто боялась показаться некомпетентной в своих познаниях. Люди вон как громко веселятся, а сегодня самый обычный день был. С утра ведь был, верно?
– Праздник? – переспросила ведьма, нахмурившись и впавши в раздумья. – А! – и щелкнула пальцами свободной руки, победно найдя ответ, – это не праздник. Просто собрались женщины напиться от радости, что у одной из них муж тиран заблудился в лесу так, что целую неделю не могут найти. Хотя толком его никто и не искал, а сейчас не ждут, если честно. Здесь все знают, как плох он в ориентации в пространстве, чему и радуются. А мужик жуткий был, скажу я тебе. Злой, вечно чем-то обиженный, не ладил ни с кем, так еще и бил жену и их детей так, что даже в моем доме были слышны ее крики, детский плач и его ор, – и так странно расправила плечи, будто приложила руку к этому делу.
На лице ведьмы, чьи глаза неустанно следили за девой перед ней, мелькнуло грустное, такое немое понимание от вида растерявшейся волшебницы. Казалось, будто женщина видела больше, чем хотела бы, однако могла она сейчас только шумно, чересчур наигранно выдохнуть, сжать губы в секунду молчания и потянуться к чемодану девушки, необычно мирно лежавшему на земле, будто он даже не услышал, что рассказала женщина.
– Ну что ты застыла, будто сказочная статуя? – засмеялась женщина, поднимая с земли чемодан, сразу же протягивая его владелице. – Чем раньше придем домой, тем раньше поедим торт за увлекательным знакомством и невероятной беседой, – и с притворной улыбкой, за которой скрывалось что-то неизвестное, абсолютно непонятное девушке, приподняла коробку и тихонько потрясла ей.
Под грузом усталости, девушка вдруг ощутила, будто слова ведьмы обратились в противный камень, что так грубо кинули в ее идеальную деревушку, казавшуюся витражным рисунком на стекле. К сожалению, коснувшись узорчатой картины, он тут же заставил стекло покрыться маленькими трещинами, а глаза защипало незнакомым чувством. Волшебница спешно выхватила чемодан и, даже не смотря на собеседницу, быстрым шагом устремилась вперед по тропинке, явно ведущей к их дому. Женщина же хмыкнула, сама себе пожала плечами и стала догонять волшебницу, зная, что их ждет долгий разговор.
Чем быстрее волшебница передвигала ноги, чем спешнее старалась бежать, тем медленнее она казалась себе. Будто легкость побоялась шагнуть вместе с ней за глупый тусклый фонарь, сбежала и тоже решила потеряться где-то в лесу. За легкостью, казалось, побежала и ее улыбка, и блеск прекрасных теплых глаз, обычно сиявших чистой летней зеленью. Из-за ощущения потерянности измученная дорогой волшебница и не заметила, как бег превратился в шаг, а тот и вовсе обратился в неподвижность. Светлая юная голова, ранее переполненная чудными вопросами и мыслями, опустела до тяжелой тишины.
Собственные плечи тянули ее к земле, а лицо потеряло всякие эмоции. Изнуренное ее сознание едва хотело, совсем не могло осознать то, что рассказала женщина. От того, что волшебницу так грубо погрузили в столь неприглядную, страшную реальность, каждая клеточка ее тела словно сгорала от нахлынувшего мороза. И за глубиной этой холодной пустоты, принявшейся распространяться от головы до кончиков пальцев, она совсем не сразу почувствовала, как тонкой руки коснулось что-то необычайно теплое, мягкое. Прикосновение, похожее на объятия ночного ветра, решительно принялось прогонять из тела девушки ощущение потери. Оно будто вступило в битву за первенство эмоций, где неизвестное чужое тепло было так приятно, что словно звало к себе, умоляло сейчас не кутаться под грузное одеяло в морозном гнезде пустоты.
– Ты так устала, дорогая, – и крепче сжала женщина свою ладонь вокруг чужого запястья, стараясь передать хотя бы частичку своих сил ей. – Идти осталось недолго, ты просто продолжай шагать, – улыбнувшись так грустно, ведьма ступила вперед, утягивая волшебницу за собой.
От мягкого тепла чужой руки девушка и не заметила, как они дошли до маленького домика на самой окраине деревни. Теплая листва ее глаз никак не могла перестать рассматривать руку, крепко державшую ее собственную. Что-то свое видела волшебница в этом жесте, однако как бы не пыталась узнать, мысли не хотели собираться. Потому сейчас ей стало проще пустить ситуацию по течению, которое она не могла изменить.
