Тучи сгущались и рассеивались над Долиной Завершения уже сотню раз, не зная, куда им податься, и метались в полнейшем непонимании происходящего. Подвешенное состояние и разрозненность мыслей стали союзниками Какаши за последние полтора часа, полностью окутывая его разум, в то время как Сакура, погруженная в гендзюцу, бессознательно лежала рядом.
Ее расслабленная мимика и ровное дыхание отчаянно контрастировали со скользящими бисеринками слез, что успевали осушиться ветром прежде, чем скатывались к подбородку. На бледной бархатной коже виднелись многочисленные порезы и ушибы, проступающие из-под разорванных краев водолазки, а некогда гладкие ухоженные волосы спутались розовыми прядями и безжизненно повисли, обрамляя впалые скулы.
Сакура выглядела не просто изможденной, она казалась сломленной. Видеть ее такой, не зная, что сейчас творится в ее голове, было не просто больно — сердце Какаши буквально пропускало удары от каждого раза, когда бледные веки содрогались, источая новые потоки слез.
Едва ли справляясь с собственными эмоциями, Какаши жалел, что не угодил под действие Цукуеми, которое, пусть и ненадолго, но облегчило бы его жизнь. Казалось, он был настолько перегружен повторной смертью Обито, что рациональное мышление решило с ним распрощаться. Может, ненадолго. А может, и навсегда.
Желая зацепиться хоть за что-то приятное, что позволило бы ему оттолкнуться со дна и вдохнуть, наконец, долгожданный воздух, он был готов даже умереть, взамен на недосягаемое успокоение. Но поступить так безрассудно с Сакурой, которая вот-вот проснется, он бы не осмелился.
Не считая бескрайнего горизонта, перед ним была лишь она, и ничего кроме Какаши не видел. Таким образом, разглядывая точеный профиль, мысли ушли в совершенно другую стезю, обозначив свой собственный вектор.
Любовная драма Сакуры всегда была предельно прозрачной для всех окружающих ее людей. Какаши мало интересовали подобные аспекты жизни: таким он по горло насытился в своем собственном детстве, и проникаться чужими страданиями не спешил. Но когда наблюдаешь что-то достаточно долго, с этим приходится так или иначе мириться.
Сейчас ему было жаль Сакуру. Возможно, впервые жаль по-настоящему. Осознание того, что наложенное гендзюцу оказалось не большим кошмаром, чем ее реальная жизнь в последние годы, невольно заставляло ей сопереживать.
Какаши не знал, что именно она сейчас видит, но вряд ли это было что-то, к чему Сакура была не готова. Ее не замечали, ее бросали, ее пытались убить — и все это совершалось одним и тем же человеком, которого она безответно любила. Какаши не задавался вопросом, как долго она планировала так жить, потому что ее поведение относительно Саске воспринималось настолько привычно и естественно, что нечто иное представить было уже тяжело.
Наверное, Сакура и сама жизни без Учихи не представляла.
Однако он, будучи сторонним наблюдателем, мог себе это позволить. И, представляя себе ее жизнь без Саске, Какаши не был уверен, что Сакура была бы счастлива. Потому что дело было отнюдь не в Саске, а в ней самой.
Вместо привычного образа своей сокомандницы, по мнению Какаши, чрезмерно эмоциональной, сейчас он видел умиротворенную и абсолютную спокойную девушку, поглощенную собственной болью. И в какой-то момент его воспаленный разум увидел в ней нечто иное — то, чего никогда не замечал раньше: Какаши ощутил в ней непривычное смирение, пропитавшее воздух, которым дышал и он сам. И это заставило взглянуть на Сакуру другими глазами.
Сакура пыталась сопротивляться гендзюцу. Конечно, смысла в этом не было, но она все равно пыталась. Просто потому, что это была Сакура. Ее веки дрожали, пальцы сжимались в кулаки, а брови хмурились, отрицая возникшее видение. Но потом она все же сдалась, покорно принимая действительность.
Секунды сливались в минуты — минуты в часы. Сколько он так просидел, бездумно рассматривая печаль своей бывшей ученицы, Какаши не знал.
Вскоре Сакура поморщилась, ловя носом холодные капли дождя, ее веки дрогнули, а в следующее мгновение зеленые глаза распахнулись, безошибочно встречаясь с его серыми — единственными, что были рядом. Она всматривалась всего несколько секунд, впитывая эмоции своего командира, не успев осознать своих собственных, прежде чем отвести взгляд и поджать губы в привычной виноватой улыбке — Сакура часто улыбалась, но Какаши знал, что в большинстве случаев это было лишь следствием ее защитной реакции.
Как часто Сакура улыбалась от того, что была просто счастлива?
Сделав глубокий судорожный вдох, Сакура устремила остекленевший взгляд к горизонту и, медленно отсчитав до десяти, выдохнула. Все, чего ей хотелось — раствориться вместе с облаком пара, покинувшим ее рот. Однако она была здесь, живая, и пусть ее внутренняя борьба подошла к концу, война все еще продолжалась.
— Иди сюда. — Какаши опустил уставший взгляд на дрожащие губы Сакуры, мысленно готовясь пережить ее истерику. Однако если этого можно было избежать, он бы предпочел тишину ее рыданиям. Отведя руку в сторону, он обнял хрупкие плечи и притянул ее к себе. — Как ты?
— Хочу, чтобы все поскорее закончилось. — Сакура шмыгнула носом и уткнулась в его промокший жилет. — Причем уже все равно, с каким исходом.
— Ты устала. — Какаши улыбнулся, откидываясь на каменный выступ, и Сакура, поддавшись его движению, опустилась к нему на грудь. — Сражаясь столько дней подряд, усидеть в бездействии довольно-таки непросто.
— Точно, — согласилась Сакура. — Тогда забивать голову было некогда, а сейчас свалилось все разом. У вас так же?
— Да. Я думал, что сойду с ума, дожидаясь, пока ты проснешься.
— Ужасно. — Сакура хмыкнула, мысленно завершая разговор на свой лад, и уселась поудобнее, прижимая к себе ноги. Ее рука соскользнула ниже, опускаясь по жилету к животу Какаши, и невольно нащупала влажное пятно.
Сакура нахмурилась, не понимая, как могла не заметить его состояния раньше, и тяжело вздохнула, ощущая вселенскую усталость.
