Солнце пробивается сквозь щель в шторе, выбирая целью закрытые глаза Кима. Он спит, пуская все силы на то, чтобы игнорировать его. Телефон звенит на тумбочке, завершая гадкое дело. Ким нашаривает его, смотрит сощурившись и отключает будильник, откладывая телефон назад и переворачиваясь на другой бок. Порче, чей сон так же был потревожен, ворочается, натягивая на голову одеяло.

— Можешь ещё поспать, сейчас всего восемь утра, — зевая произносит Ким и стаскивает себя с постели, направляясь в ванную комнату. В душе он буквально спит стоя, не помогает даже ритуал с контрастной водой. Ещё бы, он ведь лег в лучшем случае в два часа ночи. Чтобы хоть как-то привести себя в жизнеспособное состояние он потягивается во все стороны. Ким чистит зубы, стоя в одном полотенце на бедрах, когда в ванную заглядывает Порче. Сонный парень со щелочками вместо глаз шлепает к нему, чтобы обнять со спины за талию.

— Доброе утро, солнце, — произносит Ким, замирая со щеткой во рту. От этой по-домашнему уютной картины в зеркале по сердцу растекается сладкая патока.

— Доброе утро, — сонный выдох ему в спину. Порче отодвигает Кима в сторону, занимая место рядом с ним у зеркала, и несколько раз обливает холодной водой лицо в попытке пробудиться. Утро рядом с ним всегда доброе. Аксиома. Ким отмирает, продолжая чистить зубы, но смотрит исключительно на отражение Че в зеркале. Все эти рутинные дела вызывают массу эндорфинов, когда делаешь их вместе. Смыв остатки пасты, Ким отходит назад, доставая из шкафчика фен.

— Можно помочь? — спрашивает Че, когда заканчивает с чисткой зубов, Ким кивает, передавая фен парню. Тот осматривается и, не придумав ничего лучше, садится на стиральную машину, раздвигая ноги, чтобы Ким встал между ними. Сушить голову Кима, перебирая ему волосы, заходить босоногим к нему в ванную и переставать дышать, видя его в одном полотенце, просыпаться с ним в одной кровати, перебарывать сон, пока он сидит погруженный в свои дела и просто наблюдать за эмоциями на сосредоточенном лице. Любить Кима и быть любимым в ответ. Порче не верит сам себе, что так бывает, что это безграничное счастье не оборвется в один день.

— У тебя сегодня есть дела? — Вырывает его из раздумий Ким.

— Никаких, Пи, а у тебя? — Все ещё севшим ото сна голосом отвечает он, тут же прокашливаясь.

— Хотел предложить съездить со мной в одно место через пару часов. — Ким широко улыбается.

— Я с радостью.

— Тогда давай в душ, я сам закончу, — забирая у него фен произносит Ким и отходит на пару шагов, позволяя Порче спрыгнуть со стиралки.

Че демонстративно стягивает футболку, в которой спит, через плечо наблюдая за Кимом, который демонстративно смотрит в зеркало, делая вид, что не пялится. Даром, что в отражении парня видно лучше, чем если бы он повернул голову. Порче в свою очередь усиленно делает вид, что не смущен, но избавиться от белья при парне не решается, они ещё не заходили настолько далеко. На самом деле то, что они ещё не спали вызывает у Че кучу разнообразного волнения. И предвкушающее-томительного, в ожидании, когда же это случится, и нервозного, из-за мыслей, что возможно он делает что-то не так, и пугающего, от мыслей, что это может быть больно. Он заходит за стенку душевой, закрывая за собой шторку. Ким делает фен тише, вслушиваясь в мягкий шелест капель, разбивающихся о тело парня и давая волю разгулявшейся фантазии. Волосы уже почти сухие, поэтому он выключает его, но остается в ванной, расчесываясь (совершенно точно не продолжая вслушиваться). Ким чувствует странную скованность, когда неосознанно делает несколько мелких шагов в сторону душевой. Одергивает себя, убеждая, что своими действиями только спугнет парня, но так и стоит, гипнотизируя шторку до того момента, пока она не колышется, приоткрываясь сантиметров на десять.

— Ты ещё здесь, Пи’Ким? — Спрашивает Порче, лихорадочно пытаясь придумать причину, по которой он мог бы позвать Кима и не сгореть со стыда.