Свернув за очередное непримечательное деревце, девы наконец оказались перед скромным домом, что совсем чуть-чуть казался теплым. В нем не было ничего необычного, громоздкого. Без ярких украшений или лоз любвеобильных растений. Волшебница едва могла сказать, что там кто-то жил. Однако стоило ведьме отворить дверь, чуть скрипнувшую приветственно, пригласить девушку на порог, как внутри дом показался более живым, словно только внутри возможно было волшебство.
Вот только какая бы магия не кружила в доме, в разоренный усталостью и чужой грубостью взгляд волшебницы все никак не мог остановиться на чем-то, чтобы утешить расстроенное сознание. Кажется, в глубине была кухня, а чуть перед ней простенький обеденный стол. Возможно, рядом была незаметная лестница наверх – место, где явно должны быть кровати. По одним лишь предположениям могла девушка сейчас знакомиться с комнатой, где необычно пахло чем-то сладким – запах, который всегда трепетно любила волшебница. Потому где-то внутри девы начал тихонько трескать маленький костер – легкий огонек, оставшийся от ее ожиданий и желаний. Возможно, ей не стоило так остро воспринимать слова ведьмы, а возможно, она просто устала.
– Теперь это и твой дом, – протянула женщина с неизвестной для девы интонацией, что безнадежно хотела звучать радостной. И необычно странно за скромной картонной коробки со сладостью ранее строгая и уверенная фигура ведьмы теперь показалась столь маленькой, хрупкой, словно извинялась она за что-то. – Торт этот я весь день готовила, а рецепт подглядела у одной старухи, что прячет поваренную книгу за десятью замками, – аккуратными движениями женщина принялась распутывать веревки. – Знаешь, сладости здесь редкость. Только по праздникам их готовят, хотя такие несладкие получаются. Даже нет, безвкусные. И выглядят они… Словом, вот так и выглядят, – и кивнула на торт головой. Тот выглядел бледным пеньком, едва имевшим хоть какую-то внятную форму. Такой небольшой, совсем без вкусных украшений и сахарных кремов на нем. Волшебница была почти уверена, что в самом рецепте была эта странная форма и глупый вид, которые невозможно было изменить. На таком же бледном картоне торт всем своим существом молчаливо выл о пустоте вкуса, пока ведьма ускользнула нагревать воду для чая.
– Скажете тоже, безвкусный, – устало засмеялась девушка точно через силу, усаживаясь на простенькой деревянный стул. – Ведь если отдаться делу в первую очередь с душой, то вид его совсем не важен, – и потянулась всем телом, ощущая, как знакомые маленькие искорки энергии легонько пробежали по спине.
Увлеченная приготовлением чая женщина так и оставила волшебницу без ответа, вот только дева не могла видеть, как на мгновение ведьма с силой сжала губы, не решаясь произнести слов.
И за тишиной, жившей в этом доме, девушка решилась изучить обстановку. На ровных и чистых стенах не было никаких украшений – ни картин, ни цветов, ни магических приборов. Зато на множественных скромных полках мирно стояли баночки с приправами – это где была область кухни, а на других восседали скромные плюшевые и глиняные игрушки. Где-то косыми глазами бесстрашно совы смотрели на обеих хранительниц магии, где-то маленькие кошки улыбались еще более крошечным мышкам. Игрушки эти словно оберегали некоторое толстые книги – такие незнакомые волшебнице, однако бесспорно интересные. На широких тумбочках мирно прорастали леса из свечей самых разных форм и размеров. И совсем было не странно, что у каждого такого воскового леса стояло по красивой и необычайно витой лампе.
Когда же в комнате не осталось вещей, еще не познакомившимися молчаливо с новой обитательницей, на стол с легким стуком опустились две чайные чашки, из которых рисовались узоры мягкого пара. Такой спокойный и неспешный, белый, чуть-чуть прозрачный он поднимался все выше и выше, извиваясь и кружась, будто красуясь перед девами, скрашивая их вечер. За чашками на столе вскоре оказались прелестные, хотя и самые простые тарелки, рядом с которыми возлегло по одной металлической вилке. В новых декорациях все равно оставалась легкая тишина, за которой девушка увлеченно наблюдала, как скудный торт стал разделятся на множество кусочков под острым ножом. И было так завораживающе красиво, когда чистый и блестящий от света ламп нож проникал в сладость и возвращался таким же, не испачкавшись, не изменившись в цвете. Закончив, ведьма на этом ноже аккуратными движениями приподняла самый удачный кусочек и потянулась к тарелке, стоявшей перед волшебницей. Тот лег с такой изящностью, что стал казаться настоящим произведением искусства, хотя и прибыл из «бледного пенька».
