Хайтам не помнил, как оказался на коленях перед Сайно. Кажется, он какое-то время просто лежал головой на чужих бедрах и...спал?
Он всегда старался следить за собой, когда они выпивали, но сегодня карточная игра, вино и разговоры медленно превратились в то, что они имеют сейчас.
На него сверху смотрит пара заинтересованных глаз, а на губах играет улыбка. Сайно даже не шелохнулся, словно боялся спугнуть. В руках всё ещё карты священного призыва, кажется, он собирает их, потому что Хайтам явно не в состоянии больше играть.
— Ты что-то говорил во сне, — хрипловато подаёт голос он, отпивая из своего бокала. Ощущение, что все умеют пить, кроме Хайтама... Но тот уже вполне проснулся и немного протрезвел, хотя по его взгляду не понять.
— И что же? — напрягся он, даже не подумав подняться с пола. Его в целом устраивала позиция перед возвышающимся над ним Сайно, который вальяжно сидел на тахте и слегка затуманенными глазами смотрел на него. Но даже в такой алкогольной поволоке, отчётливо были видны сверкающие молнии.
— Это я хотел спросить у тебя, — он наклонился к Хайтаму и слегка приподнял его за подбородок, проведя пальцами по щеке, а затем снова вернулся в прошлое положение, откинувшись на мягкую спинку, — Ты явно бормотал во сне, и явно что-то обо мне.
— Задай задачку попроще, — усмехнулся Хайтам, задумчиво проведя подушечками пальцев от смуглого бедра до лодыжки, не замечая заинтересованного взгляда.
Молнии засверкали ярче и чаще, когда Хайтам осторожно поднял ногу Сайно за ступню, поддерживая ее под колено, а затем, ведомый каким-то чувством любви и привязанности, оставил несколько поцелуев на коже.
У генерала сильное тело, и он не скрывает его под слоями одежды - это всегда привлекало и, если честно, Хайтама тешил тот факт, что только он может касаться его, что только он знает где и сколько шрамов у него, в каких местах находятся. И сейчас он целует тот небольшой шрамик под коленкой, который оставил сам во время их битвы в пустыне. Но их недомолвки уже давно в прошлом, а сейчас этот белый след всего лишь воспоминание.
Секретарь мажет губами, оглаживая крепкие икры генерала, стянутые полупрозрачной черной тканью, которая делала его ноги ещё стройнее и красивее. Он подцепляет ее край, немного приспуская, чтобы провести кончиком носа по освободившейся части тела, словно всего остального ему мало.
Сайно замер, наблюдая за этой картиной, не смея и пальцем пошевелить, до того всё интимно было и лично. Дыхание утяжелилось, а в груди что-то нежно затрепетало. Подумать только, секретарь Академии, а так преданно сидит у него в ногах, что небольшая ухмылка полезла на лицо, но прислонив ладонь ко рту, попытался её скрыть. Хотя Сайно не менее предан, просто проявляет это по-другому, но сейчас в их крови бежит алкоголь, а потому действия столь непривычны, но не менее приятны.
Хайтаму видимо становится мало. Осторожно опустив ногу, он подполз ближе, обнимая за талию и снова целуя, но уже в живот. Тело генерала словно статуя, искусно высеченная и рельефна, что Хайтам оставляет поцелуи на каждой мышце пресса.
Ладони ложатся ему на голову, то ли, чтобы притянуть ещё ближе, то ли наоборот, отстранить, но в итоге его тянут наверх, и Хайтам повинуется, сталкиваясь наконец-то с выразительными глазами. Кажется, молнии в них сверкают ещё ярче. Всего секунда зрительного контакта, но будто проходит целая вечность, прежде чем Сайно притягивает его ещё ближе, чтобы наконец-то коснуться чужих губ в требовательном поцелуе. Пальцы зарываются в светлые пряди, путаясь в небрежной причёске, и становится так хорошо. На губах привкус вина и любви, разве что-то ещё надо?
Хайтам оглаживал его торс, бедра в опасной близости от паха, пока окончательно не положил на ещё неокрепший член ладонь, слегка сжимая через одежду, но его резко останавливают.
— Давай завтра? — мягко спрашивает Сайно, отрываясь от зацелованных губ, и нежно проводит по скуле, заправляя длинную прядь за ухо, — Я не хочу, чтобы ты снова заснул в процессе. Когда ты пьян, с тобой хочется только целоваться.
Хайтам лишь поморщился, вспоминая их неудавшийся раз, но всё же соглашается. Может пить он и не умеет, но от любимых губ оторваться слишком тяжело, даже если это не перерастет во что-то более серьезное. И если он снова начнет засыпать через десять минут, так тому и быть. Его укроют пледом и не будут трогать до самого утра.
Молнии в глазах генерала поутихли, остались лишь редкие всполохи и искры, но теперь появились бескрайняя умиротворенность и спокойствие. Он снова потянул Хайтама наверх, уже заставляя его подняться с пола и сесть рядом, чтобы обнять и вновь с трепетом поцеловать.