— Да, — Ким сглатывает, прожигая шторку взглядом и разглядывая единственное, на что открывается вид, сквозь эти несчастные десять сантиметров — бедро парня. От увиденного мозг перестает соображать, а расстояние до душевой преодолевается как-то само собой, но этот шаг, самый последний, он не делает.

— Кажется, — тянет Порче и выдает скороговоркой. — Кажется тут сломался кран, Пи’Ким, ты можешь посмотреть? — Порче хочет ударить себя за подобный предлог, но сказанного не воротишь. Он уже и сам не рад, что затеял это, потому, когда Ким приоткрывает шторку, Че затаскивает его внутрь, утягивая в объятия, помогающие скрыть стремительно покрывающееся пятнами смущения лицо.

— Че, — зовет его Ким, сбрасывая оторопь и кладет руку на голову парня, поглаживая.

— Порче, — губы растягиваются в предвкушающей ухмылке, он поднимает пальцами лицо парня, заставляя того посмотреть на себя. Тот взгляда не выдерживает, и глаза отводит.

— А минуту назад был таким смелым, — тянет Ким, наклоняясь, чтобы сорвать с мягких губ легкий поцелуй. Второй рукой он гладит спину, вырисовывая изящные узоры.

— Ты позволишь? — Спрашивает Ким. Порче переводит на него взгляд, ощущения обостряются, а смущение перетекает в приятное томление в низу живота.

— Ты можешь замолчать и делать, а не спрашивать? — Вопросом на вопрос отвечает парень, сам удивляясь собственной дерзости. Ухмылка Кима сменяется хищным оскалом, он сокращает расстояние между их лицами, пробуя на вкус любимые губы. Это заводит, ощущения, и так обостренные от происходящего, кажется, становятся в пару сотен раз ярче, а капли воды, льющиеся на них сверху, ощущаются раскаленным воском. Че сам углубляет поцелуй, проникая языком в рот своего парня. Киму голову сносит от того, какой Порче сегодня открытый, от того насколько близко он подпускает его к себе. Скользя руками по спине, он распаляет себя ещё больше, поцелуй уже давно перестал быть трепетным, превратившись в страстное столкновение. Ким ждал этого так долго, что продержаться ещё хоть секунду буквально невозможно, его руки спускаются ниже, оглаживая ягодицы Че, это действие заставляет парня вцепиться в плечи и коротко простонать ему в рот. Ким обводит руками бедра, надавливая так, что остаются следы. Оставив одну руку на ягодице, вторую он переводит на живот парня, скользит по нему ниже и несмело прикасается к члену, проводя по нему пальцами. Порче дергается и протяжно стонет, подаваясь телом вперед и прижимаясь одновременно, и к руке, и к телу Кима. Тот обхватывает член в кольцо и ведет несколько раз. Голова Че отворачивается в сторону, он находит губами плечо Кима, кусая его, пытаясь сдерживать стоны, совершенно бессознательно рвущиеся наружу. Порче тоже хочет прикасаться, хочет не только брать, но и отдавать в ответ. Он находит руками уголок завернутого полотенца и вытягивает его, позволяя насквозь промокшей ткани с глухим звуком упасть вниз. Теперь между ними нет никаких препятствий. Че впивается пальцами в бедра Кима, потому что очередное движение руки его парня буквально подводит к самой грани. Звуки уже больше напоминают скулеж, а не стоны, не стихая ни на секунду. С почти что криком Порче кончает в руку Киму. Тот подставляет руку под струи, все ещё льющейся на них сверху воды, позволяя смыть следы произошедшего.

— Это нечестно, Пи’Ким, — тянет Порче, когда немного приходит в себя. — Нечестно, что ты остался неудовлетворенным.

— Ты уверен, что готов зайти дальше? — Уточняет Ким после поцелуя, который срывает с губ раскрасневшегося парня.

— Я хочу быть с тобой во всех смыслах, Ким, — просто отвечает Че.

