Закатное солнце погружает морское побережье в приятный алый полумрак. Его объятия — давно позабытая роскошь, но здесь и сейчас ощущаются такими обыденными, будто не было этих двух лет. Хочется разозлиться на самого себя, но осознания нет, потому он продолжает существовать персонажем собственного сна. Сна о том, как его старший брат после очередной деловой поездки появляется перед ним живой. Эти объятия слишком теплые, слишком безопасные. Че чувствует слезы облегчения, стекающие по его щекам, чувствует, как напрягается его лицо там, за пеленой. Сон не выпускает его, плотно удерживая в этих душащих путах. Вырвавшись, он несколько раз моргает, пытаясь прийти в себя. Рука находит звонящий телефон, избавивший его от мучений. Резко чувствуются сразу все части тела, которым не повезло быть отдавленными Макао, спящим на нем головой.

— Ало, — сонным голосом произносит он, подавляя зевок.

— Доброе утро, выпускник, — настолько бодро, что Че зависть берет, отвечает на том конце Вик.

— Не могу разделить твоего оптимизма в характеристиках, но утро точно, — говорит он, почти не хмуро. Утро точно стало лучше, чем было пару минут назад от звучания любимого голоса, но обычно первые часа полтора после пробуждения Порче отводит на ненависть к миру. Особенно после такого.

— Такой злюка, — умиление в голосе Вика звучит как-то неорганично, но Че проникается, а улыбка трогает губы, прогоняя печальные мысли прочь. Лучшее во снах то, что если не цепляться за них — они растворяются в памяти так, будто их и не было. Хотя с этим правило перестало работать с самого начала. Он частый гость в этих грезах, появившихся впервые спустя полгода после похорон Пана. Видимо, так его травмированный утратой мозг пытается примирить его с реальностью, внушив, что брат просто надолго уехал.

— Звоню сказать, что заеду за тобой через час, успеешь собраться? — Порче делает мысленную заметку проверить, что он вчера отвечал Вику в три часа ночи, когда буквы пытались от него сбежать.

— Да, конечно, — с преувеличенной бодростью говорит он.

— Тогда до встречи, — не дожидаясь ответа, Вик вешает трубку. Потянувшись всем телом, Порче тревожит мирно спящего Макао.

— Время? — деловито спрашивает он, усаживаясь и примеряясь, как бы вытащить ноги из-под Танкхуна. Если времени достаточно, пусть поспит ещё.

— Десять, — Че слепо листает телефон, находя вчерашнюю переписку, на удивление вполне приличную. Зря боялся, всего три буквы не там, где надо.

— Я первый в душ, не против? — уточняет Макао, успешно справившийся с подменой ног подушкой.

— Давай, займусь завтраком, — кивает Порче, нашаривая на полу тапки и устремляясь в сторону кухни. Это далеко не первое их утро вместе, и схема почти отточена до идеала. Чтобы не разбудить счастливчика, которому сегодня выпала честь отоспаться и прогнать остатки тоскливых мыслей, Че надевает наушники. Громкость такая, что он иногда переживает, не придется ли в старости использовать слуховой аппарат, но только максимальная перекрикивает внутренний голос и отвлекает.

Наблюдать за спящим — дурной тон, но Макао позволяет себе эту маленькую слабость, сидя на диване рядом с Кхуном и вытирая мокрую голову полотенцем. Очарованный, он проводит рукой по лицу парня, убирая с него спутанную прядь. Стоит глазам напротив открыться, он отдергивает руку, словно ошпаренный, возвращаясь к полотенцу.

— Уже пора? — сонно уточняет Танкхун, потягиваясь во все стороны.

— Ага, можешь помыться, пока Че готовит.

Когда все заканчивают с водными процедурами, Порче уже накрывает на стол, расставляя каждому по тарелке с яичницей и сосисками. Аромат свежесваренного кофе обволакивает каждый уголок просторной кухни, наполняя утро уютом.

— Что бы мы делали без нашей хозяюшки, — замечает Макао, стоящий у кофеварки и разливающий напиток по кружкам. Сегодня им нужно нечто покрепче, после четырех часов сна, но выбирать не приходится.

— Тебе обязательно быть противным? — уточняет Че, наблюдая с занятого стула, как Кхун усаживается за стол.

