***

Солнечный свет ярко бил в стёкла. Ли Донгмей на секунду зажмурилась после полумрака зашторенных окон квартиры. Открывать глаза не хотелось. Девушка отчётливо ощущала чью-то руку на своём плече и аромат лемонграсса — любимые духи лучшей подруги. Было страшно: вдруг она откроет глаза и всё исчезнет?

«Хочу, чтобы это была реальность», — мысленно попросила девушка. — «Пожалуйста, пусть это будет реальность…»

Донгмей собралась силами и открыла сперва один глаз. Периферийным зрением увидела оранжевое пятно туники сбоку. Тогда она открыла второй глаз и повернула голову. На неё смотрела задорно улыбающаяся Сюй Жилан. Такая живая. Такая РЕАЛЬНАЯ.

— Ты для книги, да? — склонила она по-птичьи голову набок.

Похоже, странное поведение подруги её не особо удивило. Привыкла к тому, что та частенько выпадает из окружающего мира и уходит в себя или выкидывает что-то странное, чтобы «прочувствовать» персонажа.

— Вроде того… — прошептала Донгмей, чувствуя как в горле встает твёрдый комок, а на глаза наворачиваются слезы. Мир вокруг превратился в размытое пятно, она с трудом различала контуры столиков, стульев, людей, пришедших в кафе. Девушка сморгнула слёзы, делая картинку чётче.

— Ты чего? — с тревогой и одновременно теплотой в голосе спросила Жилан, и Донгмей, не выдержав, опустила взгляд.

— В глаз что-то попало, — соврала она.

— У меня зеркальце с собой. Может, ресничка?

Из уже до боли знакомой лакированной сумочки было извлечено на свет такое же до боли знакомое карманное зеркальце. Ли Донгмей вздрогнула, вспомнив, как в отражении этого самого зеркала не так давно видела тёмный силуэт маньяка.

— Не надо, — поспешно произнесла она. — Уже прошло. Наверно, сморгнула…

— Ну-у ладно, — озадаченно протянула Сюй Жилан, убирая зеркальце обратно и садясь за свой край стола.

Мобильный Донгмей издал короткое пищание. Пришла СМС-ка.

— Это я фотку переслала, — с широкой улыбкой пояснила Жилан. — И сделай лицо повеселее! Мы всё-таки праздновать пришли.

— Что праздновать? — на автомате спросила Донгмей.

— Ну ты, мать, даёшь! — захохотала подруга так громко, что на них начали поглядывать с соседних столиков. — Ты заработалась, что ли?

Донгмей напрягла память и с трудом вспомнила, в какой именно день была сделана фотография.

— Извини, неудачно пошутила, — немного нервно улыбнулась она. — Ну, конечно, я помню, что мы празднуем. Выход в печать второй книги трилогии.

— Ох, всё-таки розыгрыши — это не твоё! Но надо отдать должное: я тебе почти поверила, — поморщилась Жилан и весело продолжила. — Ну вот, писательская карьера пошла в гору. Осталось только личную жизнь наладить. Ты ведь собираешься себе парня искать?

Донгмей уже успела забыть о том, что эта тема была затронута за столом. Она с удивлением отметила, что раздражает она её не меньше, чем тогда.

— Конечно, — серьёзно кивнула девушка. — Каждый день снаряжаю поисковый отряд и иду искать себе парня.

Жилан фыркнула, представив себе эту картинку, и минералка, которую она пила, расплескалась мелкими брызгами.

— Зачем же такие кардинальные меры? — спросила она, откашлявшись. — Я про тех, кто поближе. — И вкрадчиво спросила: — Ты ведь не могла не заметить, что нравишься Чжу Фенгу?

— Ты явно преувеличиваешь значение слова «нравишься», — отмахнулась Донгмей. — Мы просто давно знакомы, ещё в институте на одни подготовительные курсы ходили. Вот ему и проще ко мне с какой-то просьбой обращаться, чем к кому-то ещё. К тому же, это же Чжу Фенг. Он такой, ну… — она развела руками, не в состоянии подобрать подходящие слова для описания верстальщика. — Видимо, я просто его сто лет знаю…

— Такой обычный? — усмехнулась подруга. — Ты это хотела сказать? Ох, останешься ты без парня со своей фантастикой. Тебя же явно меньше, чем путешественник во времени или дельфийский оракул не устроит, — засмеялась она.