— Почему не сказали? — она задрала его жилет вместе с кофтой и оценила состояние шва, который Какаши, вероятно, накладывал себе самостоятельно.
— Не смертельно, — отмахнулся он.
— Я бы не была так уверена. — Сакура сосредоточила чакру в своих ладонях и устремила ее к ране, сращивая соединительные ткани. — Будет совсем нелепо, если все выживут, а вы умрете от кровопотери. Или же просто умрете, бросив меня здесь одну.
— А ты эгоистка, Сакура-чан, — усмехнулся Какаши, пытаясь разрядить обстановку.
— Да… — Ее голос стал холоднее на несколько тонов. — Я тоже пришла к такому выводу.
— Ну, знаешь, это свойственно всем людям, — парировал он, ободряя Сакуру. — Кому-то больше, а кому-то меньше.
— Ками, прошу, только в философию не вдавайтесь, — взмолилась Сакура, — иначе мой мозг точно взорвется.
— В таком случае вручаю нить разговора тебе.
— Н-у-у-у, — протянула Сакура, — думаю, я бы сейчас все отдала за горячий душ и мягкую постель. Впрочем, постель бы любая сгодилась.
— Могу тебе разве что подушку организовать. — Какаши опустил взгляд на свой жилет.
— Мы не можем так просто завалиться спать, пока они сражаются. — Сакура на мгновение задумалась. — Или можем? Я уже совсем ничего не соображаю.
— Спи, если хочешь. От нас все равно никакой пользы не будет.
— Вряд ли мне это удастся, но вы правы: сейчас мы бесполезны.
Сакура была уверена, что ее мозг функционирует совсем не так, как должен: цвета и оттенки словно исказились, становясь более светлыми и легкими к восприятию, усталость ушла куда-то на второй план, поселяя внутри странное ощущение эйфории, а речь Какаши становилась все более тяжелой для понимания. Но его тембр, спокойный и флегматичный, успокаивал, словно колыбельные матери, которых она никогда и не слышала — очевидно потому, что почти с самого рождения Сакура куда чаще проводила время с сиделкой, нежели с Мебуки.
— Сколько вы уже без сна, Какаши? — Тучи в десятый раз рассеялись, и Сакура устремила взгляд в посветлевшее небо, заполняемое белыми хлопьями облаков и перламутровыми разводами. С такого ракурса и в таком состоянии все казалось особенно привлекательным.
— Около двух суток.
Не без труда разобрав ответ, Сакура еще раз проиграла слова в своей голове и кивнула.
— Последние запасы Хьерогана сгорели вместе с моей жилеткой в том паршивом измерении. — Ощутив подозрительно фантомный прилив энергии, Сакура завела руки за голову и потянулась. — Вы что-нибудь слышали про депривацию снаЛишение сна применяется при лечении некоторых видов депрессий, особенно с элементами апатии. В психиатрическую практику этот метод был введён Вальтером Шульте в 1966 году. В его исследованиях было показано, что депривация сна улучшает состояние больных с психогенными и органическими депрессиями. Иногда депривация сна может быть использована осознанно, как форма развлечения, самопознания или легальной замены наркотикам. Методика лишения себя сна также используется для достижения изменённого состояния сознания — яркие галлюцинации, обострение органов чувств, ощущения нереальности и т. д.?
— Вроде того, — поддержал Какаши. — Говорят, от депрессии помогает.
— А вы, я смотрю, знаток. — Сакура улыбнулась. — Ну и что, правду говорят?
— Тебе виднее, ты же медик.
— Эпохи Мэйдзи? — рассмеялась куноичи. — К таким устаревшим методам уже никто не прибегает.
Какаши равнодушно пожал плечами и откинул голову на небольшой выступ, представляя себе спинку дивана вместо жесткой и неудобной скалы.
— Состояние странное, но явно недооцененное.
— Вполне, — согласилась Сакура и подняла руку к небу, обводя пальцем контур проплывающего над головой облака. — Смотрите, вон то на Паккуна похоже.
— Вообще нет. — Какаши постарался рассмотреть в белом полотне хоть что-то, отдаленно напоминающее его мопса, но это было совершенно обычное раскатистое облако.
— Значит, ваше зрение вас подводит. — Сакура развернулась к нему лицом, наблюдая, как его серые брови едва заметно нахмурились, и закатила глаза. — Ну и что не так опять?
— Голова раскалывается.
— Иметь живого медика под рукой и не воспользоваться им — настоящее кощунство. — Она протянула руки, на ощупь находя его виски, и коснулась их, сосредотачивая чакру в кончиках пальцев.
Сакура смотрела на Какаши снизу вверх, лежа на его коленях, и почему-то именно сейчас, в ненавязчивом солнечном свете, он вновь показался ей привлекательным. На здравый смысл не оставалось уже никаких надежд, но Сакуру это едва ли беспокоило. Сейчас был тот редкий случай, когда она позволила себе просто существовать, наслаждаясь моментом — ничего другого все равно не оставалось.
Сакура планомерно подняла взгляд, скользя по открытой горловине его жилета к мышцам шеи, а после — к обтянутым тканью скулам, и задержалась на контуре расслабленных губ.
Непонятное и едва объяснимое нечто затуманивало рассудок, заставляя еще теплившееся внимание концентрироваться на Какаши. Она напряженно сглотнула, прежде чем поднять глаза еще выше и встретиться с солнечными бликами в его сером взгляде, и в это мгновение Сакура окончательно потеряла себя, растворяясь в его темных радужках.
Обычно Какаши избегал долгих зрительных контактов — по крайней мере, с ней, и Сакура давно это заметила. Но почему он не прерывал эту молчаливую связь сейчас?
Сакура попыталась изучить его взгляд, прочесть в нем хоть что-то, но все было тщетно: Какаши всегда оставался для нее закрытой книгой. Все знали о нем лишь то, что он сам предпочитал показывать. Порой казалось, что он совершенно прозрачен и предсказуем, и чаще всего так и оно было. Но иногда возникали моменты, которые Сакура никак не могла в нем распознать. Сейчас был один из них.
Какаши же, в свою очередь, просто поддался забвению и отбросил все лишние эмоции, сосредоточившись на том немногом, но абсолютно прекрасном, что он всегда находил в глазах Сакуры.
