— Если бы ты только знал, насколько сильно я ненавижу этот город, — произнес Сокджин, стоя лицом к большому окну и медленно потягивая ирландский виски, — Серьезно, я терпеть не могу все, что вижу прямо сейчас, — эти уродливые рельефные крыши, грязный парк и европейскую архитектуру восемнадцатого века, рядом с типичными для Америки безвкусными небоскребами.

Усмехнувшись словам друга, Юнги в очередной раз с ног до головы оглянул себя в зеркале. Поправив рубашку, он уселся на диван и повернул голову к окну, пытаясь разглядеть то, о чем говорил Сокджин.

Последний год, проведенный в путешествии по Европе, повлиял на них по-разному — Ким моментально влюбился сначала в Руан — историческую столицу Нормандии, пообещав себе, что, как только накопит достаточно денег, сразу же купит квартиру с видом на Руанский собор; а после полюбил и окрестности Лиссабона, разрываясь между искренними чувствами к Франции и неподдельным восторгом от португальской природы. Юнги же, как бы он ни пытался, так и не смог найти ничего родного ни среди перпендикулярной готики Великобритании, ни на испанских пляжах, ни в катакомбах под Парижем. Поэтому, едва появилась возможность вернуться в Штаты, он без зазрений совести и под нескончаемое нытье друга ей воспользовался. Мин любил Америку. Пенсильвания — его дом, Филадельфия — город, подаривший ему беззаботное детство и исполнивший юношеские мечты. Юнги нравился шелест опавшей листвы под ногами в солнечном октябре, снежное Рождество и весна, распускавшаяся тысячами тюльпанов. Он мог поклясться, что видел все это во снах, а проснувшись утром в очередном европейском отеле, до последнего не хотел открывать глаза. В следующий раз, когда Сокджин вновь придумает еще одну безумную авантюру, Мин тысячу раз подумает, прежде чем согласиться.

— Ты вообще меня слушаешь? — резко обернулся друг.

— Да, — кивнул Мин, — Ты мог остаться в Манчестере.

— Еще чего! — возразил Сокджин и, дернув ладонью, в которой был зажат бокал с виски, чуть не выплеснул напиток на пол, — Кто, кроме меня, лучшего студента университета Пенсильвании, который, между прочим, входит в «Лигу Плюща», поможет тебе в составлении плана преподавания?

— Ты учился в Уортоне, — выгнул бровь Юнги.

— А значит, знаю все о том, как запудрить мозги кому угодно, — одним глотком допив остатки алкоголя, Ким поставил бокал на журнальный столик и приземлился на диван рядом с другом, — Кстати, зачем ты это сделал? Надоела счастливая беззаботная жизнь?

Юнги не нужно было никаких уточнений — Ким говорил о его резюме на работу учителем в Центральной старшей школе в районе Уистера. Честно говоря, он и сам не до конца понимал, зачем он это сделал.

Мин окончил Пенсильванский университет — тот самый, из элитной «Лиги Плюща» — пять лет назад. Его диплом бакалавра в области английского языка и литературы пылился в доме родителей, пока он сам, пытаясь найти себя, не знал, куда податься. Юнги перепробовал все: работал официантом в дорогом ресторане на северо-западе Филадельфии, несколько недель побыл консультантом в магазине бытовой техники, стриг кусты в саду богатой леди на Йорк-Стрит и продавал свои картины на «Ибэй». Последнее, пусть так и не принесло никакой прибыли, но стало для него отдушиной. Живопись была его страстью, пламенем. Юнги начал рисовать еще в детстве. Ему нравилось часами корпеть над мольбертом, с каждым разом заполняя холст все более сложными образами. У него не было определенного стиля, но было богатое воображение и совершенно отличительный от остальных взгляд на мир.

«Ты когда-нибудь слышал о том, что художник должен быть голоден? — спросил как-то отец, найдя в комнате Мина одну из его картин, — Я сделаю все возможное, чтобы ты никогда не стал художником».

Родители считали его увлечение несерьезным. Самым важным для них — уважаемого бизнесмена и идеальной домохозяйки — было блестящее образование и престижная работа в будущем. Юнги, будучи хорошим сыном, согласился, но скрестив за спиной пальцы. Отец хотел, чтобы он продолжил семейное дело, и, окончив Уортон, занял одну из руководящих должностей в «МинБилдинг» — строительной компании, основанной его прадедом еще семьдесят лет назад. Но Мина это совершенно не интересовало. Окончив школу, он предпочел не нагретое кресло руководителя, а еще одну свою страсть — английскую литературу. Учитель точно не будет голоден, и отец, скрипя зубами, согласился.