Он выключает воду, подхватывая ладонь парня и тянет за собой в спальню, которая с недавних пор перестала быть только его, став общей. Взяв инициативу полностью на себя, Порче разворачивает Кима спиной к кровати, толкая того упасть на спину, после чего проворно забирается на его бедра. Соприкосновение его ягодиц и стоящего члена мужчины вызывают в нем бурю эмоций и трепет от собственной разнузданности. Он наклоняется, целуя шею Кима, а тот заворожен настолько, что кажется бросил дышать, позволяя Че делать все, что ему заблагорассудится. Ким укладывает руки ему на бедра, сжимая те, когда язык Порче скользит по его шее вниз, переходя к груди, а после к соскам. Рваные вдохи заполняют комнату, а бедра Кима сами непроизвольно совершают несколько поступательных движений, прижимая с другой стороны Че руками и создавая непередаваемо остро ощущающееся трение кожи о кожу. Порче снова возбужден, и он чувствует все вдвойне ярче, ведь это для него в новинку. Он теряется в многообразии, уже не стараясь целовать кожу Кима, а просто постанывая ему в плечо. Ким, улучив момент, рывком переворачивает их, теперь Че лежит под ним на спине, обхватив его талию ногами. Проведя по бедрам, он берет их в свои руки, убирая с талии, и просто любуется, выдыхая нежное:

— Я не встречал ещё никого и ничего более прекрасного в своей жизни, чем ты.

Ким наклоняется, покрывая поцелуями, кажется, всё тело парня. Каждое касание кожи — разряд молнии по телу Че, он сгорает под этим напором, не успевая толком отреагировать смущением, когда поцелуи с его торса перемещаются все ниже и ниже. Он буквально задыхается, когда Ким ведет языком вдоль его члена, подразнивая.

— Пи’Ким, ты… — Он не очень понимает, что хотел сказать и больше вообще не отвлекается на речь, когда его парень погружает член себе в рот, делая несколько поступательных движений. Че выворачивает всего, эта пытка настолько сладкая, что он не понимает: кто он, где он, какой сейчас год. Стон сменяется недовольным шипением, когда Ким выпускает изо рта его член.

— Пожалуйста, ещё, — просит Че в нетерпении подаваясь вперед, но Ким остается глух к его мольбам. Скользнув языком по яичкам, он переходит ещё ниже, немного вытягивая Че на себя и двигая его ноги так, чтобы он закинул их ему на плечи. Проводя плоским языком по вмиг сжавшейся дырочке, Ким испытывает какую-то нереальную эйфорию. Собственное возбуждение грозит проломить череп, и Ким вообще не понимает, на каких альтруистических порывах держится. Но его Порче стоит вообще всего. Первый раз должен запомниться ему как точка высшего удовольствия, а не как травма. Ким вылизывает анус парня, чередуя движения языка и меняя их в зависимости от реакции. Стон Че уже давно слился в единый скулеж, и меняется только громкость, становясь откровенно оглушающей, когда он, например, погружает напряженный язык на несколько миллиметров внутрь. Когда Ким отстраняется ему приходится собрать всё свое самообладание, чтобы, сидя перед распластанным по кровати божеством, уточнить:

— У тебя в комнате есть смазка и презервативы?

— В тумбочке, — отводя глаза говорит Че, совершенно точно не собираясь пояснять Киму, что купил их как раз на такой случай. Ким в рекордные несколько секунд находит необходимое и, выдавливая смазку на пальцы, возвращается в исходное положение между ног парня. Он сминает губы Че в поцелуе, отвлекая от легкой боли, когда проникает в него одним пальцем. Че пиздец узкий и это осознание заставляет его собственнические инстинкты затмить собой все остальные, он растягивает его нежно и неспешно, задействуя всю развитую годами силу воли, чтобы не торопить процесс. Хочется, чтобы первый раз Че был правильным и приятным, потому Ким подкладывает под поясницу парня подушку, приподнимая его таз. Когда один палец скользит уже достаточно легко, он вынимает его, добавляя ещё немного смазки, и вводит уже два, делая несколько толчков, а после разводя их в стороны с легким усилием. Че под ним мечется по кровати, чувствуя непривычную приятную заполненность, а, когда Ким сгибает пальцы внутри него, надавливая под определенным углом, его подкидывает всем телом, и Порче буквально кричит. Че думал, что хорошо было там в душе, но он даже не представлял, что может быть так. Ким на расстоянии следит за сменой эмоций на любимом лице и держит себя буквально в шаге от того, чтобы резким движением впиться в него. Мышцы Че достаточно расслаблены для того, чтобы добавить третий палец, в это раз не вынимая, а просто поливая смазку сверху. Холод и влага на нежной коже ощущаются Порче на диком контрасте с горячими пальцами внутри него. Он уже не улавливает, где находится, он весь — натянутая струна, на которой искусно играет его мужчина. Ким вытаскивает из него пальцы, нетерпеливо разрывая упаковку презерватива и раскатывая его по члену. Собственное возбуждение грозит лавиной снести его самообладание, и он наконец-то дает ему волю, обильно выдавливая на член смазку и приставляя его ко входу. Че под ним замирает, когда он входит на треть так медленно, как только может. Губа Порче закушена, а в глазах стоят слезы, наглядно демонстрируя, что тот ощущает. А Кима гнёт от этого вида и от того, как плотно его обхватывает Че, но говорит он совсем иное.