И в один момент носов хранительниц магии коснулся такой приятный, цветочный, а может и фруктовый, обязательно ягодный аромат чая. Он словно заявил, что за ним не нужно гнаться, его не обязательно ловить, ведь такой сильный запах, будто прибывший из волшебного города, сам пригласил себя за стол, став немым гостем в этот вечер. От этого волшебница улыбнулась, едва сдержав легкую смешинку, и благодарственно кивнула ведьме, наконец присоединившейся к ней за столом.
Подобно юному, еще не до конца прорвавшемуся из-под земли ручейку, начался их разговор. И совсем не важно было сейчас девушке, о чем они говорили: о вышивке, об искусстве, об учебе или ароматном чае. Волшебница делилась всем ярким и светлым, что было в истории ее жизни, рассказала о своем пути в деревню, когда милый старец угостил ее редкими фруктами, похожими на пухлых ежиков, или когда стеснительный юноша решился обсудить с ней книгу, что в поезде читала она. Он оказался таким интересным рассказчиком и вежливым слушателем. А женщина, с которой ехала волшебница на самом позднем поезде, увлекательно вязала себе шарф и была совсем не против поделиться особо важными секретами своего дела, взяв с девушки слово, что та обязательно опробует выученную технику вязания.
Ведьма, ни разу не прикоснувшись к кусочку торта, внимательно слушала каждое слово собеседницы, словно никак не могла насытиться светлыми и тёплыми историями. Она тихо смеялась, когда волшебница шутила, удивлялась всем телом совсем не театрально, когда на сцене вечера появлялись волнующие моменты рассказала. И начало даже казаться, что в ведьме что-то менялось с каждым новом словом. Будто она сама, ее эмоции и даже одежда стали окрашиваться нежными и яркими цветами, что так незабываемо прекрасно украшали ее небесные глаза.
– Ой, я так заговорилась, – неловко опомнилась девушка, прикрывая рот ладонью, от чего ее очаровательная слушательница рассмеялась. Пожалуй, громче, что с шуток про уток. – А вы, расскажите вы, какая здесь жизнь у вас? И как давно вы здесь живете? И скажите, обязательно скажите, как вы учились в академии для ведьм? Какой это город, где рождаются будущие ведьмы? – волшебница, словно вернулась во времени на несколько часов назад, была полна горящих мыслей. Ей хотелось знать так много, что вопросы не успевали складываться в предложения, а те не знали, в каком порядке им быть озвученными.
Своей такой энергией интереса девушка заметно поставила в тупик ведьму, вдруг опустившую глаза. Краем сознания волшебница понимала, что ее рассказ будет так сильно не соответствовать настроению беззаботности слов девы, будет так далек от любых ожиданий, что и стоило ли вообще хоть что-то спрашивать? Несомненно, оно того должно стоить, ведь здесь теперь ее новая жизнь, реальность настоящего момента.
Женщина совсем незаметно, неощутимо сгорбилась и погрузилась в раздумья, как бы не испортить вечер. Как ей рассказать о своей жизни здесь, чтобы юная волшебница поверила ей.
– Здесь я живу только пять лет и самое необычное, что могу рассказать, это то, столько уже волшебниц в конечном счете оставило эту деревню, – хотела бы ведьма в пустоту сказать, что и ее оставили, однако девушка, неожиданно для самой себя зацепилась за первую часть предложения и, не давая собеседнице и секунды на подобную мысль, выпалила вопрос, мол, как же так, всего пять лет. – Что, так старо выгляжу? – и могла женщина только засмеяться от души, когда волшебница залилась краской от раскрывшейся причины вопроса. – Знаешь, не удивительно, ведь стресс людей абсолютно не молодит, – а голос ее был такой нежный. – Хотя я совсем не против быть старше. Иногда хочется верить, что чем ты старее, чем менее эмоциональна, – и будто неосознанно взяла холодную вилку и принялась бесцельно ворошить ни разу не тронутый за вечер свой кусок торта.