Юнги с упоением погрузился в выбранные дисциплины, проводя все свободное время в университетской библиотеке, а по ночам, вырвавшись наконец из родительского дома, рисовал. В кой-то веке он чувствовал себя на своем месте.

Студенческие годы пролетели слишком быстро, и Мин, держа в руках диплом, вдруг понял — быть преподавателем, наставником, ментором или кем угодно, с кого неокрепшие детские умы должны брать пример, — он не готов. Одна только мысль об этом вгоняла его в неподдельный ужас. Пять лет Юнги избегал разговоров о работе по специальности. Пять лет он отворачивался, проходя мимо школ. Пять лет у него дрожали колени, едва он представлял, что стоит перед учениками. Сейчас ему тридцать. Мин перепробовал все. Так не могло больше продолжаться — он осознал это, сидя на скамейке в парке в пригороде Берлина. В тот же вечер его резюме отправилось прямиком на почтовый адрес Центральной старшей школы в Филадельфии. Для более напыщенно-серьезного вида пришлось немного приврать, но конечным результатом Юнги остался доволен. Завтра — седьмое сентября, первый учебный день в этом году. Мин официально учитель английской литературы.

— Захотелось чего-то нового, — ответил Юнги, почувствовав, как начали дрожать колени, — Это интересный опыт, не находишь?

— Честно? — улыбнулся Ким, закинув руку на спинку дивана, — Ни капли. Следить за тем, чтобы пятьсот малолетних анархистов не вляпались в какое-нибудь дерьмо, — звучит не особо интересно.

— Анархистов? — рассмеявшись, переспросил Мин, — Такого я еще не слышал.

— Четырнадцать-семнадцать лет — самый ужасный возраст, — задумавшись, друг поднял взгляд к потолку, — Вспомни, чем мы занимались, сколько раз оказывались в полицейском участке. Разве это не анархизм?

Быстро перебирая в голове смазанные картинки различной степени давности, Юнги, согласившись, кивнул. Благодаря Киму его жизнь сложно было назвать скучной или однообразной. Они познакомились еще в раннем детстве — этому поспособствовали родители, которые дружили между собой много лет кряду. Отец Сокджина — бывший мэр Филадельфии, уважаемый в городе человек, посодействовавший развитию бизнеса семьи Мин в начале двухтысячных. С его подачи «МинБилдинг» расширила свою власть, обогнав остальные конторы, и стала ведущей строительной компанией сначала в городе, а после и во всем штате. Так что, дружба между Юнги и Сокджином была буквально предрешена судьбой.

Школьные годы, о которых говорил Ким, были действительно веселыми — вечеринки, путешествия на каникулах, поддельные удостоверения личности для беспрепятственной покупки алкоголя, снова безумные вечеринки и тяжелое похмелье по утрам. Юнги не помнил примерно половины — алкоголь заботливо стер постыдные и спорные моменты его бурной юности. Но все это вряд ли можно было назвать анархией. Анархия — система взглядов, основанная на человеческой свободе и отрицающая власть человека над человеком, — Мин помнил об этом из уроков истории. А то, что они с Сокджином творили, было скорее детским безрассудством, подкрепленным родительскими деньгами. Или идиотией. Зависит от стороны смотрящего.

— Ладно, — поднявшись с дивана, Юнги поправил рубашку и, взяв со стола книгу, которую от скуки начал читать в самолете до Филадельфии, собрался выйти из гостиной, — Спасибо за бесплатный философский курс, но мне пора идти.

— Куда? — удивился Ким.

— Хочу немного расслабиться перед первым рабочим днем, — ответил Мин, протирая кеды влажной салфеткой, — Схожу в бар или паб, пока не знаю.

— С книгой? — саркастично возмутился друг, — Что это за бар такой?

— Не скажу, — открыв дверь квартиры, Юнги напоследок обернулся на Кима, — Не хочу, чтобы ты пришел и все испортил. Захлопни дверь, когда будешь уходить, — он похлопал себя по карманам, проверяя наличие ключей, — Увидимся завтра вечером. Может быть.

— Я буду ждать твоего звонка, милый, — промурлыкал Сокджин в своей привычной, переполненной сарказмом манере, — Не забывай про презервативы, а еще лучше — натяни сразу два, мало ли что. Целую.

***

Остановившись у входа в бар «Сидр Пойнт», Чимин в одну затяжку докурил сигарету «Американ спирит», взятую у случайного прохожего, и, поморщившись от застрявшей в горле горечи, бросил окурок в мусорку. Заглянув в небольшое помещение через стеклянную дверь, он оценил обстановку — возможное присутствие полицейских и отсутствие на своем посту вышибалы — и, зачесав назад волосы, недавно покрашенные в каштановый цвет, вошел внутрь.