— Прости, детка, мы можем остановиться…

— Заткнись и продолжай, — обрывает его Че, сам немного подаваясь ему на встречу, и тут же шипит от болезненности ощущений. Ким замирает в этой позе, давая ему время привыкнуть к новому, и льет ещё смазки снаружи, уговаривая себя быть спокойным как скала. Почувствовав, как мышцы расслабились, он входит ещё, преодолевая буквально по сантиметру в несколько секунд. Ким протяжно стонет, когда его член погружается на полную длину. Порче неебически узкий, и то, как он обхватывает его, приняв в себя, останется в памяти Кима навсегда, впечатываясь в подкорку разума.

— Можно? — Уточняет он, получив утвердительный кивок от закусившего губу чуда прежде, чем начать аккуратные движения. Впрочем, надолго его не хватает и уже через минуту он сам не замечает, как толчки становятся все более глубокими, а собственные выдохи становятся стонами лютого кайфа. Че привыкает, и действия парня вызывают не боль, а яркие, сводящие с ума крики, когда член входит под определенным углом, который старается держать Ким, ориентируясь на громкость реакций своего парня. Безумные, умопомрачительные ощущения прошибают их тела, соединённые в единое целое. Ким находит губы парня, беспорядочно целуя его и покусывая.

— Пи’Ким, пожалуйста, — стонет Че ему в рот, сам подаваясь бедрами и насаживаясь ещё глубже. Ким понятливо находит рукой его член, делая буквально несколько движений рукой в такт толчкам, от которых Порче кончает, с пронзительным криком. Парень ещё изливается себе на живот, когда Кима, от сокращений мышц, ещё плотнее обхватывающих его член, выворачивает наизнанку долгожданный оргазм. Он глухо стонет, замирая в напряжении, чтобы спустя несколько секунд обессиленно скатиться в сторону с тела Порче.

— Я так люблю тебя, малыш, — шепчет он нежные глупости, когда пятна перестают мелькать перед его глазами. Че поворачивает голову на бок, ловя его в плен восхитительных темных глаз. Тот не считает нужным говорить то, что и так понятно им обоим; он тянется губами к губам Кима, соединяя их в ленивом поцелуе, тянущемся словно карамель. Время останавливает свой бег, замирая в этом мгновении чистейшей нежности. До той поры пока не раздается нервный стук в дверь.

— Если это твой блядский брат я его пристрелю, — констатирует Ким и конечно же слышит громкое через секунду по ту сторону запертой двери:

— Парни, вставайте, японец пропал.

— Порш, иди нахер, — кричит Ким, получая недовольный тычок в бок от Че, который хоть и понимает, что это в шутку, но не любит, когда брата оскорбляют.

— Сам иди нахер, Ким, — не остается в долгу тот, Порче картинно закатывает глаза.

— Я вхожу и, если вы там сексом занимаетесь, тебе пиздец, — тут же исполняя угрозу Порш дергает ручку, впрочем открыть дверь он не может.

— Тогда не входи, — смеется Ким, потягиваясь в разные стороны и поднимаясь с кровати. Внутри зреет план мести Поршу, такой момент сука испортить.

— Будем через пять минут, — кричит он двери.

— Идем мыться, детка, — первым уходя в ванную говорит Ким. Че догоняет его, и они целуются ещё минут десять стоя под теплыми струями, смывающими ленивую негу с их тел.

— Что на камерах? — Деловито спрашивает Ким, спустя некоторое время стоя в кабинете Кинна. Порче стоит рядом с ним, держа в хрупкой ладони его руку. Ким в свою очередь бездумно вырисовывает различные узоры на его пальцах. От них на километр фонит довольным сытым счастьем, что явно вызывает неконтролируемую агрессию у Порша. А может того бесит, что японец исчез, кто его разберет.