Не зная, что и ответить ведьме, дева стыдливо потянулась за чашкой, хватая ее обеими руками. Она совсем не понимала, почему в этой женщине так многое не сходится в одну картину. Ее образ был строгим, а улыбка сияющей. Ее домашние игрушки были мягкими, а мысли грустны. И тепло рук тонких было невинным, а нож настолько острым, что не пачкался и не оставлял следов.
– Скажи, – так тихо-тихо решилась волшебница наконец спросить, – а тот муж тиран, – язык девушки совсем не привык к таким несовместимым словам вместе, потому и казалась речь ее нескладной, – ты его убила? – а ведьма только и могла в минутном молчании откинуться на спинку стула, растекаясь от собственной усталости.
– Нет, ни за что, ведьмы не убивают. Я не убиваю, – не соответствуя своей позе, проговорила женщина каждое слово так четко, строго, будто стараясь раз и навсегда вбить волшебнице эту информацию в голову. – Однако он правда умер. Или умирает, не знаю уже. Неделю назад я насильно погрузила его в сон, где его собственные кошмары учат жизни. Во снах его самого бьют, осуждают за его дела. На него кричат и заставляют молить о прощении. И убивают, – замолчав на минуту, она выпрямилась и медленно потянулась к своей чашке, однако вовсе не хотела пить, словно в действии этом искала поддержку. – Через какое-то время, когда он усвоит урок, я верну его в деревню. Вот уж не знаю, сможет ли простить его хоть кто-то, но с безнаказанным им жить не позволю никому.
К моменту, когда женщина закончила говорить, витиеватый пар покинул чашки, не оставляя после себя ничего. По ее взгляду было невозможно прочесть мысли, а телом она замерла, будто от внутреннего холода ничто в ней больше не могло двигаться. Опущенные веки, почти полностью прятавшие глаза ведьмы, были похожи на боевые щиты, за которыми спасалась женщина. Волшебница же едва могла найти больше вопросов в своей голове. Она лишь продолжала получать от ведьмы кусочки пазла, который, как оказалось, был не один. Какие-то части относились к людям, оставшихся без надежды на свет. Это все было о жестокости: люди били друг друга, не любили, не жалели. Другие части о самой ведьме – о той, что была здесь слишком долго и переняла привычки и нравы этих людей. В этом пазле под небом ее глаз скрывалось солнце. Однако она прятала не его свет, а то, что оно отвернулось от этой деревни. И это ее работа. Быть для них серой тучей, у которой просят целительного дождя.
Вот только совсем неочевидно, но у каждого кусочка этих пазлов была обратная сторона. Казалось, пока девушка смотрела лишь на одну сторону кусочков, ей требовалось делить их на разные картины, ведь острые углы не стыковались с выпуклыми. Однако, стоило ей перевернуть их, как кусочки стали сливаться воедино. Теперь это одна большая картина – такая, которую невозможно собрать без подсказок.
– Тогда, – усаживаясь поудобнее и выпрямляя спину, решилась волшебница прогнать морозную тишину, обнимавшую ведьму. – Неужели, ни одна волшебница, что была здесь, не смогла сработаться с тобой? Да и как так могло произойти, что их было здесь много, но ни одна не осталась? – хотя она и сама понимала, какой ответ получит, знала, что смысла в этом вопросе не было, все же продолжала просить подсказок у женщины.
– Мы не пытались понять друг друга, – так тихо и спокойно обронила ведьма. – Они ждали от этого места чего-то прекрасного и простого. Не удивлюсь, если и ты думала, как будешь тут в радость жить: в речке купаться, у яблоньки дремать да песни петь, – однако она совсем не осуждала, не упрекала. – Одна за другой они подбегали ко мне, улыбаясь, а за спиной моей стояли болезненные крики, грозные слова и избитые кулаки. Дети, женщины, мужчины – все умудрялись в первые минуты прибытия волшебниц заявить, какое это место. А я каждый раз просила их не обращать внимания, мол, это кажется им, что выбежала из дома женщина в слезах и порванной одеждой, – ведьма стала гулять взглядом по комнате, стараясь спрятаться за игрушками на полках, будто те и правда могли укрыть ее от этой истории. – Они верили, что я просто не умею разговаривать с людьми, оттого и запустила деревню. «Если бы ты пришла узнать у них причину такого поведения, то они бы несомненно поведали ее. Мы бы поговорили – все стало бы налаживаться», – эти слова волшебнице казались знакомыми, ведь многие сказки в ее родной библиотеке были о том, как герой приходил к злодею в первую очередь поговорить, узнать причину его действий, и всегда они одними словами решали проблемы. И такие фразы были преподнесены громко и величественно в книгах, однако от ведьмы звучали они как скороговорка, которую она учила годами.