Ли Донгмей, повинуясь воспоминаниям о разговоре, засмеялась следом. Вот только смех получился каким-то сухим и неестественным. Жилан, произнося эту незатейливую шутку, даже не подозревала, что её слова окажутся почти пророческими. Парня из фотоателье, способного видеть, что происходит на фотографии, вполне можно назвать «дельфийским оракулом», а второго парня, если её догадка была верна и это именно он, был на её месте в том снимке, «путешественником во времени». От этих мыслей стало не по себе, вдоль позвоночника прошёлся липкий холодок. Девушка резко помотала головой, словно отказываясь принимать всерьёз такое невероятное совпадение.

— Да что с тобой такое? Ты сегодня сама на себя не похожа, — выдернул её из скомканных, как бумажная салфетка, мыслей голос подруги.

Что правда, то правда. Девушки по имени Ли Донгмей в привычном представлении больше не было. С ней произошла совершенно непостижимая метаморфоза. Её словно разобрали на части и собрали заново. Донгмей чувствовала себя выброшенной, изгнанной из нормального мира. Из нормального человеческого мира. Где люди не умеют проникать в фотографии, не могут подсматривать события, запечатлённые на снимке, не могут проживать в чужом сознании чужие жизни.

Она попыталась задержать свой взгляд на знакомых объектах. Нужна была точка отсчёта. Что-то, за что можно зацепиться, чтобы не сойти с ума. Вот столик. Вот скатерть. Вот тарелка с едой. В руке всё ещё зажаты палочки — гладкие, деревянные, мокрые от внезапно вспотевшей ладони. Всё такое реальное, привычное. Всё материально до последней ниточки. На первый взгляд. Если не помнить, что всё это — часть прошлого. Часть фотоснимка.

Ли Донгмей с ужасом осознала, что уже ничего не станет прежним. Мир для неё перевернулся с ног на голову раз и навсегда. Она всё ещё может делать привычные вещи: включать радио по утрам, просматривать электронную почту, заваривать себе кофе, делать омлет… Вот только даже если со стороны будет казаться, что всё по-прежнему, обычной жизнь больше не будет. Потому что она сама стала другой. Она побывала в двух фотографиях и будет помнить, что у неё, заурядной в общем-то девушки, есть совершенно невероятные, непостижимые, исключительные способности, с которыми, откровенно говоря, Ли Донгмей пока не знала, что и делать. Но одно знала точно: забыть об этом факте и жить привычной жизнью она больше не сможет. Она была словно поезд, поставленный на новые, только что проложенные рельсы, у которого уже не было иного выхода, кроме как идти по ним. Это было жутко и захватывающе, восхитительно и пугающе одновременно. Как будто с тарзанки летишь в ледяную воду, не зная, что там на дне.

Но обо всём этом она подумает потом. Сейчас ей нужно заставить себя сосредоточиться на разговоре. А это значит, что ей необходимо слушать, слышать, отвечать, улыбаться. Второго шанса попрощаться с Жилан не будет. Одна фотография — одна попытка.

— Прости. Я невыспалась, — сказала первое, что пришло в голову Ли Донгмей.

— Понимаю, — легко откликнулась подруга. — Ладно, оставляю тему про парней в покое. Всё равно у тебя всё не как у людей.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну, хотя бы то, что обычно дети семейное гнездо покидают, а у тебя, наоборот, родители разлетелись, — фыркнула Сюй Жилан.

— А сама-то, — покачала головой Донгмей. — Можно подумать, ты с кем-то встречаешься, а ещё десять бедолаг в очереди стоят.

— Вот тут ты права, — вздохнула подруга. — Не понимаю, что парней во мне не устраивает?

— Может боятся твоей яркой индивидуальности и напористости? — предположила Донгмей.

— Всё-таки думаешь, что петь серенаду тому симпатяге из соседней общаги было лишним? — засомневалась Жилан.

— А, вспомнила студенческие годы? До сих пор не могу понять, как тебе тогда удалось уговорить меня залезть на крышу той пристройки, чтобы осыпать вас при этом лепестками роз, — засмеялась Донгмей.

— Ну, мы же тогда изрядно приняли для храбрости, — не переставала веселиться подруга.

— И как только на весь интернет не прославились?! — покачала Донгмей головой.

— Ну и прославились бы, невелика беда! Ты же не была тогда популярным писателем. Тебя и сейчас-то в лицо только в издательстве знают… — протянула Жилан и воскликнула: — Ой, чуть не забыла, у меня же для тебя подарок!

А вот теперь надо изобразить удивление, словно она не знает, что это за подарок. Жилан долго копалась в сумочке со словами: «Да где же он?», а потом извлекла на свет продолговатую коробочку, перевязанную яркой лентой.

