Утро началось тихо.
Одинокие солнечные лучи заливали небольшую комнату, продвигаясь с каждой секундой всё ближе и ближе к стоящей в углу кровати, на которой, зарывшись с головой в одеяло, лежала блондинка и недовольно бурчала что-то себе под нос. Однако попытки снова провалиться в сон оказались тщетны: солнце продолжало перебрасывать свои лучи со стен на паркет, не оставляя выбора, кроме как всё-таки стащить себя с постелим, чтобы руки с виднеющимися следами от смятой простыни сами интуитивно задвинули шторы, только после этого посылая импульс всему остальному телу, что пора идти в ванную. Ведь только там она сможет открыть глаза, и то, как минимум после пяти минут неподвижного сидения на прохладной поверхности с мыслями о чашке кофе с небольшим добавлением молока и сегодняшнем образе, который был продуман до мельчайших деталей: свободная чёрная футболка с гордым названием альбома «Вдох», красная юбка чуть выше колен с миленьким бантиком спереди, колготки в широкую сетку и высокие мартинсы с красной шнуровкой.
Макияж должен быть тёмным с подведённым нижним веком, в уголках глаз блёстки. Губы при этом лучше не красить, а волосы оставить распущенными, потому что любая другая причёска просто бы развалилась ещё в первые минуты после выхода на сцену из-за того, что стрижка неподатлива к чему-то сложнее хвостика или небрежного пучка с оставленной спереди чёлкой.
Причина тому неравномерность и объём, придаваемый вьющимися концами — главной фишкой на ряду с медовым цветом глаз, отлично гармонирующим с тёмной одеждой и аксессуарами вроде браслета с несколькими значками, самым ярким из которых была рокерская коза, также изображённая на разных других вещах. Например, на сумке, где уже виднеется полноценное название созданной чуть больше двух лет назад панк-рок группы, состоящей из Кадзухи, Сяо, Чайлда и Люмин — вокалиста, барабанщика и двух гитаристов. Четырёх верных друзей, которых ещё со школы объединила музыка и не желание просто стоять в толпе, почему их образы каждый раз были неповторимо уникальными и броскими, несмотря на то, что нашлось немало людей, считающих их стиль, наоборот, слишком взвинченным и агрессивным.
Особенно это всегда касалось женских образов, которые Люмин всегда выбирала сама, без какого-либо принуждения, предпочитая по большей части советоваться с Чайлдом, так как во время выступлений они обязательно должны гармонировать из-за частых взаимодействий вроде танца в собственный ритм, обмена взглядами или демонстрации друг другу различных рожиц, что, возможно, не очень честно по отношению к остальным. Но ни Сяо, ни Кадзуха ни разу не возникали по этому поводу, понимая, что так или иначе, они всё равно одна команда, представляющая сегодня свой третий альбом.
Его название вертелось у всех на устах вот уже несколько дней, подтверждением чему становится шёпот группы девочек, сидящих в хвосте автобуса, на который Люмин села, приковав свой взгляд к небольшому табло с названием остановок, чтобы не пропустить нужную, поскольку в том районе, где будет происходить концерт, она ещё ни разу не была. Чего не скажешь о Чайлде, ведь это именно он предложил всё организовать в ночном клубе «Саламандра» с огромной ящерицей на вывеске, обвивающий бокал с мартини, который, по идее, должен светиться круглосуточно. Иначе можно пройти мимо, чего, однако, удалось избежать благодаря стоящим возле дверей парням, каждый из которых держал в руках по сумке.
— Хэй! — крикнули трое одновременно, но первым раскрыл руки для объятий Чайлд, как всегда быстро пробежавшись взглядом по внешнему виду девушки, решившей накраситься и переодеться непосредственно перед самим мероприятием, дабы ничего не испортить.
— Да, салют, — Люмин улыбается, после чего тянется сначала к стоящему ближе всего Кадзухе, а потом к Сяо, не отличающимся особой разговорчивостью ещё со школы, что делало из него изгоя до момента вступления в группу, где он, тем не менее, продолжал занимать более молчаливую роль. — Местечко выглядит так себе.
— К вечеру здесь будет более красочно, верно? — вокалист переводит взгляд на рыжеволосого, который, лишь утвердительно кивнув, тянется к ручке, чтобы, как подобает настоящему джентльмену, открыть для всех дверь в тёмное помещение с огромной барменской стойкой и самое главное — сценой.