— Какаши, о чем вы думаете? — Сакура опустила взгляд на его руку, лежавшую чуть выше ее колена. Они находились друг к другу слишком близко, но никого из них это будто бы не тревожило. Скорее наоборот — успокаивало.
— Я стараюсь не думать. — Он улыбнулся, но низкий голос все равно растворился в нотах печали, отозвавшихся на струнах души Сакуры.
Эмпатия была ей близка и даже очень, но почему она никогда не задумывалась о страданиях своих близких? Сакура полагала, раз они рядом, то она знает о состоянии каждого. Но ирония была в том, что она вообще ничего не знала.
Ее вечно раздражающий наставник — апогей лени и безалаберности — такой, каким она его знала, никогда не являлся таким человеком на самом деле. Казался, но не был. Совершенно очевидно, будь Какаши действительно безответственным и по-настоящему ленивым, он бы никогда не добился столь высоких результатов.
Сакуре стало не по себе от подобного заключения. Более того, она вообще не думала, что до сих пор способна на какую-либо мыслительную деятельность.
Тяжело вздохнув, она опустила свою руку ниже и придвинула ее к ладони Какаши, едва касаясь. Это было странно и, может, совсем недопустимо для их общения: все-таки они никогда не были близки. Не так, как она сблизилась с Цунаде, а Наруто — с Джирайей. У Сакуры не было никаких сомнений, что они были дороги Какаши, и он не задумываясь бы отдал жизнь за каждого из них. Но ближе от этого они не становились.
А значит, и терять было нечего.
Сакура накрыла его ладонь своей и бережно сжала пальцы, поражаясь тому, насколько его рука больше ее собственной.
— И как? — осторожно спросила она. — Получается, не думать?
Это не было жестом жалости со стороны Сакуры. Скорее, она пыталась проявить сочувствие. Она понимала, что повторная смерть Обито не могла обойти Какаши стороной. И Сакуре также было больно от этих мыслей.
— Не знаю, — честно признался он.
— Когда у вас появились мы, вам стало хоть немного легче? — его рука даже не дрогнула под прикосновением Сакуры, и она позволила себе обхватить его чуть крепче.
— Да. — Ответ хоть и был односложным, но он был искренним, и этого оказалось достаточно.
— Все будет хорошо. — Сакура попыталась ободрить его. — И с Наруто, и с Саске. Все будет хорошо с ними обоими.
— Откуда такая уверенность?
— Что бы ни говорил Саске, кроме Наруто у него никого не осталось, и он это понимает. Он не убьет единственного близкого себе человека. Не сможет.
Какаши лишь бросил слабый, нечитаемый взгляд на слишком уж убежденную Сакуру, но слов подобрать не смог. В голове творился такой хаос, что он едва ли мог мыслить здраво. Казалось, легче не станет даже во сне. От недосыпа, конечно, все воспринималось не таким навязчивым, каким могло бы быть. А самое страшное, что Какаши знал, каким оно могло быть — липкое и до боли едкое чувство вины, обволакивающее все твое нутро сожалением, неподвластным здравому смыслу. Какаши не был лишен логики и отдавал себе отчет в том, что ни в чем не виноват: ни с Рин, ни с Обито. Но подсознание было иного мнения на этот счет, превращая его в заложника собственных мыслей.
Перед глазами простиралось лишь плато полуразрушенного ущелья, покрытое трещинами и завалами, где они были совсем одни. А может, если Наруто и Саске погибли, они и вовсе остались последними выжившими. Думать об этом было страшно, и Сакура не рассматривала подобного варианта — так казалось Какаши.
Однако она думала. Просто не решалась озвучить.
Его ладонь по-прежнему лежала на бедре Сакуры, в то время как ее ладонь продолжала сжимать его руку. Почему они вообще оказались так близко друг к другу и не пытались отстраниться? Почему все казалось настолько естественным, будто именно так и должно было быть?
Какаши существовал слишком долго, следуя всевозможным правилам и принципам, построенным скорее на печальном опыте, нежели на собственном мировоззрении — на личные желания, как правило, не находилось ни времени, ни места. Но здесь и сейчас границы размылись настолько, что это развязывало руки.
Вспышкой стремительного мгновения перед глазами мелькнули воспоминания, и сознание погрузилось в забытье, выпадая из реальности:
— Шаннаро, — прошипела Сакура, после чего влепила несколько отрезвляющих пощечин. — Открывайте глаза, вы уже в порядке.
Какаши сделал глубокий вдох, как тут же об этом пожалел: резкая боль пронзила легкие, расползаясь под ребрами обжигающим пламенем. Он распахнул глаза, фокусируя размывшийся взгляд на Сакуре, сидящей поверх его бедер, и уже было открыл рот, чтобы спросить, в чем дело, как она его опередила:
— Я вам ребро сломала, не пугайтесь. — Она вытерла пот, проступивший на лбу мелкой испариной, и перевела сбившееся дыхание, наклоняясь своей грудью к его. Протянула руки к шее и поддела края маски, после чего вернула ее обратно на лицо.
— Зачем? — растерянно спросил Какаши, проводя рукой по только что надетой маске.
— Сердечно-легочная реанимация? — раздраженно переспросила Сакура, перекидывая ногу, чтобы слезть с него. — Аккуратно поднимайтесь и идемте.
— А мое ребро? — Какаши поморщился, приподнимаясь, и бросил на нее обиженный взгляд.
Выпрямившись в полный рост, Сакура откинула выбившиеся из хвоста пряди и огляделась в поисках путей отступления.
— Со сломанным походите, у меня чакры почти не осталось. — Она закрепила кобуру с сюрикенами на правом бедре и снова ожидающе уставилась на своего командира. — Постарайтесь не терять больше сознание, иначе мы точно отсюда не выберемся.
— Ты нарушила мой приказ, — добавил Какаши, любезно хватая руку Сакуры, которую она ему протянула.
Внезапно отдернув ладонь после услышанного, Сакура позволила Какаши упасть обратно на землю и добила его обвиняющим взглядом.
— Черт, я спасла вас, — выплюнула она. — Какой в этом смысл, если вы собирались погибнуть?