— Съедим всё без тебя, — произносит Танкхун, заводя вилку в тарелку Макао.

— Только попробуй, — ругается парень в ответ, в несколько шагов преодолевая расстояние до стола и накрывая тарелку руками. По кухне разносится смех, а недовольный Макао шипит:

— Придурки. Вот солью в ютуб видео, как вы вчера в стену пялились, будете знать.

— Какое ещё видео? — уточняет Че, пытаясь выудить из памяти этот момент. Память остается слепа к его воззваниям.

— Это, — Макао ставит три кружки на стол и, пока парни разбирают бодрящую гадость, выуживает из джинсов телефон.

— Бля, — протяжно выдает Порче на видео. Действий минимум, стоят они с Танкхуном в ванной комнате, смотрят в плитку на стене.

— Ахуеть, — поддерживает его речь Танкхун.

— Просто то, что наш мозг на это вообще способен это очень интересно, — продолжает разглагольствовать Порче. По плитке перебегают рисунки, объединенные сюжетом, кажется, что-то похожее на наскальную живопись с древней охотой.

— Я правильно понимаю, что ты притащил нас сюда, чтобы мы смотрели на чертову плитку? — пять утра, Макао уже час как отпустило, видимо, сказывается разность комплекций или метаболизма, кто его знает.

— Ну это же интересно, — уговаривает его Порче, и видео обрывается.

— Удали немедленно, — тычет в него вилкой Танкхун.

— Ещё чего! Подожду, пока кто-нибудь из вас станет знаменитым, и буду продавать прессе за бешеные деньги, — ухмыляется Макао.

— И ты ещё называешь себя нашим другом, — с картинным вздохом произносит Че. Не отвлекаясь больше от поедания пищи, он расправляется с ней первым.

— Посуду убрать не забудьте, — бросает он парням, уходя в душ. Сегодня он хочет выглядеть идеально, потому после наскоро совершенных водных процедур, Че достает из шкафчика мусс для укладки. Кудрявые волосы — его лично проклятие, жить с которым приходилось учиться достаточно долгое время. Обычно он не заморачивается, просто разделяя руками пряди и оставляя художественный беспорядок, но сейчас он уделяет этому достаточное время, сначала подсушивая влагу полотенцем, а после нанося прямо на влажные волосы мусс, что в дальнейшем должно помочь кудряшкам лечь не копной, а аккуратными волнами. Стук в дверь ванной отвлекает его от укладки.

— Кто? — уточняет он сосредоточенный на отражении.

— Открывай, — произносят по ту сторону голосом Вика, и Порче спешит раскрыть дверь, плотнее запахивая халат.

— Потрясающе красивый, — в глазах Вика восхищение, предназначенное только ему.

Он сгребает его в объятия сам, так аккуратно, словно самую большую драгоценность. Порче в ответ сцепляет руки на спине, рискуя выдавить из его легких весь воздух.

— Я рано? — спрашивает Вик, немного отстраняясь только для того, чтобы поцеловать парня в нос.

— Нет, как раз почти закончили, Пи', — довольно отвечает Че, слегка щурясь.

— Хорошо, если ты не против, я бы выпил кофе.

— Да, конечно, — Порче получает невесомый поцелуй в улыбающиеся губы и выходит следом за Виком, усаживаясь на диване рядом с Танкхуном. Последний увлеченно наносит на нижнее веко серебристый глиттер и прикрепляет на специальный клей три стразы сверху, снизу и во внешний уголок глаза. На выпускном он намерен блистать в прямом смысле этого слова.

Вик приваливается к арке, ведущей в гостиную, наблюдая со стороны за ажиотажем парней с легкой улыбкой. Черный кофе в кружке до гадкого горький и горячий, но со временем рецепторы притупляются, позволяя поглащать напиток даже с легким намеком на удовольствие от вкуса, а не из необходимости. Все эти моменты, пропитанные теплом и бытом ощущаются так остро, что хочется скатиться в банальную жалость к себе, но эта роскошь всегда была для него недоступна.