— В том то и дело, что ничего. Пусто, вот до часа ночи был Исао в клетке, а вот его нет. Как испарился. — Отвечает Кинн.

— Другие камеры смотрели? Вход, холл, коридоры?

— Конечно смотрели, мы же не идиоты.

— Само собой, — тянет Ким саркастично. — У меня есть одна теория, но я смогу подтвердить или опровергнуть только завтра утром, идёт?

— Окей, мы разошлем ориентировки нашим людям по городу, на всякий случай, — говорит Кинн, поднимаясь из-за стола и потирая переносицу. Брат выглядит измотанным настолько, что хочется уложить спать дня на три. Все же этот поиск и параллельное ведение дел семьи сильно утомляют его.

— Идем завтракать, у меня со вчера во рту ничего не было, — предлагает Ким, разворачиваясь и делая несколько шагов в сторону двери.

— Не заставляй меня шутить это вслух, ни то Порш меня зароет, — фыркает Кинн, потому что тупые шутки ниже пояса у них семейное. Они вчетвером преодолевают расстояние до летней беседки на заднем дворе, на которой обычно проводят барбекю, а сегодня решают позавтракать. Прислуга приносит им несколько блюд на выбор, и Порче кажется, что это то немногое, к чему он никогда не привыкнет в этом доме. Не считая того, что это реально огромный дом в несколько десятков этажей, полностью принадлежащий одной семье. За завтраком они почти не разговаривают, быстро поглощая пищу.

***

— Давай повторим ещё раз, — кивает Исао.

— Код сейфа один семь один один пять три, сам сейф на втором этаже в спальне. Какова вероятность, что номер не пересдали новым владельцам? — Уточняет Кхун, он являет собой образец собранности.

— Стопроцентная, там оплата ещё на неделю вперед на случай, если бы мне пришлось остаться подольше.

— Хорошо, — Танкхун выдыхает, выстраивая маршрут и продумывая что и где может пойти не так. Вообще дело плевое, но почему-то интуиция вопит об опасности мероприятия. Исао провожает его как прилежная жена, смахивая с плеч несуществующие пылинки. Они провели в кровати почти весь день, просто откисая после тревожного дня, и Кхуну неожиданно понравилось проводить время с этим человеком. С ним легко буквально во всем, даже в молчании, а ещё, с ним не приходится притворяться, и парень позволяет себе быть просто Танкхуном. Впервые лет за пятнадцать снять все личины: жесткую и властную при телохранителях и подчиненных в клубе, дурашливую и эксцентричную при членах семьи, безнадежно пустую наедине с самим собой.

— Будь умницей, — шутливо треплет его по щеке Исао. Его было решено оставить в комнате вместе с Полом на случай, если кто-то решит зайти. Исао уже в красках представляет, как рыбкой ныряет под кровать и лишь надеется, что уборщицы в этом доме выполняют работу на совесть.

Путь до Марриотта в компании Арма проходит абсолютно так, как было запланировано: камеры затерты, побег не обнаружен, а в самом холле отеля уже нет людей главной семьи. Ключ карта, которую передал ему Исао срабатывает, отпирая дверь номера, и Танкхун, не сворачивая, идет в сторону спальни на втором этаже. Арм остается у двери, просто на всякий случай. В номере темно, время близится к одиннадцати вечера, но Кхун не решается включить свет. Внутри ощущение азарта вперемешку с тревогой. Он проходит в уютную спальню, преодолевая расстояние до морского пейзажа на стене над кроватью, когда свет загорается, заставляя подпрыгнуть от неожиданности и резко обернуться.

— Здравствуй, брат, — произносит Ким, сидящий в углу на кресле, смотря на него в упор.