— Не подвергать тебя и Сая опасности, очевидно. — Хватаясь за бок, Какаши поднялся самостоятельно и обошел Сакуру, направляясь к выходу из пещеры. — И я не давал тебе права критиковать мои решения.
Сакура ничего не ответила, но подавить в себе агрессию в его адрес стоило многого: едкие упреки в неблагодарности так и крутились на языке. Она была на взводе, и ей искренне хотелось выплеснуть все это на своего командира. Плечи дрожали от напряжения, а к горлу вовсю подступала горечь слез.
— По возвращении я потребую о переводе в другую команду, — в итоге заключила она.
— Ждешь от меня рекомендательного письма? — колко бросил Какаши.
— А мертвецы умеют писать? — Как бы Сакура ни старалась, ее голос дрогнул.
Это был первый и единственный раз, когда кто-то нарушил его приказ, уязвил его гордость и раскритиковал его, будучи при всем этом совершенно некомпетентным и непонимающим человеком.
Над путями отступления работали Какаши и Сай, в то время как Сакура молча отлеживалась в стороне, едва ли в них вникая. Болезненные месячные изрядно отравляли ей жизнь. Она никогда на это не жаловалась, но сокомандники были в курсе ее самочувствия, и если таковой момент выпадал на миссии, от нее многого не ожидали.
— Паршиво быть женщиной, — между делом вставил Сай, разглядывая лежащую пластом Сакуру.
— Полагаю, — согласился Какаши, прочерчивая линию на карте.
— Я ненавижу вас обоих, — пробубнила Сакура, плотнее закутываясь в спальник.
— Ты точно все запомнила? — переспросил Какаши.
— Да! — огрызнулась Сакура, отворачиваясь от них.
Может, она и выглядела так, будто ничего не запомнила, но она запомнила все от и до. Ни у Какаши, ни у Сая не было права в ней сомневаться. Тем не менее, наблюдая ее такой потерянной и болезненной, оба решили поставить под вопрос ее осведомленность, тем самым подставившись. В итоге, помимо своей менструальной боли вкупе с подавленным настроением, Сакура была вынуждена терпеть еще и двух идиотов рядом с собой, вызволяя особенно неблагодарного с того света.
Чтобы извиниться, Какаши потребовалось несколько дней пути, передвигаясь в полнейшем молчании, и еще столько же в Конохе, изо дня в день наблюдая озлобленные взгляды своей бывшей ученицы.
***
— Твоя чакра, — полушепотом произнес Какаши, чувствуя лечебные импульсы, проходящие сквозь него, — такая приятная.
— Ох… — Сакура вздохнула, улыбаясь. — Еще бы она вам не нравилась, с такой-то мигренью.
— Нет. — Он покачал головой. — Твоя особенная. — Тяжело было подобрать слова, чтобы описать это, но Какаши попытался. — Такая мягкая и гармоничная… какие бы ни были травмы, твое лечение всегда проходило менее болезненно, чем с любым другим ирьенином.
— Сочту за комплимент. — Ощутив удовлетворение проделанной работой, Сакура перестала передавать ему чакру.
— Это он и был, — равнодушно заключил Какаши. — Если бы ты ушла тогда из команды, думаю, другого медика я бы уже не воспринял, — признался он.
— Поверьте, я бы ушла, промедли вы еще хоть день с извинениями. — Сакура нахмурилась, вспоминая ту патовую ситуацию, и подумала, что действительно была готова сменить команду. — Но увидеть вас с цветами и этими, знаете, виноватыми глазами, — на последнем слове она рассмеялась, — оказалось так забавно, что я просто не смогла на вас злиться и дальше. Хотела, но не смогла.
— Прекрати, — буркнул Какаши, предполагая, что Сакура скажет дальше.
— Помните, тогда еще мама в ужасе решила, что вы к нам свататься пришли. — Сакура так и чувствовала, как к горлу подбирается истерический хохот. — Видели бы вы ее лицо, когда я под вечер вернулась уже с другим мужчиной и еще одним букетом цветов.
Какаши закрыл глаза, воссоздавая тот день, и много времени ему не потребовалось: он прекрасно помнил то белое ципао, обтягивающее ее талию и бедра, черные подкрашенные ресницы вместо невинных розовых, и вишневый блеск на соблазнительных губах.
— Ты всегда называла своих сверстников детьми, — прикинул Какаши. — Что изменилось?
— А с чего вы взяли, что он был моим сверстником? — рассмеялась Сакура.
— И кто это был?
Сакура закатила глаза, выжидая паузу, тем самым нервируя своего собеседника, и вновь улыбнулась.
— Ну… Генма, — сдалась она.
— Если этот кретин жив, то я сам убью его, — однозначно ответил Какаши, на что Сакура еще сильнее рассмеялась.
— Как глупо, — отмахнулась она.
— А завязывать отношения с кем-то, кто вдвое тебя старше, не глупо?
— Если всех все устраивает, то почему это должно быть глупо? — Сакура пожала плечами, добавив: — Мой отец старше моей матери на шестнадцать лет.
— Ну… — Какаши уже понял, что в очередной раз угодил в капкан своих предубеждений. — Они взрослые.
Теперь Сакура разразилась смехом, уже не сдерживаясь:
— Они не всегда были взрослыми, Какаши-сенсей. — Содрогаясь от смеха, Сакура завалилась на бок и принялась жадно хватать воздух в попытке успокоиться. — Я в шоке с вашей логики, честно.
Любопытство так и одолевало, и Какаши позволил себе следующий вопрос:
— Так и что в итоге?
— Да ничего, — невозмутимо ответила Сакура, когда угомонилась. — Поужинали пару раз и все на этом. Не мой типаж.
— Ну да, на Саске он мало чем походит.
— Над ответом вы долго не задумывались, я смотрю, — с наигранной обидой ответила Сакура. — Типаж не во внешности, — продолжила она. — Просто есть что-то, что притягивает меня. И эти черты есть не только у Саске.
Сакура снова опустила глаза к его руке, которая определенно нашла свое лучшее пристанище на ее бедре, но в то же мгновение Какаши проследил за ее взглядом и отдернул ладонь.
В том месте, где он ее прежде касался, стало холодно и дискомфортно.
— Извини, — тут же отреагировал Какаши.