Главный зал школы сегодня по-праздничному украшен, совсем не вычурно, наоборот, эстетично и приятно глазу. Никаких проблем на входе от присутствия Вика не возникает, и они заходят в помещение, где уже собралась большая часть выпускников. Эта картина такая далекая и знакомая будит в Порче не те воспоминания, возвращая в переживания этого утра. Весь внешний антураж напоминает ему тот далекий выпускной в две тысячи семнадцатом. Единственный выпускной, на котором ему довелось побывать в качестве гостя. Гордость за брата, окончившего школу и получившего награду за отличную учебу, поздравления родителей, счастливый радостный смех, все это кадрами встает перед глазами Порче, наполняющимися слезами с невероятной стремительностью при любом воспоминании, связанным с Паном. Вик сжимает его ладонь, поглаживая большим пальцем, и Че хочется верить, что это связанно с пониманием того, что у него на душе. Всё мероприятие, растянувшееся часа на полтора, учитывая количество выпускников, проплывает мимо него, происходя будто с кем-то иным. Только когда Вик трясет его за плечо, оповещая о подошедшей очереди идти на награждение он отмирает ненадолго, пытаясь уловить хоть какую-то радость от сертификата об окончании и наград за активизм, отличную учебу и чем там ещё он занимался. Радости нет, только ощущение удовлетворения от того, что все это наконец-то закончилось, экзамены сданы и остаются только вступительные перед поступлением в Чулу. Фикция чистой воды, его в любом случае туда возьмут. Выбор не его, естественно, в очередной раз так решили за него родители, забирая даже подобие контроля над собственной жизнью. У Порче вообще удивительно мало этого своего накопилось к восемнадцати годам: друзья, парень да наркозависимость.

Толпа бывших школьников дружно вываливается на улицу, тут же создавая бесконечный хаотичный шум. Все одеты в парадные мантии, пошитые на заказ к этому дню. Одежду под мантиями никто не регламентировал, так что Танкхун, например, надел серебристый топ крупной вязи с белым пиджаком поверх, а Макао с Порче наоборот предпочли более стандартные варианты, выбрав черную и бежевую классику. Вик, по обыкновению ходящий в пиджаках и джинсах, почти что сливается с общей массой школьников, выглядящий в свои двадцать шесть моложе, чем некоторые из особенно неопрятных одноклассников Че. Финал официальной части, всех выпускников выстраивают для общей фото. Кажется, только к этому моменту в Че просыпаются отголоски светлой сентиментальности от прощания с местом, которое он посещал почти ежедневно на протяжении двенадцати лет. Ему есть за что быть благодарным этому заведению, как минимум за двух оболтусов, плотно вошедших в его жизнь. С ними он перестал ощущать себя одиноким, это дорогого стоит.

Автомобиль заезжает в кованую ограду, притормаживая и дожидаясь, пока закончит работу подъемный механизм ворот гаража, стоящего отдельным помещением от основного дома. В машине на всю играет музыка, предвещая грядущую вечеринку, и Порче даже немного расстраивается, что поднявшееся от быстрой езды под оглушительный Bite Me настроение на веселье снова падает. С его эмоциями весь день происходит какая-то хрень, вероятнее всего, от недосыпа. Припарковавшись, Вик заглушает двигатель, вылезая первым, и Порче привычно ждет, пока его парень откроет дверь машины, заботливо подставляя ладонь, чтобы Че не ударился головой. Эти мелочи, с которыми он сталкивается каждый день их отношений, так сильно греют его изнутри, потому что для него это и есть пресловутый язык любви. Не вожделение, не эмоции, а микро-забота в каждом действии.

— Наконец-то снова улыбаешься, — сияет в ответ Вик, когда Порче, выбравшись из машины останавливается, смотря ему в глаза. Наличие двух свидетелей не смущает, и он кладет руки на плечи мужчины, соприкасаясь с ним носами. Вик сам тянется к нему с поцелуем, но Че слегка отворачивает голову за секунду до того, как их губы соприкоснутся. Вик на это улыбается ещё шире, принимая правила игры. Он не шевелится, позволяя Порче решить самому, хочет ли он сейчас целоваться, а тот, дразнясь, приближается почти вплотную, ловя сбитое дыхание своего парня. Че довольно щурится и проводит языком по верхней губе Вика, заставляя того приоткрыть губы, после чего целует их с непередаваемым упоением. От этого действия коленки подгибаются, и Порче радуется, что Вик крепко обнимает его за талию, не давая упасть. Наслаждение зашкаливает, когда руки Вика нетерпеливо проникают под выпущенную рубашку, проходясь по пояснице. Мурашки бегут по коже от соприкосновения контрастно холодных рук и горячего тела. Неохотно разрывая поцелуй, Вик прижимает юношу к себе, пряча в объятиях, но прятать уже не от кого, потому что Танкхун с Макао и охраной, кажется, ушли в дом. Им повезло убедить одного из телохранителей, не влезающего в пятиместную машину, что за десять минут с одним охранником вместо двух, никто никого не убьет, поэтому тот ездил за ними следом на отдельном такси. Вик отстраняется от Че, поймав его лицо в ладони, и смотрит в глаза, слегка подув на пылающие смущением щеки.