Казалось, что вся комната окрасилась пылью. Только не обычной, а тяжелой, липкой и невыводимой. Волшебница продолжала складывать в голове картину – историю ведьмы. Однако с каждой секундой ей все больше казалось, что никакого изображения у этого пазла нет.
– Я уже не помню их лиц, не припомню имен, – небесный взгляд ее бесцельно прошелся по вещам за спиной девушки, останавливаясь где-то в углу на самом полу. – Вот только они так улыбались мне при первой встрече, что врать становилось сложнее и сложнее, – она медленно моргнула, будто могла в эти робкие секунды снова увидеть радость под темнотой век. – Еще тяжелее было отпускать каждую из них, – и в ее голосе стала звучать липкая тоска, что с каждым ее вдохом становилась для волшебницы все заметнее. Будто когда-то она коснулась плеча женщины в попытке утешить, но не смогла и просто осталась с ней. Ведьма и ее грусть – вот, кто жили в этом милом домике.
А девушка неосознанно принялась изучать тонкую фигуру женщины. Вот темные круги под глазами от бессонницы, ставшей еще одной соседкой для нее. А вот бледные губы, что уже забыли, как искренне улыбаться. Кожа такая тонкая, будто вот-вот порвется и откроет миру настоящие чувства ведьмы. Аккуратные руки казались девушке сильными, когда женщина одной рукой с легкостью подняла тяжелый чемодан, а оказались такими хрупкими. И дрожащие пальцы столь крепко вцепились в спасательную вилку, что неприятно скребла по тарелке с разворошённым кусочком торта. И вдруг показалось, что комната все это время пахла не ароматным чаем, а слезами женщины.
– Но каждую из них ты ждала с раннего утра до поздней ночи, – словно в пустоту протянула свои мысли волшебница. – Каждую ты встречал с угощением и теплыми объятиями, – сосредоточив взгляд на чужих глазах, девушка неловко улыбнулась. – А еще они верили в тебя. Верили, что с тобой у них что-то получится: и солнца свет обратит внимание на эту деревню, и люди станут добрее, – такой спокойный голос ее ложился поверх мебели, словно желал что-то передать всему, что было в этом доме. – Неужели вы перепробовали все, что только можно было? – и ведьма глупо кивнула.
Закрывая глаза, волшебница так устало, чересчур громко выдохнула, делясь жаром своего непонимания с домом. Время ночи, тёкшее так медленно с момента их встречи, вдруг забурлило, зарезвилось, перенимая горящее негодование девы. Девушка, нахмурившись, устремила взгляд на ведьму в поисках уже не ответа, не подсказок, а слабых мест ее надоедливой брони – панциря, за которым она постоянно пряталась. Казалось ей, что только небо в глазах женщины не могло укрыться.
– Поэтому я больше не скрываю, что происходит в этой деревне от новоиспеченных волшебниц, – и направила она взгляд на девушку, ответно заглядывая прямо в чужие глаза. – Я честно могу сказать, что дети здесь никогда не пробовали сочных фруктов и сладостных ягод, которыми мы с тобой привыкли перекусывать между учебой в своих городах. Они никогда не видели животных, ведь те так боятся подходить к этому месту, что об обычных белках узнают они от меня. Да что там, никогда даже не слышали пения птиц! Вот только страшно им в живую показывать живых существ, они только и видят пример, как мучать всё, что слабее, – а юная волшебница никогда и не думала, что небо может гореть, по-настоящему сгорать от чувств. – И сколько бы я не пыталась создавать иллюзии, придумывать магические представления, чтобы смягчить детей, развеселить их, так все настолько зря, когда никто из детей мне не верит. Так еще и их родители да любые взрослые между своими ссорами и драками успевают добавить, что я сказки неинтересные им сочиняю. Только и слышу: «Ах, какой позор! Ну разве это магия? И тебя еще зовут ведьмой?»