В «Сидр Пойнт» пахло прокисшим ячменным элем, пережаренными бургерами и потом. Его «почти английская» атмосфера вгоняла скорее в тоску, чем будила желание провести здесь вечер. Пак не любил это место. Здесь всегда было слишком много людей, отстойная музыка и отвратительный запах, который въедался в одежду. Но с другой стороны — «Сидр Пойнт» был единственным баром в Филадельфии, где документы если и проверяли, то делали это спустя рукава, поэтому Паку и его фальшивым водительским правам не составляло труда заказать «Амстел» и занять высокий стул у барной стойки.

— Сливочный эль, пожалуйста, — прокашлявшись, Чимин кивнул бармену. Сегодня ему хотелось попробовать чего-нибудь нового.

Подняв на него строгий, вопросительный взгляд, парень за барной стойкой недоверчиво вытянул вперед губы и, поиграв пару раз нижней челюстью, все же поставил перед Паком полную пинту мутно-желтого напитка. Схватив стакан за узкую часть внизу, Чимин сделал пару глотков и пристыженно отвернулся. Эль был безвкусным, и, если бы не едва ощутимое сливочное послевкусие, немного сбавившее отвращение, он бы выплюнул его обратно в пинту. Чувствуя на себе взгляд бармена, Пак повернул голову в другую сторону, разглядывая посетителей. Через два стула от него вполоборота сидел парень с взъерошенными темными волосами. В одной руке он вертел бокал с, судя по цвету, виски, а в другой держал книгу. Странный выбор для вечера в дешевом баре.

Поймав себя на мысли, что он смотрит на незнакомца слишком долго, подмечая мелкие детали его внешности — слишком сосредоточенный на чтении вид, родинку над линией нижней челюсти и слегка прищуренные, видимо из-за плохого зрения или слишком тусклого освещения, раскосые глаза, кажется, карего цвета, Чимин резко отвернулся, глотнув еще немного пива. Бесполезно. На незнакомца хотелось смотреть. От серьезного выражения его лица внутри у Пака разливалось приятное тепло. Он уже чувствовал нечто подобное, но не мог вспомнить, когда именно. Они оба не были знакомы и наверняка ни разу не встречались на улице или в магазине, но Чимину понадобилось от силы минут пять, чтобы понять — этот парень именно тот, ради кого он сюда пришел.

Закрыв книгу, незнакомец допил остатки своего виски и, подозвав бармена, жестом попросил его повторить. Воспользовавшись моментом, Пак подсмотрел название и, достав телефон, вбил его в «Гугл».

— …повсюду царила война, — смазав горло сливочным элем, Чимин вдруг процитировал случайно выбранную строчку из книги с многообещающим названием — «Время жить и время умирать», — Повсюду, в головах и сердцах тоже.

Удивленно похлопав ресницами, незнакомец взглянул сначала на книгу, а после, переведя взгляд на парня напротив, легко улыбнулся.

— Интересуетесь творчеством Ремарка? — спросил он.

— Не читал ни одной книги, — Пак улыбнулся в ответ, — Просто нужно было как-то начать диалог.

Замолчав, незнакомец понимающе кивнул и отпил немного свежего виски. У Чимина перехватило дыхание — чем дольше он смотрел на парня, тем сильнее он завораживал. Его темная челка, спадавшая на лоб и глаза, цеплялась за ресницы, и каждый раз, когда он моргал, пряди двигались вверх-вниз, как крохотные марионетки. А его глаза… черт. В радужках шоколадного оттенка отражались огоньки, висевшей над барной стойкой гирлянды: желтые, красные, огненно-оранжевые. Если бы прямо сейчас перед Чимином возник сам Дьявол, он без раздумий продал бы свою душу, жизнь или вообще что угодно, лишь бы никогда не забывать блеск незнакомых глаз.

— Мин Юнги, — встав со своего места, парень пересел на стул рядом с Паком.

У него были красивые руки, с длинными пальцами и ровно постриженными ногтями; белая кожа казалась нежной, почти шелковистой, поэтому Чимин без размышлений приветственно пожал протянутую ладонь.

— Пак Чимин, — Юнги кивнул и повернулся к бармену, жестом заказав еще два бокала виски.

Вновь одарив Пака недоверчивым взглядом, парень за стойкой отвинтил алюминевую крышку с бутылки в форме своеобразного треугольника и, наполнив бокал, толкнул его по столешнице.

— Интересуешься литературой? — спросил Мин, не переставая доброжелательно улыбаться.

— Вроде того, — отодвинув пинту с безвкусным сливочным пивом в сторону, Чимин лихо глотнул виски, тут же ощутив жар в горле и груди, — Я план… — он замялся, нервно почесав щеку. Раз уж разыгрывать спектакль, то перед всеми и до конца, — …поступил в Пенсильванский.