— Хочу выжечь этот момент в памяти, — вырывается у него, но он одергивает себя, скрывая переживание за невесомым поцелуем в губы Порче, после чего спешно уходит в сторону дома. Сердце Че грозит вырваться из груди, поэтому он стоит ещё с минуту, тупо смотря вслед уходящему. Приходится сделать несколько дыхательных упражнений, чтобы вернуть душевное равновесие, ему ведь не показалось, что это было нечто сродни признанию в любви. Может, ему просто хочется так думать. Захлопнув дверцу машины, он отходит к щитку, чтобы закрыть ворота гаража и выходит через дверь, закрывая её на ключ. Лучше перестраховаться, сегодня тут будет такая толпа, что если какой-нибудь пьяный дебил додумается украсть машину, он даже не удивится.

В двухэтажном доме царит раздрай и хаос, поэтому Че тяжело выдыхает, прикидывая масштаб подготовки. Гости начнут собираться примерно через час, за который нужно успеть распаковать закуски и напитки, доставленные заранее. Плюс немного украсить помещение, вероятнее всего, эта часть останется на Танкхуне, который является хозяином дома. Формально, конечно, это дом его родителей, но учитывая, что большую часть года они вынуждены как послы жить в Японии, все вечеринки с участием людей, кроме них троих, проводятся тут. Порче всегда жалел несчастных соседей, натерпевшихся за эти годы, но что поделать, такова жизнь.

Когда первые одноклассники звонят в ворота, шустрые парни, наученные годами опыта, как раз заканчивают приготовления. За полчаса в дом стягивается основная масса, и Кхун как хозяин начинает свою речь, стоя на лестнице и возвышаясь над всеми:

— Рад видеть здесь каждого из вас! Для начала хочу поздравить всех нас с выпуском, мы долго и упорно трудились ради этого дня! Я надеюсь, что жизнь не раскидает нас настолько далеко, чтобы мы забыли друг друга, все же за эти годы многие из вас стали мне если не друзьями, то точно хорошими знакомыми! Наш чат, созданный для объявлений о вечеринках, продолжит существовать, и в случае новых сборов мы оповестим вас в нем. Пара обязательных нудных правил, куда же без них: вы обязаны веселиться, здесь запрещена грусть, курить только на улице, пить много и где угодно! С выпускным нас! — Кхун поднимает бокал, подражая Великому Гэтсби, и выпивает до дна. Когда последняя капля шампанского исчезает во рту, свет гаснет, включается музыка, сходу оглушая, а со специальных закрепленных устройств на потолке сыпятся серебряные конфетти. Танкхун обожает спецэффекты. Толпа одобрительно кричит, салютуя следом и выпивая содержимое стаканчиков единым порывом. На улице ещё достаточно светло, поэтому шторы по всему дому задернуты, а освещение оставлено лишь в кухонной зоне над столиком с напитками. В самой же гостиной светомузыка, бросающая на лица людей причудливые пятна. Танкхун спускается с лестницы, повисая на спине Макао, на что тот радостно улыбается, пытаясь перекричать музыку словом:

— Поздравляю! — пытается тщетно, потому что стереосистема настолько мощная, что не дает никому возможности болтать. Порче присоединяется к ним, превращая объятия в кучу-малу из трех тел, на которую с легкой полуулыбкой смотрит Вик, стоящий чуть в стороне. Они ледоколом прорубают себе путь до кухни, наливая ещё выпить и чокаются, разбрызгивая налитое что бы то ни было в стаканчиках. Многозначительно дотронувшись до кармана, Танкхун взглядом указывает им на туалет, на что Порче отрицательно мотает головой. Сегодня здесь Вик, и ему не хочется делать этого перед ним. Кхун пожимает плечами, мол, как знаешь, и, уцепившись за руку Макао, уводит его в ванную комнату. Стоит парням уйти, как к Порче подлетает несколько одноклассниц, поздравляя с окончанием, и пока он вежливо с ними выпивает и раскланивается, проходит не меньше минут десяти, в которые Вик так же терпеливо ожидает рядом, но под конец не выдерживает, произнося:

— Извините, дамы, я ненадолго украду его у вас, — облегчение Порче настолько ясно читается на лице, что Вик смеется, уводя его за собой на улицу, туда, где хоть немного потише. Часть народа из гостиной тоже предпочла более спокойный антураж, поэтому весь внутренний двор заполнен, болтающими то там, то тут кучками людей. Че знает эту территорию как свои пять пальцев и пользуется преимуществом, уводя Вика в место наименьшего скопления — беседку, скрытую за поворотом неподалеку от бассейна.

— То, что нужно, — выдыхает Вик, потирая переносицу. Кажется, его порядком утомило происходящее в доме, не успев толком начаться.

— Спасибо, что терпишь дискомфорт ради меня, если захочешь уехать пораньше, я пойму, — произносит Порче, присаживаясь на деревянную скамью.

— Ради тебя — что угодно, — отвечает ему Вик, усаживаясь рядом и извлекая из кармана красиво упакованную маленькую подарочную коробочку. — Просто очень сильно хотел отдать тебе это. Поздравляю с окончанием школы.

— Пи'! Не нужно было! — восклицает Порче, радостный настолько, что, взяв подарок, не удерживается от немедленной распаковки. В глазах рябит, кажется, от подступающих счастливых слез. Восхищенный Че смотрит на подвеску из белого золота в виде узорчатого полумесяца с солнцем внутри, украшенным большим камнем розоватого оттенка.

— Могу я? — уточняет Вик, протягивая пальцы к украшению и, получив утвердительный кивок, берет его в руки, обходя Порче со спины и застегивая драгоценность.

— Спасибо, Пи', — сдерживая изо всех сил желание разревется, произносит Че.

— Хочу, чтобы она напоминала обо мне, — произносит Вик. Этот знак внимания не воспринимался бы Порче так остро, если бы не отсутствие даже звонка от родителей, видимо, вообще забывших, что их сын сегодня окончил школу. Одинокая слезинка все-таки бежит по щеке, и Че быстро стирает её, не позволяя мужчине увидеть его минутную слабость. Закончив возиться с застежкой, Вик обнимает его со спины, кладя подбородок на макушку. Порче берет его ладонь в свою, прижимаясь щекой к тыльной стороне. Теплота момента обезоруживает, оставляя Че полностью обнажившим душу. Исчезнувшая с головы тяжесть подбородка, вынуждает Порче обернуться, ловя так вовремя подставленными губами поцелуй. Трепетный и невесомый, так хорошо подходящий этому мгновению чистейшей нежности. Прикрыв глаза, Че находит губы Вика своими, медленно чередуя поцелуи верхней и нижней.

— Я ещё никогда не был так счастлив, — шепчет Порче ему в губы, отстраняясь всего на миллиметр. Вик сияет, снова целуя его, очень осторожно, будто впервые это делает. Оставляет поцелуй в уголке губ, на щеке, на носу, на веке, целует все его лицо, утопая в бесконечной нежности.

— Думаю, я тоже, — тихим шепотом произносит он ему на ухо, тут же целуя его и дразняще прикусывая мочку. От этого действия Порче судорожно выдыхает, чувствуя, как мурашки бегут по всему телу. Че немного отворачивает голову, подставляя шею, и Вик тут же спешит воспользоваться этим, проводя по ней языком. Запечатлев ещё несколько поцелуев, он отстраняется.

— Нам следует прекратить, тут слишком людно, — имея в виду не их уединенный уголок, а дом в целом, произносит он.

— Угу, — тупо мычит Че, чей мозг отказывается улавливать информацию.

— Иди сюда, — Вик размыкает объятия, давая Порче повернуться к нему лицом, и замыкает снова, пряча чужое смущение в своей груди.

— Дай мне ещё минутку, — сдавленно произносит Че, обнимая руками талию мужчины и пытаясь справиться с собственными эмоциями.