Сакура, недолго думая, перехватила его руку и вернула ее на прежнее место, поднимая чуть выше и смещая к внутренней стороне своего бедра. Лежа на его груди, она почувствовала, что Какаши задержал дыхание, вероятно, переваривая происходящее, и когда его ладонь напряглась вновь, чтобы отстраниться, Сакура лишь сильнее сжала ее.
— Что ты делаешь? — сомневаясь, спросил он.
— Хотите, чтобы я остановилась? — Сакура любила отвечать вопросом на вопрос — это был лучший выход, когда нужного ответа не находилось.
Да. Какаши определенно хотел, чтобы она прекратила все это — так подсказывал здравый смысл. Но в то же время ему не хотелось ее останавливать. Более того, он желал оставить все как есть и посмотреть, что Сакура предпримет дальше.
— Сочту молчание за ответ, — прошептала она, немного разведя колени и уложив его руку поверх лобка.
— Зачем?
— Разве мы не можем себе этого позволить? — Сакура сжала его ладонь бедрами, плотнее прижимая к себе, и вновь избежала ответа.
Не то чтобы сейчас было идеальное время для секса, тем более с Сакурой…
Хотя по большому счету Какаши был не против осуществить с ней это в любой момент из представившихся. Однако он был также уверен, что этого никогда не произойдет.
Он не помнил, когда именно начал рассматривать Сакуру в подобном контексте, но после их единственного конфликта он смотрел на нее уже другими глазами. Может, дело было в том, что Сакура осмелилась так открыто возразить ему, когда не осмеливался никто другой — он не знал. Однако это и разозлило, и подогрело его интерес к ней одновременно. А теперь еще это свидание с Генмой. Он думал, что она не замечает никого, кроме Саске, что будет либо с ним, либо совсем одна. Но, как выяснилось теперь, Сакура не сидела годы напролет в ожидании своего мрачного принца: мало того, что она ходила на свидания, так это были еще и его приятели.
Он смутно припоминал, что об одной из своих пассий Генма как-то решил умолчать, сославшись на то, что Какаши может не понравиться его ответ, и тема отпала сама собой. Но что это могла быть его Сакура?
Что ж, такова была жизнь, и если на что-то не осмеливался ты сам — осмеливался кто-то другой. Сакура стала прямым тому доказательством. Стоило ли сейчас руководствоваться принципами, которые лишь усложняли жизнь, или он мог хотя бы раз поддаться желанию?
— Я не спала с ним. — Сакура нарушила молчание и подняла голову. — Если это имеет значение, то ни с кем не спала. Но с вами хочу. — Она щелкнула языком и продолжила. — С Генмой… я специально тогда пошла на свидание, и это была моя инициатива. Он, конечно, тоже против не был, но все же расчет был на то, что он расскажет об этом вам. — Сакура опустила глаза и поджала губы. — И вы перестанете видеть во мне ребенка.
— Нехорошо использовать людей в своих целях, Сакура-чан, — поучающе ответил Какаши, после чего скользнул рукой выше и, подцепив резинку ее штанов и белья, коснулся разгоряченной кожи уже напрямую.
Сакура инстинктивно развела ноги, предоставляя ему свободу действий, и протянула руки к его скулам, стягивая маску — медленно и осторожно, — открывая сначала его идеально прямой нос, потом губы и подбородок. Она задержала ткань в руках и потянула на себя, заставив Какаши опуститься к ней ближе.
— Поцелуйте меня. — Сакура закрыла глаза, чувствуя рядом с собой его горячее дыхание, и приоткрыла рот, касаясь своими пересохшими губами его — на удивление влажных и мягких.
Хоть Сакура и сказала, что ни с кем прежде не спала, тот факт, что она ни разу и не целовалась, стал настоящим откровением. Движения ее губ — неумелые, но уверенные, — ее сбившееся дыхание, ее клубничный запах, смешанный с кровью и потом, ее влажные розовые ресницы — все это сводило с ума. Но окончательно потерять голову, поддаваясь рефлексам, заставила ее влага, смочившая пальцы. Когда она вообще успела так возбудиться?
Какаши осторожно развел ее складки, проталкивая средний палец ко входу, и мягко надавил, растягивая. В ответ на это Сакура сжала колени, лишая его возможности двигать рукой, и резко вдохнула.
— Расслабься, — попросил Какаши, целуя ее в лоб и задирая свободной рукой спортивный топ над небольшой грудью.
— Больно, — прошептала Сакура, переводя на него взгляд с крупицами проступивших слез.
— Пока еще я могу остановиться. — Ответив более чем однозначно, он вытащил из нее палец, и, несмотря на обильную смазку, Сакура все равно вздрогнула.
— Может, сразу… ? — она кивнула в область его топорщащихся штанов, и когда Какаши схватил ее запястье, прислоняя к себе и позволяя почувствовать свой размер, она разочарованно вздохнула, потому что даже его палец ощущался болезненно. А о том, что она ощутила через ткань его одежды, и думать было страшно, потому что он оказался слишком велик. — Я… — Сакура запнулась на полуслове, пытаясь сформулировать мысль о том, что вряд ли он в нее вообще поместится. — Ничего не…
— Просто доверься мне и попробуй все-таки расслабиться. — Вероятно, Какаши не был до конца честен ни с собой, ни с ней: остановиться он уже не мог и не хотел.
— Ладно. — Сакура согласилась и приподняла бедра, стягивая с себя штаны.
Разглядывая ее напряженные плечи и изящную поясницу, Какаши постелил на землю свои жилетку и кофту, раздевшись сам, и уложил на них Сакуру. Развел собой ее ноги и навис сверху, запуская в розовые волосы руку, чтобы ей было удобнее.
Сакура же лишь послушно отзывалась на его движения, полностью отдаваясь инициативе своего командира. Она уже не была уверена, что хочет продолжить, но совершенно точно не хотела ничего прекращать. Ее разрывала двойственность ощущений, где она абсолютно не могла расслабиться, находясь полуобнаженной на возвышающемся плато, что держалось на божьем слове, и интереса несбыточной фантазии.
Когда-то давно Сакура сильно переживала из-за своих чувств. Однако после разговора с Ино и Тен-Тен, которые признались ей в том, что очень даже рассматривали своих учителей в сексуальном плане (а Ино и вовсе предпринимала попытки соблазнить Асуму), все встало на свои места.