— Ого, — удивился Юнги, — Какой факультет выбрал?

— Английский язык, — Пак почувствовал, как жар добрался до кончиков ушей, — Если не сложится с преподаванием, стану сценаристом и уеду в Голливуд.

Это была почти правда. За исключением того, что до поступления нужно было окончить выпускной класс. Английский язык Чимин выбрал еще в средней школе — гуманитарные науки всегда давались ему гораздо легче, чем точные. Он не был отличником, просто старался держать успеваемость на более-менее хорошем для поступления уровне, списывая алгебру и химию у более продвинутых одноклассников. А дома, когда появлялось свободное время, шерстил отцовскую библиотеку, нередко зачитываясь до глубокой ночи. Литература была его отдушиной. Она позволяла отвлечься от собственных проблем, показывая совершенно другие, нередко фантастические миры и измерения. Оставался всего год — и ложь Пака стала бы правдой. Поэтому, глядя в глаза Юнги, ему было почти не стыдно.

— Это как раз мой предмет, — ладонь Мина неожиданно легла на колено Чимина.

Пак вздрогнул от удивления, едва не опрокинув свой бокал. Опустив взгляд, Юнги одернул руку.

— Извини, — смущенно произнес он, — Я не хотел.

— Ничего, — ободряюще улыбнулся Пак и, отставив бокал, сам коснулся пальцев Юнги, выстукивавших ритм по твердой обложке книги.

Чимин пришел сюда вовсе не для того, чтобы мило пообщаться с первым встречным. Ему нужно было расслабиться, хотя бы ненадолго избавиться от пугающих мыслей о предстоявшем выпускном году. Если бы об этом узнал кто-нибудь из его знакомых, они бы без задней мысли осудили Пака, но у него было совершенно иное мнение. Лучше так, чем наркотики.

Встретившись взглядом с Мином, Чимин невольно улыбнулся. В его глазах читалось недоумение, но за ним можно было разглядеть легкую искру — еще совсем слабую, но разгоравшуюся с каждым осторожным движением. Щеки Юнги залились румянцем, он выпрямился, но взгляд не отвел, видимо, ожидая продолжения.

Переплетя пальцы и чувствуя горячую кожу Мина, Чимин спрыгнул со стула, безмолвно прося его двинуться следом. Не думая ни секунды, парень выполнил его завуалированное требование.

Пол в уборной «Сидр Пойнт» был завален обрывками туалетной бумаги, а пахло еще хуже, чем у барной стойки, но ни Пак, ни Юнги даже бровью не повели. Не разрывая зрительного контакта, Мин поднял его на руки и усадил на раковину. Ноги Чимина обвились вокруг его талии; он уловил его запах — смесь виски и древесного парфюма. Голова закружилась то ли от выпитого виски, то ли от присутствия Юнги. Незнакомец был так близко, но в тот же момент до боли в животе далеко, и это сводило с ума.

Не выдержав, Чимин сам подался вперед, коснувшись губ Мина. Он ответил так же моментально, как и принял решение уединиться в грязной уборной дешевого полуанглийского бара. Его поцелуи были нежными, манящими, но в то же время страстными и горячими. Ладони Юнги блуждали под футболкой Пака, сжимая талию и поглаживая ребра, а после опустились к бедрам, прижав их тела сильнее, плотнее друг к другу.

— Я не смогу сдержаться, — разорвав поцелуй и заставив Чимина жалобно застонать, Мин коснулся своим лбом его лба. Он тяжело дышал, а его ноги мелко дрожали.

— И не нужно, — прошептал Пак, — Кабинки свободны.

Не сказав ни слова, Юнги поднял его с раковины и, поставив на пол, завел в случайную кабинку. Едва серая дверь закрылась, Пак вновь впился в его губы — парень отвечал не менее настойчиво, заставляя Чимина дрожать и постанывать.

Резко остановившись, Юнги прильнул к его коже, целуя и оттягивая ее. Стараясь не оставить следов, он был осторожен и, черт, Пак готов был прямо сейчас провалиться сквозь землю.

Идя ко дну от наслаждения, Чимин вытянул руку вниз и, нащупав ширинку Мина, без зазрений совести расстегнул молнию. Обхватив пальцами твердый член через белье, Пак провел по нему всего пару раз, и, ощутив тяжелое протяжное дыхание на своей шее, резко остановился, заставив парня отстраниться.

— Уверен? — спросил Юнги, глядя ему в глаза.

— Да, — кивнул Пак и, расстегнув ремень своих джинсов, развернулся к нему спиной, — Я чист, не переживай.