– Ты думаешь, они злые? – перебивая, двинулась девушка корпусом вперед и сузила глаза, словно она наконец услышала что-то действительно важное. – Звучит так, словно они грустные. Еще бы, ведь если нынешние дети не имеют ничего, то что было у тех детей, что сейчас выросли? А дети до них? – зеленая листва во взгляде волшебницы вдруг бесшумно зашелестела от дуновения свежего ветра. – Это целые поколения людей, забывших, что такое радость. Не облегчение от отступившей ноши, не глоток свежего воздуха между тяжелой работой, а простое счастье от лицезрения живописных лугов, от игры в прятки с маленькими лесными жителями. И если они не слышали – не видели – птиц, то о какой усладе для ушей может идти речь? Никакой вкусной еды, ведь земля плачет вместе с людьми, лишая всех благородного урожая. Да что там, видимо, еще и многих видов плодов в придачу лишила, ведь кому оно надо, – юная волшебница отодвинула тарелку в сторону и в уверенном жесте положила руки перед собой. Она наконец расправила плечи, открываясь всем телом.
– И что это знание меняет? Думаешь, если их привести на цветочную поляну, которой нет рядом, угостить ароматной клубникой, какой не растет на этих землях, напоить яблочным соком и спеть так, чтобы птицы, превозмогая страх, слетелись и одарили нас своими голосами, то сразу все обрадуются и станут меняться? – лицом ведьма была полна грубого бессилия, а голос ее будто молил.
– Конечно нет! – и даже встала из-за стола, толкая стул так, что тот решительно упал, соответствуя новообретённому настроению волшебницы. – Никакое изменение не происходит так быстро. Невозможно по щелчку пальцев проститься с такой сильной эмоцией, от которой рождались страшные мысли и дела. Однако ты же даже и не начинала. Иллюзии показывала? Не помогло? Ну и ладно, а ты попробуй с ними отправиться в небольшой поход. Далеко? Но и ты не слабая, чтобы не смочь защитить других. Глядишь, и белку взаправду увидят. Только не думаю, что станут они ее бить, ведь она же такая маленькая, такая интересная, – глаза девы светились так ярко, словно желали осветить не просто домик, не всю деревню, а сдавшуюся душу ведьмы. – И я знаю, что можно обратиться в академию за помощью, так хоть раз ты просила выслать тебе мешок яблок? Нет, даже простых семян? Да, тех самых, которыми «мы перекусывала между учебой». Или запрашивала ли ты ткани яркие и расписные, чтобы сшить милые платья для девочек да рубашки для мальчиков? А вдруг и взрослые захотели бы быть в ярких одеждах? – и волшебница вдруг вспомнила, как еще несколько месяцев назад вбегала в академию рано утром, победно улыбаясь в лицо трудностям, ведь знала, что все невозможное она сделает для себя возможным. – Неужели у тебя так опустились руки, что тебе стало проще следовать низким желаниям, взращенным чужой грустью? Нас ведь учат, как важно хранить в себе свет, который дан нам при рождении, но ты будто отказалась от него, приняв сторону тех, кто с ним изначально не был знаком, – девушка спешно обошла стол, оказавшись рядом с ведьмой, чуть пугая ее своей энергией. – И заметь, только «будто», ведь я вижу, что это не так. Ты еще не знала моего имени, а уже взяла меня за руку, делясь теплом, когда я подумала, что все, мечта моя разрушена. Мне впервые так страшно стало, а ты пожалела меня словом и действием, – и одарила женщину своей самой теплой, уверенной улыбкой, какую знали только волшебницы из детских книжек. – Но хоть кто-то брал так нежно за руку тебя, утешая и предлагая помощь?
Дрогнув всем телом, ведьма, словно треснувшая льдина, казалось, вот-вот заплачет. Теперь настала ее очередь вспомнить, какой она была в свои академические годы. Какой она была еще совсем маленькой. Будущей ведьмой, с которой любили играть зверушки, которая учила птиц своим выдуманным мелодиям. И которая мечтала, как подарит чудеса своей магии простым людям. У нее ведь тоже был когда-то рисунок, наверное, на обычном листе бумаги, где изображена была ее радостная жизнь в деревне. Она также на поезде однажды приехала сюда, прошла по той же тропинке и думала, что сделает многое для жителей этой деревни. Вот только люди оказались не то злыми, не то печальными и вырвали у нее листок с рисунком, разорвали и оставили на входе, чем сразу показали, что здесь не принято улыбаться и ничего не бояться. Вот только не было выбора у юной ведьмы, желавшей сбежать и просить другую деревню, – она должна была стать первой хранительницей магии в этом месте и ждать волшебницу, что разделит с ней это горе.