И Сакура больше не пыталась подавить в себе зародившееся зерно интереса.
Когда она уже спокойно принимала в себя два пальца, Какаши добавил третий, и в этот момент он знал одно: насколько это было непросто для Сакуры — настолько это было тяжело и для него. Он всегда считал себя достаточно сдержанным человеком, но не поддаться искушению, оттягивая время, чтобы ее подготовить, было очень непросто. Однако Сакура все больше расслаблялась, доверяясь ему, и это льстило. Льстило, несмотря на то, что член уже болезненно упирался в штаны, желая поскорее освободиться от пережимающей его ткани.
Покрывая поцелуями тонкую шею и ключицы, Какаши опустил руку к своим штанам и оттянул резинку, сдавленно выдыхая и обдавая теплом ее бледную кожу, отчего Сакура покрылась мурашками.
Она привстала на локтях, чтобы увидеть, наконец, то, что, как она знала, совсем скоро окажется в ней, и обреченно вздохнула.
— Знаешь, — Какаши улыбнулся, — это, пожалуй, самая неоднозначная реакция из всех.
— А как реагировали обычно? — Сакура закусила губу, оценивая его размер.
— Обычно положительно. — Какаши почти рассмеялся, наблюдая ее застенчивый румянец и откровенный интерес в глазах, что, казалось бы, должны друг другу противоречить, и сочел это самым прекрасным зрелищем в своей жизни.
— Ладно. — Она зажмурила глаза, предвкушая самое ужасное, и развела ноги шире.
— Сакура, просто расслабься, — повторил он, распределяя членом ее смазку.
Приставив головку ко входу, он обхватил обеими руками ее румяные щеки и заключил в поцелуй, чтобы отвлечь ее внимание, после чего несильно подался вперед, толкаясь.
Оказавшись внутри и ощутив невероятную тесноту ее стенок, по телу словно прошелся разряд молнии. Такой, будто он поверг себя своим же Райкири, только в приятном смысле.
Отчаянно хотелось схватить ее за бедра и ускориться. И Какаши, конечно, ни на что не претендовал, но памятник в честь его выдержки после этого раунда оказался бы очень кстати. Потому что держать себя в руках, чувствуя, как ее мышцы сжимают изнемогающий от желания член, было настолько же приятно, насколько и болезненно.
Приятно удивившись, что это оказалось не так уж и невыносимо, Сакура обвила его спину ногами и прижала к себе, вынуждая погрузиться в нее полностью.
От осязания его силы и веса рядом с собой, над собой и в себе, Сакура совершенно забылась, распадаясь на атомы. Она ощущала себя в такой безопасности, в какой никогда не ощущала себя прежде. Даже дома, лежа в собственной постели, она не испытывала такого яркого спокойствия и чувства защищенности, как здесь и сейчас, находясь под ним.
Сакура не знала, что будет дальше, и все, чего ей хотелось сейчас — растянуть этот момент до конца своей жизни.
***
Привычная слуху тишина сменилась отдаленными голосами, но ветер не принес с собой облегчения и надежды — он ударил в лицо, приводя в чувства и возвращая в суровую действительность.
Какаши чуть сильнее сжал обнаженную кожу Сакуры и открыл глаза, сосредотачиваясь на происходящем: едва заметно ощущалось присутствие чужой чакры, и, вероятно, им следовало поторопиться.
— Сакура, просыпайся. — Какаши бережно поднял ее за плечи, усаживая. — Тебе нужно одеться.
Сакура еще несколько раз моргнула и перевела на него разочарованный взгляд — засыпая, она уже не надеялась, что проснется вновь.
— Все закончилось? — переспросила она, поправляя топ на своей груди, и смущенно отвернулась, опомнившись.
— Цукуеми развеялось, — предположил Какаши.
— Жаль. — Она вздохнула и поднялась на ноги, лениво разминая шею.
Какаши не стал реагировать на ее пессимистичное заключение. Отряхнув от песка безрукавку, он оделся сам и перевел ожидающий взгляд на Сакуру.
— Сакура, прошу тебя, одевайся, — с нотами нетерпения повторил он.
Она раздраженно хмыкнула себе под нос и принялась натягивать штаны.
— Думаете, кому-нибудь сейчас будет до нас дело? — подавленно спросила Сакура.
— Сейчас вряд ли. — Какаши равнодушно пожал плечами. — А потом с большой вероятностью возникли бы некоторые вопросы.
— Вы жалеете об этом? — Сакура остановилась и дернула его за рукав, заставив обернуться.
— Отчасти. — Какаши разжал ее руку и мягко подтолкнул в спину, чтобы та шла впереди.
— Отчасти? — переспросила Сакура. — И как мне это понимать?
— Та часть, где ты расстроена и подавлена, как сейчас.
— То есть вы к этому не причастны? — Сакура вновь остановилась, чтобы получить очевидный толчок в спину.
— Причастен, и мне жаль. — Его ладонь ненадолго задержалась меж дрожащих лопаток и ссутулившихся плеч, прежде чем отстраниться, оставив после себя ощущение пустоты и холода.
— Ясно. — Это было последнее, что произнесла Сакура, но холод ее слов эхом раздавался в сознании Какаши еще несколько недель, прежде чем они снова переспали.
[Три месяца спустя. Ночь перед инаугурацией]
Сакура уже битый час крутила в руках чашку с трижды остывшим чаем и раздраженно покачивалась на ножках стула. Разговаривать о чем-то серьезном с этим человеком было невыносимо, особенно, когда он так отчаянно пытался сменить тему на любую другую, кроме единственно важной.
— Просто скажи, чего ты от меня хочешь? — Какаши сдался в тот момент, когда в очередной раз встретился с ней взглядом.
— Я уже сказала, — сквозь зубы прошипела Сакура, прикладывая все усилия, чтобы не запустить в него фарфоровой чашкой.
— Завтра церемония. — Какаши распахнул окно и вдохнул свежий ночной воздух. — Просто дай мне время.
— Я не собираюсь участвовать в этом цирке. — Сакура хрустнула пальцами и залпом выпила настоявшийся крепкий чай. — Зачем ты вообще согласился? Это просто смешно. Ты… — она едва не задохнулась от своих эмоций, — ты отчет-то нормально написать не в состоянии. Какой, к черту, пост Хокаге?