Приспустив сначала белье Чимина, а после и свое, Юнги очень сильно пожалел о том, что не послушал Сокджина. Презерватив сейчас бы не помешал. Нет, он не боялся чем-то заразиться или вроде того, просто на презервативе есть хоть немного смазки.

Проведя рукой по ягодицам, Мин, заблаговременно смочив два пальца вязкой слюной, ввел их в Чимина. Удивленно вскинув бровь, он понял, что Пак не только чист, но и достаточно растянут для практически беспрепятственного проникновения.

Ощутив холодные пальцы внутри, Пак с пошлым вскриком выдохнул. Юнги двигал ими медленно, но точно по цели. И без того стоявший член Чимина начал подергиваться. Он хотел немного помочь себе, ускорить процесс, но из-за наслаждения так и не смог оторвать ладоней от стены.

Вынув пальцы, Юнги вошел грубо, предварительно смазав член слюной — не смазка, конечно, но уже лучше, чем совсем ничего. Пак снова вскрикнул и, сильнее вжавшись в грязную серую стенку кабинки, начал двигаться навстречу парню.

Пошлые шлепки, заполнившие небольшое помещение уборной, возбуждали еще сильнее. Чимин стонал, а Мин, грубо сжимая его талию и бедра, тяжело и шумно дышал. Они были знакомы полчаса, не больше, но прямо сейчас они были самыми близкими друг для друга людьми. Пак практиковал подобное не впервые, но то, что он чувствовал, — такого он не испытывал еще ни разу. Было в этом Мин Юнги нечто чарующее, притягательное, и Чимин, до этого не желавший обременять себя долгосрочными отношениями, хотел бы узнать его получше. Если такое, конечно, возможно.

— Я сейчас… — выдохнул Пак и, едва коснувшись пальцами своего члена, излился прямо на стену, — Кончу.

Юнги, кажется, его не услышал. Его движения стали рваными, практически непрерывными. Он тоже на грани.

Прильнув лбом к спине Чимина, Мин сделал еще несколько глубоких толчков и, выйдя, кончил в свою ладонь.

— Неплохое знакомство вышло, — оперевшись спиной на запертую дверь, сказал Пак.

— Лучшее из тех, что у меня были, — многозначительно подтвердил Юнги и, подняв на себя его лицо чистой рукой, легко коснулся его губ, — Приятно познакомиться, Пак Чимин.

***

Перевернувшись на другой бок, Юнги почувствовал, как его лица коснулись лучи еще горячего сентябрьского солнца. Поморщившись от яркого света, он услышал приглушенный смешок и открыл глаза.

— Доброе утро, — Мину потребовалось немного времени, чтобы понять, кто и почему лежал в его постели.

— Доброе, — произнес он в ответ, улыбнувшись.

Юнги практически не помнил, каким образом они оба оказались в его квартире. Последней четкой картинкой в его памяти была неопрятная уборная в «Сидр Пойнт», и то, как из-под полузакрытых век на него смотрел Чимин — еще по сути мальчишка, но, черт возьми, как же он был хорош. Его каштановые волосы, небрежной укладкой падавшие на лицо; тонкий, почти бархатный голос; невероятный красоты черты его лица и пухлые розовые губы — его образ хотелось перенести на холст, закрепить и восхищаться им каждый божий день, а настоящие мелкие булавки в его ушах, которые Юнги вчера упустил из виду, придавали его образу легкого, притягательного бунтарства. Давно Мин не чувствовал подобного. И слишком давно не смотрел на кого-то вот так — с отчетливым желанием запомнить каждую мелкую деталь. Лежа прямо сейчас в своей спальне, он наконец понял — возвращение в Филадельфию было верным решением.

— Ты не спал? — спросил Мин и лег в более удобную позу.

— Нет, — помотал головой Чимин, отложив книгу, которую вчера читал Юнги, — Не смог оторваться.

Мин легко улыбнулся. Кажется, не он один ощутил нечто особенное. Иначе зачем парню потребовалось прочесть именно эту книгу, из того огромного множества различной литературы, что хранилась на полках огромного книжного шкафа прямо напротив? Или, быть может, ему просто хотелось в это верить?

— Это твоя первая книга Ремарка, я помню, — Юнги проследил за тем, как Пак лег к нему лицом, сунув ладони под подушку, — Понравилась?

Вблизи Чимин выглядел еще более привлекательно. Его лицо не тронула ни одна морщинка, а глаза — ореховые, с темно-зеленым переливом у зрачка — блестели, как у фарфоровой куколки. Он был слишком красив. Настолько, что, казалось, его красота уже успела стать для Мина приговором. Отныне он видел Пака как единственного натурщика для своих картин. Удивительно, ведь Юнги никогда в жизни не писал портреты.