С течением дней улыбка девушки пропадала, со сменой времен года руки ее опускались. Она становилась старше, слушая нежных волшебниц, которые никогда не смогли стать для нее подругами. И за каждую ушедшую, всего лишь желавшую себе лучшей жизни хранительницу светлой магии, ведьма стала делать себе игрушки, что помнили их теплые глаза и невероятные истории. Вот только в игрушках этих не было той поддержки, в которой так нуждалась девушка.
– Я не сбегу от тебя, я буду бороться с тобой до конца, – держала руки ведьмы юная волшебница, в чьих глазах отражалась зеленая-презеленая трава, казавшаяся настоящим даром чистоты. – Мы напишем столько запросов в наши академии, придумаем столько планов – не из слов, а из действий. Соберем столько красот природы в своих руках, что даже самые черствые люди не смогу больше кривиться и отворачиваться. Будущее, о котором мы всегда мечтали, к которому мы будем стремиться, обязательно настанет. Может, мы не станет его свидетельницами, а может, успеем еще коснуться его, – впитывая каждое слово девушки, женщина едва могла сдерживать слезы, полные освобождения, давно утраченной радости. – Я прибыла сюда не для того, что сдаваться и уж тем более убегать, а значит, больше не позволю тебе самой опускать руки и продолжать прятаться, – и стало небо в глазах ведьмы сиять, и оказалось, что оно чище всего, что когда-либо видела волшебница.
Переполненная эмоциями женщина вдруг начала смеяться – так искренне, как смеялась она в детстве. В ее голове, казавшейся ей самой до этого момента пустынной ямой, вдруг стали всплывать воспоминания со времен академии, когда она любила мечтать. И яма эта спешно стала заполняться водой, превращаясь в красочный пруд, в котором сразу же принялись плескаться самые разные рыбки – давно утраченные идеи, новые мысли. А такие теплые руки волшебницы стали подобны солнцу, прогонявшему всякий холод с тела, освещавшем пруд желаний в столь светлой голове ведьмы.
Девы, не имея возможности больше сдерживаться себя, одарили друг дружку горящими взглядами и, молниеносно прибравшись на столе, тут же принялись прописывать свои планы. Сейчас им не важна значимость идей, а порядок действий был второстепенным, ведь одно их наличие уже вызывало глубокое предвкушение. Девы внимательно слушали друг друга, дополняли и едва не перебивали, так как наконец знали, что они делают. И среди прекрасных, добрых идей так естественно кружили смех и скромные шутки, только дополнявшие мечты хранительниц магии.
Девы будут бодрствовать всю ночь, восполняя пока лишь только на бумаге пятилетнюю пустоту и тишину, в которой люди оставались все это время. Ведь только утром, когда солнце едва взойдет, ведьма с волшебницей смогут наконец прогнать нависшую над деревней грозную тучу, желавшую лишь тоски и печали. И хотя к моменту, когда теплые лучи впервые запрыгают на хрупких домах деревни, когда осветят лица хмурых людей, хранительницы магии будут вовсю бежать до станции, где всегда стоял мирный почтовый ящик. Ох, девам остается только надеяться, что всех их письма он вместит, что они скоро будут прочтены.
И как бы сильно не хотела волшебница этим ранним утром начать знакомство с жителями деревни, у нее совсем не будет времени на такую роскошь. У того самого первого приветственного фонаря она желает собрать все возможные старые и выцветшие кусочки рисунков, треснувшие части витражей и может единичные кусочки пазлов – частицы мечт, идей и желаний одной ведьмы и множества волшебниц. И сколько бы много она не найдет их рано утром, этого точно будет достаточно, ведь девы теперь смогут сложить все кусочки, все части, которые может и не будут идеально подходить друг к другу, может станут перекрывали одни цвета другими, но точно обратятся в идеальную картину – цельную и прекрасную.
И на сбор такой «мечты» потребуется больше, что одно новое утро или первый день под солнцем. Однако, когда картина будет готова, волшебница наконец сможет поприветствовать жителей деревни, тех самых простых людей, что чрезмерно долго не знали красоты и легкости. И кто знает, может к моменту этого знакомства один бывший тиран наконец найдет дорогу домой.