— Перестань вести себя как эгоистка, меня никто не спрашивал. И какая уже разница, если все решено?
— Ах, ну если конкретно ты все решил, то разницы уже действительно никакой. — Сакура вскочила со стула, заставив тот с грохотом удариться о стену, и подошла к Какаши, почти упираясь лбом в его грудь. — В таком случае, не смею вас тревожить, господин Шестой.
Какаши набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул, искренне желая наложить на Сакуру дзюцу молчания. Потому что выносить ее такую оказалось настоящим испытанием. И будь он чуть умнее, то напомнил бы Сакуре, где входная дверь, и в полном спокойствии уже лег спать, чтобы не выглядеть завтра как разбитое корыто. Однако на задворках сознания, где-то глубоко-глубоко внутри, где еще теплилось вечно подавляемое зерно его личности, Какаши понимал, что Сакура права. И, если отбросить все моральные аспекты, он очень даже разделял ее точку зрения. Но едва ли мог себе в этом признаться.
— Дай мне два года, — переведя дыхание, попросил он. — Я подготовлю Наруто, уйду в отставку и сделаю все, что ты захочешь. Ками, я жениться на тебе собираюсь, только дай мне это чертово время.
— Не дам и дня! — огрызнулась Сакура. — Я уезжаю завтра, и либо ты едешь со мной, либо я еду одна.
— Я не могу просто взять и бросить все накануне церемонии. — Какаши схватил ее за руку и развернул к себе, когда Сакура сделала шаг в сторону коридора.
— Повторяю еще раз, — растягивая по слова слогам, Сакура нахмурила брови. — Я не буду ждать. Хватит с меня ожиданий. Где гарантия того, что это не затянется дольше, чем на два года? — Какаши ничего не ответил, тогда она продолжила: — У тебя было три месяца, за которые ты ничего не предпринял. Я не собираюсь бегать к тебе каждую ночь целых два года, как девочка по вызову, еще и под хенге. Если бы мы обнародовали отношения сразу, за связь со мной тебя бы отстранили от титула Хокаге. Старейшины такого бы точно не допустили. — Сакура рассмеялась. — То есть ты бы вообще ничего не потерял.
— Обито помог нам победить в войне, — напомнил Какаши. — Это была его мечта, я не могу закрыть глаза на его последнюю просьбу.
— С его подачи война и началась! — сорвавшись, Сакура перешла на крик. — С его подачи Девятихвостый атаковал деревню. Какое право после всего этого он имел перекладывать на тебя свои желания? Твои друзья испортили тебе жизнь. — Стиснув кулаки, Сакура ощутила потрескивание чакры, скопившейся в ее каналах и не находящей выхода. — Рин бросилась под твой удар, не задумываясь о том, как ты будешь с этим жить, а Обито готов был уничтожить весь мир из-за этого. Где тут логика? Причем тут вообще ты? — Сакура, не выдержав подступившей истерики, разрыдалась. — Подумай хоть раз о том, что будет лучше для тебя, а не для кого-то другого и тем более умершего.
Сакура сглотнула образовавшийся в горле ком и смахнула слезы, отступив назад.
— Я не собираюсь разделять с тобой чужую мечту, — уже спокойно заключила она. — Ну а ты можешь жить как хочешь. Только без меня, пожалуйста.
По Какаши будто катком проехались. Совершенно и полностью он был морально истощен. Он ненавидел выяснять отношения и терпеть не мог женские слезы, и за все то время, что Сакура присутствовала в его доме, он тысячу раз хотел просто исчезнуть, лишь бы закончить этот разговор. Но, тем не менее, до сих не предпринял ни единой попытки выставить ее за дверь.
— Ты хотела мне что-то отдать? — напомнил Какаши.
— Хотела, — согласилась Сакура. — Но теперь не хочу.
На подкашивающихся ногах Сакура едва не оступилась, успев схватиться за дверной проем, и, не оглядываясь, поспешила к выходу.
Какаши с места так и не сдвинулся. Он даже не попытался ее остановить, и Сакура, к сожалению, это предвидела. Не то чтобы она была откровенно удивлена такой реакцией, но все же надеялась на лучшее.
Подобные ультиматумы редко приводят к желаемым результатам, но как бы там ни было, она уже не могла выносить такой постыдной связи, в которую сама себя и загнала. Как бы хорошо Какаши к ней ни относился, роль любовницы ее не устраивала.
Опасаться за репутацию Какаши, ожидавшего инаугурации, которая и не сдалась ему вовсе, было так же глупо, как и соглашаться на его условия, чтобы продолжать отношения. Даже бегая за Саске, она не чувствовала себя такой слабой и ничтожной, как сейчас, бегая к Какаши домой под действием хенге. Это было настолько унизительно, что сейчас, осознав все это, Сакуре хотелось просто наложить на себя руки.
Из раза в раз она задавала себе вопрос о наличии хоть какой-нибудь самооценки, но ответа не находилось. Как и давно потерянной самооценки. Ценил ее Какаши или нет, было абсолютно не важно, если она не ценила себя сама. И если для того, чтобы прийти к такому выводу, она должна была пережить весь этот кошмар, то может оно и к лучшему. Потому что представляя другого мужчину в обозримом будущем, Сакуре было откровенно страшно от осознания, во что еще она могла бы вляпаться.
Делая ставку на то, что Какаши — человек взрослый (вроде как), она рассчитывала избежать всех тех проблем, что были с Саске. Но Какаши оказался еще хуже, чем Учиха — Саске хотя бы не давал ей ложную надежду.
***
Будучи уже дома, Сакура принялась собирать вещи под фоновые наставления матери и отца, которые были единственными, кого она известила об отъезде.
— Я против такого радикального решения. — Кизаши скрестил руки на груди и бросил неодобрительный взгляд на свою дочь. — Почему нельзя просто взять отпуск? Приведешь мысли в порядок в какой-нибудь спокойной деревушке недалеко от нас и вернешься?
— Ничего не изменится, когда я вернусь. — Сакура покачала головой и обернулась к родителям. Я не хочу продолжать жить такой жизнью, — она вздохнула, — и я больше не хочу оставаться в Конохе. Меня и до войны здесь все отягощало. Не хочу, понимаете? Я начну все с чистого листа.