— Сколько угодно, солнце.

Спустя часов шесть большая часть людей на этой вечеринке стремительно теряет человеческий облик, превращая происходящее в подобие хаоса. Шум стоит и внутри, и на улице, а толпа делится на часть водоплавающую, часть танцующую, часть, бухающую на кухне, и часть, ведущую задушевные разговоры в стихийно возникшей зоне для курения. Макао за этот вечер успевает побывать во всех, чередуя в зависимости от душевных порывов и загоняя бесящую охрану. Ничего, пусть побегают, злорадно думает он, снова уходя к бассейну. Там обнаруживаются Танкхун, уклоняющийся, и Порче, обрызгивающий его водой.

— Ты что, пятилетка? — фырчит на него Кхун, тут же отвечая брызгами воды в лицо Порче.

— Посторонись! — восклицает Макао, бомбочкой прыгая в бассейн и обрызгивая сразу всех, кто в нем находится. Народ пялится недовольно, но он плевать на них хотел. Подплыв к друзьям, Макао повисает на спине у Кхуна, обнимая того ногами. Эмоции, выкрученные на максимум эйфоретиками, заставляют его совершать не самые обдуманные действия, но сейчас ему до лампочки. Он чувствует сразу все каждой частичкой тела. Особенно остро ощущаются соприкосновения с кожей Кхуна, пусть и охлажденной водой, но все ещё достаточно теплой. Он выводит какие-то незатейливые узоры руками на его груди, когда даже сквозь гомон и шум слышит тихий полустон. Порче к этому моменту успевает смыться в поисках своего парня, поэтому Макао, не стесняясь, наклоняет голову, губами проходясь по шее Кхуна и лишь надеясь, что на них никто не смотрит. Они уже не первый раз дают выход возбуждению друг в друге. Сложно назвать это даже подобием отношений, на трезвую голову они старательно обходят эту тему, не сговариваясь игнорируя её, чтобы не портить дружбу.

— Пойдем отсюда? — шепчет Макао на ухо Кхуну.

— Давай, — коротко отвечает Танкхун, выходя к лестнице, ведущей из бассейна, и, дождавшись пока Макао расцепит объятия, вылезает сам, находя заранее подготовленные полотенца и беря сразу два. Передав одно Макао, они наскоро обтираются, уходя на второй этаж. У них большой опыт в подобного рода мероприятиях, поэтому двери спальни Танкхуна и спальни его родителей заперты на ключ. Открыты только гостевые, так сказать, для страждущих.

Найдя ключ в кармане облепивших его тело шорт, он открывает свою комнату, пропуская Макао вперед и закрывая за ним дверь на замок. Шум снизу заставляет комнату дребезжать от басов, и это добавляет происходящему шарма. Не теряя ни секунды, Макао прижимает его своим телом к двери, целуя резко и агрессивно, словно дорвавшись до давно желанного. Скулы сводит от переизбытка веществ в организме, этот побочный эффект больше всего бесит именно в такие моменты. Не отрываясь от притягательных губ, Макао спускается влажным поцелуем по подбородку, прикусывая. Тут же скользит по щеке, находя мочку уха и посасывая её. Телом уже давно не владеет, вжимаясь пахом в Кхуна с невероятной силой, а руками невинно водит по плечам и ключицам, проникаясь ощущением чужого тепла на своей коже. Немного отстраняется, давая себе пространство для маневра и находит пальцами выпуклый сосок, перекатывая его пальцами, вырывая с губ Кхуна уже совсем откровенные стоны наслаждения. Снова целует его, наслаждаясь пока может этой близостью. Руки Танкхуна вцепляются ему в спину острыми коготками. Макао отдается животному внутри, позволяя себе кусать подставленную Кхуном шею, судорожно пытаясь справиться с застежкой джинсовых шорт парня. Наклоняется к груди Кхуна, облизывая его сосок кончиком языка, а рукой проникая под резинку трусов.

— Блять, — шипит Кхун, втягивая воздух через сжатые зубы. Они ещё никогда не заходили дальше, чем сейчас, но он так истосковался по сексу, что пошло подается пахом в ладонь, обхватившую член, и сам скользит руками вниз по спине, находя завязки на шортах Макао и распуская их. Под тяжестью воды шорты, до этого державшиеся на шнурках, падают, и Макао переступает, отпинывая их ногами. В дверь долбятся, видимо, спохватившаяся охрана, на что парень кричит:

— Идите нахер отсюда.