Причём, достаточно просторной в отличие от некоторых других клубов, где особо не походишь, не задев при этом локти друг друга или какой-нибудь провод, отвечающий за колонки или свет софитов, какие здесь обещали иметь разные цвета для большего эффекта. В конце концов, они же не какие-нибудь простые музыканты, а рокеры с чёрным маникюром и макияжем, рисуемым за час до начала, в чём-то вроде гримёрки с одним единственным сидячим местом из-за чего для помощи друг другу приходилось порой чересчур нарушать личное пространство, отчего становилось немного неловко разве что Чайлду, относительно недавно осознавший свою влюблённость в гитаристку.
Хотя, казалось, к этому ничего не шло: они всегда общались в одной и той же манере, вместе гуляли часами напролёт, делились мыслями, кривлялись, заигрывали, поддаваясь адреналину — и всё же, теперь, когда Люмин прижимается во время объятий, он надеется, что нельзя почувствовать то, как сильно бьётся его сердце, потому что иначе ему пришлось бы вырвать его, несмотря на всю свою внешнюю крутизну и дерзость. Отчасти из-за того, что таким он стал только после знакомства с ней — энергичной, авантюрной и весёлой Люмин, которая подпевает Кадзухе, при этом звонко ударяя по струнам электрогитары и не забывая смотреть в лазурные глаза напротив с таким теплом, что можно сказать — она также влюблена.
И это не будет ложью.
Люмин и правда любит Чайлда уже какой-то определённый период своей жизни, но не стремится делать первый шаг из-за страха разрушить ту идиллию, что они построили, ограничившись кокетством на сцене, как это происходит и в этот раз: она стоит у самого края сцены, поставив ногу на одну из колонок, он подходит сзади и позволяет на себя облокотиться, при этом не сбиваясь с собственного боя даже при взгляде на то, как тонкие пальцы с неумолимой скоростью выполняют перебор. И всё это до момента, пока не начинается второй куплет, в котором они должны сократить дистанцию настолько, чтобы можно было слиться в поцелуе, но в самый последний момент передумать.
«Ведь это не больше, чем шоу» — напоминает внутренний голос в то время, как сердце каждого стучит всё сильнее и сильнее, заставляя забыть об окружении, как это бывало во время репетиции, где, правда, солист мог если что предотвратить то, чего оба так боялись... но в то же время очень хотели. Как хотели и фанаты, обожающие создаваемую ими химию и подогревающие обстановку криками и хлопками, что вскоре умолкли.
Мироздание померкло.
Кто поддался соблазну — неясно.
Чайлд просто ощутил блаженное тепло губ гитаристки, и растаял, словно масло, немного ослабив игру из-за мелкой дрожи, какую испытала и Люмин, первая разорвавшая их контакт, несмотря на желание выпустить из рук гитару и зарыться в рыжие волосы. И плевать, что на них смотрит несколько сотен человек и собственная команда — адреналин в крови зашкаливал и хотелось большего, что отображалась во всём последующем концерте, прошедшем на ура, о чём свидетельствовало отсутствие головной боли и лёгкость в теле, позволившая подняться с кровати и побрести в ванную, чтобы, набрав в ладони воды, плеснуть её на лицо. А потом ещё раз и ещё, чтобы наверняка смыть остатки глубоко сна и, взглянув на собственное отражение уже более-менее трезвым взглядом, оценить масштаб происходящего.
Футболка не испачкана, юбка на месте, носки лежали у изголовья дивана, обувь стояла в прихожей в таком же идеально чистом состоянии, в каком была впервые надела. Макияж практически не потёк, осыпавшись лишь немного под глазами, что быстро смылось водой, но вот в горле была пустыня, а желудок требовал срочно хотя бы какой-нибудь еды, посылая телу импульс для того, чтобы войти в кухню, где едва слышно гремело несколько бутылок: недопитый ром, кофейный ликёр и сироп со вкусом корицы, который был куплен буквально за десять минут до закрытия магазина, для того, чтобы сделать не простые шоты, а «фееричное падение», рецепт которых они нашли в книге по изготовлению коктейлей. И, судя по частично стёртым воспоминаниям, падение и правда выдалось фееричным.
Недаром ноги ватные, Чайлд сидит за столом, опустив голову на стол, один свалил куда-то с утра пораньше без объяснения причины, а другой, судя по доносящимся из ванной звукам, обнимался с унитазом, что в обычной обстановке отбило бы весь аппетит, но не сегодня. Тем более, что с похмелья лично у Люмин аппетит становился зверским, почему, взяв в руки сковородку и достав из холодильника несколько яиц, она начинает готовить самую простую и быструю в мире яичницу без дополнительной кукурузы или бекона, включив на фоне ютуб.