***

Что-то блять не сходится. Он общался с этим парнем не так долго, но тот точно не был похож на человека, который может попытаться наебать их и похитить брата. У Кима есть это внутреннее чутьё, интуиция, которая позволяет ему видеть царапающие несостыковки. Но пазл никак не хочет собираться воедино. Что известно об этом Исао: третий сын крупнейшей семьи Якудза в Японии, носящей фамилию Камияма, двадцать лет, наследником не является, даже не третий на очереди, потому что в группировках Якудза не часто можно увидеть прямую преемственность от отца к сыну, прибыл в Бангкок для сделки и, не считая недоразумения в клубе, ни в каких делах замечен не был. Зачем ему понадобился Танкхун? Как он узнал о нем вообще, если тот проводил большую часть суток в своей комнате. Он пытается ухватить за хвост ускользающую догадку, но не получается. Измотав собственный разум, он не сразу замечает сообщение, пришедшее на телефон от Кинна:

«Схватили парня, приезжай»

Ким добирается до главного дома в рекордные сроки, и в его голове зреет гениальный план. Он проходит в угол камеры, наблюдая, как Кинн методично избивает Исао, и, пока все отвлечены основным действом, лепит в угол решетки неприметный жучок, если честно, особо не надеясь ни на какой результат.

Результат в итоге оказывается впечатляющий, Ким сидит с наушником в ухе часов до двенадцати и не слышит ничего, собираясь уже отключаться и ложиться спать, но сказанное шепотом:

— Исао, — снимает с него сон как рукой. Через несколько минут, когда он слышит сказанное голосом его старшего брата:

— Арм, я его забираю, — сомнений не остается, а пазл собирается в четкую картинку, принося небывалое удовлетворение. Он не смыкает глаз ещё пару часов, выстраивая цепи различных теорий, и то, что может их подтвердить, есть только в одном месте. Ладно, в двух, но заявиться сейчас в комнату Танкхуна и потребовать объяснений будет не так интересно.

***

Первая реакция говорит Кхуну бежать, мысленно он успевает пересечь границу этой страны и затеряться на южных островах, он даже дергается в сторону двери, но останавливается, прерванный голосом младшего:

— Ты ведь понимаешь, что на этом игра окончена? — И это то, как по большому счету Ким воспринимает ситуацию. Все эти годы не дававшее покоя чувство фальши, скребущее его, только усиливалось. Оглядываясь назад Ким видит все несостыковки в поведении старшего, но он был слишком мал, чтобы помнить его настоящего. Было гораздо легче думать, что причуды брата связаны с похищением, чем распутывать этот клубок и делать больно каждому, кто был в нем замешан.

— Я… — Мечется, совершенно не готовый к этому разговору. Ловит шокированный взгляд Порче, сидящего на коленях Кима, переводит глаза на младшего. Делает глубокий вдох, пытаясь привести мысли в подобие порядка и выстроить линию поведения. Как много известно брату? Очевидно, что почти все, раз он здесь. Кто ещё в курсе, что он здесь?

— Ты можешь начать с причин. — Подталкивает его к диалогу, аккуратно, словно дикое животное, боясь спугнуть.

Танкхуну тяжело дается каждый вдох, ни то, что слова. Куда спрятать себя от этого? Как избежать разговора? Обойдя кровать, он садится в кресло напротив, руки нервно перебирают края пиджака.

— Я не справился. — Слова, произнесенные на рваном выдохе, впервые вслух, звучат истерично. Остальные застревают где-то в районе горла, и Кхун проталкивает их силой, вытягивая из себя потоком. — Ты даже не можешь помнить этого, потому что был совсем мал, но похищение изменило все. Меня воспитывали не так как вас, я рос в послушании и строгости, надежда семьи, талантливейший ребенок, лучший в своем поколении, Наследник. Я почти не помню мать, потому что мне позволяли видеть её только раз в неделю, но та любовь, которую она дарила в эти короткие встречи, была единственным теплом в моих воспоминаниях о детстве. А потом меня похитили. Я не оправдал надежд отца, и я ощущаю себя ничтожеством по сей день, но тогда я подумал: раз я не могу быть лучшим, я сделаю все, чтобы отец не винил в этом себя. Я начал притворяться, и у меня выходило так хорошо, что со временем это стало естественным. Как дышать. Я ответил на твой вопрос?

— Более чем. — Просто отвечает Ким, тщательно обдумывая ответ. Он кожей ощущает трепет Танкхуна, который, кажется, впервые за жизнь смог кому-то открыться. — Спасибо, что поделился. Это многое для меня значит, но в одном ты ошибаешься, я помню, как ты заботился о нас после смерти матери так же ясно, как если бы это происходило год назад. Я… — Ким делает паузу, подбирая слова. — Я бы понял тебя, даже если бы ты сказал раньше, и я рад, что это случилось.