Стук стихает, а Кхун смеется, тут же жалея об этом, потому что влажная ладонь на его члене сжимается чуть плотнее и скользит вверх-вниз.

— Не смей отвлекаться, — рычит Макао, вызывая в Танкхуне внутреннюю дрожь. Их губы снова сталкиваются в страстном, сносящем напрочь голову поцелуе. Кхун стонет прямо в него, не сдерживаясь. Макао убирает руку с его члена, получая за это недовольный укус в губу. Подцепив бедра Кхуна руками с двух сторон, он легко поднимает его, заставляя обнять свою талию ногами, и несет парня, целующего его шею, к кровати, опрокидывая на неё и падая сверху, подставив руки так, чтобы не упасть всем весом. Шорты Танкхуна бесят и мешаются, он стаскивает их вместе с бельем, откидывая куда-то за спину. Проходится языком по губам, размыкая их, и Кхун всасывает его язык. Теперь очередь Макао стонать от удовольствия. Он толкается, ощущая потрясающее трение друг о друга.

— Смазка в тумбочке, — бросает Кхун, давая понять, насколько далеко готов зайти сегодня. Внутренний трепет, кажется, сейчас разорвет его тело, потому что Макао и мечтать об этом не мог, ограничивая себя поцелуями и в редких случаях взаимной мастурбацией.

— Уверен? — на всякий случай уточняет он.

— Завали, пока не передумал, — обрывает его Танкхун.

— Как скажешь, господин, — Макао сползает с него, открывая прикроватную тумбочку и пытаясь в темноте нащупать искомое.

— Бля, да где? — психует он, на что Кхун сползает с кровати, сам доставая и смазку, и презервативы. Макао остается на полу, облокачиваясь спиной на кровать и наблюдая в полумраке, как Кхун стоя на коленях поворачивается к нему спиной и поводит бедрами в разные стороны. С тяжелым выдохом он тянется рукой, оглаживая округлые ягодицы.

— Ближе, — отрывисто просит Макао, дожидаясь, пока Кхун подойдет к нему спиной почти вплотную. Обводя руками бедра, он перемещает их на член парня, поглаживая его, а языком скользит по половинке ягодицы, чуть прикусывая мягкую нежную кожу. Кхун сам раскрывает смазку, выливая её себе на член и на руки Макао, создавая дополнительное скольжение. Оставив одну руку на члене, вторую Макао переводит на ягодицы, сжимая их и скользя одним пальцем внутрь. Кхуна выгибает от ощущений, никакого дискомфорта и боли — наркота лучший анестетик, потому он сам подается, пошло насаживаясь на один палец.

— Сука, в жизни не видел ничего красивее, — сквозь плотно сжатые зубы шипит Макао, толком даже не осознавая сказанное. Голова плывет от переизбытка гормонов, он добавляет ещё палец, желая ускорить мучительно долгий процесс. Устав стоять на коленях Кхун присаживается на ноги Макао и теперь вместе с движениями пальцев внутри ощущает, как стоящий член парня трется об его ягодицы. Третий палец Макао добавляет даже не удостоверившись толком, готов ли к этому Кхун, изнывая от нетерпения и кусая стонущего на нем парня за спину.

— Вставляй уже, — хнычет Танкхун, передавая ему бутылек смазки и презерватив. Макао, кажется, в секунду раскрывает упаковку зубами и раскатывает резинку по члену, поливая сверху смазки и растирая её рукой. Кхун привстает, позволяя Макао направить член ко входу, и сам же опускается на него с рваным всхлипом. Дает себе несколько секунд, чтобы привыкнуть и наклоняется вперед, опираясь на руки. Макао пытается податься бедрами вперед, но поза неудобная, и остается только ждать, когда Кхун продолжит движение.

— Ну же, пожалуйста, — в полубреду просит Макао, ахуевая от глубины ощущений. Подчиняясь мольбе Кхун начинает двигаться, сначала аккуратно и осторожно, привыкая к ощущениям, но уже через минуту набирает темп, с пошлыми влажными звуками насаживаясь на всю длину. Обтерев руку о простыню сбоку, Макао кладет её на шею парня, потягивая на себя и заставляя Танкхуна выгнуться дугой в пояснице и повернуть голову, находит его губы, целуя их рвано и бесконтрольно. Хватка на шее становится только крепче, отчего Кхуна прошибает разрядами тока по всему телу, кажется, он уже кричит, а не стонет, обхватывая свой член рукой и в несколько быстрых движений получая разрядку.