— Ты даже хозяйство вести не умеешь, — вмешалась Мебуки. — Как ты собираешься жить одна? Ни готовить, ни стирать, — она схватилась за голову, — ты же вообще ничего не умеешь.
— Значит, научусь. — Сакура раздраженно сдула прилипшую прядь с лица и продолжила складывать вещи. — Хотите вы того или нет, я уеду, ясно? Мне не стать самостоятельной, пока вы рядом… и я не начну себя ценить, пока все вокруг напоминает мне о моих неудачах. И я не хочу каждый гребанный день видеть или что-то слышать о Шестом!
— Ты будешь писать нам каждые три дня, — безапелляционно заключила Мебуки, зная, что спорить с Овнами — то же самое, что биться головой об стену.
— Мам, я не собираюсь жить в глуши, где нет связи. — Сакура перевела дыхание и успокоилась. — Там будет телефон, и я позвоню. Но мне не нужны ваши внезапные визиты. По крайней мере, сейчас. Когда я буду готова, позову вас с папой в гости. Мне это правда нужно. Переживать за меня тоже не стоит, — успокоила их Сакура, застегивая косметичку.
— Во сколько поезд? — сдавшись, спросил Кизаши. — Мы тебя проводим.
— Не нужно. — Сакура отказалась, мотнув головой, и потянулась за рюкзаком, чтобы проверить время. — Черт… — она вздохнула и вскинула руки.
— Что такое? — хором спросили родители.
— Придется выходить раньше и покупать новый билет, — с досадой пролепетала Сакура. — Старый я потеряла. — Она решила не шокировать их тем, что додумалась вновь заявиться к Какаши и забыть у него рюкзак.
Родители весьма категорично отнеслись к их роману, и Сакура была удивлена тем, что сейчас они промолчали. Мебуки уже пыталась прежде убедить ее в том, что мужчина, который не остепенился в таком возрасте, не остепенится уже никогда. А Кизаши и вовсе словно забыв о разнице в возрасте с собственной женой, упрекал дочь в том, что это ненормально. Так что Сакура была благодарна им обоим уже за то, что они хотя бы сейчас воздержались от упреков. Она поставила их в известность около месяца назад, и на вопрос о причине столь внезапного отъезда ответ был очевиден: Какаши.
Увидев, как Сакура уже несколько минут смотрит в одну точку, Мебуки сделала шаг навстречу и обняла дочь.
— Я тебе бенто в дорогу приготовлю, — ласково сказала она, не зная, как еще можно ее поддержать. Чего ни скажи — все будет без толку. Мебуки знала: нужно время, и чем больше, тем лучше.
Как мать она ощущала огромный укор совести за то, что пренебрегла декретом и вернулась к миссиям слишком рано. Возможно, поставь она свое материнство на первое место, Сакура была бы воспитана совершенно иным образом, а главное — ценила бы себя гораздо больше, чем сейчас. Мебуки едва не расплакалась, вспоминая, как, возвращаясь с очередного задания, Сакура радовала ее своей не по годам развитой смышленостью. Она считала себя хорошей матерью, полагая, что ее дочь справляется со всем сама. Но Сакура не справлялась. Спустя долгие годы, когда Мебуки уже вышла на пенсию, это стало очевидно: Сакура выросла замкнутым, необщительным и совершенно неуверенным в себе человеком.
Но время вспять не повернешь.
***
Невыспавшаяся и с растрепанными волосами, Сакура сидела на железнодорожном вокзале, ожидая своего поезда. Места в классе люкс были уже все распроданы, поэтому пришлось выкупать последнее свободное, и, судя по расположению, ее полка находилась у самого туалета, отчего Сакура раздраженно фыркнула, сморщив нос. Учитывая сегодняшнюю инаугурацию, все должны были ехать в Коноху, а не из нее. Тогда какого черта билеты в обратную сторону были распроданы?
До прибытия оставалось еще десять минут, и Сакура решила взбодриться кофе. Оставив сумку на лавочке, она взяла кошелек и направилась к ближайшему автомату. Кинула в него пару монет, кликнув по кнопке «двойной эспрессо» и принялась ждать, пока механический бариста организует ей кофейный завтрак.
Получив звуковое извещение о том, что стаканчик можно забирать, Сакура осторожно подцепила края пальцами и притянула его к себе, отпивая пару глотков.
«Отвратительно» — подумала она, будто от растворимого кофе с вокзала можно было ожидать чего-то иного.
Какаши каждое утро варил ей свежий и ароматный кофе, за который без сомнения продал душу дьяволу, потому что он был чертовски вкусным. То ли от нахлынувшей ностальгии, то ли от дешевого кофе на голодный желудок, Сакуре поплохело.
Вдалеке уже виднелись огни прибывающего поезда, и она поспешила к скамейке за сумкой. На перроне скапливалось все больше людей, так что Сакура решила не толкаться и зайти последней, спокойно допив свой паршивый кофе — время ожидания в сорок минут ей это позволяло.
Дождавшись, когда все рассядутся по вагонам, она допила остатки кофе и смяла пластиковый стаканчик, швырнув его в урну. В голове не было ни единой мысли, перед глазами — сплошная неизвестность.
Сакура сделала шаг навстречу к вагону, как в то же мгновение замерла, почувствовав за собой возникшую тень.
— Почему не заходишь? — спросил знакомый голос со спины, но запах ментолового геля для душа ударил в нос первым. Проводя дни и ночи в квартире Какаши, Сакура и сама успела пропитаться этим ароматом, оставив свой клубничный шлейф в далеком прошлом.
Развернувшись, она едва не свалилась под поезд: Какаши стоял перед ней, без маски, с зачесанными назад волосами, что выглядело чертовски сексуально, а в правой руке через плечо висела спортивная сумка.
Сакура склонила голову влево, неверяще рассматривая его, а потом, так же, не сводя глаз, наклонила вправо, всем своим видом выражая неподдельное удивление.
— Учитывая, какой сегодня день, в маске я был бы слишком очевиден, — пояснил он, протягивая руку к сумке Сакуры, чтобы забрать ее. — Наш вагон в самом конце, идем. — Его губы изогнулись в мягкой улыбке, которую Сакура наблюдала впервые без маски, а из кармана показались два билета класса люкс, что прежде были куплены ею для них обоих.