Разговоры о чувствах всегда тяжелые, если они не с Порче. В голове Кима какое-то тупое смущение, которое заставляет его быть нелепо скованным от этой откровенности.

— Почему ты был в тот день в клубе? — Спустя несколько минут молчания решает возобновить диалог Порче. Этот вопрос не дает ему покоя теперь, когда он точно знает, что не обознался, увидев его на баре. — И почему мы находимся именно здесь? — Адресованное скорее Киму, который за весь день в «засаде» так и не пояснил ему ради чего они торчат в отеле.

— Эти вопросы связаны гораздо теснее, чем ты думаешь. Но я не готов объяснять все несколько раз. Едем домой. — Представляя себе это каждый раз, он не думал, что все перекрутится таким образом. Ему впервые дико страшно не за то, что будет с ним после того, как все факты всплывут, а за то, как себя будут чувствовать его родные, которых он обманывал годами. Стыд, жгучий, разъедающий все внутренности, добирается до селезенки и поселяется в ней на остаток вечера. Билли Айлиш поет по радио о самоубийстве, и Кхун как никто понимает её, размышляя, что легче выйти из машины на полном ходу, чем подготовить себя к этому разговору. Он старается быть таким же собранным и отстраненным, как Клахан, которого он выдумал в качестве идеальной картинки себя самого. У него ничерта не получается, от волнения потряхивает все больше по мере их приближения к главному дому. Никто не встречает их у ворот и не бросается с колючими обвинениями, поэтому Танкхун слегка расслабляется, впрочем, не на долго. Миновав громоздкий холл, они поднимаются на этаж Кинна, и теперь парень сосредотачивается исключительно на дыхании.

 — Надеюсь, вы не спите, потому что мы заходим, — бесцеремонно раскрывает дверь без стука, сполна мстя за утро. Они застают мужчин, лихорадочно натягивающими на себя одеяло, и Ким беззастенчиво ржет, невероятно обрадованный этим фактом. Напряженность никуда не пропадает, сбитая смехом, но всё ещё витающая в воздухе.

— Я тебя убью нахуй! — Гневно восклицает Порш. Порче на это неосознанно выступает вперед, явно намереваясь прикрыть любимого живота не жалеючи. Приятно.

— Сначала встань, герой любовник, — а этого он как раз сделать не может, имея всего одно одеяло на двоих голых мужчин.

— Завалитесь оба, — шикает на них Кинн.

— Выметайтесь нахер, будем через минуту. — Продолжает он раздраженный донельзя. Все трое стоят за дверью в ожидании и как-то синхронно не выдерживают, заходясь диким смехом: с нотками истерики у Танкхуна, с похрюкиванием у Че, с моральным удовлетворением у Кима. Они так и ржут, когда дверь открывается, являя им одетых мужчин.

— Идиоты. Не семья, а пиздец какой-то, — пыхтит Кинн.

— Для вашего же блага, я очень надеюсь, что причина вытащить нас из кровати была важной, — угроза в голосе Порша такая, что, если бы Че не знал, что брат точно не причинит им вреда, испугался бы даже он.

— Исао украл я, — начинает Кхун, отводя глаза и сжимая руками столешницу, когда они рассаживаются в кабинете Кинна.

— Зачем? — Вообще то не «зачем», а «какого хуя», но Кинн сдерживается, пытаясь прожечь во лбу эксцентричного старшего дыру. К его закидонам все в этом доме давно привыкли, поэтому то, что он украл своего похитителя, даже не удивляет.

— Потому что я сам виноват в том, что он меня похитил. — Кхун набирает побольше воздуха. Кинн и Порш похожи на два одинаковых знака вопроса, поэтому он продолжает, не дожидаясь их ответа.

— Я был тем, кто избил его в клубе. Потом мы встретились ещё раз, а потом он начал мелькать тут каждый день. Я запаниковал, пошел к нему разговаривать, он с перепугу меня вырубил и утащил на склад. Потом видимо мстил за разукрашенное лицо. — Танкхун останавливается, пытаясь принять решение, насколько глубоко он может зайти в своем откровении. Желание съехать и остановится на этом дерёт нутро и, поймав взгляд Кима, он понимает, что младший готов молчать, если он решит не рассказывать. Это подмывает ещё больше. Но он понимает, что если не расскажет сейчас, то это всплывет позже и как-то совершенно по ублюдски. Вот только как это ввернуть, не сгорев на месте со стыда, он не понимает.