В рекомендации первой же строчкой вылезают записи с их концерта, на одной из которых Кадзуха прыгает в толпу, на другой крупным планом показана она, разговаривающая с фанатами, пока остальные переводят дыхание, а на третьей — поцелуй. Короткий, лишённый чрезмерной страсти, но всё же романтичный засчёт того, что в этот момент глаза у обоих сияют под светом софитов и на губах Чайлда остаётся алый след, который он толком не смыл до сих пор, что вызывает лёгкую усмешку.
— Чего смеёшься? — еле слышно бубнит гитарист, найдя в себе силы поднять голову.
— Ничего, — отложив телефон в сторону, ответила Люмин намного более бодрым голосом. — Просто тут столько видео опубликовали с нашим участием и с тем, что... мы вчера сделали.
— Что конкретно? — попросил напомнить Чайлд, судя по внешнему виду, и правда не до конца понимающий, о чём именно идёт речь то ли из-за сильной мигрени, то ли из-за похмелья или и того и того сразу, и разве что, когда девушка показала ленту, всё стало ясно.
Воспоминания, словно накрыли волной, заставив залиться краской от смущения, увидев которое Люмин почувствовала себя так же немного глупо и смущённо, но в то же время свободнее, так как то, что произошло вчера не сон, а самая что ни на есть реальная реальность, развязывающая руки. Исключительно в хорошем смысле, если, конечно, Чайлд не считает, что поцелуй был неправильным и лишним, несмотря на то, как живо на него отреагировали фанаты, наверняка ждущие теперь объяснений по типу почему и как. Что уж говорить о Сяо и Кадзухе, вполне возможно сразу не обратившим внимание на этот инцидент, о котором ещё со вчерашнего вечера без остановки трубят во всех соц. сетях.
— Кажется, мы в полном дерьме, да? — его голос звучит непривычно осторожно, пока лазурные глаза внимательно следят за чужой мимикой в попытке предугадать, чем всё это может кончится.
— Ну… смотря, что ты имеешь в виду, потому что да, теперь все в курсе произошедшего, но… не плевать ли? — окончательно отвлёкшись от готовки, Люмин чуть склоняет голову в бок, что опять — в миллионный раз — не может оставить равнодушным. — Я имею в виду, вариантов у нас всё равно не много.
— Можно сказать, что это была лишь задумка шоу, — Чайлд говорит то, чего меньше всего ожидалось услышать в том числе и от самого, поскольку, когда, если не сейчас, раз обстоятельства сложились так, что всё можно решить тремя словами.
— Но ведь мы оба знаем, что всё не так, — на этот раз блондинистые брови хмурятся, сходясь на переносице. — К тому же, судя по видео, инициатором стал ты.
«И правда» — посмотрев ещё раз в экран, где на повторе крутился данный момент, отозвался внутренний голос.
— Я… не должен был делать такое, просто… — опять не в свойственной себе манере, начинает растягивать слова парень, при этом смотря куда угодно, но только не на гитаристку. — Есть определённая часть меня, которую я склонен скрывать, потому что...
Он бросил быстрый взгляд на Люмин, будто ища в её золотистом взгляде что-нибудь, что говорило бы «замолчи», но та не молчала, не забывая следить за приготовлением завтрака.
— Если говорит вкратце, то я люблю тебя, и… знаю, как несуразно это звучит, за что приношу свои извинения. Я не должен был…
— Повтори-ка.
— Что? — Чайлд искренне испугался, почувствовав, как сердце пропустило удар — так же, как и у стоящей впереди фигуры, что застыла с лопаткой для готовки в руках.
— То, что сказал.
— Я люблю тебя? — выдержав недолгую паузу, нашёл в себе силы ещё раз признаться он, после чего снова повисла тишина, продлившаяся будто вечность, как для него, так и для неё:
— И я тебя тоже, — на коротком выдохе ответила Люмин и постаралась, как можно скорее вернуться к завершению готовки завтрака, который нужен был им обоим.
И для снятия последствий похмелья, и для полного осознания ситуации, где оба наконец-то сделали первый шаг, позволяющий не придумывать отговорки, а напрямую заявить о своих романтических намерениях.