— Очень тяжелая книга, — ответил Чимин, — Заставляет задуматься о том, что нужно ценить то, что имеешь, как бы очевидно это ни звучало. Завтра может не настать, а может принести с собой самую тяжелую потерю. Ремарк между строк говорит о том, что любовь переживет любые преграды, — разлуку, беду и даже смерть.

Неосознанно вытянув ладонь вперед, Юнги коснулся его лица, убирая со лба непослушные пряди волос. Замерев и задержав дыхание, парень лишь осторожно следил за его движениями. Чуть подавшись вперед, Мин коснулся его губ, сминая их нежно и почти неощутимо.

— Что будет дальше? — тихо проговорил Чимин, — Ну… с нами?

— Не знаю, — честно признался Мин.

Ему бы тоже хотелось знать ответ на этот вопрос. Случайный секс в уборной бара не походил на хорошее начало отношений, но и ограничиваться одной встречей, пусть и весьма яркой, Юнги совершенно не хотел. Они не знали друг о друге ничего, кроме пары незначительных деталей, однако чувство внутри не ослабевало, а наоборот — требовало не отпускать, не отводить взгляд и даже не отдаляться от парня хотя бы на пару миллиметров.

— Может, сходим куда-нибудь вечером? — Мин улыбнулся собственной банальности, — В ресторан, кино или погуляем в парке?

— Это будет свидание? — глаза Чимина вспыхнули.

— Кажется, да, — кивнул Юнги, переплетя их пальцы.

— Ладно, — согласился Пак, — Надеюсь, нас не ждет такая же судьба, как Эрнста и Элизабет.

Разомкнув губы, чтобы ответить, Мин вдруг вспомнил о первом рабочем дне. Черт! Подскочив с постели, он взглянул на настенные часы — начало девятого.

— Мне нужно бежать, — Юнги открыл дверцу шкафа и снял с полки заранее подготовленную одежду — брюки, взятые у Сокджина, и рубашку от «Гесс», купленную непонятно зачем в Риме, — Сегодня мой первый рабочий день, и я должен произвести хорошее впечатление.

— Позвонишь мне после работы? — поднявшись на локтях, Пак разочарованно выдохнул.

— Конечно, — натянув брюки и наспех застегнув мелкие пуговицы рубашки, Мин подошел к нему и поцеловал в лоб, — Тебе разве не нужно на учебу?

— Я прогуляю первый ур… — Чимин вовремя прикусил язык, — Лекцию. Первую лекцию. Обычно на них не бывает ничего интересного.

— Хорошо, — Мин понимающе кивнул, — Когда будешь уходить, захлопни, пожалуйста дверь.

— Только скажи, где лежат ценные вещи, — ярко улыбнулся Пак, вновь упав на подушку, — Деньги, например, или драгоценности.

— Такого здесь нет, — рассмеялся Юнги, — Самое ценное, что есть у меня, — книги и картины. Но для остальных это лишь бесполезные пылесборники, — обувшись, он еще раз поцеловал парня, надеясь на то, чтобы запомнить вкус его губ на как можно дольше, — Все, мне пора.

Выйдя в узкий коридор своей квартиры, Мин взял портфель, в который еще вчера днем положил все, что могло ему пригодиться, — ежедневник, с тщательно расписанным учебным планом, пару карандашей и игрушку-антистресс, подаренную Сокджином, и вышел на лестничную клетку. Быстро спустившись по ступенькам и почувствовав, как новые «Оксфорды» уже успели натереть ноги, Юнги отсалютовал первому попавшемуся такси.

— Огонц Авеню, Центральная старшая школа, — сказал он, сев на заднее сиденье, — Оплата наличными.

Машина тронулась, и Мин, взглянув в окно, выдохнул, пытаясь расслабиться. Мысли о предстоящем рабочем дне заставляли его колени дрожать. Примут ли его ученики? Удастся ли заинтересовать их? А расположить к себе? Юнги не знал о преподавании ничего и, как назло, никак не мог припомнить, чего хотел от «идеального» учителя, когда сам был школьником. Повезло, что директор Боулз любезно согласился ввести его в курс дела и поставил первый урок Мина вторым по счету у одного единственного класса, — выпускного. Есть шанс, что они не такие дикие, как тринадцатилетки.

— Что же, — выдохнул Юнги, цепляясь взглядом за филадельфийские пейзажи за окном машины, — С Богом.

***

Подойдя к главному входу в школу, Чимин достал из кармана телефон и, нажав на кнопку блокировки, взглянул на время. Всего без пяти минут десять. По дороге он успел зайти домой за рюкзаком и покурить в укромном месте в парке, и все равно успел ровно ко второму уроку. Им можно было гордиться.