— Этот клуб, Red Lights, он мой. — И Кхун зажмуривается на пол минуты, в которые время, кажется, останавливает свой ход.

— В смысле твой? — Уточняет Кинн, на всякий случай, дабы избежать недопониманий.

— В самом прямом. Я его владелец. И казино под ним тоже.

— Ты что-то путаешь, я знаком с владельцем лично, — спешно произносит Кинн, пытаясь убедить самого себя, что это недоразумение. Потому что даже допустить мысль, что его старший брат мог поступить так — значит потерять его.

— Так и есть, это мой поверенный, ведущий дела от моего имени. — Кхун весь подбирается, уже жалея, что начал этот разговор. Надо было выбирать побег сверкая пятками.

— Какие нахуй дела? — Кинн встает, из-за чего Поршу приходится подняться следом и положить руку ему на плечо. Танкхун совсем отворачивает голову в которой на удивление воцаряется полное спокойствие. Теперь то бояться нечего, уже все произошло.

— Обыкновенные дела. Я веду свой бизнес с восемнадцати лет. — Просто отвечает он, возвращая контакт глаз с братом. Тот смотрит с такой болью, что Танкхуна выворачивает наизнанку, но он выдерживает, принимает эту злость.

— Ты прикалываешься? — Больно блять и верить этому совсем не хочется. Кинн выглядит как рыба, выброшенная на берег, найденая пацаном живодером и распотрошенная на мелкие кусочки. Примерно так же он себя ощущает.

— Я серьёзен как никогда, Кинн. Я вел вторую жизнь, и этот бизнес нужен был, чтобы тратить деньги, не объясняя потом, куда они делись.

— Поправь, если я ошибаюсь, но ты правда сейчас говоришь, что всю сознательную жизнь обманывал всю семью? Или все знали, а я один нахуй был в неведении? — Внутри Кинна закипает тупая агрессия. Всю жизнь он заботился о брате, он занял его место, отдав себя семье. Его взросление, бывшее относительно приятным в кругу сверстников, оборвалось, когда старшему исполнилось десять и он перестал говорить. С тех пор его усиленно муштровали, делая из него идеального главу и забив на то, что тот был всего лишь ребенком. И Кинн отдавал себя с покорностью и смирением, чтобы защитить Кхуна и чтобы оградить хотя бы Кима от участи сына этой семьи. Переварить эту новость и просто сказать пустяки? Нет уж.

— Да. — Отвечает Танкхун, сам того не осознав подписывая себе приговор. Кинн преодолевает расстояние до него, огибая стол за считанные секунды, и кулак сам собой летит брату в лицо, до того, как ломанувшийся за ним Порш ловит его руку.

— Кинн, пожалуйста, не надо. — Кричит Порче, Ким успокаивающе гладит его ладонь. Закусив губу Танкхун поворачивает голову, откинутую в сторону глухим ударом, ловя озверение в глазах брата.

— Прости, — говорит он, но этого слова явно мало, чтобы решить проблему. Хотя, когда вообще его было достаточно?

— Кинн, эй, посмотри на меня. — Пытается переключить его внимание Порш, крепко удерживая, но тот со психом вырывается и уходит, шибанув дверью так, что она чуть не вылетает из петель.

— Пиздец вечер, — Порш удаляется следом за Кинном.

Трое человек в комнате переглядываются, пребывая в одинаковом ступоре. Это правда не шокирует, потому что в глубине души Танкхун знает, что заслужил, и удар по лицу, и эти обвинения. Единственное, чего он не заслужил, так это принятия от младшего, и оно ложится подорожником на раздробленное к чертям сердце.

— Он отойдет, просто дай ему время. — Первым отмирает Ким, поднимаясь со стула и проходя к Кхуну. Жест поддержки — положенная на плечо рука, ощущается такой горячей, будто пытается согреть его своим теплом. Следом отмирает Порче, подлетая с другой стороны и втыкаясь в бок объятием. Они так и стоят некоторое время, не зная, что ещё сказать друг другу этой ночью. Непролитые слезы оседают внутри Танкхуна, так и не находя выхода. Темнота немного отступает, под давлением тягучего нежного чувства к этим двоим, успокаивающим его родным людям.