— Повернись, — произносит Макао, разочарованно выдыхая, когда Кхун привстает, чтобы это сделать. Оказавшись лицом друг к другу, Макао утягивает их в новый поцелуй и, подбирается, тоже становясь на колени. Придержав Танкхуна за спину, он наваливается, теперь оказываясь сверху. Кхун обхватывает его бедрами, и с блаженным стоном Макао снова проникает в тело парня, сразу задавая быстры темп. Макао чувствует подступающие волны оргазма, но никак не может достигнуть его, и это превращается в чертову пытку. Он закидывает ноги Кхуна себе на плечи, меняя угол и стремительно вбиваясь в тело стонущего под ним парня. Кхун тянет его руками на себя, целуя в губы, что не очень удобно, но как раз в этом положении наслаждение становится максимальным, и спустя несколько резких глубоких толчков Макао наконец-то кончает, содрогаясь всем телом. Обессиленный он скатывается в сторону, тут же сгребая Кхуна в охапку и прижимая к себе. Тот довольно мычит, устраиваясь головой на груди лучшего друга. Слов не находится, да и что они могут сказать друг другу после такого. Макао приподнимается, целуя Кхуна в макушку, и откидывается назад. От счастья хочется смеяться, но он удерживается, довольно улыбаясь.

— Обсудим? — уточняет на всякий случай Кхун, заранее напрягаясь.

— А надо? — Макао вот точно ещё не готов к этому разговору.

— Да, наверное, нет, — после небольшой паузы, взятой на обдумывание, отвечает Танкхун.

— Пошли мыться, — Макао радуется его ответу как мане небесной, позволяющей избежать острые углы признания, и, поднимаясь вместе с Кхуном, тянет его в душ.

Покончив с водными процедурами и бесчисленными поцелуями, Макао надевает выпускной костюм и оставляет уставшего Кхуна в комнате, спускаясь вниз. Музыка уже играет не так громко, а вечеринка явно близится к логическому завершению. Выскользнув на улицу со стороны бассейна, Макао присаживается на шезлонг и прикуривает, ловя укоризненные взгляды охраны, стоящей в нескольких метрах от него.

— Что? Расстраиваетесь, что вам не дали свечку подержать? — смеется он, делая затяжку и получая в ответ молчание. Отсутствие разговорчивости — лучший признак хорошего телохранителя. Вокруг никого, поэтому когда Макао видит выходящего из-за угла дома Вика, он приветливо машет ему рукой.

— А где Че? — спрашивает, делая ещё несколько затяжек и выпуская дым вверх.

— В уборной, — отвечает ему непривычно серьезный Вик. Происходящее дальше смазывается для Макао в сплошное хаотичное пятно, потому что мужчина, разделенный с ним бассейном, отточенным движением достает из-под пиджака пистолет, как раз когда из-за угла выступает Порче.

Че не успевает толком понять, что происходит. Это не его Вик. Или, может, он всё ещё не отошёл от вчерашнего трипа. Этот страшный человек с пистолетом просто не может быть им. Выстрел разносится эхом, преодолевая в несколько мгновений то расстояние, что разделяет его с Макао. Счет идёт на секунды, и Че толкает мужчину изо всех сил, молясь успеть. Пуля пробивает стекло сантиметрах в десяти от головы лучшего друга, а самый любимый человек, кажется, теперь имеет намерение его прикончить.

Охрана Макао реагирует первой, сказывается опыт и задний двор оглашают сразу два выстрела, от которых Че жмурится, прикрывая уши и выдавая бессвязное:

— Нет! — глаза открыть боится, потому делает это только спустя секунд сорок ступора. С опаской он переводит взгляд с места, где только что был Макао, спешно скрывающийся внутри дома, на Вика, ожидая обнаружить кровь, но не видит её. Слабость прошибает тело и Порче оседает на землю.

Смотря в наполняющиеся злыми слезами глаза Порче, Ким находит в них собственную неминуемую погибель.