— Пак Чимин! — этот рассерженный голос невозможно было не узнать.

Обернувшись, Пак проследил за тем, как к нему приблизилась Миранда. В ее глазах застыли искры неподдельного гнева, но в остальном она выглядела превосходно — уложенные каштановые кудри, блестевшие на солнце; узкая юбка и полупрозрачная желтая блузка из летней коллекции «Майкл Корс» — Чимин знал об этом только потому, что девушка сама назвала ему выбранный бренд пару дней назад; и туфли с острым носом. В новом учебном году она решила поразить всех своим внешним видом. Другие ученики, одетые в толстовки и спортивные штаны или леггинсы, замечая ее, лишь непонимающе оборачивались вслед. Пак и сам, даже несмотря на то, что знал о планах Миранды, был поражен.

— Отлично выглядишь, — он выгнул губы.

— Я полчаса ждала тебя около «Старбакса», — Миранда проигнорировала его слова, — Не мог бы ты объяснить, почему так вышло?

С тех пор, как у них обоих появились карманные деньги, они придумали себе своеобразный ритуал: каждое утро встречаться возле «Старбакса» и, взяв кофе, идти в школу. По дороге Миранда рассказывала свежие сплетни, Пак перемывал кости учителям, или они молча слушали музыку, поделив наушники — не важно, главное, что компания была отличной. Они были неразлучны. Если Чимина не было дома, значит, он был с Мирандой. Везде: перед школой, на переменах, обеде, после и даже по ночам. Со стороны могло показаться, что они пара, если бы не одно большое «но». Они родственники. Двоюродные брат и сестра. Иногда Паку казалось, что они с Мирандой разлученные и поделенные между членами семьи сиамские близнецы, — настолько сильно они были похожи что внешне, что характерами. Но сестра была на год младше, и иллюзии быстро разбились о детские фото, на которых новорожденная, завернутая в детское розовое одеяло, Миранда лежала рядом с подросшим Паком на диване. Жаль. Отличная была теория заговора.

— Я проспал, — соврал Пак, растягивая слова, — Такого больше не повторится.

Миранда знала о нем все, но рассказывать ей о прошлой ночи Чимин пока не хотел. Для начала ему нужно было решить — это случайная интрижка или роковая встреча? Почему-то хотелось верить, что второе.

— Ладно, — протянула сестра и, услышав звонок, закатила глаза, — Мне пора. Какой у тебя сейчас урок?

— Английский, — ответил Чимин, поднимаясь по мраморным ступеням.

— Так значит, это у вас будет первый урок с новым учителем, — ее глаза вспыхнули, — Говорят, он симпатичный. Потом расскажешь. Пока-пока.

Смешно сорвавшись на бег, сестра скрылась за углом, ведущем к аудиториям. Улыбнувшись, Чимин помотал головой. Со стороны могло показаться, что Миранда была одной из тех девчонок, образы которых обычно эксплуатировали в фильмах, — милашка-глупышка с наивным взглядом, не интересующаяся ничем, кроме моды и игроков школьной футбольной команды. Но на деле она была отличницей, любимицей преподавателей, умела выслушать и дать совет. А бренды, журналы или парни были нужны ей только для того, чтобы еще больше убедиться в собственной неотразимости. За это Пак ее и любил.

— Учебный год только начался, а мистер Пак уже успел опоздать, — на его пути возник мистер Боулз — директор школы. Коренастый мужчина лет, наверное, пятидесяти, держал в руках записную книжку, — Что можете сказать в свое оправдание?

— Не хотел приходить, — усмехнулся Чимин, — Но потом вспомнил, что меня ждет мистер Боулз, поэтому я здесь.

— Сегодня вам повезло, — директор указал карандашом в его сторону, — Но, если еще раз опоздаете, останетесь после уроков. Полки и полы в библиотеке уже успели соскучиться по вашей тряпке, мистер Пак.

— Нет, — страдальчески протянул он, — Сжальтесь, прошу вас.

Помещение, отведенное под библиотеку, было одним из самых больших во всей школе. И, без преувеличений, самым грязным и неприглядным. Пыль там возникала буквально из ниоткуда, а рукописи столетней давности, хранившиеся в архивах, наверняка были заражены сибирской язвой. Чимин так и не нашел в себе сил хотя бы просто приблизиться к ним.

— Звонок, кажется, уже прозвенел, — мистер Боулз вскинул карандаш вверх так, будто его осенило, — За каждую минуту опоздания вы получите плюс день к уборке. Время пошло, мистер Пак.

