До горизонта за спиною чёрный плащ,
Мой выбор сделан, мне довольно боли.
Безмолвный зов неописуемо манящ,
Навстречу я шагаю поневоле.
Она звала, ждала. На терпеливый зов
В один пригожий день был дан прямой ответ.
Устал я бегать от неистовых штормов,
Мне слишком поздно упираться в грубом «нет».
Пустая тишина — угрюмый символ зла,
Я расправляю плечи, мне не больно.
А свет сгорает, с верой плавится дотла,
И я дышу — впервые будто — вольно.
Тьма за спиной, и бережным касанием
Снимает липкий страх, обиду, горький гнев.
Я очень долго бегал с отрицанием,
Но замер у черты, в презрении сгорев.
Мне не везло, я незадачливый беглец,
Я убегал, бессчётно отступая,
Отсрочки выгрызая на худой конец,
И не живя, а только выживая.
Меня загнали, как чудовищную тварь,
Охотились, готовя проклятую цепь.
Забыли только: и расслабленный дикарь
На грани гибели становится свиреп.
Испуганные взгляды не могу терпеть,
Ведь сила под рукой, подвластна воле.
Я знаю, разучусь отныне сожалеть,
Безжалостен, кто Тьмы отмечен долей.
Лохмотья плоти виснут на гнилых костях,
Какое жалкое на вид творение.
Однако расцветают на моих устах
Кровавые цветы чар подчинения.
«Встань и иди», — команда недвусмысленна.
Мертвец подвластен мимолётным взмахам.
«Встань, отомсти», — немного легкомысленно,
Однако месть так вкусно пахнет страхом.
Вести их за собою? Право слово, Тьма…
Боишься, что пойду тебе наперекор?
Там голод, бедствия, разруха и чума:
Для Разрушителя чудеснейший простор.
Сквозь пальцы утекает кровь горячая,
В руках живое сердце еле бьётся.
С мертвенным хладом кожи, тьмой охваченной,
Еë тепло ожогом остаётся.
Вокруг раздолье для пугающих химер:
Личи, драконы, упыри и гончие, —
Не признаю теперь защитных полумер,
Пусть радикально будет всё окончено.
Скелет сверкает желтоватым черепом,
Со звонким хрустом трескаются кости.
Нежизни понемногу всем отмерено,
Но я поправлю это лютой злостью.
Вас не спасут святые церкви и кресты,
Заклятья не удержат море нежити.
Какая жалость, некроманты все мертвы,
Последнего из них вы не прирежете.
Попытки образумить? Их бесчисленно.
Наставник, вы простите... Я сломался.
Нет лжи в Анналах Тьмы, одна лишь истина.
А значит, ваш учитель ошибался.
Грядущее подвластно убеждению,
И вера запросто влияет на итог,
Давая силу ложным заявлениям;
В кривое русло устремляется поток.
Вы уверяли: текст насквозь фальшив,
Но люди так доверчивы к пророкам,
Что ложью создают правдивый миф.
Легко поверить умному подлогу.
Я скалюсь с злой издёвкой: зря, наивные,
Взвалили мне на плечи непомерный гнёт.
Иль должно мне, презрев толпу противную,
Смириться и молиться ночи напролёт?
Но тишина в ответ, весь Эвиал молчит.
Разбитые в кровь губы режет солью,
А я смеюсь, и даже смех на вкус горчит.
Отныне мир насплошь пронизан болью.
С небес Спаситель смотрит укоризненно,
Его покой бесстрашно потревожили.
Руины, пепел, горизонт безжизненный —
Ты опоздал, мы мир свой уничтожили.
Я, получая обвинения: «злодей!», —
Пытался спорить, убеждать в обратном,
Не слушал тихий голос, что шептал: «убей», —
Но даже так всё поняли превратно.
Спасать уж поздно, некого теперь, прости.
Такая неудача вышла под конец.
Свернули в никуда слепой судьбы пути,
Когда во Тьму шагнул отчаянный беглец.
Закончилась история невесело,
Финал счастливый нам не обещали.
Быть может, вы о мире вечном грезили,
Но что-то неудачно рассчитали.
А на обломках, сотворëнных мщением,
Я остаюсь, тянусь к позорному клейму.
Я — Разрушитель, но своим падением
Обязан всем, кто подтолкнул в глухую тьму.
Вы сами погрузили бренный мир во мрак,
Пусть будет поучительным уроком.
Вы помните, что явью может стать ваш враг,
Когда клеймо поставлено пророком.