— Можно открыть? — согласно роли спросила Донгмей, хотя по оживлённо-ожидающему лицу подруги прекрасно видела, что не только можно, но и нужно.

Та активно закивала.

Донгмей перевела дыхание, испытав навязчивое чувство дежавю, аккуратно развязала ленту и открыла коробочку. В ней, как и ожидалось, лежал футляр с очками в тонкой сиреневой оправе под цвет глаз.

— Но у меня же хорошее зрение, — постаралась как можно естественнее удивиться девушка.

— Я знаю, — заулыбалась Жилан. — Они с простыми стёклами. Ты же как-то сказала, что со своим ростом и телосложением смахиваешь больше на старшеклассницу, чем на известного писателя. Вот я и подумала, что с очками ты будешь выглядеть солидней. А на интервью, на которое, я верю, ты однажды непременно решишься, будешь в них вообще конфеткой! — оживлённо закончила она. 

Донгмей не стала, как тогда в прошлом, оживлённо спорить по поводу того, что она лучше умрёт, чем решится на интервью.

Сейчас она сказала просто:

— Как знать.

— Вот и прекрасно! Наденешь завтра в издательство?

— Ладно. Спасибо, мне очень нравится.

Откровенно говоря, Донгмей и сама уже не помнила, когда успела привыкнуть к этим очкам. Но теперь носила их, почти не снимая, словно они были не просто аксессуаром, а частью её самой.

Перерыв в кафе подходил к концу: еда была съедена, все темы, поднятые тогда за столом, обсуждены. Скоро они вернутся в издательство и разойдутся по рабочим местам — Донгмей иногда работала на дому, а иногда в офисе. То же самое касалось и Жилан. Они поднялись из-за столика. Сейчас или никогда!

— Жилан, — внезапно окликнула её Донгмей. — Я хочу задать тебе один странный вопрос. Считай, что это для книги…

— А ты когда-нибудь задавала не странные? — приподняла тонкую бровь подруга. — Особенно, когда для книги. Ну, давай.

— Что бы ты сделала, если бы я умерла?

Жилан пару раз удивлённо моргнула, а затем внимательно посмотрела на подругу. Не уловив на лице Донгмей ни тени улыбки, пришла к выводу, что та спрашивает серьёзно.

— Разве это не очевидно? Не допустила бы этого.

— А если бы не смогла? Что бы ты стала делать, ну не знаю, в память обо мне, например? — допытывалась Донгмей.

— Не понимаю, с чего это ты вдруг… Но если так… Ну, может организовала бы какой-нибудь фонд в твою честь… — нахмурила бровки Жилан. — Одно знаю точно: ты бы точно присутствовала на всех моих рисунках до конца жизни — в каждой чёрточке, в каждом штрихе… Но вообще, не вздумай умирать! У тебя трилогия не дописана! — засмеялась она.

— Ладно. Не буду, — слабо улыбнулась Донгмей. — И вопросы странные задавать тоже больше не буду. Жилан…

Она подошла к подруге и порывисто обняла её.

— Ты чего это вдруг? — ещё больше изумилась та, но всё-таки обняла в ответ.

— Я ведь так толком и не поблагодарила тебя за подарок, — сказала Донгмей, захлёбываясь слезами. — Спасибо тебе, Жилан… Правда, спасибо… Спасибо, что ты есть в моей жизни…

И прежде, чем подруга успела что-то ответить, Донгмей слегка развела руками за спиной Жилан и хлопнула в ладоши.

Миг — и она снова оказалась в своей комнате, а перед ней на столе стояла фотография. Всё вокруг было таким реальным и будничным: стикеры с заметками, старенький ноутбук, органайзер с письменными принадлежностями. Как будто девушка никуда и не пропадала. Но Донгмей знала, что это не так. И что мир устроен не так, как она думала раньше. Будни и привычная рутина не более чем ширма для другой жизни — невидимой и необъяснимой. Жизни, где можно проникать в прошлое с помощью фотографий и даже успеть попрощаться там с теми, кто был невероятно дорог.

— Спасибо тебе, Жилан, — произнесла Донгмей, погладив пальцами стекло рамочки, за которым стояла фотография. — Спасибо, что ты была…

Теперь она знала, что Жилан всегда будет в её книгах. А это значит, что на трилогии история Оливии не закончится. Будут, конечно, в её жизни и другие повести и рассказы, но книги об Оливии и Арчи будут издаваться, пока она жива.

***