Ретировавшись, Чимин отсалютовал ему по-военному и бросился бежать.

Директор Боулз был хорошим человеком. Его любили и, что самое главное, уважали все ученики. В прошлом году, когда его хотели отстранить от должности, в школе не оказалось ни одного человека, не вставшего на его сторону. Объявленный бойкот и бунт не остались незамеченными — заявление об отстранении быстро отозвали, и все вернулось на круги своя: директор в свой кабинет, ученики в классы. А Пак — к уборке, потому что опоздал даже на своеобразный митинг.

Забежав в аудиторию, Чимин расслабленно выдохнул — учителя все еще не было. Поздоровавшись с одноклассниками, он сел за свою парту и, достав из рюкзака тетради и книгу — ту самую, которую читал сегодня ночью в квартире Юнги. Тепло улыбнувшись, Чимин открыл страницу, на которой остановился, и, уперев кулак в щеку, продолжил читать.

— Прошу прощения за опоздание, — услышав звук открывшейся двери и тараторивший мужской голос, Пак даже не поднял взгляд, — Директор Боулз задержал меня, подробно рассказывая об уровне вашего образования и о требованиях ко мне как к учителю.

Кончик маркера заскрипел, коснувшись магнитной доски. Чимин отложил книгу и откинулся на спинку стула, наблюдая за мужчиной. Со спины он казался молодым. Но стоп. Где Пак видел эту рубашку?

— Вы можете называть меня мистер Мин, — держа в одной руке толстый блокнот, а другой выводя буквы на доске, он поставил точку после темы урока и повернулся к классу.

Его блокнот громко и глухо столкнулся с деревянным полом, напугав девчонок за первой партой.

Время для Чимина будто остановилось. Прямо перед ним и перед всем классом стоял Юнги. Тот самый, с которым Чимин провел прошлую ночь. Тот, которому сказал, что учится в Пенсильванском университете. А рубашка, которую Пак узнал, сидела на нем просто идеально.

— Черт, — констатировал Мин, глядя прямо Чимину в глаза.

Весь класс обернулся, чтобы посмотреть на того, кто вызвал в учителе такую реакцию. Пытаясь увернуться от пристальных, непонимающих взглядов одноклассников, Пак начал мысленно повторять название книги. Что же, вот и пришло его время умирать. От стыда.

— Записываем тему урока, — заикаясь, Юнги поднял с пола блокнот и сел за учительский стол, стараясь смотреть куда угодно, кроме как на Пака, — «Книга, впечатлившая меня этим летом».

Дрожащими пальцами открыв тетрадь, Чимин понял, что отличная тема для сочинения лежала прямо перед ним. «Впечатлившая» — это мягко сказано. История, развернувшаяся буквально только что, благодаря этой самой книге, заслуживала «Оскар», не меньше.

Слова сами вылетали из-под грифеля крепко сжатого карандаша. Пак понятия не имел, о чем он писал, — мысли опережали его, а текст совершенно не укладывался в голове. Он рассказывал о том, что чувствовал, читая эту книгу. Главное случайно не упомянуть о том, кто в тот момент лежал рядом с ним и мило посапывал. «Черт» и его производные — отличное слово для того, чтобы описать то, что произошло.

Текст покрыл три листа слишком быстро. Отложив карандаш, Чимин взглянул на время — до звонка оставалась ровно минута. Он взглянул на Юнги. Нахмурившись и все еще тяжело дыша от осознания, он смотрел в окно справа от себя. Все такой же красивый и загадочный, как и двенадцать часов тому назад, когда Чимин увидел его впервые.

— Сдаем работы, — хрипло сказал Мин, услышав звонок.

Дождавшись, пока одноклассники выйдут из аудитории, Пак поднялся со своего места и подошел к учительскому столу. Немного подняв глаза, Юнги напрягся.

— Можно с тобой поговорить? — оглянувшись по сторонам, тихо спросил Чимин, — Я знаю, ты ошарашен, но я… я не хотел, чтобы все сложилось именно так.

— Ты сказал, что учишься в Пенсильванском университете, — вспомнил Мин, заставив его покраснеть.

— Я собираюсь туда поступать, — идиотское оправдание, — Послушай, Юнги, мне уже есть восемнадцать. То, что произошло, это бы…

— Мистер Мин, — перебил его Юнги, — Для тебя я — мистер Мин.

— Я никому не скажу, — Чимин положил сочинение на край учительского стола и поправил лямку рюкзака, сползшую по плечу, — Обещаю, никто не узнает. Просто… пожалуйста, не говори, что это конец. Прошу тебя, Юнги.

— Разговор окончен, мистер Пак, — помотал головой он, так и не подняв взгляда, — Вам лучше уйти.